Дракон

Голова снова гудела. Чжун Ли открыл глаза и с ужасом вздохнул. Боль в затылке, как видно, засела накрепко. И застряла она так глубоко, что Чжун Ли с великим трудом и жутким превозмоганием смог подняться с постели. На горизонте только-только зажигался румяный рассвет. Чжун Ли выглянул в окно и уставился на морское необъятное величие, простиравшееся до самого края поднимающегося солнца. Ему снова невольно вспомнился Мондштадт — как велика вотчина ветра, как просторна она! Луга, расстелившие свои свежие, живые ковры, где гуляет вольный ветер и играет с полевыми цветами, дразнит их, качает назло… Рощи, полные жизни большой и совсем крохотной. И город, пусть и маленький, но дорогой сердцу… Чжун Ли туда тянуло. Ему хотелось увидеть снова это цветущее царство свободы, снова открыть бутылку сладкого вина и предаться горько-медовым воспоминаниям с другом. Собственные контракты теперь привели к этому — он заперся в собственном каменном царстве и не заметил этого. А теперь было уже слишком поздно. Последний заключенный договор и вовсе связал его по рукам и ногам! Господин Бай Чжу с улыбкой сковал его своей убедительной рекомендацией! Деньги вытянул и пострелял змеиными глазками, распустил гадюк по всей аптеке… Чжун Ли вздрогнул — под ледяные руки Бай Чжу ведь еще придется ложиться с голой спиной. «…с другой стороны, это не так долго. И голова перестанет болеть. Нужно только стоически отходить эти приемы, и все на этом кончится. Все будет хорошо», — утешал себя Чжун Ли, открывая окно с надеждой хотя бы на этот день. Свежий воздух ударил по щекам и немного привел в себя. За время, пока Чжун Ли размышлял о своей нелегкой судьбе, солнце уже приподнялось над морем. И голова немного прошла. Правда, Чжун Ли обнаружил, что чай со вкусом лучшего мондштадтского винограда кончился, и ужасно расстроился. — Вот ведь… — сказал он, сжав в руках мешочек с остатками чайных листьев. Пришлось снова давиться рисом, быстро собираться и выходить на уже опостылевшую улицу. Похоронное бюро находилось недалеко — чуть ближе, чем хижина «Бубу». Ранним утром людей было не так много, как в полдень. Торговцы разбирали свои прилавки, чтобы привычно начать день — с работы. Их покупатели еще спали, а они, услужливые и всегда готовые помочь с выбором клиенту, уже старались расставить товары еще соблазнительнее, чем они лежали вчера. Ши Тоу опасливо смотрел по сторонам, постукивая по своим камням молоточком — упаси архонт оставить лишнюю крошку драгоценного янтаря! Чжун Ли знал о его хитростях, поэтому спокойно наблюдал. Он не нарушал особого торгового контракта, поэтому Чжун Ли и не считал нужным вмешиваться. Да и вообще — Ши Тоу частенько напоминал ему о том, что он, вообще-то, уже отошел от дел великого Гео архонта… Сердце сжала какая-то легкая тоска. Чжун Ли прибавил шагу. — Господин Чжун Ли! Вы сегодня так долго! Вы опоздали на пять минут! Это где ж видано — чтоб вы опоздали! — несмотря на раннее утро, Ху Тао, поджидавшая у дверей похоронного бюро, была бодра и готова к работе. Как всегда. Чжун Ли не мог не улыбнуться. — Я прошу прощения. Надеюсь, сегодня вы сможете простить мне этот маленький промах? — Разумеется, я закрою глаза на это, но только сегодня! Первый и последний раз, — Ху Тао подмигнула ему и открыла двери. Чжун Ли искренне любил ее, как любил каждого жителя своего прекрасного города. Ху Тао была активной и доброй девушкой. Но более активности и доброты он любил ее образованность — с ней всегда можно было поговорить. Она хорошо разбиралась в вопросах истории и культуры и за словом в карман не лезла. Наверное, она была слишком хороша для остальных. Поэтому не особо вписывалась в их общество. Но Чжун Ли все равно любил ее. Пожалуй, любил ее даже чуть больше остальных. — Сегодня, насколько я помню, записей нет, — сказал Чжун Ли. — Записей-то нет, но мне все равно нужна ваша помощь. Вы неважно выглядите, — скептически осматривая Чжун Ли, Ху Тао заметила, что он с трудом держит свою вежливую улыбку на лице. Раньше такого не было. — Я последнее время плохо сплю. Совсем без сил хожу. — Какой ужас. Это вы заработались совсем, — Ху Тао вдруг хихикнула и отвернулась, а Чжун Ли сдержанно и мягко улыбнулся. Он и сам знал, что заработался. Не отдыхал последнюю тысячу лет уж точно. Город оживал. Голоса с улицы становились громче. Солнце, поднявшись выше, стало припекать. Чжун Ли тяжело вздохнул. Он нередко начал ловить себя на мысли о том, что уже ненавидит эту духоту и искренне восхищается торговцами, которые выдерживают по несколько часов под этим пеклом. Они были молодцы. Чжун Ли так уже не мог — он прятался в прохладном бюро и радовался по-детски, когда не обнаруживал в журнале посещений записей на консультации. Ху Тао не похвалила бы его за такие чаяния, если бы знала об этих слабостях. «Как можно не радоваться процветанию бизнеса?» — спросила бы она. И Чжун Ли не нашелся бы с ответом. День проходил до ужаса лениво. Он тек медленно, как вязкий мед, и встал комом в горле Чжун Ли. Голова по-прежнему болела. Глаза щипало. Казалось, будто череп сдавили удавы. Он не знал, куда ему деться и что с собой сделать. Люди шли мимо похоронного бюро, обходили его стороной, а Чжун Ли этому радовался — он бы не вынес сейчас еще кого-нибудь рядом с собой. Ху Тао же места себе не находила от скуки. Ей хотелось то ли работать, то ли отдыхать — она и сама не понимала, чего больше. Она долго перебирала книги, перебирала их, потом вытряхнула и перебрала все записи, но это ей быстро наскучило, и она убрала непроверенные записи и замерки обратно. Чжун Ли, глядя на это, вздохнул с сожалением — ведь ему это потом придется убирать. — Да что у вас с лицом? — Ху Тао не выдержала давящей на нее скуки и вдруг вспыхнула. — Я сколько на вас смотрю, все никак понять не могу. — Прошу прощения, что вы имеете в виду? Чжун Ли убрал палец от ноющего виска и взглянул на нее, чуть улыбнувшись. Ему это далось не так легко, как удавалось раньше. — У вас голова болит! — вдруг воскликнула Ху Тао и, довольная своим открытием, прямо-таки расцвела. Чжун Ли учтиво кивнул ей, и она притихла, чтобы не тревожить больного. Но еще минута тишины убила бы ее, поэтому она сказала уже потише: — Вам бы прогуляться. Сейчас как раз делать нечего. Пойдемте прогуляемся? Чжун Ли тяжело вздохнул. Ему крайне не хотелось даже носа из окна высовывать. Он любил Ху Тао, но сейчас готов был поклясться — ее громкий голос грозил расколоть ему череп. — Пойдемте, только помилуйте! Вечером. Вечером я с вами — хоть на край света, — сжалился Чжун Ли. — Как скажете. Но сейчас я все равно уйду. Вы уж извините, я вдруг вспомнила о чрезвычайно важных делах. А к вечеру вернусь. — Хорошо. Дела такие неотлагательные? — Вы знаете… Ужасно неотлагательные. — Понимаю. Вдохновения вам, госпожа. Чжун Ли знал, что его неугомонной, милой начальнице без дела сидеть — все равно что терпеть адские муки. Она хихикнула, подмигнула и умчалась одна, оставила его наедине с головной болью. Чжун Ли остался ей благодарен. Он знал, что Ху Тао вернется не с пустыми руками и принесет с собой исписанную стихами бумагу, а потом будет долго-долго их читать и исправлять. Чжун Ли уже привык, да и с радостью ей помогал. Только теперь его ежедневный уклад как-то пошатнулся. Все ему вдруг опостылело и даже стало в какой-то степени ненавистно. И люди на улице, и жаркое солнце, и неспокойное, удушливое море — как можно любить, когда у человека так болит голова? От мигрени спасенья не было ни днем, ни ночью. Чжун Ли некуда было убежать. Мысль о покупке трости как-то незаметно перетекла в мысль просто стукнуться побольнее обо что-нибудь головой, чтобы на часок-другой потерять сознание. Кроме этого, так и манил соблазн закрыть бюро, уйти домой, чтоб в родных стенах доживать до приема у целителя, который казался единственным лучом света в тьме постоянной мигрени. Чжун Ли уселся в самый дальний от окна угол, прикрыл глаза и уже механически приложил пальцы к виску. До возвращения Ху Тао можно было насладиться тишиной. Если, конечно, никто не планировал вдруг скоропостижно скончаться. Оставаться в тишине, в одиночестве Чжун Ли вполне умел. Ему это не доставляло такого неудобства, какое чувствовала Ху Тао. Он мог бы сидеть так до самого вечера, погруженный в собственные мысли, отвлечься от боли, расставить все в голове по полочкам… В закрытые двери похоронного бюро постучали. Посреди бела дня. Дело, как было видно, не терпело отлагательств. Чжун Ли поднялся со своего нагретого места. Он был рад работать, но, если бы он был честным с собой, он бы признался — сейчас ему не хотелось видеть ни клиентов, ни начальницы. Сначала он и вовсе подумывал сделать вид, что его в бюро нет. Тихий писк совести на задворках сознания прошипел, что так делать нельзя. И Чжун Ли, такой честный и такой несчастный, открыл гостю двери. — Господин Гуй? Чжун Ли поймал себя на грубом тоне и чуть улыбнулся. — Здравствуйте! — Гуй тоже натянул улыбку на усталое лицо. Он выглядел измотанным и добитым жарой. Чжун Ли, уже коривший себя за свое большое сердце, захотел пригласить его выпить воды, но вовремя себя одернул. Он ведь был на работе, а приглашение заглянуть в похоронное бюро с такой праздностью значило верх некомпетенции. Гуй быстро вынул пару мешочков из своей сумки и торопливо всучил Чжун Ли. — Я не нашел вас дома. Ваши лекарства от мигреней. — Прошу прощения? — Чжун Ли слегка опешил и уже хотел было отдать мешочки обратно. — Я ничего из этого не заказывал. — Помилуй меня Моракс, у меня черным по белому написано! Не может такого быть. Пожалуйста, расписывайтесь и принимайте как обычные обезболивающие пилюли. Разводите в воде и пейте. Ну, вы знаете. И не пропускайте время приема, Моракса ради! — нервозность Гуя совсем сбила Чжун Ли с толку. От такой грубости даже головная боль забылась. — Знаете что… — уже начал было он, но Гуй, не обратив внимания на закипевшего клиента, уже умчался. Видимо, у бедняги был тяжелый день. Однако для Чжун Ли это оправданием не стало. Он разозлился не на шутку и с силой захлопнул двери. Так, что все здание похоронного бюро слегка пошатнулось. В мешочках он нащупал склянки. И отнесся к ним сначала с большим недоверием. В стеклянных бутылочках он сначала рассмотрел несколько пилюль и только после тщательного осмотра осмелился открыть сам флакон. Травяной запах, пряный и чересчур яркий, заставил его зажмуриться. «Как же пить эту гадость?» — спрашивал Чжун Ли сам себя. И сам себе же отвечал — «через силу» — пока кипятил и наливал воду в чайную пиалу. Пилюля быстро растворилась и превратилась в густое пахучее месиво, которое, вдобавок к неприглядному запаху, оказалось еще и горьким. «Гуй — целитель. Бай Чжу — целитель. Не отравят», — только и успокаивал себя несчастный Чжун Ли. Каждый глоток давался тяжким трудом. Чжун Ли натурально душили. Его душили запахом и невыносимым вкусом. Показалось, будто маленькая пиала вдруг стала бездонной. Когда же месиво кончилось, Чжун Ли дал себе волю — весь сморщился и вытер рот ладонью, чтобы хотя бы на губах этой гадости не осталось. Пришлось перевести дух и вымыть пиалу, чтобы она не пахла травой. Чжун Ли уселся обратно в свой темный-темный угол. Теперь его раздражал еще и запах. Навязчивый, будто пропитавший всю одежду. Однако совсем скоро, минут через десять, это компенсировал чудесный эффект: голова прошла. Мигрень больше не мучила. На виски больше не давило. Люди на улице перестали раздражать. Даже горький травяной запах приелся и больше не ощущался так противно. Чжун Ли снова был полон сил. Его это волшебство воодушевило настолько, что он засел за записи и заметки, которые не разобрала до конца Ху Тао. А из головы не шли горькие таблетки, спрессованные из высокогорных трав. Одному только архонту мудрости известно было, каких именно. Появившиеся практически из ниоткуда, они спасли Чжун Ли, вырвали его из постоянных претерпеваний и подарили даже капельку душевных сил. Чудо. Воистину, это было чудо. Капельки душевных сил хватило до самого прихода Ху Тао — она была румяная и радостная, поэтому, даже не слушая Чжун Ли, потащила его за город гулять. В закатном солнце Чжун Ли, избавившийся от мигрени, смог наконец найти хоть какое-то очарование. Его впервые за долгое время восхитил пейзаж вечернего моря — моря, которое уже не душило его, а ласкало. Ничто не отвлекало его от единения с природой, с миром, за который он пролил много-много крови — крови и своей, и своих добрых друзей. Чжун Ли был настолько счастлив, что пообещал себе даже не относиться предвзято к змеям и целителям с хитрыми змеиными глазами. — Вам лучше, да? — с улыбкой спросила Ху Тао. — Намного. Голова больше не болит, — уверил ее Чжун Ли и ладонью указал на небо. — А сегодня никто не заходил? — Вы знаете, тишь да гладь… А вы писали о сегодняшних облаках, когда уходили, ведь правда? — Правда! Все-то вы знаете. Вам почитать? — А почитайте. Ху Тао громко и картинно прочистила горло и продекламировала пару свежих строк. Чжун Ли слушал ее, но не вникал особо — его больше занимало закатывающееся солнце да волны, ласкающие и покачивающие на себе судна, как детские колыбели. Гавань была спокойна. Гавань готовилась ко сну. Торговцы сворачивали и укладывали нераспроданный товар, спешили к себе, усталые, но довольные, любовно оглаживали полные карманы. Чжун Ли был рад за них всей душой. — Вы прямо расцвели, — сказала Ху Тао, щурясь от солнца. — Отчего ж не цвести, когда такая красота? Вы и сами — как бабочка в летний день. Порхаете туда-сюда, солнце любите, море любите, дивные стихи мне рассказываете. Ху Тао ничего не ответила, только улыбнулась и чуть хихикнула, а потом, приободрившись, подхватила Чжун Ли под руку и ускорила шаг. Чжун Ли поддался ей. Не мог не поддаться. И все его внимание растворилось в прекрасном мгновении. Рядом была его милая подруга, а вокруг — мир и покой. Его гавань отцвела еще один великолепный день, и Чжун Ли не мог остаться равнодушным к гармонии, которую поддерживали своими стараниями все жители гавани. Ему казалось, что уже ничего не могло омрачить его настроения. В конце концов в его кармане лежали горькие пилюли, о которых Чжун Ли думал с благоговением и благодарностью. Даже когда он попрощался с Ху Тао и пожелал ей добрых снов, это мимолетное счастье все еще не покинуло его. Он лег в кровать впервые за долгое время без злости, без боли, без страданий. Все было слишком хорошо. Ему не снились змеи. Его не мучали кошмары прошлого. Утро встретило его свежестью и даже легким холодком. Чжун Ли очнулся от эйфории только тогда, когда на пороге аптекарской хижины снова встретился взглядами с Чан Шэн. — Доброе утро, господин Чжун Ли. Как вам спалось? Вы начали принимать пилюли? Чжун Ли, снова остановив свой взгляд на тонких руках Бай Чжу, совсем не хотел отвечать. — Начал. Разве они были прописаны в контракте? — Конечно. Они входят в курс вашего лечения. И мази тоже. Не волнуйтесь вы так. Пройдите вон в ту комнатку и располагайтесь на софе, как в прошлый раз, без рубашки. Чжун Ли застыл, совсем не дыша. Холод пробежал по его больной спине.