Шорох увядших листьев и звенящая в хмельном тумане песнь охоты неустанно преследовали маленькую, едва заметную среди высокой подгнившей травы фигуру. Она стремительно бежала, пыхтела, стенала. Лёгкие её заходились надрывным хрипом, а сердце, словно обезумевшее, почти выскакивало сквозь пробитую и истекающую плоть.
Он чувствовал их. Ощущал каждой клеточкой своего изуродованного змеиными существами тела. Бежал и всё больше ужасался тем монстрам, что когда-то были его мучителями семьёй. Всё его тело было в крови. Она сочилась из глубоких и адски горящих полос, сквозь которые проглядывались дроблённые кусочки рёбер. Его раны саднили, шипели и, казалось, даже растворялись от едкости смертельного яда, обильно впитывающегося будто бы в самую сущность мальчика.
Он нёсся сквозь древесных монстров словно подстреленная лань, хромая, иногда спотыкаясь или цепляясь за острые, безжалостно раздирающие кожу сухие ветки. Камни и попадающие под ноги коряги ничуть не щадили бедную добычу, что всеми силами старалась просто выжить.
...внезапно нога мальчика налетела на незамеченную в попыхах преграду.
— "АХ!"— прозвучало из его окровавленных уст, когда тело подвело его и он споткнулся о коварно скрывшуюся в траве корягу.
Повалившись наземь, мальчик не успел и пикунуть. Гиганские кольца стремительно и безжалостно — до хруста ломких костей— сжали его тело, и маленькая фигурка, хрипя от боли и ужаса, в одно мгновение пропала в тёмной и бесконечно страшной глубине змеиной пасти...
*** С сиплым криком Россия подрывается с кровати. Он задушенно хрипит, до боли впивается ногтями в нежную кожу и, смиренно дрожа, ждёт, когда ночной кошмар наконец отпустит его из своих отвратительных и невозможно страшных лап. Давно ему такого не снилось. Давно страх не преследовал его ночами, в темноте, и он уж подзабыл — каково это: просыпаться в холодном поту, сквозь судороги пытаться вдохнуть хоть глоток Отрезвляющего воздуха. А затем долго — больною душою — метаться от невозможности различить тончайшую грань реальности и сна. Наяву ему мерещатся злобно сверкающие капли рубинов и золота. Наяву он видит отливающие граненым изумрудом гигантские кольца....пусто и бессмысленно мальчик смотрит в никуда.
*** Маленькая фигурка, съёживаясь от продувающего насквозь ветра, отрывисто приваливается к холоду облезлой стены. Она безудержно шепчет, торопливо и сбивчиво, вознося в небо робкие молитвы. С затаённой болью глаза полные слёз смотрят в никуда. Кошмар, словно нечестивый, выпивал из него остатки сил. Пил, пил и пил... высасывал казалось до самого донышка продолжая терзать бедного мальчишку и наяву. Везде, по пути на работу, в кафе да даже здесь, в убогом сарайчике прилегающем к зданию его преследует голодный алчущий взгляд. Он полыхает холодным огнём, играючи прячась в чужих взглядах, хотя ничто не способно сокрыть его до конца. Мальчику уже не просто плохо — его трясёт и вымораживает каждый незаметный шорох, будь то шелест ветра или лёгкие шаги за обветшалой дверью. Всё приводит его в дикий ужас. Каждую тень и каждую фигуру мало мальски видную сквозь истоптанный полог он жадными глазами едва ли не пожирает, стараясь наяву и в действительности углядеть своё безумие. Клетчатые брюки мелькающие вместе с истёртыми чёрными туфлями, острый и тонкий каблук, сияющий бликами, и даже босые грязные стопы не были оставлены без какого-нибудь внимания. Но всё было не то! С больными глазами он выглядывал блеск серебрящихся чешуек, вызывающе переливающихся словно изумруды. Он видел их во сне и ожидал теперь их наяву. Ждал подтверждения своей безумной блажи! И вот за глухим пологом звонко сверкнуло. Сверкнуло второй, третий раз. Словно ручьём, покатились бесчисленные сияющие камешки. Они перекатывались и, шарпая по каменным плитам заостряющимися концами, тянулись длинной полосой, волочась и изгибаясь, словно атласная лента. — "Вот оно..." — столь долго ожидаемый, тяжёлый змеиный хвост показался перед глазами, и мальчишка со всей своей решимостью — даже не оглядываясь — незамедлительно поднялся и кинулся к дверям чёрного хода, волоча за собой тяжёлую рукоять топора... *** — Oh-oh! Mon ami, tu es superbe comme toujours! — Je ne peux pas en dire autant de toi. Dure journée? Ou peut-être la nuit? — Oui, oui, mon grossier Russe. Un employé a perdu la tête depuis le matin. Vous ne pouvez pas regarder sans larmes - comme un animal sauvage. — Ce n'est pas le gars par hasard? — UN? Oui, cela semble être... — мимо носов двух изумлённых мужчин со свистом, пресекая разговор, пролетел сверкающий топор...