соври, что любишь меня

Сплошная темнота сменялась сумерками, а Минги и Феликс все продолжали сидеть на балконе, правда, уже спустились на пол, ибо пятые точки после табуретки у них отваливались по самое не балуй. Они будто не могли насытиться друг другом. Будто Феликс ждал Минги с армии целый год, и они наконец встретились. Раскольников совсем и позабыл все мысли о том, что любить парня — это мерзко и отвратительно. Возможно, Феликс был для него не просто парнем, а человеком, которого он смело мог бы назвать своей любовью. К сожалению, сейчас он все ещё не может этого осознать, но, кажется, разум очищается. Минги забывал обо всем в этом мире, когда уже опухшие от поцелуев губы Феликса касались его щёк, шеи и грубых рук, выцеловывая каждый кривой и когда-то поломанный палец. — Если бы я мог дать тебе одну вещь, то я дал бы тебе свои глаза, чтобы показать, какой ты охуенный, — тихо проговорил Минги, нежно проводя рукой по бледному лицу блондина. — Ты сейчас скажешь, что и без меня знаешь, какой ты охуенный, но я тебя вижу совсем другим. — Тогда почему ты всегда избегаешь меня? — руки Феликса обхватил талию Раскольникова, сидящего на нём, и крепко сжимал её, словно боясь отпустить. — Я боюсь. — Не надо бояться любить. Не надо стыдиться любви, думая, что тебя могут за неё осудить. Я знаю, что мы расстанемся, и ты найдёшь себе милую девушку. Поэтому просто хочу, чтобы ты запомнил хоть эти мои слова. — Мы не расстанемся, потому что мы не встречаемся. Я не встречаюсь с тобой, Феликс. Ты парень, — кажется, Минги даже чуть привстал, пытаясь слезть с блондина, но его крепкие руки удерживали Раскольникова. — Иди спать. Днём сходим к моим хорошим друзьям. Я хочу показать тебе город с другой стороны и людей. — Сними свою футболку, после этого я может быть и пойду спать, — прошептал Минги, чуть ли не касаясь губ Феликса, будто специально дразнил его. Но Хайруллин не хотел играть по правилам Топора, поэтому вместо своей футболки снял его. Парень выдохнул горячий воздух прямо в оголенную грудь и прижал Раскольникова к себе слишком близко, да так, что услышал бешеное биение его сердца. — Я не подчиняюсь тебе, Минки, — охрипшим от усталости голосом произнёс Феликс и после стал выцеловывать пылающее тело брюнета. — Я ведь… Пошутил, — тихо простонал Топор, выгибая спину, но все равно пытаясь быть ближе к Феликсу, что у него не особо хорошо получалось, ведь башкир единственный, кто может неистово возбудить парня какими-то поцелуями. — А не похоже, что ты действительно шутил. Блондин не хотел слишком долго ждать, поэтому спустя пару минут прелюдий медленно спустил шорты Раскольникова и ввёл в него сразу два пальца. Ему нравилось смотреть на то, как тот самый дневной гомофоб тихо стонет в кулак, чтобы не спалиться перед всем районом. Феликсу нравилось, что именно он заставляет этого грубого и холодного парня целовать и обнимать его. А именно сейчас на Минги ещё и падает свет от только проснувшегося солнца. Минги под лучами утреннего солнца выглядит, как самый нежный и любимый человек Феликса, что и является правдой. Топор уже был на пределе, но он не хотел, чтобы это все так быстро заканчивалось, поэтому всеми силами сдерживал себя. Но после того как Феликс ввёл третий палец, брюнет больше не смог сдерживаться и на довольно громкий протяжный стон излился прямо себе на живот. — Блять… — выругался Минги вниз и, заметив, а не только почувствовав сильнейшее возбуждение Феликса, аккуратно коснулся рукой до крайне заметной выпуклости в и без этого узких брюках. — Может… Мне… — Оставь. Знаешь, я помню как ты мне говорил ещё три года назад, что для хорошего сна нужно подрочить. Надеюсь, ты сегодня будешь сладко спать, — блондин улыбнулся и чмокнул чуть опухшее от недосыпа лицо Раскольникова. — Ты понимаешь, что утром я снова буду ненавидеть тебя? — Минги, сколько времени? — Шесть утра, вроде. Пиздец поздно… — Шесть утра — это уже утро. Ты меня ненавидишь сейчас? Думаю, вообще нет. Значит то, что ты будешь чувствовать после сна, нельзя будет назвать ненавистью. — Но… — не успевает Минги начать приводить свои наитупейшие и притянутые за уши аргументы, как он сразу замолкает, услышав голос Башки из комнаты. — Топор? Ты че, на балконе сидишь? — сонно произнёс Хонджун, явно подходя к месту, где сидел его полуголый друг на Феликсе. Дела плохи. Раскольников в ту же секунду слез с блондина, судорожно натягивая на себя шорты, и оттолкнул Феликса в сторону его комнаты. По его глазам можно было отчетливо прочитать «Пиздуй нахуй, а то уебу!», поэтому Хайруллин покорно устремился к себе. Это одна из тех единственный ситуаций, когда он готов подчиниться Минги. Татарин же уселся и притворился спящим, мол, слишком долго сидел на балконе, и его тело не выдержало. Кажется, ничего не сможет их выдать. Да и повезло, что проснулся Хонджун, а не Ржавый, ведь Башка и так не особо блещет умом, а когда он сонный то вообще… — Ты хули не спишь, залупа? — почесывая свою голову, заглянул на балкон Хонджун, приоткрыв всего один глаз, чтобы не дай Бог, не упустить сон. — Ой… Я, кажись, заснул тут… Епта, даже и не заметил. Иди ложись, я сейчас прилечу, — сымитировал спящее состояние Минги и стал медленно вставать. По правде говоря, он и правда был очень вымотан, особенно после близости с Феликсом. — Ты че, не спал что ли? Я думал, ты хоть тут будешь высыпаться, а ты, опарыш такой, не спишь нихуя. Я щас бабушку разбужу, и она тебе пиздов даст! — Башка несильно схватил Топора за руку, ведь сил у него пока не было, и поволок в комнату, повалив на кровать и едва не разбудив Сынмина. — Спи, придурок. Минги отрубился в ту же секунду, когда его тело свалилось на тёплую мягкую кроватку с чистым постельным бельём, которое так и пахло детством, той беззаботной порой. Раскольников тихо засопел, утыкаясь лбом в спину Сынмина и, чуть закидывая на него ногу. Однако, Хонджун так больше и не смог заснуть, все раздумывая об отношениях своего лучшего друга с этим пока что таинственным Феликсом. Хоть это и не его дело, но его не покидала мысль, что он их буквально спалил. Спалил как его гомофобный друг сидел на этом миниатюрном парнишке с белыми волосами. — Может, я шизу словил?… Нет, я точно видел его чл… Это не моё дело, — шёпотом завыл Башка, схватившись за свою бестолковую голову. Ему так и хотелось оторвать свой миллион раз переломанный из-за того, что суёт его не в свои дела. Спустя пару часов Хонджун уже полностью взбодрился и ждал, когда бабушка Минги проснётся. Он не привык ходить не по своей квартире, когда хозяин ещё даже не проснулся. Тихо, чтобы никого не разбудить, Башка вышел комнаты и чуть смущенно поприветствовал женщину, спросив как ей спалось. Он спросил это не только из вежливости, а ещё и потому, что действительно ему было это интересно. — Солнце, ты чего так рано проснулся? Минги с Сынмином наверняка ещё нескоро проснутся. Будешь кушать? — лучезарно улыбнулась женщина, поставив чайник на газовую плиту. — Да я… Как-то выспался уже, — после этого «солнце» внутри Хонджуна все перевернулось и заполыхало чем-то тёплым и будто родным, хотя он только второй день знает бабушку. — Кушать буду. Я могу что-нибудь приготовить. Я в армии все время по кухне помогал, да и в походах готовил вечно… Просто больше никто ничего не мог. — Дорогой, отдыхай. Пока иди умойся, а я пожарю оладушек. Ты ведь их любишь? — Да кто их не любит, — парень смущённо почесал свою голову, смотря куда-то в пол, ведь ему чуждо подобное отношение, а особенно с утра пораньше. — Если вам понадобится моя помощь — сразу говорите! — Обязательно сообщу вам, сержант, — бабушка посмеялась и будто всем взглядом отправляла Хонджуна умыться. Возможно, ей и самой хотелось поскорее приготовить завтрак, а этот парнишка слишком милый, чтобы начать что-то делать. Башка неторопливо поплёлся в ванную комнату, но зайдя в неё, он увидел сидящего на стенке ванны Феликса, который, казалось, хотел что-то сказать. Блондин так вальяжно показал рукой жест, чтобы Хонджун закрыл дверь и подошёл к нему поближе. — Ты че… Ты меня хочешь… Что ты хочешь, Феликс? — недоверчиво спросил Хонджун, прислонившись спиной к двери, ведь ванная комната была не шибко большой, поэтому два маленьких шажка и ты уже дышишь башкиру в затылок. — Не надумывай слишком многого. Я ничего не буду с тобой делать, просто хотел сказать, чтобы ты не говорил Минги, что всё видел, — тихим голосом произнёс Хайруллин. По нему было видно, что он проснулся буквально минут десять назад, да и крайне басистый заспанный голос его очень выдавал. — Что я видел? Я ничего не видел. — Я знаю, что ты видел нас на балконе. Прошу, не говори ему, он должен сам прийти к этому. Ты ведь как никто другой понимаешь, что он чувствует. Хонджун, я разве неправ? — блондин наклонил голову чуть в сторону и смотрел прямо в глаза Башки, который так же поддерживал зрительный контакт. — Я все ещё не понимаю, о чем ты говоришь. Да, может я и видел вас двоих на балконе, но это не значит, что вы… Что между вами что-то есть. Минги не такой. — А ты тоже не такой? — Че ты за хуйню несёшь? Совсем уже ебанулся? — в самом деле не сдержался Хонджун, но старался не говорить громче своего прежнего тихого голоса. — Я знаю, что ты тоже проходил путь от гомофобии к тому, кем являешься на самом деле, поэтому именно ты должен его понимать как никто другой. Просто не упоминай, что видел его со мной, хорошо? Он сам скажет, когда будет готов. — Кто тебе рассказал про меня? — Как-то года полтора назад мы бухали с Минги. Я его тогда привёл на хату к своим друзьям, и он слишком много выпил и рассказал то, что давно лежит на его душе. Он подозревал, что нравится тебе, и ему было очень страшно. — Пиздишь. Он не мог такое сказать, — чуть нахмурил брови Хонджун от озадаченности, ведь он был действительно влюблён в Топора полтора года назад. — Хонджун, не надо воспринимать мои слова как осуждение. Я влюблён в твоего друга, и он в меня тоже, поэтому я переживаю. Переживаю, что он снова оступится. — Оступится? — В этот раз я добьюсь его. Я добьюсь того, чтобы он наконец перестал прятаться от самого же себя. — Тогда… Я буду молчать. Я ничего ему не буду говорить насчёт этого. Я тоже хочу, чтобы ему было комфортно жить. Мы с Ржавым сами не ебём как ему помочь, поэтому я доверю его тебе. Но не забывай, что у Ржавого проблемы с агрессией и он пиздец какой сильный, а я работал мясником. — Так, я рад, что мы с тобой все выяснили, поэтому я пойду, — блондин наконец встал и, сделав один шаг из комнаты, но другой половиной тела оставаясь в ванной, он вдруг повернулся на Хонджуна и тихо сказал. — А я работаю по ночам в стрипухе и таких мясников, как ты, вижу ну слишком часто, так что даже не пытайся запугать меня. Хитро ухмыльнувшись, Хайруллин полноценно удалился из комнаты, оставив Башку в гигантских раздумьях. По правде говоря, треть его мыслей завидовала Минги, что ему достанется такой парень. Он и расположить к себе может, и за секунду возбудить. Теперь-то Феликс уже не был таким таинственным для Хонджуна, теперь он уже считал башкира умным и рассудительным парнем, который действительно может ответить за свои слова. У Башки нюх на таких людей. И вот на часах уже было почти двенадцать дня, а Минги все спал и спал. Видать, вымотался ночью, что спит так долго. Его, конечно, можно понять, ведь Топор впервые за эту неделю смог поспать в комфорте. Для него сейчас период просто неимоверного счастья и комфорта, которые он ощущает на подсознании, ибо всю прошлую неделю он прекрасно спал в квартире своей бабушки и сейчас. Но сейчас это ощущается чуточку иначе. Можно даже сказать не чуточку, а уж слишком иначе. Дело ли это в блондинистом башкире? Определённо. Осознаёт ли это Раскольников? Возможно. Топор сначала открыл один глаз, а затем следом и другой, и, хорошо потянувшись, чуть привстал. Рядом с ним никто не лежал, да и в комнате тоже никто не был. Кажется, что и в квартире тоже никого. Башка с Ржавым что, просто взяли и пошли тусить в Уфе без него? Да ну, бред какой-то, они не такие. Раскольников в одних трусах вышел из своей комнаты, плетясь на кухню, чтобы попить, ведь во рту не было ни капли слюны. Он даже и не заметил, что заснул в футболке и в шортах, а проснулся в одном нижнем белье. Возможно, ему снова стало жарко, ибо в квартире бабушки всегда было слишком тепло для Минги, и он вечно раздевался по максимуму, хоть и не любил это. Татарин потерев глаза, налил себе стакан воды из-под крана, уже по старой привычке, но почувствовал чьи-то руки на своей шее и чьё-то тело, прикасающееся к его голой спине. Пульс сразу участился, ведь это может быть кто угодно. Воры? Коллекторы? Или просто Башка снова мудрит свои шуточки дебильные? Нет, Хонджун все таки переживает за свою жизнь, поэтому никогда бы не стал так шутить. Тогда кто это, черт возьми? — Доброго ранку, засоня, — тихо проговорил басистный голос, выдыхая горячий воздух прямо в ухо Раскольникова. — Блять?! Это ты, ебалай контуженый?? — отскочил в сторону Минги, уже поставив перед своим лицом кулаки, и встал в боевую готовность. — Ты хули руки распускаешь? Ты че себе вообще, блять, позволяешь? Ебанутый! — Минки, извини, неудачно пошутил. Мне просто очень сильно хотелось тебя обнять, — блондин чуть разочарованно почесал затылок и сделал несколько небольших и очень аккуратный шажков в сторону младшего. — Твои друзья поехали на кладбище с бабушкой, чтобы ей помочь со всем. Они не стали тебя будить, потому что ты и так нифига не спишь. — Я найду, чем занять себя, уж не переживай, — татарин отвёл взгляд в сторону и сложил руки перед собой, всячески пытаясь закончить этот разговор. Наивный, наделся, что Феликс так просто уйдёт. — Хочешь прогуляться со мной? — Что? Я тебе что, тёлка твоя? — возмутился невозмутимый Минги, будто огрызаясь на блондина. Хотя это так и есть. — Ну… Ты не корова, а другого значения этого слова я не знаю. Поэтому, да, ты не моя корова. Так что, кабачок, пойдёшь с таким акробатом как я? — Хайруллин подошёл уже настолько близко, что мог запросто обхватить оголенную талию татарина, но он боялся так сильно спешить. — С хуя ли я кабачок? Я что, зелёный? — О боги, ты такой смешной, поэтому… Я назвал тебя кабачком, потому что я люблю кабачки. Сырые, жареные, тушёные, любые. — А как это со мной связано вообще? Хуйню говоришь какую-то. И вообще, отойди от меня. Я не голубой, как ты, — Минги уже было собрался оттолкнуть Феликса, но так и оставил свои руки на его груди, чувствуя как сильно бьется его сердце. — Как же бесишь… — Ти так и не видповив на моэ запитання про прогулянку, тому вважатиму, що ти погодився, — с невинной и светлой улыбкой произнёс блондин, чуть касаясь горячими руками бёдер Минги, будто на пару миллиметров притягивая парня к себе. — Чего блять?! — так же возмущённо произнёс Раскольников, как и в том вирусном видео восьмилетней давности, где к девушке подошёл французский миллионер. Да, та самая реклама курсов иностранных языков в Балашихе. — Пойдём погуляем, говорю, — вновь повторился Феликс, сильнее сжимая бёдра татарина, а тот лишь схватился обеими руками за подоконник позади себя. — Не отъебёшься от меня, да? — Пизда, — с хитрой ухмылкой произнёс блондин, поцеловав младшего в оголенную грудь, которая так и манила его. — Прошаренный, ёпта, — по-доброму усмехнулся Раскольников, будто совсем не обращая внимания на «педиковские штуки» в свою сторону. — Иди умывайся. Ещё одеться не забудь, а то у нас не так часто тут так ходят. — Не понял, почему не так часто? То есть есть люди, которые пиздячат в одних труселях по городу? — А что? Уже окончательно захотел переехать сюда? Хочешь буду перед тобой в трусах ходить. Так сказать, приватное обслуживание. — Я лучше убьюсь, чем буду смотреть на тебя голого. — Да? — башкир уже не сдержался и стал смеяться в весь голос. Его смех не был слишком громким, что могло оттолкнуть Минги, он наоборот был очень спокойным и даже нежным, несмотря на свою басистость. Смех казался бархатным и даже сладким. — Да заткнулся бы уже! Я пошёл. Надеюсь, ждать тебя ещё не придётся, а то без тебя попиздую, — Топор чуть отодвинул Феликса в сторону, чтобы тот дал ему пройти и направился наконец принимать ванные процедуры. Прошли какие-то пятнадцать минут и молодые возлюбленные уже шли по улице, пытаясь постоянно обходить вчерашние гигантские лужи, поселившиеся в дырах на дорогах. Правда, только Феликс обходил, а Минги шёл прямо, как танк, несмотря на свою быстро промокаемую обувь. Сегодня погода была намного приятнее, нежели вчера: светило неяркое, но согревающее солнце, воздух был чистым и освежающим из-за проливных дождей в последние дни. Топор даже чувствовал себя расслабленно и вовсе не обращал внимания на парня, который, как ему казалось, раздражает его одним своим видом. Сегодня все было совсем по-другому. Другая погода, другое самочувствие Минги и его восприятие всего вокруг. И даже Феликс был другим. Его не хотелось избить до смерти, не хотелось оскорблять каждую секунду, обзывая всеми синонимами к слову «гомосексуалист». Все было совершенно наоборот. С ним хотелось разговаривать. — Куда мы идём все таки? — прервал тишину Топор, стараясь вновь избегать зрительного контакта с блондином. — Помнишь ночью я говорил тебе, что познакомлю со своими друзьями? Мне показалось, что ты был не против. — Че за друзья-то хоть? — Хёнджин и Санзик, и, надеюсь, придут ещё два моих хороших друга. — Под хорошим друзьями ты имеешь в виду своих ёбырей? — и вновь Минги огрызнулся, не в силах сдерживать гомофобного демона внутри своей головы. Он впился очень крепко когтями и зубами прямо в мозг и уходить не планирует. — Ты тоже занимаешься сексом с Башкой и Ржавым? — Хайруллин резко остановился и в сию же секунду оказался прямо перед лицом младшего, разглядывая в его глазах злость. — С хуя ли я должен с ними этим заниматься? Они мои друзья. Ты фильтруй базар хоть, — брюнет коснулся запястья в целях сдвинуть его с места, но отодвинуть он не смог. Так стоял и держал изящную бледную руку с мелкими едва заметными веснушками. — Проведи аналогию, умник, и хватит уже косить под крутого. То, что ты презираешь геев, не делает тебя крутым, понимаешь? — башкир медленно и незаметно для младшего взял того за руку, аккуратно сплетая их пальцы в крепкий замок. — Я впервые застал твои тёплые руки, Минки. — Чт… — не успевает договорить Раскольников, как замечает, откуда же Феликс узнал про состояние его рук. Но он и не предпринимает ничего насчёт этого, а лишь крепче ухватил Хайруллина и, пробившись вперёд, шёл в том же направлении. — Удивительно, — прошептал блондин, зная, что Минги его не услышит, а его бледные щёки превратились в цвета помидора. Место, куда башкир хотел привести своего возлюбленного, именовалось украинским рестораном и по совместительству баром, естественно, тоже украинским. Уфимцы явно нуждались в украинских заведениях, что подтверждалось вечными посетителями и ресторана, и бара. «Че это вообще за место?» — пролетало в голове Минги буквально каждую секунду, ведь он действительно не понимал, почему Феликс привёл его, татарина, в украинский ресторан. — Привет, хлопцы! Мы вас уже заждались, елки-палки! — к парням подбежал молодой человек, примерно их ровесник, с белыми волосами по плечи и с явным украинским говором. Владелец? — Хёнджин! Сколько лет, сколько зим! — Феликс ярко заулыбался, давая мощную и звонкую пять своему украинскому приятелю. — Это Минги. Мой знакомый из Набережных Челнов. Он внук бабушки, у которой я комнату снимаю. — Я его представлял иначе, но… Думаю тебе, Минги, будет о чём поговорить с нами. Приятно познакомиться, — украинец протянул руку в знак приветствия, но взаимности не получил. — Таким, как ты, руки не пожимаю, — грубо одёрнул Раскольников и, сложив руку перед собой, зашёл вглубь ресторана, занимая свободный столик у окна. — Твою ж… Ты уверен, что нам с Саном действительно нужно с ним общаться? — полушёпотом спросил Хёнджин у своего такого же блондинистого друга. — Попроси, чтобы ему приготовили борща с пышками, можно еще стопочку водки с салом. Нужно его задобрить. Он сегодня в хорошем настроении, — довольно ухмыльнулся башкир, показывая палец вверх в честь их дальнейшего успеха. Феликс с Хёнджином пока прогуливались по двору, в котором находился ресторан, а в это время Топор не отсиживался один в ожидании своего вкусного завтрака — к нему внезапно подсел парень в плотной чёрной толстовке и с двумя рюмками в руках. Парень с такими же чёрными, как и его толстовка, чуть отросшими волосами выглядел уж больно большим. Понятно, что если снять кофту, то под ней не будет скрываться глист — просто толстовка добавляет большего объёма не особо и маленькому молодому человеку. На вид ему было не больше двадцати четырёх лет, как ошибочно считал Минги. Кто этот хрен вообще такой? — Ты Топор, да? Феликс много про тебя говорил. Говорил, что ты ему все нервы уже выдрал. Ты зачем так? Ой, забыл представиться, меня Санзик зовут, — парень дружелюбно подал руку, так же в честь знакомства, а Раскольников без особых колебаний пожал в ответ. — И че он про меня говорил? Говорил, что совращает меня? — вдруг выпалил Минги без зазрения совести. Ох, и не стыдно же так врать. — А так почему ты продолжаешь с ним ешкаться? Сам же говоришь вечно, что он бесит тебя. Не доводи его и всё. Он тоже хочет нормально жить. — Ты хули вообще такой? Сел ко мне с пустыми рюмками и допрос устраиваешь. Не лезь не в своё дело, бля. Все вопросы к своему дружку. — Вот скажи, почему ты пожал руку мне, но не пожал моему мужу? Мы что, чем-то отличаемся? Типо, кто-то достоин твоего рукопожатия, а кто-то нет? — Сан чуть придвинулся ближе к столу и упёрся ладонью в щёку, мол, придерживая свою голову от огромного интереса. — Мужа?.. Ты че… И ты тоже акробат? — чуть потупился Топор, прикрывая лицо руками и явно ругаясь матами себе под нос. — Что ж это за место такое пидорское? — Ты так и не ответил на мой вопрос. Почему мне пожал, а Хёнджину нет? — Ты… Ты выглядишь, как нормальный пацан, а он… Длинные волосы, манера общения… По нему сразу видно, что педик. А ты…— Раскольников чуть приподнял голову, чтобы вновь рассмотреть своего собеседника. — Ты вообще не похож на него. — Ладно, я понял свою ошибку, слишком резко подошёл к тебе с такими разговорами. Ты наверняка голоден. С минуты на минуту тебе принесут вкусную еду, поэтому пока можем помолчать. — Как ты вообще понял, что тебе нравятся мужчины? Типо… Как блять? Ты проснулся и понял, что тебя не возбуждают девушки? — закатил глаза Минги, будто не желая спрашивать такое вслух. Но интерес все таки взял над собой верх. — Как тебе сказать… — Сан почувствовал какое-то облегчение, что ему удалось чуточку усмирить Топора, поэтому он даже откинулся чуть назад. — Ты не осознаешь этого, пока не встретишь человека, который тебе понравится. Я встретил Хёнджина и стал замечать, что ощущаю что-то, но… У нас, короче, долгая запутанная история была, поэтому ну в жопу этот пример. — И ты, типо, его любишь? Прям как девушку? — Я никогда девушек не любил, да и вообще, какая разница кого любить? Любовь — это единое чувство, оно распространяется на всех. Есть люди, которые платонически и ментально любят рыб. — А… Как можно платонически любить рыб? Типо… Куда…? — возмутился Минги, вопросительно поднимая бровью, и явно задумался насчёт этого. — Ну типо… Есть же большие рыбы, да и они как-то откладывают личинки, или че там, яйца. Честно, не ебу сам, я подобным не интересуюсь. — Так если присунуть рыбе, даже большой, то она сдохнет же, нет? — Извините, что прерываю, но ваш заказ готов… Я не собиралась подслушивать, просто… Приятного аппетита, — официантка, подошедшая к столику с Минги и Санзиком, была явно напряжена, невольно подслушав данный разговор, но её задача относить заказы, и она надеялась, что больше не подойдёт к этим людям. — Че она такая зашуганная? — не особо громко поинтересовался Минги у своего нового знакомого, перемешивая борщ в тарелке и любуясь сием кулинарным творением. — Ты говоришь тут в полный голос как можно и нельзя выебать рыб. Я удивлён, как тебе Феликс ещё вытерпел. Кстати, о Феликсе. Куда он пошёл? — Эти голубки куда-то угандошились. Я че ему, нянька, что ли, чтобы знать, где он ходит? Тебе интересно — ты и позвони ему, — вновь огрызнулся Топор, но уже без излишней злости, ведь был задобрен вкусной едой. — Слыш, заканчивай, а. Я тебя сейчас сам угандошу, если не прекратишь свой понос изо рта, — Сан уж было действительно собрался ударить Раскольникова, но остановил свою руку прямо у его щеки. — Ты ж не такой гомофоб, каким хочешь казаться. — Я не понимаю геев. Меня они никогда не окружали. Геи не могут давать потомства. Да и вообще… Это так странно… Прям в жопу. — Странно? Неужели? — послышался знакомый голос вновь из-за спины Минги. Уж любит этот Феликс появился позади Раскольникова. — Ты где шлялся? Оставил меня наедине с каким-то акробатом, а сам в закат съебал, — татарин чуть развернулся в сторону блондина, но тот сразу же спихнул Топора на другой край дивана, чтобы тот освободил место. — Ты хули толкаешься? — Ты в лифте родился что ли? Не знаешь, что в общественных местах нельзя нецензурно выражаться? Хоть капельку уважения прояви людям вокруг себя. Не все хотят слушать твоё говно, — Хайруллин с хитрой и довольной ухмылкой почти полностью развернулся к Минги, прокручивая между пальцами прядь своих волос. — Санзик, свободен. — Свобод…? — обиженно возмутился Сан, уже на автоматизме выходя из-за стола, ибо знает, что Феликс не будет просто так говорить подобное. — Я вообще-то владелец этого ресторана. — Ты владелец бара, а сейчас мы где? Правильно. В ресторане. Оставь нас одних. Ты уже сделал свою работу, — блондин благодарно улыбнулся, заметно подмигивая своему другу. — Ой, да все, хватит эти штучки, они меня до усрачки пугают… — проговорил владелец бара и поспешно удалился от молодых людей, предвещая серьёзность разговора. Минги будто пропустил мимо ушей раннее сказанные слова Феликса и продолжал наслаждаться своим горячим борщом, подливая себе уже вторую рюмку водки. Его желудок, конечно, поблагодарит своего хозяина за такой завтрак: мясистый борщ, водка с салом и соленые огурчики по рецепту бабушки Хёнджина. — Ты решил замолчать вообще? Слушай, Минги… — начинает говорить Хайруллин новую мысль, но его тут же перебивает Топор, медленно положа руку на бедро блондина. — Для чего ты делаешь все это? Для чего ты привёл меня сюда и пригласил со своими друзьями-геями? Я… Я не хочу так быстро такого. Перестань это делать, Феликс, — кажется, Раскольников впервые назвал башкира по имени, не оскорбляя его и не выгоняя куда-нибудь. — Я хочу тебе помочь. — Я не просил помощи. Я и сам хорошо справляюсь. Мне нужно ещё время, смекаешь? — рука татарина поднялась до запястья Феликса, а потом так же медленно перешла и до ладони, но пока он решил на этом остановиться. — Я устаю от себя же. — Ты поэтому так быстро вернулся сюда? Чтобы отдохнуть от родного города? — Я вернулся… И ради тебя тоже, — тихо пробубнил себе под нос брюнет, со стыдом признавая свои слова. Но кто бы знал, что эти слова заставят Феликса моментально расплыться в счастливой улыбке и засиять, как истинное солнце. — Спасибо, что открываешься мне, Минки, — прошептал блондин, чуть наклонившись к уху младшего. После слов Феликса они оба ничего не говорили, а лишь сидели в тишине. Раскольников спокойно доедал свой борщ, пока блондин пялился на него без зазрения совести и держал его за руку, перебирая длинные кривые пальцы Минги. «Прошу, полюби меня в ответ. Признай свои чувства. Ты проделал большую работу, Минги. Ты огромный молодец», — проносилось в мыслях Хайруллина, ведь он боялся произнести эти слова вслух, боясь слишком сильно оттолкнуть от себя Топора, которому осталось буквально два небольших шага. Ещё немного и они оба наконец будут счастливы. Счастливы вместе, как Гена и Даша Букины. Уж больно сильно эти двое похожи на главных героев данного сериала, идущему по ТНТ.