***
Спустя полчаса, процесс обработки твоих ран был закончен. Ты сидела на холодном и сыром полу, в пластырях лишь на больших ранах — лишь на больших, ибо Том сказал, что в принципе, на маленьких не нужно — в забинтованном запястье: слава Гропу тебе удалось куда-то впихнуть в ваш диалог речь о боли в правом запястье, после чего оно оказалось сразу же в бинте. Дозор Том собирал инструменты обратно в до жути белую аптечку. Казалось, если её поставить возле стены и отойти на пару метров от неё и посмотреть с общего ракурса, то аптечка настолько будет сильно выделяться, что и не вписываться в эти чёрные цвета. — Ну, что, я пошёл. Удачи тебе тут, что-ли... — дозор достал пульт, опять что-то нажал на нём, и опять, решётка со скрежетом открылась и после выхода Тома из камеры с грохотом закрылась. Парнишка удалился, пройдя через кислотно-зелёное силовое поле. Ты ещё достаточно долго смотрела на то место, куда ушёл лекарь. Точнее, ты просто сверлила взглядом то место, а сама летала в облаках. «Ну, — думала ты, — несмотря на запястье, всё не так уж и плохо, да? Так ведь...?» Подкатился ком к горлу: что же теперь делать? Хотелось отчаянно плакать, кричать, звать на помощь, но лишь бы оказаться опять дома. У тебя было плохое предчувствие: а вдруг, всё пойдёт по ужасной линии? А вдруг, всё будет ужасно, что это лишь начало, и тебя лишь готовят к серьёзным трудностям? Что если, ты останешься тут навсегда? О смерти нет смысла думать, терять нечего, но вот и страдать не хочется. Хочется быстро хотя бы умереть, а не вся эта боль во всём теле, не вот это всё, когда сделать резкое движение до чёртиков больно. Это лишь начало ужаса, да? Ты давно не чувствовала боль, а тем более такую, давно не чувствовала ком в горле, давно не думала о том, что всё ужасно. Хочется бить стену, хочется в тысячный раз за столь короткое время проклинать мечту попасть на корабль Злыдня. Хочется проклинать себя за то, что не подействовала, когда тебя ещё вели дозоры. Хочется проклинать себя за всё. Хочется проклинать себя и за то, что ты родилась. Хочется плакать, но слёзы не текут. Не хотят. Сейчас и нужно поплакать немного, почему слёз нет?! Организм не хочет? Мало что он там не хочет. Видимо, сегодня ты не отпустишь чуть боль через слёзы. Но из-за кома в горле ужасно хочется пить. Ты подняла голову и вытерла глаза, конечно, слёз не было, но это лишь автоматически. Ты встряхнула головой и оглянулась: да, есть вода, возле матраса. Спасибо хоть за матрас и воду в стакане! А то тебе помнится, что когда ты только пришла с Гляделкинсом к тюрьмам, в твоей камере этих вещей не было. «Так, теперь надо собраться и доползти до воды, а там и на матрасе полежать можно» от самой идеи от движении и мысли о боли по тебе пробежался холодок. Но делать нечего. Ты глубоко вздохнула. На счёт три... Три. Ты начала медленно отодвигаться от левого угла где благополучно висела чёрного цвета камера. Ты ползла вполне удачно, и даже пока не чувствуется сильная боль, хоть она и была. Сама боль была рассеянной, и точно сказать где «находилась» невозможно было, так же, как и назвать вид боли. То ли кололо, то ли резало, то ли сжимало — впрочем, всё вместе. А сейчас, небольшая незакрытая рана «зацепилась» за пол и проскользнула. Ты остановилась и зашипела, зажмурившись, сильно сжимая левую свободную руку в кулак. Непонятно, что именно сейчас сильно болит, вся нога или рана на ней, и из-за чего, но боль была невыносимой. М-да, отвыкла ты конечно от боли, не скажешь тут ничего. Прошло секунд двадцать, и боль утихла. Ты уже могла продолжить двигаться к матрасу с водой, которые находились прямо перед тобой в одном метре, в правом углу камеры с вида решётки. Ты продолжала ползти, только уже активнее: чем медленнее, тем хуже становилось. Ты выше переставляла ноги, логично, чтобы снова не спровоцировать тело больше болеть. Осталось чуть-чуть, и... наконец-то, ты добралась до своей законной воды, можно теперь попить немного и полежать. «Вот это приключение» думала ты. Лёжа на животе, ты взяла в левую руку стакан, и начала жадно пить. Ты понимала, что скорее всего, это вода на день, а поэтому неизвестно сколько сейчас времени, да и в какое время будут менять воду, то ты приняла решение много не пить: два больших глотка хватит вполне сейчас. Так ты и поступила. Чуть ли не выронив стакан, ты поставила его на пол. Он отдал небольшой стук, впрочем, ничего удивительного. Ты с небольшим трудом перевернулась на на спину: всё-таки на ней и удобнее лежать, и не так больно, как на животе. Свободной от бинта рукой ты протёрла глаза. — Докатилась... — жалобно прошептала ты. Скорее, это было даже не шептание, а отчаянный хрип. Из-за чего голос осел? Хорошо ведь, что ты способна хоть как-то двигаться, а то бы так проблем бы по щелчку пальца нахватала по самое горло. Глаза слеплялись, веки утяжелялись, в голове гудело, от напряжения она будто ещё разрывалась на части. Почему-то клонило в сон, хотя в принципе только недавно спала ты. Сон никогда не лишний, особенно, когда всё болит. А ты знаешь, что при сне ничего не болит, просто не чувствуется. Ты отрубилась.***
«Отлично поспала». На самом деле действительно, ты хорошо выспалась, первые двадцать минут после пробуждения ничего не болело и не гудело, как будто и не было. Ты отчаянно сверлила взглядом до жути чёрный потолок. Вот почему именно чёрный? Ладно, там красные цвета добавили почти по всему кораблю, ибо красный — цвет агрессии, а злодеям это нужно. Но вот чёрный зачем? Чёрный ведь, цвет депрессии, как ты помнишь. Вот зачем депрессия злодеям? Тогда они уйдут в себя, потеряют силы, и перестанут быть злодеями. Ты лежала на спине, сложив руки на груди. Как будто в гробу лежишь мёртвой. Если бы кто-то увидел тебя, он бы реально подумал, что тебя собираются в гроб класть, и лишь моргание твоих глаз и не очень заметное поднимание груди при вдохе свидетельствует о том, что ты жива. Тихо, спокойно сейчас, лишь где-то далеко ходят группой дозоры, одновременно шагая, лишь твоё ровное дыхание и стук сердца слышится за метр от тебя, лишь какой-то чувак в камере напротив играет на банджо с тёплой улыбкой. Лишь эти звуки не дают тебе потеряться в реальности и упасть в свой мир мыслей... «Погодите, что?» ты вернулась в реальность. Ты повернула голову к выходу из твоего нового места «жительства». Напротив твоей камеры за решёткой были тоже двое заключённых. Они выглядели слишком... расслабленно для заключённых. Один, хотя даже видимо, это девушка, с синей кожей и розовой гривой, мирно спала, а второй в самом углу камеры, с опущенными веками, играл на банджо, с зелёной шляпой, и с улыбкой до ушей. — Эй, чувак, тебе нормально там? — ты поднялась в сидячую позу, и вопросительно смотрела на этого странного типа: быть таким оптимистичным когда ты в камере? Даже ты не настолько отшибленная. Но он выглядел до боли знакомым, и его, видимо друг, тоже... — А? — он остановил игру, и оглянулся, подняв голову. Сначала долго не мог найти откуда этот голос, но вдруг заметил тебя. Пару секунд недоумённо сверлил взглядом тебя, а позже он засветился будто, — Привет, Т/И! Погодите, это же... — Тут-и-Там?! — вскрикнула ты и улыбнулась. Так вот почему этот чувак до жути знакомым выглядел: ты ведь знаешь его! А это возле него Сильвия. Две легенды галактики. — Рад видеть тебя! Ты тоже решила у Злыдня отдохнуть? — он настолько мило улыбался и оптимистично, что тоже хотелось натянуть улыбку до ушей и забыть о всех проблемах. — Отдохнуть? — ты встряхнула головой: какой отдохнуть? — Ну, мы с Сильвией недавно пришли сюда чтобы переночевать, ибо негде, а Лорд Злыдень с радостью нас принял! Правда, не только радостью, а может и злостью, — он на секунду сменился в лице, — Злостью от того, что мы так редко видимся, наверное! — он опять улыбнулся и махнул рукой в сторону, — Ты ведь тоже решила здесь поспать? Мы как пришли, ты тогда спала, но очень выглядела знакомой. Я хотел спросить, кто ты, и почему так знакомо выглядишь, но из-за уважения к тебе и твоему сну, не стал этого делать. — Если честно... я тебя тоже сначала не узнала. Но теперь всё хорошо. И к тому же, как не узнать такого крутого, оптимистичного и милого пушистика как ты? — ты забыла про то, что обещала себе ещё когда лежала, что не будешь к кому-то подкатывать пока ты на этом корабле. Судя по тому, как рыжий пушистик низко наклонил голову в сторону, заулыбался, поёжился и промямлил что-то в духе «спасибо», ты его смутила. Смутила словами «милый пушистик» или что? Ты не понимала, что тут такого смутительного. Без твоих подкатов и твоего флирта, ты — не ты. Ты настолько отшибленная. Ты этим и выделяешься. Ты зевнула и тепло улыбнулась: от него веяло слишком атмосферной и доброй аурой. Безопасной. Уютной. Всем позитивным, чем только можно. Тут-и-Там вздохнул, чуть-чуть опять поёжился на месте, вдруг встал и подошёл к решётке. — Иди сюда, — подозвал он тебя к себе, поближе, к твоей решётке, уже не криком как обычно. Ибо он слишком громкий. — Я не могу... Мне трудно ходить, — ты грустно покачала головой, пожав плечами. Улыбка спала с твоего лица. Стало почему-то резко холодно. Он отпрянул от решётки и тихо прошептал «прости», перестав улыбаться. Кажется, когда он улыбается становится тепло-тепло и уютно, а когда нет — становится холодно и страшно. Непонятно... от чего эти чувства? Ты недоумевала: за что он извиняется? За то, что ты не можешь пока что ходить по твоей же вине? За то, что ты не можешь ходить, потому что именно ты вышла на улицу тогда, а не спряталась в доме, потому что ты не начала сопротивляться, когда тебе ещё вели дозоры? За что он извиняется? — Слишком напряжённый момент, — почти что прошептал он себе, уверена ты, что именно себе, так бы громче сказал, а сейчас его еле слышно. Вдруг он опять засиял, — Я сыграю на банджо! Ты ведь не против? — он радостно улыбался, чуть вопросительно смотря на тебя. — Давай, что-ли, — ты конечно же согласилась. К слову, он отлично играл, видимо, это его хобби. Видно кстати, он много тренировался, много ошибался, но никогда не бросал, поэтому сейчас без проблем играет. И петь тоже умел. Он начал быстро перебирать пальцами по струнам и напевать слова. Это восхитительно, если бы можно, ты бы слушала это вечно... Именно после встречи с ним и его подругой намного раньше, ты стала более увереннее в себе и позитивнее. Он не давал упасть во мрак окончательно. Давал надежду, что даже если Досинатор и уничтожает где-то планету, то всё будет хорошо.