I
31 октября 2021 г. в 10:13
Генри сгибается в три погибели спиной припадая к двери в своём кабинете, в комнате царит давящая атмосфера, которая заставляет леденящему холодку пробежать по его спине, словно дыхание самой смерти, усевшейся на его плечах, занявшая свое место наблюдателя, но Генри более чем уверен, что этот ледяной пробирающий до самых костей холод, лишь итог брошенного на распашку им в спешке окна, новый приступ кашля наступает также внезапно, заставляя мужчину врасплох, пока он тщетно предпринимает все попытки отдышаться, жадно хватая ртом так сию минуту важный для него воздух, пока густые капли крови, стекающие по подбородку украшают пол его кабинета вместе с бутонами ярко-жёлтых нарциссов, Генри ненавидит жёлтый цвет, он кажется ему слишком фальшивым, слишком тёплым и леденящем в одно имение, он ненавидит его с тех пор, как эти цветы ядовито жёлтого оттенка в первые проросли на его теле, разрывая собой плоть, когда по утрам он лицезреет жёлтые нарциссы, испачканные в своей же ало бордовой крови в белоснежной раковине своей ванной комнаты, он ненавидит их столько же, сколько задаётся вопросом, каким, таким образом, они появились, на его теле.
Генри никогда никого не любил, все потому что доктору Генри Джекиллу никто и никогда не был нужен, слово «любовь» для мужчины было весьма в априори не досягаема, настолько же, сколько непонятно, весьма растяжимо и в то же время несущие в себе хрупкий, скомканный характер, под словом «любовь» можно было понимать слишком многое, любовь родителя к своему чаду, любовь юной девицы к своему возлюбленному сердцем человеку, любовь к своему лучшему другу и многое тому подобное, то, что нельзя даже описать словами, «любовь» сама по себе довольно сложная штука и Генри искренне надеялся, что в его жизни не наступит день, когда ему будет дозволена возможность познакомится поближе с этой аномалией, что люди так трепетно прозвали, как «любовь», но этот день настал, если судить по в первые проросшему на его запястье жёлтому нарциссу, вся сложность этого нюанса была лишь в том, что Генри Джекилл никого не любил, не то, что так, он более чем уверен, что не испытывал даже того чувства, что можно было прозвать, как человеческая симпатия, но судьба расставила всё иначе, явно не учитывая мнение мужчины, что из-за дня в день задавался одним и тем же вопросом, кто тот наглец так бессовестно забравший его сердце? Была ли это какая-то одна из очаровательных юных дам, которым он обычайно дарит улыбки на званых вечерах или же его сердце давно принадлежит какому-нибудь юноше, ответ на этот чертов вопрос Генри Джекилл искренне не знал, но знал лишь то, что его любовь была с рождения не взаимна, он прочитал это в одной из книг в научной библиотеке, жёлтый нарцисс, как знак не взаимной любви, той любви, что изначально обречена на провал и сколько бы Генри об этом не думал, он не мог найти ответы на свои вопросы, оставляя их, томится где-то на затворках своего подсознания в надежде на то, что одним прекрасным утром этот ядовито жёлтый нарцисс не расцветёт на его теле вновь, но чудес не бывает, а у этой болезни только два пути исцеление, «взаимные чувства» или же смерть, что уже поджидала Генри за дверью, вероятнее всего уже внеся его имя в своей и без того длинный список, лишь ожидая когда время мужчины подойдёт к своему законному завершению, когда бутоны жёлтых нарциссов прорастут на его сердце и оно сделает свой последний удар, прежде чем замереть на вечно.
Сколько бы его единственным лучший друг Роберт Лэньон, не утверждал, что «все будет хорошо», зарождая в сердце Джекилла невидимую надежду на лучшее, лучше не становилось, он осознал это именно в тот момент, когда в первые, содрогаясь в приступе кашля, на его рабочий стол пали первые лепестки цветов жёлтого нарцисса, Генри не был пессимистом, но и оптимистичного в этом тоже ничего не видел, пока Роберт счетно старался убедить друга в обратном, уже не столь уверено, как раньше говоря это чёртово «все будет хорошо», в какой-то момент Генри был более чем уверен, Лэньон и сам не верит в то, что говорит, но, тем не менее, искусно делал вид, что это не так и чем больше проходило времени, тем больше Генри убеждался, что с его стороны было крайне беспечно позволить Роберту узнать о его болезни, ему стоило быть немного осторожней, тогда бы мужчина не заметил торчащего из-под рукава его белой рубашки распустившегося цветка, от которого Генри попросту забыл избавиться вовремя, как и от всех предшествующих ему ранее. Это было большой ошибкой, по крайне мере так считал Генри, видя на себе сочувствующий взгляд Роберта, Джекилл не хотел, чтобы ему сочувствовали, он не нуждался в жалости от кого либо, а тем более от Роберта Лэньона, Генри считал человеческую жалость отвратительным чувством, что не произвольно втаптывала человека в грязь лицом, заставляя помнить о доли своего несчастного положения, Генри Джекилл не был «жалким» и ему не требовалось сострадание, все это характеризовало человеческую слабость, Генри не был слабым, он никогда не считал себя слабаком, ведь это было унизительно и крайне отвратительно, а доктор Генри Джекилл не был таким.
Приподнимаясь с холодного пола своего кабинета Генри, жадно хватает ртом такой нужный ему сейчас воздух, горло нещадно жжёт, а в лёгких казалось не осталось больше ничего кроме этих проклятых ядовито жёлтых нарциссов, пошатываясь на обмякших негнущихся ногах, он делает пару шагов в сторону своего рабочего стола, кажется где-то была припрятана бутылка вина, что на днях подарил ему Роберт и она тут же оказывается в руках мужчины, что без каких либо больших усилий распечатывает подарок, не тратя время на бокал, Генри делает большой глоток алой, словно кровь жидкости, отдающей нотками винограда прямо из бутылки, Генри прекрасно знает хуже уже не будет, вино беспощадно жжёт раздраженное горло, но Джекилл принимает к сведению, что вкус винограда, куда приятнее, вкуса железа, что все ещё ощущает доктор у себя во рту. Со стороны раздаётся до боли ненавистно знакомый голос, в котором плескаются нотки явного веселья, что собеседник даже и не старается сокрыть, ехидно улыбаясь во все тридцать два зуба, нагло смотря на мужчину из отражения большого зеркала, одного из немногих находящихся в кабинете Джекилла.
— Выглядишь паршиво Генри — ехидно припевает паренёк из отражения зеркала, уделяя особое внимание имени своего создателя, словно пробуя его на вкус, смакуя каждую букву, словно произнося его впервые.
— Иди к чёрту Хайд! — прежде чем сделать очередной глоток выдавливает из себя Генри, словно выплевывая яд и также с отвращением бросая взгляд на блондина в зеркале.
Генри уже говорил, что ненавидит жёлтый цвет, одна из причин этому, что волосы Эдварда, того же оттенка, цвета солнца и вылупившегося жёлтого цыплёнка, которого можно было сравнить с Хайдом благодаря его вечно растрепанной причёске на голове, все это было частью чего-то прекрасного, но вот только в Эдварде ничего прекрасного не было, для Генри, Эдвард был отвратительным, несмотря на то, что он же и создал его собственными руками. Эдвард был его полной противоположность, как инь и янь, свет и тьма, лед и пламя, они были слишком разными, не то чтобы попытаться понять друг друга, ужиться в одном теле для них уже было большой катастрофой, а так же самой большой и роковой ошибкой доктора Генри Джекилла, за всю его недолгую жизнь. В отличии от Генри, Эдвард был взбалмошным ребёнком, конечно же, не в прямом смысле этого слова, но его характер определённо оставлял желать лучшего, в Эдварде не было ничего святого, он был заядлым грубияном, сквернословом и совсем не имел никаких манер, но что больше угнетало Генри в Эдварде, что последний не имел никакой жалости, безжалостный, жестокий и легкомысленный, ничтожный в глазах Генри. Генри ненавидел в нем всё, одной из немногих причин, Эдвард был его плохой стороной, нечто ужасным, что отрицал в себе Джекилл, Эдвард был им самим и в тот же момент Эдвард и Генри не был не одним человеком, ни одной личностью.
Присаживаясь на край своего рабочего стола, Генри опускает бутылку вина, что с глухим стуком становится на ровную деревянную лакированную поверхность, Генри отводит взгляд, намеренно игнорируя персону Хайда, бессмысленно смотря в одну и туже точку перед собой, в голове пустота, Джекиллу стоило бы подумать о многом, но явно не сейчас, голова нещадно гудит, Генри явно нужна тишина и покой, ему нужно побыть с собой наедине, но в первую очередь ему стоит успокоиться, что получается из ряда вон плохо, учитывая, как пристально смотрит на него своими изумрудными глаза Эдвард, все ещё ехидно ему, улыбаясь, расплываясь в насмешке, Эдвард знает, Генри на пределе, он словно натянутая струна, что вот, вот норовиться лопнуть, выведя из строя идеальный инструмент, а насколько идеальным хочет казаться Джекилл, Эдвард тоже прекрасно знает, знает как никто другой, потому что только Эдвард Хайд, знает настоящего Генри Джекилла, без той маски добродетеля с фальшиво выставленной на показ дружелюбной улыбкой и Эдварду это не нравится, не нравится идеальный Генри Джекилл, потому что в этом мире не существует идеальных людей, потому Хайд подливает масла в огонь.
— В чем дело Генри, неужели твоя маска заядлого добродетеля дала трещину — Эдвард подпирает свою щеку кулаком, с блеском в глазах наблюдая за действиями мужчины.
Генри тяжело вздыхает, возвращая взгляд обратно на Хайда, чего добивается Эдвард, Генри знает прекрасно, для чего, ответ остаётся тем же и тем не менее Генри выбирает, просто промолчать, он слишком устал для сегодня от всего этого дерьма, а свое самочувствие оставляет желать лучшего.
— В чем дело Генри, ты выглядишь бледным, неужели ты не в состоянии вынести этот груз — Генри хмурится, пока желваки на его лице ходят ходуном, но шатен продолжает упорно молчать, в надежде на то, что Хайд потеряет к нему всякий интерес и наконец оставит его в покое — Ты ведь отлично понимаешь, о чем я сейчас говорю, да Генри!
Эдварда забавляет, с какой лютой ненавистью смотрит в его строну мужчина, Эдвард более чем уверен, что этот взгляд по кон веков будет направлен только на него, ведь только на Хайда, Генри смотрит с пробирающей до самых костей холодом, ведь Эдвард знает с каким теплом в глазах он смотрит на других, как мило улыбается юным девушкам на званых вечерах, как добр ко всем жильцам этого здания, ещё одного своего творения, насколько искренен он в отношении Роберта Лэньона. Эдвард улыбается ещё шире, насколько это возможно, от чего на его пухлых щеках проявляются ямочки, а сами щеки уже начинают болеть.
— В чем дело Генри, неужели ты, наконец, осознал, насколько ты жалок! — по кабинету прерывая звенящую тишину разноситься звон разбитого стекла, пока Хайд сгибается, пополам, даже не думая сдержать в себе рвущийся наружу безумный хохот.
Генри загнанно дышит, наблюдая за тем, как по полу растекается алое пятно, а в воздухе витают нотки винограда и алкоголя, проклятье это вино было совсем неплохо, а он даже не успел выпить и одной трети, ну что за черт, гневный взгляд карих глаз вновь возвращается к виновнику торжества, от удара по стеклу прошлись трещины искажая реальность, но даже так можно было разглядеть катающегося по полу Эдварда, что до колик в животе истошно смеялся, как умалишенный, Эдварду нравится то что он видит, такой Генри ему определённо нравится больше, но ему это знать совсем не обязательно, Эдвард слышит со стороны тяжёлый вздох Генри, кажется его гнев отступил позволяя шатену новым взглядом посмотреть на им же самим причинённый ущерб, минутой позже за его спиной захлопывается дверь, а комната вновь обретает тишину, Хайд больше не смеётся, потому что его спектакль закончен, потому что он остался снова один, потому что так легче пока Генри нет рядом, но он лжёт сам себе, сплевывая на пол окровавленные в собственной крови бутоны ядовито жёлтых нарциссов, проклятье цветы, не оставившие ему, ни грамма надежды, с большим усилием Эдвард поднимается с пола, Генри считает Эдварда бездушной тварью, но Эдвард далеко не бездушен, а вот Генри чёртов лицемер и это факт, Генри считает, что между ним и Эдвардом нет ничего общего, тем временем, как Эдвард знает точно, они оба идут ко дну и это одно из немногих, что их объединяет, но об этом знать Генри совсем не обязательно, как и о многом другом, что так усердно пытается сокрыть Эдвард. Понимая, что ноги его совсем не держат, парень, опускается на пол, задаваясь из раза в раз одним и тем же вопросом, в какой момент всё превратилось в это.
И Эдвард всерьёз задумывается об этом в очередной раз, в какой момент его ненависть переросла в не что иное, чувствуя, как разрывая кожу пробивается на свет очередной ярко-жёлтый бутон нарцисса, но Эдвард не торопится его срывать, потому что это лишено смысла, они давно покрыли тело Хайда, так какая разница, что на один из них станет больше, Генри все равно этого не заметит, потому что Генри Джекиллу на него глубокого плевать и Хайд чувствует обиду, он ненавидит Генри, настолько же сильно, насколько тот запал в его душу, оставшись отпечатком на его сердце и теле, Эдвард нежно оглаживает лепестки ещё не расцветшего бутона, нет Эдвард не любит Генри, Эдвард уверяет себя в этом из-за дня в день, в надежде, что эти чувства увянут, как и эти проклятье жёлтые нарциссы на его теле, но, ни чего не выходит, всё становится только хуже, Эдвард был уверен он презирает в Генри всё, его весьма фальшивую улыбку, которую он дарит другим, она полна тепла, но почему-то не для Эдварда, он грёбаный добродетель, но к Эдварду он никогда не был добр, Эдвард знает настоящего Генри, но вот только знает ли Генри настоящего Эдварда, что-то подсказывает блондину, что вряд ли, наверно это и к лучшему, потому что так легче и пусть это очередная ложь, Эдварду искренне обидно, ведь он знает, Генри его ненавидит до пены из-за рта, но Эдвард искренне не может понять за что? Хотя Эдвард ведь тоже ненавидит Генри, по крайне мере он в это верит и очередная ложь.