Конечная станция

— Осторожно, двери закрываются! Следующая станция — Центральный парк! Короткий гудок, оповещающий об отправлении поезда, глухой звук соприкасающихся друг о друга больших дверей. Быстро набирая скорость, вагон уносит десятки людей в пустоту подземных туннелей. Утро. Час пик. Взрослые и подростки, спешающие кто в комплекс-школу, кто на службу, и ни думающие ни о чём, кроме тёплой постели, которую так нехотя покинули сегодня. Однако ничего невыражающие лица свидетельствуют о внутреннем спокойствии, искусно показываемым через призму равнодушия. Десятки одинаковых лиц. Сотни. Тысячи. Поезд проносится через туннели с невообразимой скоростью, останавливаясь на очередной станции и впуская всё новых и новых людей. Людей… Пфф. Вернее сказать безликих андроидов, обтянутых кожей и с сердцем вместо ядра. Хотя… Снова остановка и снова новые люди. Осторожно оглядывают вагон, вероятно, в поисках свободного места. В глаза никто не смотрит, лишь на миллисекунду проходят взглядом по пассажирам. Главное, не смотреть в камеры. Ты можешь сколько угодно наслаждаться призрачной свободой, но Они всегда будут следить за тобой. В любом уголке, из любого окна и щели, можно даже не сомневаться. Ничто не ускользнёт от Них. Никто. Они приходят ночью. Тогда, когда непроглядная мгла поглощает всё вокруг, Они поглощат и тебя. Быстро и незаметно. Секунда: и тебя нет и никогда не было. Никто и не заметит, но правда в том, что все привыкли не замечать. «Эй, ты помнишь Пола? Что-то его давно не видно.» И слегка нахмурив брови, ты с искренним непониманием в глазах спросишь: «А кто это?» Ты можешь бесконечно заметать следы, но если Они заметили тебя, то ничего уже не поможет. Все ведут себя осторожно, первое правило: никаких эмоций. Ты никогда не поймёшь, что кроется за маской вежливости и интереса твоего коллеги, но когда тебя разбудит настойчивый стук в дверь, у тебя не будет времени на бесполезные раздумья и догадки. Поэтому я сейчас стою у двери вагона Нью-Йоркского метро, нацепив на себя маску равнодушия, которая уже давным-давно стала частью меня. Да я уже и забыл, какого это: смеяться, плакать, злиться, быть счастливым. Что вообще такое счастье? Нам всегда твердили, что мы живём, а значит мы счастливы. Может быть это так, но сперва надо понять, живём ли мы? Все хотят быть счастливыми, это ясно. И нет, не так счастливыми, как на ежегодном празднике в честь дня города, когда какой-нибудь коллега или начальник спросит тебя: «Джерард, ты счастлив?» И позволив себе слегка улыбнуться, я отвечу: «Да, я счастлив». Поэтому я сейчас стою у двери вагона Нью-Йоркского метро, думая о том, достаточно ли нормально я выгляжу, не слишком ли сильно сжимаю губы, не слишком ли часто моргаю и не слишком ли долго смотрю на входящих в вагон людей. Не слишком ли живым я выгляжу… Когда всё изменилось? Уже и не вспомню. Вероятно, так было всегда, ещё до моего рождения. А когда я родился? И можно ли это считать рождением? Я нечасто позволяю себе думать об этом, может быть из-за нехватки времени. Может быть, это Они не позволяют мне думать. Сегодня я вышел раньше чем обычно. Придётся помедленнее идти, когда выйду из поезда. Не хотелось бы вызывать подозрения. На меня и так уже косо смотрят после того, как из моего кармана случайно выпал листик бумаги. Не удивлюсь, если они уже успели проверить весь мой кабинет. Не выделяться — второе правило. Ты есть, пока тебя тебя нет. Ясно как день. Хотя о ясности я тоже не могу говорить с уверенностью. Интересно, что там, за Сеткой?.. И как выглядит настоящее Солнце, не то, что показывают по телевизору, и не то, которое ты видишь, поднимая глаза наверх. Эти лампы не греют, не дают тепло и защиту. Они сжигают. И тебе необязательно быть Икаром, чтобы это почувствовать. Но сейчас я нахожусь в метро, чтобы как и каждый день попасть на службу. Метро. Сколько тайн ты хранишь? Сколько случайных встреч, неловких взглядов ты повидало? Сколько правды и лжи, честности и притворства. Всё всегда остаётся тут, секреты намертво припечатаны в потрёпанные сиденья и толстые стены. Здесь всегда тихо, лишь изредка можно услышать чей-то короткий разговор. Никто не шепчется. Ещё одно правило. Либо говори уверенно, либо же вовсе молчи. Тихие переговоры, шёпоты и секреты на ухо вызывают подозрения. Секретов вообще быть не должно. Скрывать и скрываться смертельноопасно. Все это знают. Как дважды два. Эх, метро. Сколько тайн ты хранишь? Единственное место в этом городе, где ещё теплится жизнь, где ещё не загнила душа. Где вообще есть такое понятие, как душа. Обычно, в таких ситуациях говорят: «Вот раньше всё было по-другому». Загвоздка в том, что раньше не было по-другому. Раньше вообще не было. Поднимаю глаза на электронное табло: ехать осталось всего пару станций. Рабочий день обещает быть не из лёгких: наш отдел уже вовсю готовиться к предстоящим выборам. Вернее сказать, голосованиям. Вернее сказать, не голосованиям. А впрочем, неважно. В этом одинаковом мире любое разнообразие ценно, даже удвоенная смена вторую неделю подряд. Не помню, когда последний раз отдыхал. По-настоящему. Что-то сегодня поезд едет как будто медленней обычного. Или же это я просто не выспался. Открываются двери. Клянусь, мы проезжали эту станцию только что! Что-то я совсем не в себе. Голова кругом идёт, и ноги словно подкашиваются. Думаю, не лишним будет принять ещё пилулы. В последнее время я сам не свой, так нельзя. Я должен трудиться. «С благими намерениями во благо!» — кричат все таблоиды и экраны. Они ищут других, и это точно не я. Оглушающая сирена и громкие голоса выводят меня из туманной прострации. Что происходит? По мере приближения поезда к станции, крики становятся всё громче, всё пронзительнее и душевыворачивающе. Инстинктивно отхожу подальше от двери, пятясь назад. Истошные вопли заполонили всё моё сознание, и я, хватаясь за голову, на миг закрываю глаза. Все напуганны, это не выглядит странно. Слышу что-то совсем рядом с дверью. Это что, выстрелы? Я сплю? Непонимающие пассажиры, лица которых возможно первый раз в жизни показали свои настоящие эмоции, не знают что делать: оставаться в вагоне или бежать прочь. Дверь открывается, многие в ужасе выбегают из поезда, а кто-то забегает внутрь, расталкивая всех на своём пути и не давая пройти тем, кто должен выходить на этой станции. Моя следующая. Доеду ли? В окне вижу нескольких полицейских, пытающихся успеть забежать в вагон. Дальше всё происходит словно в замедленной съёмке: свет резко вырубается, двери с грохотом закрываются, а вагон начинает движение, качаясь из стороны в сторону и подпрыгивая. Хватаюсь за первый попавшийся поручень, еле держась на ватных ногах, перед глазами маячат звёздочки. Кто-то пытается разбить окна, кто-то падает, кто-то плачет. Резкая парализующая вспышка боли молнией проносится по телу, заставляя вздрагивать как от удара током. Удерживаю подступающую рвоту, где-то вдалеке слышу истошный рык. С силой впиваюсь в поручень, как в спасательный круг. Не в силах больше сдерживаться, меня вырывает на пол, но легче от этого не становится, и уверен, что ещё чуть-чуть и я выблюю все свои внутренности. Мучительное ощущение будто твою плоть изнутри разрывает на части отдаёт в каждой частичке тела, на глазах непроизвольно образуются слёзы, а с губ срывается отчаянный стон страдания. Почему у меня такое чувство, словно меня сейчас вырвали из мира сего, в сердце забивают гвозди, мышцы расслаиваются, а мозг, похоже, отделяется от черепа? Меня точно прокручивают в мясорубке, как в одном из старых фильмов, которые я смотрел в детстве. Как иронично, единственное воспоминание из детства всплыло в моей памяти только сейчас, в минуту (которая длится вечность) нескончаемой боли, когда я, содрогаясь в бесчисленных конвульсиях, пытаюсь пережить эту адскую агонию. Неужели я попал в ад? А я думал, хуже Их ничего нет. Уже давно не вижу и слышу, что происходит вокруг, время словно остановилось для меня, я точно в вакууме. Руки не слушаются, соскальзываю на пол, вытирая стекающий по телу пот. Только не упасть здесь, только не так. Очередная проверка? Зачем так заморачиваться? Ослепляющая вспышка, скручиваюсь на полу в комок, внезапно и отрывисто вскрикиваю не своим голосом. Последний проносящийся по телу заряд острой обжигающей молнии, как последний взмах крыла до того как… провалиться во тьму.