Психиатрическая лечебница им. Святых Марии, Розы и Сины

      — Райнер, эй, Райнер, ты чего? — голос Армина дрожал от ужаса.       Райнер, не обращая внимание на слова Армина, изо всех сил гнул столовую ложку. Костяшки его пальцев побелели от напряжения, вены на висках отчетливо проступили, а в глазах плясало ярое, сумасшедшее пламя.       — Эй, мужик, успокойся, — Майк крепко схватил Райнера за сжатый кулак, другой рукой пытаясь вырвать ложку.       — Я виноват. Я, — вдруг негромко заявил Райнер.       — Нет, не ты, это все они, тебя заставили, ты не мог иначе, — сбивающимся голосом начал успокаивать его Армин.       — Позовите Хису, — предложил Зик, меланхолично помешивая столовой ложкой чай.       — Да, сейчас! Майк, подержи его! — подскочив, Армин споткнулся о свой стул, но, удержав равновесие, рванул на сестринский пост.       Сидевший рядом с Райнером Леви напрягся. Близость чужого безумия оказалась очень страшной. Он никогда особо не боялся за свою жизнь, но сейчас, рядом с этой неконтролируемой яростью, затоплявшей чужую голову, он вдруг ощутил себя маленьким и абсолютно беспомощным.       — Что такое? Где он? — цокая маленькими каблучками, к их столу подбежала Хистория. За ней, испуганно хлопая глазами, бежал Армин.       — Вот. Все было хорошо, а потом начал ложку ломать, — объяснил Майк, показывая Хистории отобранные у Райнера половинки алюминиевой ложки.       — Все хорошо, я здесь, сейчас сходим к врачу, все будет хорошо, — приобнимая Райнера за плечи, начала успокаивать Хистория. Райнер, как загнанное животное, тяжело дышал, глядя немигающим взглядом в одну точку. От прикосновений Хистории он дернулся и вдруг обмяк. Хистория мягко потянула его за рукав, заставляя подняться и идти за ней в сторону кабинета Имир.       Притихшие пациенты вновь начали возвращаться к своему ужину. Леви, тряхнув головой, отогнал от себя туман чужой боли и дрожащими пальцами отломил кусочек хлеба. Есть расхотелось, но показывать свою внезапную слабость было страшно.       — И часто с ним такое? — с напускным безразличием спросил Леви.       — Бывает иногда. Его из армии из-за этого комиссовали. Что-то у него там случилось, и, говорят, он себе мозги вынести попытался. Еле успели остановить, — рассказал Армин. Его все еще трясло от страха.       — Поэтому, новенький, прячь шнурки, а то вдруг он на них повесится, — ухмыльнулся Зик.       — Я тебе не новенький, обезьяна ты очкастая. У меня имя есть, — зло огрызнулся Леви.       —Ах, прости! — хихикнул Зик. Собрав посуду, он встал из-за стола.       — А этот — просто козел, — вдруг заявил Эрвин.

***

      Ожидая дядю на скамейке во внутреннем дворике, Леви курил, вполглаза наблюдая за другими вышедшими на улицу перед отбоем пациентами из своего отделения. Ханджи, сидя в беседке, что-то шумно втолковывала Армину — даже отсюда было видно, с каким загнанным видом он на нее глядел. Пришедший в себя Райнер отрабатывал удар ногой по сосне. Микаса, так и не снявшая шарф, лежала на соседней скамейке и глядела в небо, чертя пальцем в воздухе какие-то знаки.       Леви с тревогой поглядывал на часы. Через двадцать минут запрут двери отделения, а дядя Кенни все еще не появился, черт бы его побрал. С грустью затушив сигарету, Леви поднялся и пошел в сторону корпуса.       — Эй, малой, погоди! — окликнул его дядин голос на пороге.       — А? — вздрогнув, Леви обернулся.       — Погоди, говорю. Время еще детское, не спеши на горшок, — ухмыльнулся подходящий к нему дядя.       — Скоро дверь запрут, — пояснил Леви.       — Я ненадолго. Вот твои пожитки. Совсем работа задолбала, не до тебя было.       — Ага, я так и подумал, — кивнул Леви с мрачным видом.       — Не обижают тебя здесь?       Леви с недовольством взглянул на дядю снизу вверх.       — Не дуйся, малой. Сигареткой угостишь?       — Последняя на утро осталась, — отказал Леви.       — Деньги есть?       — Есть.       — Ну и хорошо. Ладно, малой, пойду я. Звони, коль чего.       — Ага, — кивнул Леви и пожал протянутую на прощание дядину руку.

***

      Выпив махом треть бутылки воды, Леви вновь рухнул на кровать. Из-за таблеток его мучила постоянная жажда, да такая сильная, что за день он выпивал по нескольку литров воды. Разбитое об раковину колено все еще болело, но купировать этой болью накатывавшие на него обсессии становилось все труднее. Из-за дрянного мыла и воды кожа на руках шелушилась и чесалась. Чувство от самого себя было просто отвратительным.       Сон снова не шел. Со стороны постели Зика разливалось мягкое сияние экрана телефона — тот, будто ему днем времени не хватало, каждую ночь переписывался со своей дамой, иногда мерзко хихикая. Леви уже видел ее — красивая грустная девушка с длинными черными волосами несколько раз навещала Зика, приволакивая ему огромные передачки. А потом Зик полночи хрустел чипсами, усыпая пол вокруг кровати крошкам. Не то, чтобы Леви волновал бардак в жизни Зика, но вот беспорядок в палате бесил невероятно. Да, дважды в день санитарка Петра мыла полы, но толку от этого было мало — Леви все равно казалось, что вокруг стояла дикая грязь. Да, возможно, его болезнь утрировала каждую пылинку, но мириться со свинарником он не хотел даже под предлогом больной головы.       — Зик, убери телефон, спать мешаешь, — раздалось откуда-то со стороны кровати Эрвина.       — О, так ты разговариваешь? — негромко усмехнулся Зик.       Эрвин не ответил.       — Не был бы сейчас отбой, я бы тебе этот телефон в глотку забил, — заметил Леви.       — Какое счастье, что сейчас ночь, — вздохнул Зик.       Свет телефона погас. Леви с довольным выражением лица повернулся на бок и увидел, как внимательно в светлой темноте июньской ночи на него глядел Эрвин.