Сил больше нет
Нет сна, лишь страх постоянный
Лишь голос твой в моей голове
И белые стены
За будильник сегодня отработала не прекращающаяся вибрация смартфона, ночевавшего на прикроватной тумбе. Вслепую нащупав телефон, врач запихнул его под подушку, с усилием разлепил глаза и отрешенно уставился в окно. Комнату заливали лучи утреннего мартовского солнца – того самого, которое обещает греть. Но по факту по-прежнему ни черта не греет. Пять дней отщелкало с того злополучного вечера. Пять бессмысленных, никчемных дней, за которые Ксения не попыталась хоть как-то наладить коммуникацию. Пять утр в тишине собственного номера, пять гордых завтраков прямо во время планерки, которая больше его не касалась. Пятьдесят рабочих часов без перерывов на полноценный обед, пять самостоятельно приготовленных ужинов. Сто часов тумана в голове и двадцать часов сна. И вот он – заход на очередной круг. Новые сутки, которые ничем не будут отличаться от предыдущих. Доброе утро. Будет и дальше делать вид, что его все устраивает. Тем более, у всей этой ситуации был несомненный плюс: за эти пять дней галлюцинации не посещали врача ни разу. Как говорится, с глаз долой – из сердца вон. Алгоритм спокойной жизни был выведен, опробован на практике и признан Юрой в общем и целом удовлетворительным. Нехотя достав не затыкающийся телефон из-под подушки, врач покосился на экран: иконка на мессенджере радостно уведомляла о сорок одном новом сообщении. Такие цифры характерны лишь для одного чата – чата-болталки, созданного местным стаффом, чтобы чесать языками. Так оно в итоге и оказалось. Да уж, солнце только встало, а кому-то уже явно было откровенно скучно. В любом случае ему это не интересно. Никогда Юра в этих беседах не участвовал и учавствовать не собирался. Этот чат болтался в общем списке переписок просто на всякий случай – чтобы, как говорится, было: вдруг рано или поздно кто-то из его участников понадобится лично ему. Заблокировав гаджет, врач хотел уж было отложить его в сторону, как перед глазами всплыл баннер-уведомление: 09:09 Чат Grand Staff Аня: Явно не в духе. На пустом месте премии лишила. У меня на нее, между прочим, планы были! Плак. А следом – другой: 09:10 Чат Grand Staff Айбек: Это все потому, что мужика у нее нет. Был бы мужик, она бы свою энергию в другое русло тратила :) Не плакай, красотка, э! Чебурек будешь? И тут же: 09:10 Чат Grand Staff Саша: А мне наша Ксения всегда нравилась. У всех бывает черная полоса. Только у нее она, походу, не заканчивается. Чем злословить, посочувствовали бы. Ксения… Юре показалось, или он только что отчетливо услышал характерный треск? Это состряпанный им «алгоритм спокойной жизни» грозился вот-вот развалиться по швам, которые, как стало предельно очевидно в этот самый момент, были наложены наспех. Тяп-ляп – и готово. Чертыхаясь и проклиная себя за так некстати пробудившееся любопытство, врач все же полез в WhatsApp. Мессенджер тут же любезно открылся на непрочитанных сообщениях. Ему понадобилось пять секунд, чтобы понять: кажется, темой дня сегодня станет «озверевшая управляющая». Глаза спешно побежали по строчкам: «Да она вообще последнее время невменько! Вы бы слышали, как она на Маргариту с неделю назад орала! Совсем берега попутала! И этот человек нами управляет!» «И на ногах последнее время как-то неуверенно стоит. Может, она тайком прикладывается?» «На корпоративе точно жестко прикладывалась. И это – лицо отеля! Позор!» «Срам!» «Испанский стыд» «Ну страдает человек, че ты от нее хочешь?» «Сама виновата! Почему я должна ради нее врать коллеге?» «Потому что “так нужно”. Я вот как увольняться соберусь, обязательно расскажу. Все равно терять уже будет нечего. Он не заслуживает такого отношения» «Так, а ну цыц! Раскудахтались мне тут! Еще одно слово на данную тему – и я вашему увольнению поспособствую» «Это шантаж, Анна Викторовна!!!» «Он самый. Считай, что я наложила эмбарго» «Чего наложили?» «Погугли, умнее станешь» «По-моему, она просто уже с концами головой двинулась. С катушек съехала. Как там? Тихо шифером шурша, крыша едет не спеша :)))» «Шифер едет с крыши вон. Ну а мне пора в дурдом! Ахахаха!» «Ритка мне больше нравится!» «Леня, все уже давно поняли, что Ритка тебе больше нравится. Но у меня для тебя плохие новости, чувак. Это не взаимно» «А Борис Леонидович точно из чата выпилился?» «Точно. Давно уже, вместе с Валентиной» И так далее, и тому подобное. Дочитав переписку по диагонали, Юра отбросил телефон на одеяло. Это было выше его сил. Отвратительное ощущение, словно он только что добровольно залез в грязную лужу и вывозился в ней с макушки до пят, крепло с каждой новой секундой, проникло внутрь и все там испачкало. Что интересно, он точно заметил онлайн Игоря-как-его-там, но не видел в его исполнении ни слова в защиту управляющей. Единственный, кто попробовал за нее вступиться – это бармен. А еще Аня – это которая тут вроде как заместитель house-keeping менеджера – пресекла какую-то явно запретную тему, однако же, с удовольствием поучаствовала в дискуссии и до, и после. И все эти люди преданно заглядывают Ксении в глаза, заискивающе улыбаются, льют ей в уши свои льстивые речи и строят из себя белых и пушистых одуванов.«Меня это не касается»
Не касается. Желание немедленно отмыться от налипшей гнили возникло вдруг и больше уже не отпускало. Телефон на одеяле все вибрировал, сообщая врачу о том, что обсуждение активно продолжается. Раздражение внутри росло вместе с острым зудом влезть в сию «интеллектуальную беседу» и раздать каждому на орехи. Невежливо так раздать. Это же не чат, это серпентарий! Юра вновь скосил глаза на экран, хмурясь и мысленно проклиная себя за то, что не последовал примеру главного инженера и не догадался «выпилиться» из этой во всех отношениях приветливой группы пораньше. Не касается. Тяжело поднявшись с кровати, врач отправился в душ. Не касается. Горячая вода лилась и лилась на голову, лилась и лилась, но так и не смогла очистить сознание. Вода оказалась бессильна перед лишними мыслями, а брезгливое ощущение «окунания» в какое-то, откровенно сказать, дерьмо и не думало проходить. Вляпался по самое не балуйся. Честное слово, прочти он такое о себе самом, эффект бы был куда более блёклым и стёртым. Юру продолжали терзать смутные подозрения. Ему казалось – нет, он был уверен в этом на сто процентов – что такого отношения к себе Ксения точно не заслуживает. Да, он не помнит месяцы и месяцы своей здесь работы, но из того, что помнит точно, из того, что видел после возвращения, вывод один – нет. Как бы именно между ними не сложилось – нет. Что-то ему это подсказывало, что-то из глубин памяти тщетно прорывалось наружу, царапало изнутри кожу, извращённо ковыряло вилочкой мозг. А еще врач не мог отделаться от чувства, что нечто подобное, такое же грязное, уже случалось с ним в жизни, которой он фактически не помнит. Не касается. Вывернув кран, сменяя горячую на холодную, Юра замер под струями воды в ожидании долгожданного облегчения. Он рассчитывал, что вон из черепной коробки ненужные мысли прогонит шок от резкой смены температуры. Как бы не так – врач по-прежнему ощущал неприятное оцепенение, только не в теле, а где-то глубоко внутри, и вызвано оно было отнюдь не контрастным душем. Раз – два – три – четыре… Горячая. Десять-одиннадцать – двенадцать – тринадцать… Холодная. Тридцать – тридцать один – тридцать два – тридцать три – тридцать четыре – тридцать пять… Горячая.«Не касается, дурень. Тебя это не касается»
… … … Восемьдесят восемь – восемьдесят девять – девяносто – девяносто один… Холодная. Ледяная! Бесполезно. . . . Капли воды стекают с волос на лицо, с лица – на шею и замирают где-то на полпути к обмотанному вокруг бедер полотенцу. Капли падают с кончиков прядей на экран телефона, и глаза впиваются в очередную оскорбительную колкость: 09:35 Чат Grand Staff Алёнушка: Неудивительно, что мужики врассыпную бросаются. Вангую, что кончит она в компании десятка кошек, с таким-то характером. Вдооооох… Выыыыыыдох…. Не касается. 09:38 Чат Grand Staff Юрий Сергеевич: Дайте угадаю? К вам мужики, небось, и на пушечный выстрел не подходят? С таким-то характером. Я бы точно не подошел. Если кого-то из вас разбила амнезия, и вы позабыли то хорошее, что для вас было ею сделано, зайдите в медкабинет – посмотрю, чем вам можно помочь.«Сюрприз, придурки»
Активность в чате резко прекратилась. Не в силах сдержать рождающееся внутри злорадное торжество, Юра наблюдал, как прямо сейчас 43 пользователя торчат онлайн, и ни один из них не предпринимает никаких попыток что-то ответить. Картина И.Е. Репина «Не ждали». А, нет. Вот. 09:41 Чат Grand Staff Алёнушка: Вы слишком великодушны, Юрий Сергеевич. Именно от ВАС такое услышать особенно удивительно. Ах, точно, вы же сами ничего не помните! Себе лучше помогите! Надо пресекать на корню. 09:43 Чат Grand Staff Юрий Сергеевич: Еще одно слово в ее адрес – и скриншоты этой переписки окажутся у Федотова, а он разбираться не станет. Я ясно выразился? 09:44 Чат Grand Staff Алёнушка: «Печатает…» 09:44 Чат Grand Staff Саша: Лен, заткнись, а! Вот прям заткнись! 09:44 Чат Grand Staff Аня: Лена, жду тебя в прачечной. Срочно!***
Хочешь испортить себе день? Прочитай переписку в чате сотрудников отеля. С тех пор, как Ксюша демонстративно покинула сию группу лицемеров, немало воды утекло. Немало сил душевных было потрачено на то, чтобы взять себя в руки и не попытаться туда вернуться под очередным «левым» ником. Папа увещевал, что чем меньше знаешь, о чем за твоей спиной говорят другие, тем крепче и беззаботнее спишь, и в целом девушка была с ним согласна. Она справлялась – справлялась несмотря на то, что ее выдержка подверглась настоящему испытанию: после ЧП с врачом управляющая начала вновь слышать перешептывания и ловить на себе косые взгляды, которые, кажется, лишь усилились после его возвращения к работе. Конечно же, угроза штрафов и увольнений заткнула некоторым любителям сплетен рты, но Ксения была уверена: в чате-болталке по-прежнему царит натуральная анархия. Там – пусть. Она поклялась себе быть выше всего этого, вынырнула, уже почти забыла о его существовании, как тут: — Как утро? Икота не одолела? — перед носом склонившей над бумагами голову управляющей со страшным грохотом приземлился новейший смартфон. Вздрогнув от неожиданности, Ксюша подняла вопрошающий взгляд на свою заместительницу. Не успела планерка толком закончиться, как она с головой ушла в очередной отчет, лишь бы не оставаться наедине с тревожными мыслями. И потому даже не обратила внимания, что дочурка Льва решила составить ей компанию – уж слишком тихо эти десять минут было в кабинете. — Утро как утро, — повела Завгородняя плечами, пряча глаза назад в документы. Ни к чему Рите видеть, как ей нынче тошно по утрам. На собрании последние пять дней пустует единственное кресло. Юра буквально воспринял прозвучавшую тем вечером просьбу оставить ее в покое, исполнил свое обещание не мозолить глаза и перестал хоть как-то, хоть чем-то напоминать о своем существовании. Исчез из поля зрения, сделал, кажется, буквально всё возможное и невозможное, чтобы более не сталкиваться с ней на узкой дорожке. А Ксюша до сих пор вздрагивает от каждого звука открывающейся кабинетной двери и безуспешно ищет в толпах снующих по отелю людей белоснежное пятно врачебного халата. И падает, падает в свое отчаяние все глубже с каждым новым днем. Что ж, поделом. Сама накосорезила, сама разгребай. Надо взять себя в руки и просто попросить прощения. Вот только… Вот только извинения даются Ксюше крайне тяжело, гордость с детства шла далеко впереди нее в высоко задранным носом. А еще управляющая до сих пор слышит характерный хруст собственных извилин. Это с аппетитом жрут мозг мысли о том, что она, отказавшись выслушать, собственными руками свела цветущие отношения в могилу, а до кучи еще и жестоко обманула человека, любовь к которому никуда не делась. Просто не будет. Если уж извиняться, то не вполсилы, не за конкретный эпизод, а сразу за всё содеянное. И тогда… Он, конечно, не простит. Такое не прощают. Была бы она на его месте – она бы никогда. — Я и вижу, — довольно миролюбиво резюмировала Маргарита, ставя крест на надеждах Ксюши укрыть от чужого пронзительного взгляда собственное плачевное состояние. — Кресло пустое тоже вижу, не слепая. Если что, он мне о причинах не ходить сюда не отчитывался, в душещипательные беседы не вступал, так что знаю я, судя по всему, поменьше твоего. У меня к тебе единственный вопрос… Ксюша вновь без всякого интереса посмотрела на собеседницу. Этого было достаточно, чтобы Федотова из спокойной, сладко улыбающейся душки обратилась фурией с глазами навыкате: — Тебе что, абсолютно пофиг, что о тебе у нас тут мелят? — О чем ты? — устало вздохнула Ксения, ощущая, как настроение тут же рухнуло куда-то в район плинтуса. Рухнуло и, кажется, начало копать ход в подземелье. — Только не говори мне, что тебя нет в этом чате, — закатила глаза Рита, — Не разочаровывай меня окончательно. — Нет. Он, знаешь ли, моральных сил мне не прибавляет. — Вот потому они и оборзели у тебя вконец. Ты, конечно, можешь и дальше смиренно игнорировать гнилые выпады в свой адрес, а мне такая радость не нужна. Пора устроить им показательную порку. Повылетают у меня отсюда пробками из-под шампанского! — Погоди, дай сюда, — Ксюша потянулась к Ритиному телефону. — Тебе бы лишь бы уволить. Возможно, штрафа будет достаточно, не руби с пле… Управляющая замолкла, вчитываясь в ветку сообщений. По мере того, как глаза бежали по тексту, ощущение рези в них усиливалось, а дышать становилось все сложнее. Вся кровь, кажется, отлила от лица, на лбу начали выступать мелкие капельки пота, а сердце шарашило как безумное. «Невменько». «Позор!». «Испанский стыд». «Прикладывается». «Пора в дурдом». И т.д. и т.п. «Стоп! Довольно! … … … И это все обо мне…» — Я не прикладываюсь… — только и прошептала Завгородняя, пытаясь не разрыдаться прямо в этом самом кресле. — Просто… Да перед кем она собралась сейчас оправдываться? Не будет она ни перед кем унижаться! Этого еще не хватало! Кабинет окутала тишина. Губы сжались в тончайшую линию, зубы прикусили нижнюю до крови, и во рту появился характерный привкус. Все слова повылетали из головы, остались лишь ники, что один за другим записывались на подкорку мозга. Нутро захлестнула страшная обида. Разве это справедливо!? Она старалась относиться к каждому с пониманием, входить в положение каждого из них, чаще премировать, чаще подбадривать улыбкой и похвалой, реже делать выговоры, а в ответ… Вот это. И как с этим быть, еще предстоит решить. Ведь это карма – не иначе. Вселенная наказывает ее за все содеянное, бумеранг прилетел с другой стороны и со всей дури треснул по затылку. «Скорее бы отсюда… На Мальдивы» Федотова молча наблюдала за сменой выражений Ксюшиного лица: контролировать при ней собственную мимику управляющая традиционно оказалась не в силах. — Знаю. Я уж даже хотела выйти из сумрака и рявкнуть на них как следует… — чуть погодя словно бы извиняющимся тоном протянула зам и замолкла вдруг. Ксения отвернулась к окну, за которым весна начинала заявлять свои права, заливая солнечными лучами голые ветки деревьев. Там, за окном, кажется, было тепло. А в душе – отвратительно, невыносимо холодно. — Но не вышла…, — ровно, констатируя факт, закончила за нее фразу Ксюша, разглядывая скачущую с ветки на ветку синицу. Наблюдение за птицей будто помогало упорядочить мысли. Нет – то была лишь иллюзия. — Меня просто опередили, — поспешила защититься Рита. — Так что я решила повременить с каминг-аутом. «Опередили? Что-то не заметила…» — Неужели? Кто же? — Ксюша спросила для галочки, совершенно равнодушно. Когда коллектив в очередной раз выливает на тебя ведро помоев, тут уж становится всё ясно, знаете ли. Это общее мнение стаффа, и один отщепенец их убеждения не изменит. Его слова не способны перевесить на их весах. Да и настроение уже в любом случае угроблено к чертям собачьим. — Ксюшка, я че-то не пойму: ты и правда слепая? Просто чем дальше, тем глубже мои подозрения. Ты нарочно очевидного не видишь? Ну… Могу записать тебя к товарищу, который «зрение» людям поправляет. «Психолог» называется. Глядишь – и прозреешь как-нибудь. С сомнением посмотрев на яростно сверкающую глазами Маргариту, Завгородняя вновь осторожно взяла в руки отложенный на край стола смартфон. Она не собиралась погружаться в эту грязь по самую макушку, ей и первых сообщений с головой хватило, но Федотова словно бы не оставила ей выбора. По крайней мере, вдаваться в подробности зам явно не собиралась: так и стояла на своем месте, сложив руки на груди, нетерпеливо притопывая ногой и заодно не забывая испепелять собеседницу взглядом. Спустя полминуты Ксения, которая добралась, наконец, до последних сообщений, вдруг отчетливо почувствовала пронзающий каждую косточку мороз и пришедшую слабость. Стало совсем дурно. Если выдержать нападки посторонних в свой адрес, приложив определенные усилия, чисто теоретически она могла, то защиту того, чью любовь когда-то обесценила и обнулила, чьи попытки сделать сейчас несколько шагов навстречу жестоко отвергла, того, с кем так жестко обошлась, кого так долго, так нещадно обманывала – нет. Ксюша ощущала, что не достойна, не заслужила этой защиты. Она… А он… А она… А еще… Еще… «Господи! Вот дура!» — Ты следишь за этим чатом? — судорожно сглатывая, уточнила управляющая. Огромный ком в горле мешал полноценно дышать и говорить. Как она не догадалась подумать об этом раньше? Заткни людям рот, они все равно найдут место, где обсудить интересующую тему со всем миром – она это знала. Знала, что там они наверняка перетирают ей кости. О чем Ксения подумать не догадалась, так это о том, что Юра может все это прочесть. Он же состоял в чате еще тогда! Да, в больнице она подсунула ему новый, «чистенький» телефон, но что мешало ему присоединиться к коллективной переписке во второй раз? Ничего! — Ясен красен! — Рита утвердительно кивнула. Казалось, вопрос изрядно ее удивил. — Врага надо знать в лицо. — Они там… Обсуждали…, — слова давались с огромным трудом, — …нас? Мое распоряжение? Мог он это увидеть? Маргарита нахмурилась, явно начав раскопки в памяти. Впрочем, копалась она недолго, уже через пару секунд выдав: — Не помню такого. Пару удочек точно закинули, но подружка твоя быстро их утихомирила что в первый раз, что в последний. Ты и сама это сейчас видела. «Слава Богу! Спасибо, Аня! Хоть какая-то польза от тебя» С души скатился гигантский валун! Задышалось куда как легче. — У меня здесь нет подружек, — откидываясь на спинку кресла и пытаясь расслабить налившиеся свинцом мышцы, произнесла управляющая. Взмахнув ресницами, она в упор уставилась на свою заместительницу. Правда была горькой, но Ксюша с ней уже смирилась и оттого произносить ее вслух было легче, чем казалось. С некоторых пор рядом с ней и впрямь нет близких людей, разве что отец, да и тот занят своей новой семьей. Аня не считается: Ксюша чувствовала, что девушке выгодно водить с ней «дружбу», а искренним интересом тут и не пахнет. Что ж, это у них взаимно. — Было бы желание, — буркнула в ответ Рита. Мгновенно потемнев лицом, она поспешно схватила со стола телефон и отправила его в карман своего лимонного пиджака. — Ты сама отталкиваешь от себя людей. Я за близкого рядом удавилась бы, а ты одного за одним выбрасываешь их за борт, как мусор какой-то. А кому-то так вообще шанса не даешь. «Ясно…» — Ты злопамятная, — Ксения и не думала отводить взгляд, хотя выдержать встречный было довольно сложно. Это был увесистый такой, личный камень в ее огород: Рита предложила ей свою дружбу, не успев переступить порог этого отеля, но Ксюша дала ей жесткий от ворот поворот, посчитав, что дочь Льва просто мается от скуки. С тех пор жизнь её на месте управляющей заиграла новыми, совершенно неожиданными красками. И не сказать, что жизнерадостными. Отнюдь. — Всегда такой была, — гордо вздернув волевой подбородок, тряхнув челкой, Маргарита развернулась и уверенным, быстрым шагом двинулась на выход. Разговор был окончен. — Рита…, — негромко позвала Ксения, наблюдая, как ее ладонь легла на дверную ручку. Еще чуть-чуть – и момент будет упущен, возможно, навсегда. Завгородняя удивлялась самой себе, мыслям, которые пришли в голову абсолютно внезапно и огорошили своей новизной и даже радикальностью. Что говорить – идея граничила с сумасшествием. Федотова замерла, а когда обернулась, на лице ее уже не было проступающей минуту назад обиды и злости, лишь густые брови слегка хмурились. Все же владеть собой она, если хотела, умела. Оставив ручку в покое, Маргарита в ожидании смотрела на нее своими пронзительными голубыми глазами. Что ж, сказал «А», говори и «Б». Втянув в легкие побольше воздуха, словно этот незамысловатый маневр мог помочь набраться нужной храбрости, Ксюша выдала на выдохе: — Я жалею, что так себя с тобой вела. Прости. Попробуем еще раз? Ей показалось, или за коротким ответным кивком и обозначенной лишь дернувшимися уголками губ улыбкой Маргарита попыталась спрятать рвущееся наружу торжество? Не показалось – так и было. Глаза – они никогда не врут. — Тогда давай начнем с совместного обеда? — еще один жест, которого Завгородняя от себя совершенно не ожидала, но который был жизненно необходим, чтобы подчеркнуть серьезность озвученных намерений. И снова кивок. Хлопок двери. Рита оставила Ксюшу одну. . . . Не одну, нет. Она оставила Завгороднюю наедине с правдой, которой необходимо было посмотреть в глаза. И в окутавшей кабинет тишине вначале робкая, но очень цепкая и очень беспокойная мысль зазвучала во весь голос, пронзительно, набатом. Лихорадочно забилась в голове. Такая сладкая, одновременно она пугала управляющую до чертиков. «Ему до сих пор не все равно…»***
Расфокусированным взглядом Юра наблюдал за тем, как Олесин тонкий пальчик рассеянно скользит по экрану смартфона. Не то, чтобы ему нечем больше было заняться, просто… А! Кого он обманывает? Ему нечем больше заняться. Врач не мог вспомнить, насколько качественно выполнял свою работу до ЧП, но в том, что сейчас он выполнял ее из рук вон плохо, сомнений не было абсолютно никаких. Растущая стопка лежащих на столе документов, к которым он и не думал притрагиваться, была тому ярчайшей иллюстрацией. Час назад он выдал пожаловавшемуся на головную боль Айбеку «Фестал». Утром управился с Федотовым за пятнадцать минут вместо отведенного на осмотр и процедуры часа. Вчера так вообще не смог поставить пациентке точный диагноз, хотя все признаки были, что называется, на лицо. Что дальше? Сосредоточиться не получалось, мозг отказывался настраиваться на нужную волну, мысли бродили где-то далеко, Юру уносило в туман, глаза словно пеленой заволокло. Он буквально физически ощущал, как сдает позиции, и уже в который раз задавал себе один и тот же вопрос:«Что я тут делаю?»
Ответа не было. Врач точно помнил, что в этот отель его привело обещание Льва, мечты о собственной клинике, такие призрачные что той весной, что этой. Тогда он радовался открывшимся возможностям как ребенок, а сейчас прислушивается к себе и не чувствует ничего, кроме разочарования, не видит вокруг ничего, кроме затягивающей в свои бездонные глубины пустоты. Все пустое. Здесь ему больше не место. Здесь он что-то важное потерял и так и не смог отыскать и… Какой смысл оставаться? Ради чего? Чтобы когда-нибудь иметь возможность потешить свое эго на позиции главврача? Главврача, который даже анамнез по-человечески собрать не в состоянии? Стоит оно того? Вот этого самого? Всего того, через что он проходит прямо сейчас? Нужен ли будущей клинике такой руководитель? Вряд ли. Все пустое. — Опять о ней думаешь? В его тишину ворвались так нахально, что Юра вздрогнул от неожиданности. Никакого уважения. Он терпеть не мог, когда кто-то бесцеремонно хватал его за шкирку и принудительно выдергивал в бесцветную реальность. Впрочем, в его мыслях сейчас было не менее пасмурно, чем «снаружи», однако же – поимейте совесть! Сфокусировав взгляд на источнике звука, врач приподнял брови в немом вопросе. — У тебя на лице все написано, Юрочка! Истеричные нотки в Олесином голосе слышались отчетливо и совершенно ему не понравились. Чего еще он на дух не переносил, так это женских припадков на пустом месте – то есть, выноса мозга. — Понятия не имею, о чем ты, но на всякий случай рекомендую не совать нос, куда не приглашали, — без всяких эмоций ответил врач, хоть в душе к этому моменту уже заскреблись и дурными голосами заорали кошки. Во взгляде медсестры собрались все тучи мира. А еще даже с такого расстояния он заметил в нем ничем не завуалированную злость – ох, не к добру. — Я желаю тебе только счастья! Жаль, что ты до сих пор этого не понял. И, желая тебе счастья, я тебя умоляю: прекращай это!«Что? Что прекращай-то?»
— Олеся, пожалуйста, изъясняйся точнее, — глубоко вздохнул Юра. Да, совершенно очевидно, что с живого она с него сегодня не слезет. — Ты сотрясаешь воздух уже минуту, но до сих пор не донесла до меня сути. Конкретнее. Медсестра картинно закатила глаза к потолку, поджала пухлые губы, а после зло уставилась на «этого тупицу» – все эпитеты, какими она в данный момент врача награждала, без проблем читались с ее лица: — Ты что, думаешь, что я не вижу, как сильно ты изменился с того вечера? Тебя словно подменили! Целыми днями сидишь тут и думаешь об этой стерве! Я тебя не узнаю! Как ты можешь?«Ах, вон оно что… Об этой “стерве”… А тебе-то что?»
— О чем или о ком я думаю, тебя не касается, — склонив голову к плечу и гоняя между пальцев карандаш, который призван был сыграть роль некоего антистресса, с угрозой в голосе отрезал Юра. Он бы и рад был ответить понебрежнее и напустить на себя при этом вид побеспечнее, да только сил на притворство уже не осталось никаких. — Касается! — взвилась Олеся. — Она тебя в грош не ставит, ноги о тебя вытирает, а ты… В чате ее защищаешь! Ходишь сам на себя не похож!«Ноги?»
Внезапные помехи в ушах не дали ему расслышать окончание фразы. Что-то Олеся еще сказала: он точно видел, как шевелились ее губы, но каким бы не был посыл, до адресата посыл этот не дошел. Мозг сам воспроизвел Ритино злое шипение:«Какая же ты все-таки сука!»
Именно такую характеристику Федотова дней пять назад дала медсестре, влетев в медкабинет и бросив ей на стол тот самый телефон, который бывшая держала сейчас в руках. Бросила и удалилась, не обратив ни малейшего внимания на свидетеля этого зрелища и уж тем более не удостоив не успевшую даже рот открыть Олесю хоть каким-нибудь пояснением. Почему вдруг тот момент вспомнился именно сейчас? Какая разница? Юра знал одно – он с Ритой абсолютно точно согласен. Полностью. Как там? В грош не ставит? Та фотография – собственный портрет, что он вытащил из мусорного ведра в комнате управляющей, когда навещал ее после корпоратива – самое прямое подтверждение обратного. Так и лежит сейчас в его номере на тумбе. Он с той карточки улыбается в объектив такой бессовестно счастливой улыбкой, что тошно становится от осознания, что когда-то и впрямь чувствовал себя так, и ни черта об этих мгновениях не помнит! Как эта карточка оказалась у Ксении, и почему в результате попала в мусорку – другой вопрос. Очень интригующий, к слову! И он бы, возможно, задал его ей прямо в лоб, если бы она за минуты до этого так откровенно не показала ему, что в его присутствии рядом не нуждается. Если бы не подожгла все мосты разом. Если бы её «Пожалуйста, оставьте меня в покое!» не звучало так пугающе отрезвляюще. Ноги вытирает? Что ж, в этом утверждении определенно есть что-то такое... В груди защемило: это под натиском волны внезапной душевной боли пала и рассыпалась его броня. И тем не менее, Олесе верить нельзя. Сколько раз Юра в этом убеждался – не сосчитать. Да и откровения эти выслушивать он тоже не подписывался. Сложив руки на груди, врач холодно уставился на медсестру, всем своим видом транслируя, что останется глух к ее воззваниям. — Не утруждайся, Олеся. Это бесполезно. Я давно тебе не верю. — Ты просто не знаешь главного! — зло прошипела девушка. — Тебя использовали и выбросили на помойку, как только наигрались!«Выбросили, говоришь?»
Пересохшие губы угрожающе свелись в тонкую линию, в висках отчаянно застучало, а следом внезапно пришло головокружение, перед глазами потемнело, на языке появился металлический привкус, кислорода резко перестало хватать. Ощущение было такое, словно кто-то самозабвенно стягивал на шее галстук и не думал останавливаться.«Довольно!»
Он не позволит этой манипуляторше собой управлять! — Еще одно слово – и я за себя не отвечаю. Я не посмотрю на то, что ты любовница Льва или кто там ты ему? — угрожающий шепот стал громче и превратился в утробный рык. — Еще одно слово – и он узнает о всех твоих фокусах за его спиной, обо всех до одной твоих выходках за эти семь лет, обо всем, на что ты способна. Поэтому – не лезь не в свое дело, как я до сих пор не лез не в свое! Ты меня поняла? Второй раз за день окружающих Федотовым шантажирует. Что поделать? Кажется, люд тут боится только его и его дочурку. Под потухшим взглядом заткнувшейся Олеси врач, шатнувшись, поднялся из-за стола и подошел к окну, тяжело оперся ладонями о подоконник, пытаясь справиться с падающим небом и накатившей дурнотой. Через несколько мгновений ослабшими пальцами повернул ручку и распахнул створку настежь в надежде, что мартовская прохлада поможет ему вернуться в адекватное состояние. В нос ударил резкий запах канализации. Юра не понял, что произошло. Тело мгновенно обмякло, ноги отказались нести на себе вес, и весь он пришелся на кисти рук. Пальцы вцепились в подоконник как в спасательный круг, мышцы шеи устали держать голову, против воли сомкнулись ресницы. Он снова видел и чувствовал… Открытый канализационный люк и себя – в до безобразия белых кедах и выглаженной рубашке, явно намеревающегося лезть прямо туда, в вонючую грязную неизвестность. Исходящий из-под земли зловонный, тяжелый запах, что наполнил воздух на сотни и сотни метров вокруг. Растерянную, отчаявшуюся Ксению и ее пьяного, невменяемого отца, бормочущего какой-то бред. Слышал: «Славика надо закрутить, потому что он поток не держит, а Толика, наоборот, открутить». Знал: он, чистоплюй в хрустящей от «морозной свежести» одежде, моющий руки по тридцать раз в день, прическа волосок к волоску, делает это только ради Ксении. Из искреннего, отчаянного, затопившего нутро желания помочь ей сохранить то, что так ей дорого – собственное рабочее место. А дальше… Фонтан отвратительной жижи, обдавший с головы до ног. Упрямая возня с вентилями – до победного результата. Потому что там, наверху, она – и она надеется только на него. Потому что иначе Федотов ее уволит. Возвращение к дневному свету. Столь убогий собственный внешний вид не мог присниться ему в самых жутких снах. В прежней жизни – в той, где еще не было Её – такие «подвиги» в его исполнении в принципе были исключены, просто потому что, и точка. Чего не сделаешь ради той, кто стала вдруг так дорога. Ради этого взгляда. Медкабинет. Долгий душ и, кажется, четверть, не меньше, упаковки геля. Она. И эта ничем не прикрытая благодарность в ее глазах. И эта ее смущенная улыбка. И это робкое: «Спасибо Вам, Юрий Сергеевич. Если бы не Вы, не знаю, чем бы это всё закон…». Он не дал ей договорить. Туман, обратившийся темнотой, забытьём. Ошпаривающие каждую клеточку тела волны. Вкус винограда. Не поддающаяся никакому контролю внутренняя трясучка. И отсутствие хоть какой-то реакции – она не ответила взаимностью: высвободившись, сорвалась с места вон. Лишь в ушах осталось звенеть: «Я, наверное, пойду?». Ушат ледяной воды. По ощущениям – много хуже, чем ушат жижи из канализации. Смена кадра, другой день, лобби, она смотрит на него волком, а он судорожно подбирает слова, желая сгинуть в неизвестность под этим презрительным взглядом. — Ксения, я тут подумал. Получается, если у Вас ничего не было с Алексеем, и Рита меня обманула, мы можем забыть этот неприятный инцидент и как бы начать все сначала. — Забыть? А если Вас снова кто-то обманет, Вы опять побежите мне изменять? — У нас с вами был просто поцелуй. И на тот момент мы были абсолютно свободными людьми. — Ну раз это был просто поцелуй, что мы с вами тут обсуждаем? Сто ушатов всех видов жидкостей махом. Картинки из прошлых видений одна за одной закрутились в воспаленном мозгу, атакуя, отказываясь складываться воедино в логически объяснимую картину. Те, что он считал и продолжал считать галлюцинациями, и те, что нарек воспоминаниями – все они возникали и сменяли друг друга стремительно, на безумной скорости вертелись вихрем, опрокидывая врача в состояние, близкое к умопомрачению. Так все же что из увиденного было правдой, а что – ложью? Что – всего лишь фантазией, а что – явью? А может всё это и впрямь было? А может все это – лишь результат воображения его больной, пострадавшей в результате ЧМТ и последующей комы и так и не восстановившейся психики? Он сходил с ума прямо сейчас! По-настоящему! В эти самые секунды! — Юрочка, что с тобой? — голос Олеси слышался где-то в отдалении, хотя ее лицо врач видел прямо перед собой. Шевелящиеся губы, широко распахнутые глаза, в которых плескались вина и неподдельный испуг. Мягкая ладонь прохладным прикосновением огладила щеку. Хорошо же, должно быть, он сейчас выглядит, если на него смотрят так. Сердце заходилось, словно стало бессмертным, словно все ему теперь было ни по чем, так, словно для него не существовало границ разумного. Холодный пот давно покрыл лоб и загривок, рубашка под халатом прилипла к коже, а голова готова была с секунды на секунду треснуть от пронзающей виски боли. Грудную клетку сдавило железными тисками, и каждый вдох – это лишь полвдоха, треть вдоха, четверть, пятая часть. Ощущение неизбывной тревоги охватило врача и поглотило без остатка; лицо напротив потеряло четкость, отдалились звуки. Ставить самому себе диагноз прямо в процессе падения в Преисподнюю – то еще удовольствие и совершенно неблагодарное занятие. Если верить учебникам, так выглядит паническая атака, однако ранее данный пациент ими не страдал. Одно дело – в спокойной обстановке да с умным видом осмотры проводить, и совсем другое – ощущать все прелести болезни на собственной шкуре и пытаться сообразить, как купировать приступ, когда голова соображать напрочь отказывается. У его агонии есть свидетели, и это врача пугало. Сейчас Олеся казалась ему чужаком с неясными намерениями. — Выйди, — голос звучал тихо и хрипло, глухо, потусторонне и, черт возьми, потому совершенно неубедительно. Рыжее пятно перед глазами задергалось: видимо, бывшая яростно замотала головой. — Я не брошу тебя в таком состоянии! Скажи, чем тебе помочь? Я все сделаю! — Просто избавь меня от своего присутствия. Цепкие пальцы упрямо схватились за рукав, и, пожалуй, сделано это было вовремя – силы испарялись ежесекундно и к этому моменту остался от них лишь пшик. Пространство вокруг поплыло и размылось, и до шкафчика с медикаментами он мог добраться теперь, вестимо, только на ощупь. А дальше? Вытаскивать блистеры наугад? Надеясь на собственную память? Нет, так дело не пойдет, это уже ни в какие ворота! Первое, что он сделает, когда атака пройдет, и он вновь обретет способность трезво мыслить – запишется к психиатру. Не медля ни дня! — Во втором ящике. Слева. «Ксанакс». Олеся поняла просьбу сразу. Пальцы мгновенно отпустили плечо, и Юра услышал торопливый стук каблучков, звук выкатывающегося ящика, лопающейся фольги, журчание льющейся воды. Секунды или минуты – и вот медсестра снова рядом, заботливо вкладывает в одну ладонь небольшую таблетку, а в другую – стакан. — Юрий Сергеевич, простите за беспокойство, я хотела… Что с Вами? Ладонь сжалась в кулак, пряча так и не донесённую до рта таблетку. Вода, расплескавшись из стакана, потекла по кисти, промочив рукав до локтя.«Ч-ч-черт! Почему именно сейчас?»
— Что здесь происходит? — а это уже другой голос, этот – Ритин. Трое женщин, каждая из которых способна свести его с ума по отдельности, одновременно в одном кабинете. Класс. — Не видите? Ему плохо! — истеричный возглас разорвался прямо над ухом, вызывая острое, непреодолимое желание немедленно, сию секунду остаться в одиночестве. Обессиленно откинув голову назад, лишь бы спрятать от Ксении лицо, врач приложился затылком о стекло. Послышался дребезжащий звук, но что удивительно – он не почувствовал соприкосновения. То есть, он вообще ничего не почувствовал – ни боли, ни холода. Лишь усиливающуюся тревогу. Трое чужих на его территории! — Да пей же! — Эй, Айболит, ты чего!? — недоуменно протянула Маргарита, будучи где-то уже совсем близко. Раздался щелчок пальцев, еще один… — Аллё! Ты меня слышишь? Запахи всех троих смешались, наполнили ноздри, и он ощутил себя в западне. В кольце, из которого не выбраться. В ловушке. Ощущение беспомощности накрыло вместе с новым приступом удушья, свободная рука дернулась к воротнику рубашки. — Юра… — позвали робко с другой стороны. — Юююр…?«Юра?»
Момент стоит того, чтобы все же попробовать увидеть ее глаза. С усилием повернув голову на звук, врач уставился на темное пятно перед собой. Теплые пальцы осторожно легли на сжимающий таблетку кулак, ненавязчиво пытаясь его разжать, и озноб тут же сменился жаром. Это «Юра» звучало точно так же, как в больничной палате, когда она приходила его навестить после выхода из комы, а он принял ее за галлюцинацию.«Юра…»
Присутствие Ксении действовало лучше таблеток: сердце вдруг сбавило обороты, дышать стало легче, а фокус навелся. Она - не чужая. Стоя неприлично близко, Ксения смотрела на него снизу вверх, широко распахнув полные неприкрытого ужаса глаза. К страху в них примешивалось откровенное беспокойство, рождая в сердце обманчивое ощущение нужности.«“Тебя использовали и выбросили на помойку, как только наигрались!”»
— Не прикасайтесь к нему! — требовательно воскликнула Олеся. — Без вас справлюсь! — Тебя забыли спросить, — проворчала Рита. Подхватив Юру под руку, она скомандовала управляющей: — Помоги дотащить до кушетки. Врач не двинулся с места: как бы хреново ему не было, показывать свою слабость зрителям не позволяла мужская гордость. Особенно – той, чьи тонкие бархатные пальцы он до сих пор ощущал меж расслабляющихся собственных. Они казались ему родными. Ему казалось, что ладонь хранила это касание дни и месяцы, искала именно его. И нашла. Казалось – он бредит и видит больные сны, что он погибнет в этих глазах-омутах. Снова галлюцинации? Её пальцы, его пальцы, и давайте начистоту – всё это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Это не с ним. Это дежавю. Большой невесомо, нерешительно скользнул по острой костяшке, по фаланге, споткнулся о кольцо и замер. Юра ощутил, как защемило обессилевшее от галопа сердце. Фантомные боли... Можно простоять вечность, слушая ее тяжелое дыхание.« “…ноги о тебя вытирает, а ты…”»
— Я в порядке. — Оно и видно, — откликнулась Федотова. — Ладно, раз так, я зову подмогу. Спустя несколько секунд по кабинету разнеслось: — Слав! Подойди к медкабинет, одному тут чудику помощь нужна. …Айболиту, кому-кому. …Представь себе, и такое бывает. …Жду. Торжествующе взглянув на загнанную в угол жертву, Маргарита проворковала: — До завтрашнего утра у тебя отгул. Кучерявая тут подежурит, не переломится. А мы со Славой сейчас тебя проводим, а то мало ли – рухнешь посреди лобби, гостей распугаешь.«Дожили...»
Спокойная как слон Федотова расхаживала по кабинету туда-сюда. Ошарашенная, тревожно вглядывающаяся в его лицо управляющая притихла в каком-то полуметре. ...Одежда летит во все стороны, летит в угол голубая рубашка, белье… «Ну раз это был просто поцелуй, что мы с вами тут обсуждаем?» Юрин взгляд заметался от одной к другой: врач пытался сморгнуть картинку, которая в этот самый момент вновь покадрово всплывала перед мысленным взором. Он кидает на постель блондинку, это какой-то люкс или полулюкс, не важно, важно то, что он видит над собой ее лицо. Дальше… Ближе… Одежда летит во все стороны, летит в угол голубая рубашка, белье… Брюки. Кеды… Растрепанные волосы… «У нас с Вами был просто поцелуй» «Ну раз это был просто поцелуй, что мы с вами тут обсуждаем?» «Если у Вас ничего не было с Алексеем…» «Рита меня обманула…» Пазл вдруг сложился, сложился в одно мгновение! Прошлое встало перед глазами так четко, словно все случившееся тогда случилось с ним буквально намедни. Тот поцелуй в медкабинете действительно был, а после новоиспеченный Ритин муж наплел ему с три короба о своей неземной к Ксении любви и ее взаимных чувствах. И он, Юра, считавший себя трезвомыслящим, в общем-то, человеком, повелся на эти бредни, как самый натуральный кретин. Не спросил, не попробовал поговорить, не предпринял ничего – просто напился в стельку и не придумал ничего лучше, чем переспать с той, кто заливала за барной стойкой свое собственное горе. С той, чья семейная жизнь закончилась, не успев толком начаться. С товарищем по несчастью. С Маргаритой. Ритин вкрадчивый голос вновь зазвенел в ушах: «Да, было – по жесткой пьяни. Очень жесткой. И мы оба об этом почти сразу сто раз пожалели, ты уж точно. И я, правда. Прошло время – я тоже пожалела. Это была огромная ошибка, но кто их не совершает?» Ну а дальше… А дальше, видимо, его гениальный мозг оказался не в состоянии выдать в свое оправдание ничего лучше, чем: «У нас с Вами был просто поцелуй».«Ну какой же ты идиот! Последний!»
Новая волна острой головной боли растеклась от висков к макушке, обняла тело, проникая в каждую клеточку. Перед глазами поплыли цветные пятна, побежали бешеные мушки. — Айболит... — Все в порядке. Я не нуждаюсь в помощи. Пожалуйста, выйдите. Покиньте кабинет.Боль нестерпима
И мне до сих пор была незнакома Солнце безжалостно выжгло глаза
Своим ярким светом