Kiki

4 позиции Бруно - Светало. Лихорадило

Свой испытательный срок Ким Сокджин прошел с блеском. В первый же месяц он разобрал их электронную почту и рассортировал сообщения с предложениями о сотрудничестве на: «наебка», «узнать больше» и «годно». Он привлек какого-то фрилансера, который создал крайне эстетичный профиль Avant-gang в Инстаграме. За неделю на них подписались больше 3 тысяч человек. Мужчина предложил Чонгуку быть постоянным оператором Avant-gang. Чон согласился, но стоимость за свою работу назвал чисто символическую, пояснив, что не собирается драть деньги с друзей. Продуктивность Сокджина была соразмерна разве что его наглости. Ким мягко отчитал парней за то, какой маленький гонорар они взяли за работу для Музея традиционной музыки. «Вы пахали без продыху два месяца. Хосок-щи по итогу слег от истощения после этого. Вам нужно было просить в три, а то и в четыре раза больше!» Еще больше он возмутился тому, что на их Youtube-канале до сих пор не была подключена монетизация. Здесь уже Юнги не мог молчать. Он начал объяснять, что Avant-gang не был создан для денег, что сам по себе его концепт строится не только на экспериментальности их творчества, но и на отказе от стандартизированного продвижения. – И сколько же вы так продержитесь, дружок? – печально улыбнулся Сокджин. – Можно сделать что-то для души один раз, два, три. Но после это уже входит в систему. У творчества появляются фанаты, которые хотят как-то показать свою любовь и благодарность. Кто-то пишет комментарии, кому-то хватает подписки, но некоторые хотят отблагодарить чем-то более весомым. Поверь, даже если бы вы не заливали видео в Интернет, а устраивали перформансы на улице, все равно бы собиралась толпа. Люди бы сами вас снимали и сами бы выкладывали вас в Интернет. Пользователи начали бы гадать, кто же эти загадочные парни, подключились бы журналисты, про вас стали бы писать. И по итогу вы бы все равно набрали популярность, без своего желания. Ты понимаешь, Юнги-щи? – пристально посмотрел на Мина менеджер. – Ты можешь презирать сложившуюся систему, но ты в ней живешь. Даже если ты ее отвергаешь, она сама тебя выберет и вознесет. А потом выкинет, когда ты всем надоешь. Именно поэтому все пытаются контролировать ее влияние на себя самостоятельно. Самому контролировать свое продвижение, самому выбирать площадки, на которых ты будешь транслироваться. Это простая техника безопасности. Хосок был полностью согласен с мужчиной. Именно это он пытался донести до Мина на первых порах, но не мог так грамотно изложить свою мысль. Юнги явно все еще был против, но контраргументов не высказал, просто отвернулся к окну. Ким расценил жест как зеленый свет. С этого момента машина запустилась и повезла их на скорости, к которой ни Юнги, ни Хосок не были готовы. К апрелю они отсняли три студийных видео и две зарисовки. Какой-то модный журнал взял у них интервью, слава Богу, материал был текстовым, но менее нервозно от того не становилось. Резкая популярность страшно давила, они ломали голову над тем, чем удивить аудиторию в этот раз. Однако их зрителей все устраивало: число подписчиков росло, директ ломился от комплиментов, предложений и признаний в любви. Один раз даже прилетел дикпик. Чонгук целую неделю страдал в раздумьях, кому именно неизвестный пользователь предлагал свой 11-сантиметровый член. Его дедукция закончилась выводом, что, скорее всего, все-таки, танцору, потому что «большинство дрочит на красивую картинку, а не на звук». Хосок на такое заявление добавил юного детектива в чс на несколько дней. Чон не успел понять, когда наступил май. Он жил от одной съемки до другой, забывал звонить родителям, с друзьями общался только по переписке, старался учиться, но все равно появлялись долги. Многие преподаватели закрывали глаза на его пропуски и косяки на репетициях, учитывая набирающий популярность Avant-gang. Однако Хосок чувствовал, как сильно отдалился от своих однокурсников. И они были не единственными, с кем танцор потерял контакт. С Юнги они теперь общались только по рабочим вопросам, наедине почти никогда не оставались. На съемках был Чонгук, на плановых встречах по дальнейшему продвижению – Сокджин. В середине мая Мин и вовсе написал всем, что на месяц-полтора прервет работу, чтобы сдать все контрольные проекты и нормально закончить университет. У Хосока самого была сессия, готовился он к ней в ужасной апатии, сдал на проходной балл. Он не понимал, что происходит, где он оказался, зачем все это делает. Он мечтал вернуться во времена, когда они с Юнги были вдвоем, а на канале было 100 подписчиков. Когда ему было грустно только из-за своей наивной влюбленности. Сейчас ему было грустно из-за своей ненужной любви. Из-за ненужности самого себя, в первую очередь себе же. В конце июня Хосоку неожиданно написал Сокджин и попросил встретиться. Чон на всякий случай уточнил: «Вдвоем?» Менеджер сказал «да», чем еще больше удивил танцора. Сидя в кафе за одним столом, парня мутило от того, насколько неловкая атмосфера между ними образовалась. Ким заказал ему холодный кофе и десерт, но в горло ничего не лезло. За несколько месяцев совместной работы Хосок не смог понять этого мужчину ни на йоту. И предстоящий разговор его напрягал той же непредсказуемостью. – Меня не покидает ощущение, что я тебе не нравлюсь, Хосок-щи, – отпив свой капучино, с усмешкой сказал Сокджин. – Как будто ты очень хочешь, чтобы меня с самого начала не было. – Я… нет, – стыдливо увел глаза танцор. – Просто я не понимаю, что происходит. Все слишком быстро завертелось. Интервью, соцсети, наша популярность. Меня несколько раз узнавали на улице. Мне очень тяжело к этому привыкнуть. – Неужели ты не хотел стать популярным? – Хотел, конечно, – Хосок задумчиво помешал трубочкой лед в стакане. – Все в K-Arts этого хотят, за популярностью сюда и приходят. Когда мы начали с Юнги-хеном наш проект, я мечтал о том, что происходит сейчас. Но потом как-то привык к этой камерности, мне нравилось, как постепенно все развивается. Даже поверил, что мы правильно сделали, что не начали себя с самого начала пиарить и рекламировать. – Это была идея Юнги? – прищурился Сокджин. – Да. Мы в начале ругались из-за этого, но потом я принял его позицию. Ким кивнул и незлобно хмыкнул: – Юнги странный малый. Он очень настороженно относится к деньгам, не любит рыночные отношения, презирает всех, у кого есть связи и влияние. Подозреваю, что это связано с чем-то личным. И знаешь, я много встречал похожих людей. Тех, которые открыто показывали свое безразличие к деньгам, твердили всем, что другие, что им ничего этого не нужно. Я всегда чувствовал к ним жалость, потому что зачастую подобное отношение идет из зависти, во-первых, и из недостатка амбиций и жалости к себе, во-вторых. Большинство таких людей заканчивают в бедности и озлобленности или самоубийством, – выдержав драматичную паузу, Сокджин внимательно посмотрел на Хосока. – Но у Юнги другая ситуация. Он исключительно талантлив, возможно, гениален. Поэтому как бы он ни воротил нос от арт-бизнеса, популярность все равно к нему придет. А где популярность, там большие деньги. Так что для его же блага ему стоит пересмотреть свое отношение к привилегированной жизни. Иначе все свои баснословные гонорары он будет тратить на выпивку, шлюх и азартные игры. Скорее всего, Сокджин считал себя тонким психологом и дяденькой с большим опытом в шоу-бизнесе, который может себе позволять оценивать молодые таланты. Если это действительно так, то Хосоку тоже жаль. Самого Кима. Потому что он не угадал во всем, что касалась Юнги. Да, Мин презирал связи и влияние, так как они мешали пробиваться простым талантливым людям, которые не имели этих тузов в рукаве. Композитор просто был за честную игру. При этом он имел абсолютно адекватное отношение к деньгам: стремился заработать как можно больше, чтобы вкладывать их в свое творчество и обеспечить себя и своих родителей достойной жизнью. Было мерзко видеть, как вроде бы взрослый состоятельный мужчина за глаза наговаривает на Юнги, которого знает меньше, чем полгода. – Если вы пригласили меня сюда, чтобы за спиной обсуждать Юнги-хена, – процедил Хосок, – то мне действительно придется признать, что вы мне крайне не нравитесь, и вполне заслуживаете увольнения. Кончики губ Сокджина слабо дернулись. Затем еще раз, а после он звонко рассмеялся, совсем не пытаясь этого скрыть. – Я ухожу, – поднялся со стула Чон. – Нет, Хосок-щи, погоди, – выставил вперед руку менеджер и с удовольствием пояснил. – Я пригласил тебя не ради разговоров про Юнги. Я хочу поговорить о тебе. Парень нахмурился, ожидая продолжения. Но Сокджин, решив то ли потянуть время, то ли разбавить обстановку, подозвал официанта. Заказав себе еще один капучино, он глянул на танцора, тот покачал головой. Ким заказал стакан воды. Когда через пять минут принесли напитки, Хосок за два глотка выпил половину стакана и настороженно посмотрел на мужчину. Менеджер аккуратно отпил кофе и тихо поставил чашку на блюдце: – Ты влюблен в него. – Вы, что вы… – Заметь, это не вопрос. – Заметьте, это не ваше дело, – выплюнул Чон. Видимо, Сокджин и вправду тонкий психолог. Либо Хосок слишком очевиден в своих чувствах. Вне зависимости от варианта, Киму никто не давал права это обсуждать. – Хосок-щи, – вздохнул мужчина, – я завел этот разговор не для того, чтобы похвастаться своей наблюдательностью. Возможно, я кажусь тебе напыщенным мудаком. Не без этого, конечно, но я такой же человек, который много раз влюблялся в своей жизни. Один раз я влюбился в того, с кем находился в рабочих отношениях. Поверь мне, это никогда добром не заканчивается. – Хотите поделиться своим большим опытом? – ядовито спросил Хосок. – Может быть, – грустно улыбнулся Ким. – Я говорю не только со своего опыта, но и с высоты тех историй, которых насмотрелся за время работы с айдолами. Даже не представляешь, какая драма там порой разворачивается. Для начала скажи мне, вы спите? – Это вас не касается! – Значит, спите. – Хватит, – Хосок подорвался со стула и, подхватив рюкзак, сделал первый шаг из-за стола. – Ты пострадаешь, Хосок, – бросил в спину мужчина. – Очень сильно. – Какого черта вы указываете мне… – Просто сядь, – спокойно попросил Сокджин, мягко взяв за кисть. – Я понимаю, что это тяжелый разговор. Но с тебя не убудет меня выслушать. Если мои слова тебе помогут – замечательно. Если нет, обо всем забудешь. Чон нервно облизал губы и сильнее сжал лямку рюкзака. Действительно, ничего страшного, если он просто выслушает. Будет больше аргументов, чтобы заговорить с Юнги об увольнении менеджера. Однако слушать больно. Потому что парень чувствовал, что в чужих словах было нечто правдивое. Скрепя сердце он сел обратно на свое место, вперив взгляд в колени. – Зависимые отношения никогда не приводят ни к чему, кроме слез, разбитого сердца и абсолютной потерянности. – У нас не зависимые отношения, – тут же ощетинился Хосок. – Разве? – вскинул бровь Сокджин. – Ты был влюблен в него, он в тебя нет. Он предложил тебе поучаствовать в его проекте, ты сразу согласился. Он выставил свои условия, ты согласился. Он предложил нанять менеджера, ты согласился. И ты все еще влюблен в него, а он в тебя нет. – Откуда вы знаете, что я был влюблен с самого начала? – с удивлением спросил Чон, игнорируя, как стали щипать глаза. – Догадался, – сочувственно пожал плечами мужчина. – На самом деле я сразу подумал об этом, когда просмотрел ваши первые видео. Юнги пишет очень специфичную музыку для Avant-gang, так блестяще под нее танцевать смог бы либо гениальный и опытный танцор, либо тот, кто влюблен в ее композитора. Понимаешь? Дело не в том, что ты якобы идеально походишь именно для этой музыки, ты просто хорошо ее чувствуешь. Потому что ты любишь Юнги, а значит, все то, что он делает. Хосок порывисто сглотнул и, проморгавшись от слез, отвернулся: – Допустим. И что вы хотите этим сказать? Сокджин допил кофе, дав себе время, чтобы подобрать слова: – Avant-gang прекрасный проект, я бы даже сказал, уникальный для Кореи. Но вы оба очень талантливы. Даже по одиночке вы сможете добиться прекрасных результатов. – Вы предлагаете бросить Avant-gang? – не поверил танцор. – Здесь есть несколько вариантов, с моей точки зрения, – осторожно начал Ким. – Первый – вы отпускаете ваш проект и начинаете сольную карьеру. Я готов даже продолжать быть вашим менеджером, только курируя по отдельности. Второй вариант. Тебе удается переключиться с Юнги, найти себе кого-то, просто отпустить свои чувства, и вы уже в полностью здоровых отношениях продолжаете заниматься Avant-gang. И третье развитие событий, самое плохое, когда все остается, как прежде. Если ты посмотришь со стороны, то увидишь, что за полтора года совместной работы Юнги продолжал развиваться. Он строит карьеру, участвует в каких-то проектах, блестяще закончил университет. При этом ты думаешь только об Avant-gang. Ты ни разу нигде не работал без Юнги. Ты забросил учебу, весь мир вертится вокруг вашего проекта. Так и продолжится, только станет еще хуже. Может быть, тебе удастся продержаться год-два, но потом ты начнешь выгорать. Это отразится не только на твоем физическом и ментальном здоровье, но и на самом Avant-gang. – Я не понимаю, – встряхнул головой танцор. – Почему вы как наш менеджер настаиваете на том, чтобы мы бросили? Сокджин по-отечески тепло улыбнулся: – Потому что я отличный менеджер. А отличный менеджер не тот, кто вкладывает все силы в развитие проекта, а тот, кто в первую очередь помогает людям, которые его создают. Помогает во всех смыслах.

***

Юнги вошел в пятерку лучших выпускников своего года. Никто не удивился, Хосок тоже. Гениям не удивляются, ими только восхищаются. Мысленно он пожелал старшему всего самого лучшего, осыпал сотнями комплиментов, при этом не позвонив и не написав лично ни строчки. На выпускной он также не пошел, хотя Чонгук сильно из-за этого на него ругался и сказал, что Мин о нем спрашивал. Хосок и хотел бы прийти, но в голову слишком сильно въелись слова Сокджина. Чон даже не мог отрицать все сказанное в кафе, это была та самая простая голая правда, против которой невозможно найти аргументов. Танцор долго думал, сможет ли так спокойно переключиться, как выразился Сокджин, со своего композитора. Он присматривался к однокурсникам, вспоминал своих прошлых партнеров – и никто из них даже близко не стоял с Мин Юнги. Он не смог бы так просто про него забыть. Полтора года уже не мог. Поэтому Хосок решил последовать совету менеджера: не бросить Avant-gang, хотя бы взять перерыв, чтобы, наконец, подумать о самом себе вне рамок проекта, которым жил последнее время. Через несколько дней после выпускного он написал Юнги и попросил о личном разговоре. Как назло, день встречи выпал на воскресенье, как назло, Мин зарезервировал именно ту комнату для практики, в которой они начинали свои репетиции. Закрыв дверь студии с внутренней стороны и посмотрев на старшего, который неизменно сидел в кресле перед ноутбуком, Хосок заперся от всего внешнего мира и привычного течения времени. Не было Сокджина, тысячи подписчиков, статей в интернете. Он будто снова вернулся в те времена, когда их никто не знал и от них ничего не ждали. Когда они были вдвоем и позволяли проявлять себя в любых формах. Юнги встретился с ним глазами и молча похлопал по стулу рядом с собой. Секунду промешкавшись, Хосок пересек комнату и сел рядом, опустив глаза к сцепленным на коленях рукам. – Как дела? – через гудение ламп в студии голос Юнги прозвучал слишком резко. – Нормально, – промычал в ответ младший. – Как самочувствие? – Сносно. Мин нахмурился и заглянул в опущенное лицо: – Хосок-а, что-то случилось? – Нет, – соврал Чон, все еще не поднимая глаз. – Просто все, что происходит, очень странно. До сих пор не могу привыкнуть. Поэтому я немного потерянный. Юнги кивнул и откинулся на кресло. Запрокинув голову, он просвистел незамысловатую мелодию. Так и не дождавшись от младшего реакции, Мин повернул к нему лицо: – Ты что-то хотел мне сказать. – Да. – Так говори. Хосок нервно сглотнул. Как это нужно сделать? «Хен, нам стоит остановиться», «думаю, нам лучше взять паузу» или, может, сразу «давай разойдемся»? – Ты ведь тоже хотел мне что-то сказать, – выбрал самую трусливую стратегию Чон. И, дождавшись кивка, продолжил, – давай ты первый. Юнги пробарабанил пальцами нечто бессвязное по столу. Прикусив губу, он некоторое время раздумывал, подбирая слова. – Мне тоже странно, – выдохнул он. – Когда мы начали, у меня была глобальная концепция в голове. Я знал, чего хочу, и двигался только в этом направлении. Когда Сокджин-хен начал все в нас перекраивать, я дико злился, каждый день думал о том, чтобы послать его. Но решил немного подождать, взял перерыв, пока заканчивал дела с университетом. И за эти полтора месяца понял, что он во многом был прав. Не в смысле всего представления о продажности арт-индустрии, только в его понимании Avant-gang, – подняв ногу на стул и поставив локоть на колено, Юнги напряженно прикусил большой палец. – Мне было тяжело это признать, но я во многом просчитался. С самого начала я выбрал не те средства, чтобы достичь своей цели, так что в любом случае мы бы знатно обосрались, Хосок. Чон беззвучно рассмеялся, укрыв ладонями лицо. Значит, старший тоже об этом думал, ему так же некомфортно и непонятно. Совершенно ясно, к чему он ведет, так даже лучше. Кто начал, тот и закончит. – То, что происходит сейчас с Avant-gang мне совершенно непонятно, – напряженно продолжил Юнги. – Я не знаю, к чему мы движемся и что из этого получится. Но я вижу, что мы становимся чем-то большим. Пусть это не то, что я представлял и хотел, но мне интересно посмотреть развязку. Мне кажется, в незнании тоже есть свое очарование. Поэтому я готов продолжать. Даже не так: я хочу продолжить. Хосок почти в ужасе уставился на старшего. Он не мог вообразить, что Мин может так свободно отпустить свою идею и принять навязанные правила игры. – Но это моя позиция, – поймал его шокированный взгляд Юнги, – и я готов выслушать твою. – Я… очень слаб, все еще не способен тебе сопротивляться. – На самом деле это именно то, о чем я думал, – треснуто улыбнулся Хосок. – Мне тоже странно, но любопытно, что из этого выйдет. Давай попробуем, хен. Юнги отзеркалил его улыбку. Не ломаную, искреннюю и облегченную. Совсем расслабившись, Мин предложил ему потанцевать, Хосок, конечно, согласился, потому что не представлял, как иначе вылить ту боль, которая в нем узлом скопилась. Юнги включил свой новый трек, который написал за время экзаменов. Чон поднялся на ноги сразу же, без задней мысли позволил своему телу реагировать на каждый бит и звук. Музыка была злой. Самой агрессивной из тех, что писал Мин для Avant-gang. И это было прекрасно, потому что давало Хосоку полностью выразить свое отчаяние и бессилие. Уже на второй заход он сымпровизировал с самого начала и до конца без единой запинки. В тот момент он любил музыку Юнги больше, чем его самого. Она понимала его лучше композитора. Каждый пронзительный звук отдавался яростным движением тела, напряженное крещендо вытягивало в струну каждую мышцу, а завершающий громогласный вой струнных выжал последние капли пота. Еще до того, как Хосок успел поднять глаза, его шею обхватили сильные пальцы, губы обжег сжирающий мокрый поцелуй. – Я так скучал, хен, – шепча, вплел пальцы в ворох черных волос Чон. – Так скучал. – Я тоже, – хриплое в губы, – я тоже очень скучал, Кики. Больше никаких разговоров. Сдирая с него одежду, Юнги затащил парня в подсобное помещение, продолжая насиловать своим языком его рот. Ногти впились в оголенную талию, пальцы вкрутились в задний проход, поспешно и неаккуратно разрабатывая. От первого толчка было не так больно, как от трения голой спины о деревянный пол. Но Хосок только глубже поцеловал, обхватил руками и ногами горячее тело над собой и принял всю безрассудную страсть от старшего, полностью ее разделяя. Юнги вбивался почти без ласк, короткие поцелуи в ключицу, шею, скулы кололи, а не ласкали. Однако именно от этих неласковых поцелуев он стонал больше всего, он так ждал, чтобы снова принадлежать своему композитору. Он мечтал, чтобы его размазало маслом, и он мог через поры втереться внутрь Юнги. Чтобы одним целым и навсегда. Ближе к концу темп стал совсем невыносимым, разодранная спина горела, голося о себе хрипом через горло и слезами в уголках глаз. Мин приостановился, присмотрелся и, не выходя из тела, перекатился на спину, сжав ладони на влажных бедрах. Кровоточащие ранки обдуло прохладным воздухом. Щипало, но стало легче. Приподнявшись на коленях, Хосок оперся ладонью о грудь старшего и медленно сел, наслаждаясь уязвленным в своем удовольствии Юнги. Губы танцора скривились в нездоровой ухмылке. Ким Сокджин – идиот. До шлепков о бедра опускаясь на член, Чону хотелось смеяться от того, насколько сильно ошибался мужчина. Хосок идеален для Юнги, создан для него. Он прочитывал это в его стонах, нахмуренных бровях, до боли сжатых на своем теле пальцах. Его до оргазма доводило само понимание того, что Юнги сейчас буквально находился внутри него. Старший приподнял бедра танцора и стал быстрыми рваными толчками вбиваться навстречу. У Хосока глаза закатывались от наслаждения, но он не позволял себе их спускать с лежащего под ним парня. Юнги вздрогнул, внутри стало горячо и мокро. Задыхаясь, Чон продолжал по инерции двигаться, вслушиваясь в тихие стоны старшего, вылетающие из стиснутых зубов. Хосок не чувствовал своего удовольствия, все, что его заботило – композитор любит его. Мин Юнги любил его в этот момент. Танцор кончил, заваливаясь сверху на композитора, и спрятал во вздымающейся груди свою самую счастливую улыбку. Ким Сокджин – идиот. В своей любви Хосок будет жить вечно.