Алтарь безликого бога

Камелия открывает глаза посреди ночи, тяжело и глубоко дышит. Она не помнит, что ей снилось, но это разбудило её, запустив панику под кожу. Руки Ямамото крепче сжали девушку со спины, прижимая к горячему ото сна телу. Медичи почувствовала мерное дыхание на шее и поняла, что он не проснулся. Оно и к лучшему, разговаривать с Такеши ночью страшно: мужчина обнимал её крепко-крепко, так что не вырваться и рассказывал о людях, которых убил, искалечил. Ямамото словно пытался по кирпичикам разрушить заключённый в голове Камелии образ себя прошлого. Иногда девушке казалось, что у него получается. Прошло меньше месяца, но Медичи уже начала чувствовать в себе изменения. Она словно уменьшалась, пропадала. Кажется, что её полное исчезновение - лишь вопрос времени. Через открытую форточку в комнату вползает ноябрь. Он пахнет мокрым холодом, слякотью и прелой листвой. Его полусгнившие пальцы забираются под одеяло, заставляют сильнее прижаться к Такеши. Для подменыша мужчина удивительно тёплый и живой. Камелия спиной чувствует едва различимый стук его ненастоящего сердца. Кошмары стали первым другом девушки. Медичи познакомилась с ними в операционной отца и они довольно скоро пробрались к ней в комнату. С возрастом страшные сны крепчали, обретая чёткие образы. Сейчас с потолка на Камелию смотрел белёсыми глазами серый развороченный труп. Мама часто приходила девушке. Медичи уже знала наперёд, что сейчас она упадёт, пытаясь сожрать её своим раскрытым, опустевшим нутром. Смертельное объятие, которое не исчезнет до бледного болезненного рассвета. Светлые волосы, грязными прядями свисают с потолка. Мертвец дёргается, садиться, не отрывая взгляда от жертвы. Камелия ощущает подступающую к горлу истерику. Теперь она слишком часто видит такие сны. Может, предчувствует, что подобная участь ждёт и её. Дыхание девушки поверхностное, сбивчивое, быстрое. Железное кольцо рук Ямамото не даёт глубоко вдохнуть. Она в западне. С этим человеком и всегда. Всю свою жизнь. Галлюцинация протягивает к Медичи руки с трупными пятнами и отслаивающимися ногтями. Это призыв, просьба сделать то же в ответ. Камелия стискивает зубы, чтобы не закричать, сжимается, готовая начать бороться с фантазией в собственной голове. Это бессмысленно, но мозг у девушки давно не на месте. - В чём дело? Голос Такеши чуть хрипловатый ото сна и тёплый, как вода в озере ранним вечером. А ещё спокойный и надёжный, ему хочется всё-всё на свете рассказать. - Я её вижу, - шепчет Медичи, чувствуя как сползает из уголка глаза слеза. - Кого? Мужчина приподнимается на локте и непонимающе морщит брови на заспанном лице. Камелия всегда полна внутренней тревоги, но в её взгляде сейчас нечто совсем непохожее и не типичное - мольба о помощи. Кому сейчас она молится? Неужели, ему, человеку, которого боится не меньше, чем мучившие её кошмары? Ямамото прекрасно знал, как девушка к нему относится и кем считает. Оттого-то просьба Медичи и казалась такой привлекательной, милой. - Цубаки? Такеши положил ладонь на щёку Камелии, следуя большим пальцем по виску, где прочертила дорожку слеза. Заботливого движения было достаточно, чтобы девушка на мгновение забыла с кем делит кровать. - Маму. - Она тебе снится? - мужчина крепче прижал к себе Медичи, погладил по спутанным волосам - Мне тоже. Иногда. Это показалось Камелии странным. Слишком человечно для фантома. Девушка недоверчиво покосилась на Ямамото. Тот усмехнулся, прочитав мысли в поблескивающих от слез глазах. - Я тоже умею скучать по близким, Цубаки. Медичи различила в его голосе понимание, укор и насмешку. Сколько из этих чувств правда? Чужую душу не разглядишь, не пощупаешь, особенно если от неё осталась лишь рваная тряпица. Вот Камелия и не знала, верить ли Такеши, но, когда она вновь перевела взгляд на потолок, там никого не было. Спасибо. Благодарность чуть не слетела с губ девушки. Он бы всё равно не понял. Или так думала только Медичи? Дыхание Камелии выровнялось, из широких зрачков выбрался и рассеялся страх. Хранитель дождя улыбнулся одними уголками губ и крепко прижал девушку к себе. От холодной кожи по телу мужчины пробежали мурашки. Медичи замерла, утыкаясь носом в ключицу Ямамото. Когда Такеши так обнимал Камелию, она невольно задавалась вопросом: пытается Такеши согреть её или поглотить?

* * *

Ночь словно спрятала солнце в шкатулку, от которой у Дня не было ключа. Рассвет не спешил заглядывать в зарешеченные окна комнаты. Девушке казалось, что прошла целая вечность, пока она была заключена в капкан сильных рук Ямамото. Мужчина уже давно крепко спал, но его хватка практически не ослабла. Эти объятия не дарили спокойствие, а вызывали в замученном бессонницей мозге вспышки клаустрофобической паники. Медичи будто заперли в железной деве, затупив шипы, чтобы она дольше мучилась. Когда терпеть невнятные вопли вечно испуганного разума стало невыносимо, Камелия кое-как вывернулась из рук Такеши. Стиснув зубы она наблюдала за безмятежным лицом спящего мужчины. Если бы она не ушла тогда, если бы была рядом все эти годы Ямамото не проиграл бы себе? Остался бы самым верным индикатором человечности и всепрощения? Девушка столько раз гадала об этом, что не хватило бы и поля ромашек, чтобы дать ответ. Опустив ноги на холодный пол, Медичи попыталась найти тапки, но ничего не вышло. Нечто гнало Камелию из комнаты и она, накинув поверх ночнушки шаль, поспешно вышла. Воздух в коридоре давил на плечи застывшими звуками. Босые ступни колол жёсткий ворс коврового покрытия. Он словно кусался, не желая пропускать незваную гостью дальше. Прежде Медичи не бродила одна по особняку и его темнота пугала, но не так, как страшило то, что осталось в комнате. Камелия быстро шагала по узкому коридору без окон, пока не заметила выход на балкон. Не думая, девушка повернула ручку стеклянной двери и вышла на улицу. Воздух промозглой ночи пренебрежительно толкнул Медичи в плечо, спеша согреться и умереть в бесконечных коридорах. Камелия не обратила внимания на его грубость, ступая по каменному полу широкого балкона, увитого подвявшим плющом. Девушка медленно шагнула к перилам, стараясь не оступиться в кромешной темноте. Раскинувшийся под особняком на холме город с низкими домами и кривыми крышами был едва различим в ночи. Редкие огни окон, горели словно зажженные кем-то свечи в заброшенной готической церкви. Чёрное небо сливалось с городом, устало положив облака на крыши. Странное единение. - "Красиво," - подумала Медичи, кладя ладони на влажные каменные перила. Почему-то сейчас Камелия почувствовала себя спокойно. Когда наступит зима, воздух станет колючим и острым, а небо бледным и отстраненным. Девушка не любила снег, обманчиво белый, таящий в руках. Слякоть и грязные лужи намного честнее его. - Кажется, я просил не показываться мне на глаза, - голос безжизненный, словно стоячая вода в покрытом тиной пруду. Медичи вздрагивает, оборачивается, замечая в скрытом тьмой углу человека. Тсунаёши сидит на изящном металлическом стуле, положив руку на мокрый столик. Савада был столь неподвижен, что Камелии показалось, что он врос в плющ. Наваждение исчезло, когда Десятый встал, неспешно подойдя к оцепеневшей девушке. Молодой человек безразлично смотрел на Медичи сверху вниз запыленными, тусклыми глазами. Так взирают статуи богов на жертвы, что им приносят в поклонение. Неожиданно рука Тсунаёши сжала плечо Камелии, толкая назад. Девушка почувствовала поясницей, через тонкую ткань ночной рубашки, холод широких перил. Перед её взглядом теперь было не задумчивое лицо Савады, а низкие тяжёлые облака. Медичи ощущала пол только кончиками пальцев, инстинктивно встав на носочки. От падения Камелию сейчас удерживали только стальные пальцы Вонголы Нео Примо.  Девушка запрокинула голову, смотря на город, поменявшийся с небом местами. Она не дышала, боясь пошевелиться и, быть может, из-за гипоксии решила, что если упадёт, то не на землю, а в мокрые и мягкие, холодные облака.  - Не могу, - тихо произносит Тсунаёши.  Его бесцветный голос ещё не успел долететь до ушей Медичи, как той вернули нормальное положение. Камелия вцепилась в перила, стараясь удержать равновесие. Голова кружилась до тошноты, но девушке всё же удалось выпрямиться и взглянуть на Саваду помутневшими глазами.  Медичи испытывала облегчение, но не от того, что избежала смерти. Её божество сохранило в себе след человечности.  - Чему ты радуешься? - досадливо поморщился Вонгола - Разве жить с Ямамото проще, чем умереть?  - Нет, - покорно согласилась Камелия - но и легче бы не стало, если бы меня убил ты.  - Почему?  Тсунаёши вёл себя спокойнее, чем в прошлый раз. Кажется, на него тоже действовала тягучая атмосфера ноябрьской ночи.  - Потому, что ты не такой человек.  - Я никого не убивал, это правда, - еле заметно усмехнулся Савада - но и никогда не препятствовал. А бездействие сродни убийству.  - Это так, - кивнула девушка, кутаясь в шаль - поэтому ты ничего не видишь теперь?  Кривая улыбка застыла на губах Нео Примо, он недоверчиво прищурился, глядя на собеседницу. Медичи поняла, что не ошиблась.  Глаза Тсунаёши постоянно горели пламенем, но слабым, отдалённым.  - Я не полностью ослеп, - произнёс наконец молодой человек - но твоя правда, я практически потерял зрение.  Однажды глаза Савады просто переменились и мир потерял чёткие образы. Вонгола понимал, что здесь не обошлось без воли Джотто, но обращаться к предку не хотел.  - Похоже Примо хочет сказать, что видя такое своими глазами, он бы предпочёл их лишиться, - осторожно заметила Камелия.  - Знаю, - просто ответил Тсунаёши - но не ему осуждать меня. Всё, что сейчас происходит с Вонголой - его вина. Джотто сбежал от ответственности, позволив одному из своих хранителей так извратить первопричину, по которой создали эту семью. Вся пролитая кровь - ответственность Примо и доказательство его слабости.  От слов Савады девушку вновь замутило. Зачем он так говорит? Почему подростки, которыми она так восхищались, превратились в разочарованных и разбитых взрослых со звенящей пустотой внутри? - Отпустите меня, - неожиданно для самой себя сказала Медичи, чувствуя, как на неё накатывает слабость. Нео Примо посмотрел на ссутулившуюся пленницу долгим, нечитаемым взглядом и покачал головой: - Не могу. Дело ведь даже в мести, а в том, какую угрозу ты представляешь для людей, которых Вонгола хочет защитить.  Камелия слышит в голосе собеседника что-то похожее на сочувствие и хватается за него, как за последнюю надежду.  - Тсунаёши, - девушка произносит его имя почти с молитвенным благоговением - я клянусь, что никогда не причиню твоим близким вред. Ты же помнишь, я никогда не была согласна с действиями отца. Ты знал это даже тогда, в прошлом. Я не изменилась, Тсуна, как и мои воспоминания о вас. Савада выслушал Медичи. Ветер лениво трепал его и так взъерошенные волосы, как бывало это делал Ёмитсу. Теперь же отец мёртв, по вине того, кто когда-то дал жизнь Камелии. - Мы не должны нести ответ за грехи своих родителей, - медленно начал Нео Примо - но мы их кровь и плоть. Я думал, что не сын своего отца, однако однажды во мне заговорила его воля и воля Джотто. Может, ты и не захочешь мстить нам за смерть своей родни, но сможешь ли поручиться, что ребёнок, которого ты выносишь, не придёт за мной или моими детьми? Девушка не могла. Она знала, что давать обещания за кого-то бессмысленно. Медичи выросла вопреки желаниям отца, так что мешает её ребёнку сделать то же? - Я убедился в смерти тех, кто лишил меня родителей, - продолжил Тсунаёши - и видит Бог, этого мне было достаточно. Однако позже я узнал, что этого могло не произойти, не прояви Девятый милосердие. Твой дед отправил на тот свет сыновей Тимотео и застрелился, поняв, что Вонгола выследила его. В предсмертном письме он сообщил, что отравил супругу, чтобы ей не пришлось отвечать за совершенный им поступок, но попросил лишь помиловать его детей. Ты знаешь, что сделал Девятый? - Отправил их в частную школу и выделил деньги на содержание, - с трудом произнесла Камелия.  - И чем же они отплатили своему благодетелю? - насмешливо поинтересовался Савада, не скрывая печали. В ответе никто из них не нуждался. История не раз доказывала, что начавшись, месть не прекратится, пока в живых не останется лишь одна сторона. - Если бы шесть лет назад я не послушала отца и осталась с вами, - мертвая горечь заполняла девушку, не желая превращаться в слезы - изменилась бы наша судьба? Медичи твёрдо знала: что бы Вонгола Дечимо сейчас не сказал - она ему поверит.  Тсунаёши посмотрел на замершую в ожидании Камелию, перевёл взгляд на низкие тучи. Ветер слабый, но холодный и влажный, забирался под рубашку, загоняя обратно в дом. Осенние ночи особенные, они не дадут соврать, но у них какая-то особенная, своя правда.  - Нет.  Ответ улетает в тёмное небо, отозвавшееся первыми каплями дождя. Савада не уверен, он это сказал или осень.