Глава четвёртая лирическая или эпическая
7 ноября 2021 г. в 14:21
Пока Наливайка накрывала стол для романтического ужина, Гена целовался с вновь обретённым другом — Галей. Наливайка привыкла к таким приступам нежности, ведь точно так же вели себя её прежние хозяева, правда только друг с другом — между ними никогда не было третьего или третьей. Но Гена сказал, что хочет иметь друзей. А друзья — это очень и очень хорошо. Значит, всё в порядке.
Наливайка еле подняла тяжёлую бутыль с надписью «Спирт 98%» и снова наполнила стаканы, по чуть-чуть. Попав в этот мир, она сразу уяснила, что люди здесь любят утолять жажду одним глотком, а не потягивать коктейли.
Вскарабкавшись по сплетённым телам мужчины и женщины, она вручила по очереди стаканы Гене и Гале.
— Будем, — сказал Гена и хлебнул.
— За нас! — ответила ему Галя, ловким движением руки срывая с себя платье, под которым ничего из одежды больше не было.
Она выпила спирт из стакана одним глотком, потом поперхнулась, тяжело задышала, закашлялась, подлетела к празднично накрытому для романтического ужина столу, с восхищением глянула на то, что плавало в банках, выпучила глаза, потом побледнела, поняв, что в них человеческие органы, и с грохотом упала на пол.
Наливайка пробежалась по её телу, похлопала пальцами по щекам, но Галя не шевельнулась.
В это время в двери морга кто-то отчаянно звонил и стучал.
Почти ничего не соображающий Гена поднял на руки обнажённую Галю и огляделся в поисках горизонтальной поверхности, ища, куда бы её положить. Выбора у него практически не было. Можно отнести её к дежурным санитарам, но тогда дружить с его Галей захотят и они тоже, или есть возможность расположить её на столе в секционном зале.
Второе показалось ему предпочтительней: во-первых, привычней, а во-вторых, там же и помыться можно — к каждому столу подведён душ. Гигиенические процедуры же после дружбы просто необходимы.
Сказано — сделано.
Под шею девушке он пристроил деревянный подголовник и уже собрался приступить к дружеским манипуляциям, как в его мозг ворвался истошный вопль жены:
— Где этот козёл? Чем он по ночам на работе занимается? Совсем совесть потерял, меня с ребёнком на произвол судьбы оставил!
Протрезвел Гена мгновенно.
Бросив прощальный взгляд на красивое и молодое тело Гали, он сорвал простынь с соседнего секционного стола, на котором покоился поступивший в самом конце смены старичок, накрыл девушку с головой и вышел навстречу судьбе.
— Нюра, родная! — Он притянул к себе пышные женины формы и заткнул ей рот поцелуем.
Нюрка, поняв, что Гена хотя тот ещё крокодил, но от семьи не уходит, почти рыдая уселась на стул в его кабинете. Натюрморт на его столе не вызвал в ней отторжения — за годы вместе она и не такое видала.
Наливайка же заняла место у свечки на банке с гипертрофированным сердцем. Оттуда всё происходящее было хорошо видно.
Гена заливался соловьём. Столько комплиментов, сколько сегодня, он родной жене за всю жизнь не сделал.
И Нюрка оттаяла. Она умильными глазами, изредка моргая, глядела на любимого мужа.
Вот это Наливайке очень нравилось. И она, чтобы закрепить мир в семье, спустилась со своего наблюдательного места и поспешив к бутылю со спиртом, разлила его по стаканам. Гена и Нюра даже не заметили, как эти стаканы оказались в их руках. Чокнувшись за своё здоровье, они приняли содержимое на грудь и закусили корочками хлеба. Потом выпили ещё и ещё. Еды на столе не осталось.
И тут, когда счастливое семейство уже собиралось вызвать такси и вернуться домой, дверь в кабинет патологоанатома отворилась и перед присутствующими предстала Галя — бледная, стучавшая зубами, пытающаяся завернуться в белую простынь с печатями медучреждения.
Городской морг огласил просто нечеловеческий крик Нюрки. Он был настолько громким, что санитар всё-таки проснулся.
Не разобравшись что к чему, первым делом он схватил за палец Наливайку и зашвырнул её в холодильную камеру…