О сложных отношениях

- Ты и вправду считаешь, что он мог бы стать проповедником? - Сплит чуть подался вперед, всё так же рассматривая выражение лица собеседника. На обожженном, будто оплавленном лице монолитовца плясали тени, играя с воображением, а свет костра странно отражался в его темных глазах. - Почему ты в этом уверен настолько, что не даёшь себе и минуты прожить без страданий? - Я видел глаза. - сидящий спиной к огню закрыл лицо руками, зарылся пальцами в короткий ёжик волос, а затем принялся тереть глаза так, словно их разъедал едкий дым. - И такие глаза я уже не забуду. - Что ты видел в них? Что тебя так задело? Собеседник молчал, долго не поднимая голову, словно не желая то ли вспоминать, то ли объяснять что-то. Наконец он вскинулся, тряхнул головой и поднял взгляд на Сплита, словно предварительно оценивая реакцию на то, что сам собирался сказать. - Я видел в них свет. Свет и понимание, он не молил о пощаде, не боялся и не ненавидел меня. Он просто всё понимал и свято верил в правильность. Неверные так не уходят. - мужчина не сдержался и сгоряча глухо стукнул ладонью по табуретке, на которой седел, - Он был уже одним из нас, он уже всё понимал и познал Свет. Его не нужно было ломать, нельзя было приносить его в жертву, но я понял это слишком поздно. Он молился в ту секунду, когда его добивали. Он молился Ему. - Почему ты так свято веришь в свою виновность? Неужели ты думаешь, что этот сталкер не мог молиться кому-то другому, а Старший не почувствовал в нём Свет? - Сплит хмурил единственную бровь, а обожжённая половина его лица всё так же оставалась неподвижной, - Ты настолько сомневаешься в себе, или же ты сомневаешься в Старшем? - Не знаю. Быть может, я провалил свою проверку? Быть может, он просто ждал, что жестокость меня не ослепит? А невер... сталкер этот не мог молиться никому другому, он раньше никогда ни в какие высшие силы не верил. - Раньше? Праведный гнев на лице проповедника понемногу сменялся удивлением, а затем и пониманием, он словно складывал пазлы в своей наполовину изуродованной голове. После минуты молчания Сплит всё-таки заговорил первым: - Так ты знал его раньше? Тогда почему убил, слепо повинуясь приказу? Это, вроде бы, не в твоих правилах, брат. - Не вспомнил. Не помнил его до последнего, свято верил, что не знаю его, потому удивлялся и злился, когда он на меня так смотрел. И не вспомнил, пока не перевернул его и не увидел шрам. Тогда меня словно обухом по голове треснули - это я его зашивал, да и сам виноват тогда был, воспоминания перед глазами как кадры из фильма за секунду пронеслись. А потом воротник ему оттянул, а там... - монолитовец запнулся, умолк, только поглядывал испытующе на собеседника, словно решаясь, топчась в неуверенности касательно того, стоило ли выдавать всё и разом, каяться в грехах не только нынешних, но и давних. - Татуировка у него была во всю грудь, солнце, только пустое внутри, лишь лучи видно. Ты же спину мою видел? Вот у него такое же, только пустое, не чёрное. - Эко тебя, брат, угораздило, неужели и вправду тебя так сломать попытались? Не настолько же он сволочь, хотя с таких, как он, станется. Сплит тяжело выдохнул, уходя с головой в размышления, и взгляд его при этом стал совсем чужим, отстранённым, словно и не было в нем ничего человеческого, одна оболочка да глаза стеклянные, за которыми нет ни разума, ни души. - Напарник твой об этом знает? - ожила вдруг после длительного молчания оболочка, - Или ты как Лёша, в партизана играешь? Вместо ответа монолитовец лишь покачал головой и блаженно прикрыл глаза: душу его понемногу начало отпускать, да и тепло костра заставило озябшее тело вспомнить о собственной живости. - Может быть, оно и к лучшему. Не пришло ещё время, значит. И если ты не решишь рассказать об этом ему, осуждать тебя тоже будет не за что. Наказуемым и осуждаемым будет только продолжение твоих самоистязаний, они всё равно тебе ничего доброго не принесут, а пока иди с миром.