ЧАСТЬ 0. ВСТУПЛЕНИЕ
꧁~~~~~~~~~~✧❃✧~~~~~~~~~~꧂
Tally Hall — Fate of the Stars
Крылья болят. Многочасовому перелёту не было видно конца краю, как и не было видно ни клочка суши, ни птиц, ни-че-го. Ничего, кроме бесконечной воды, чёрной, как и небо над ним. Ни звезды: всё затянули тучи, и он понятия не имел даже в каком направлении двигался. Возможно он уже битый час летал кругами, и совсем этого не осознавал. Страшно хотелось спать. Исчезнуть из мира от боли, усталости… Но он не мог позволить себе закрыть очи. Ни тогда, когда его человеческий «брат» ценным грузом утомлённо спит у него на спине. На нём жизни двоих. Как интересно: ведь будь он один, сдался бы уже века назад. Но тут он в ответе за самое дорогое, что у него есть. И если бы он знал молитвы — молился бы всем богам, небу, океану, да хоть Лунной Лошади — чтобы случилось чудо. Но он не был человеком, а потому молитв не знал. А потому приходилось надеяться только на свои последние умирающие силы. Надежда, собственно, так же стремительно умирала, гасла последним угольком. А в это время судьба уже услышала несказанные молитвы, и готовила то, что перевернёт с ног на голову весь мир. Весь мир ровно троих существ, главных персонажей нашей истории. Пристегните ремни, посадка может встряхнуть. Мы начинаем.↞ ❃❃❃ ↠
Дхелверд никогда не считал себя особо удачливым или неудачливым. Ну да, то, что он немного не такой, как все, сбежавший от семьи, общества, одиночка, любитель природы — это общепризнанный факт, но его непохожесть явно не заключалась в завышенных или заниженных шансах на… ситуации. Шансы тем временем сделали финт ушами, и теперь посреди леса лежала «ситуация». С когтями, крыльями, и огнедышащая. Ушной финт шансы, тем временем, не прекратили. Потому что, став свидетелем «ситуации», парень всё ещё был жив-здоров, не превратился в покромсанный обгорелый шашлычок. И, видимо, и не собирался. Но давайте сначала узнаем нашего горе-***
Когда Дхелверд родился, казалось, что людей в одном его поселении больше, чем драконов во всём мире. В родной Англии, то бишь. Тем не менее это не мешало старшим поколениям неустанно выучивать свих чад уметь постоять против дракона. Это было такое же обязательное к изучению умение, как, например, разжечь печь или выгулять овец. Собственно, старших можно было понять. Всего несколько десятков лет назад Англия кишела чешуйчатыми бестиями, аки труп червями. Эти дети самого Пекла уносили на свою «родину» сотни человек, сжигали и грабили поселения пострашнее самих разбойников, съедали скот, улов, урожай… инструменты… постройки… Пожалуй, пострашнее тех бедствий, что несли рептилии, могли быть только деяния самих людей. Конечно, сами люди такое признавать категорично отказывались, а коль и были слишком говорливые смельчаки или глупцы — быстро оказывались под подозрением в «сотрудничестве с дьяволами», а как мы знаем, в Средневековье подобное заканчивалось одним исходом. Костром, с вами на нём; или на колу. Ну хорошо, двумя исходами. Тремя, если считать… Погружаться в прелести пыток прекрасного века мы не будем, ибо это займёт половину книги. Лучше вернёмся к нашим баранам. Так вот, «наши бараны» были как раз среди тех, кто признавал всю грязь и гниль человечества. Дхелверд вырос в многодетной семье, скажем, среди не самых хороших людей, и пригляд за ним происходил постольку-поскольку. Однако с детства у него, в отличие от родственников, был повышено чувствительный моральный компас. Отчего-то ребёнок понимал — вопреки, между прочим, многочисленным примерам, — что драться плохо, что алкоголь — делает людей хуже, что обман приносит боль, и многое и многое другое. Скажем так, у мальчика была***
Никто бы не мог сказать, когда именно это началось. Возможно, когда любимая старшая сестра, солнце во тьме их крестьянского бытия, покинула отчий дом строить собственную жизнь; возможно, когда он сильно поссорился с отцом пятый раз на неделе; а возможно, когда на очередном религиозном празднике его родственников (близких, далёких и не понятно какую воду на киселе) можно было положить в один хлев со свиньями и не найти отличий. Но факт остаётся фактом: у него возникла идея. Даже не так: что-то подсознательное (позже Дхелверд наречёт это что-то «интуицией») проснулось внезапно и абсолютно чётко скомандовало… Другие считали его слабаком. Трусом; мол, для того чтобы в угоду себе идти по чужим головам нужна смелость. Что Дхелверду никогда не хватит мужества. А он взял и пошёл. От семьи. В один прекрасный день, уже достаточно по меркам того времени повзрослевший подросток, собрал вещи и скромно удалился из родного городишко. Собственно, его не сильно-то и держали. Наследники семейного дела и так с треском пополам были готовы делить друг с другом родительскую наживу, им только в радость уменьшение количества соперников. Что до начавшего свой собственный путь парня… Ну, он не жалел. Не скучал. Питался охотой и рыбалкой, а за дополнительную дичь выменивал другие блага, вот хоть одежду, чтобы продолжать жить в дороге и в близи с природой. Его вдруг пробудившаяся интуиция всегда верно вела его как мать ребёнка за руку от особых неприятностей к таким себе неособым приятностям… Побывал в столице, изумился величию замка, а также великолепию и элитности королевских рыцарей и драконоборцев. Особенно впечатляли последние, поскольку каждый представлял собой огромного богатыря с руками-колодами и торсом-горой. Дхелверд рядом с ними чувствовал уважение на грани боготворения, а также, что таить, страх. Парень обладал довольно хилой статурой даже без сравнения с бойцами, его такие великаны прихлопнули бы, как комарика. Если бы он однажды перешёл им дорогу. В столице путь юноши не закончился. Он без оглядки шёл дальше. Иногда прибивался к странствующим торговцам, от которых узнал много интересного про мир, а также то, что люди в принципе везде, во всех городах одинаковые. Любители взять больше, чем им нужно. Поначалу путешествовать было дико захватывающе. Он чувствовал давно желаемую свободу, которую в семье слабо, но придавливали. Свобода… И тяжесть. После где-то полугода кочевать по пыльным дорогам… как-то вроде… надоело. Но и не хотелось останавливаться в какой-то громаде, вливаться в среду этих… этих… Не важно. Важно: Дхелверд так и не нашёл «своё» место. Не подходило, всё было «не то». Люди-то везде одинаковые. Он в уныние не впал. Зачем жить в человеческом кругу, если всегда хотелось быть ближе с природой. Остепениться? Так остепениться. Просто он сам себе создаст «своё место». Путь в этот раз лежал на юго-запад, и как-то нежданно-негаданно он вышел на побережье. Конец мира, конец острова, конец земли. Вода простиралась на всю обозримую картину, а солёный бриз приятно колыхал тёмные волнистые волосы, словно приветствуя, приглашая нового странника. Улыбка сама скользнула на бледное лицо, а карие глаза засветились давно не являвшейся детской радостью: он впервые видел океан. Помнится, он стоял тогда перед волнами голыми ногами с этой счастливой улыбкой аж пока небо не стало оранжево-красным и мокрый песок не стал слишком холодным для босых ступней. Посмеявшись над собой, хлопнул ладонью по лбу: так же и заболеть недолго! — и взялся за костёр и обустройство шатра. На следующий день, прогуливаясь вдоль берега, нашёл испускающую последние вздохи пустующую хижину в поле на горбе, в двух минутах от моря, и в этот же день уже сносил из леса брёвна, и вскоре хижина стала… не такой испускающей последние вздохи. Соорудив… ну, то, что можно было назвать следующей стадией после шатра, парень не остановился, а принялся за лодку. И в этот раз принялся основательно. В ближайшей деревне (в полудне пути) уже знали, что какой-то чудак издалека собирается жить совершенно один в Одином забытом домике, который прошлый хозяин явно не просто так оставил. Но, к счастью, на чудачества Дхелверда жители смотрели сквозь пальцы, потому что из него оказался до омерзительного потрясающий лучник, и рыбак, и на-лодке-плывак, да и в принципе хороший парень, честный, добрый, тихий и надёжный. Как ни крути, а таких всё же любили даже в несовершенном обществе. Даже иногда проявляли своеобразную заботу: — Но, ежель вдруг дракон, а ты там совсем одинёхонек? Ведь не выстоишь… На что Дхелверд махал рукой и серьёзно отвечал: — Я, честно, в своей жизни, за все свои путешествия — ни разу не видел живого дракона, — а затем озорно улыбался и склонялся к собеседнику, будто ведал страшную тайну: — По правде, я, возможно, скоро начну сомневаться, существуют ли они вообще, — и начинал смеялся. В таких мутуалистических отношениях они с поселением и жили. Ты не мешаешь мне, я — тебе, мы делаем свою работу и получаем друг от друга, что нам нужно. Конец.***
Прошёл год. Территория возле домика обзавелась грядками и сараем, лодочка — парусом, а Дхелверд каким-то новым незнамым доселе чувством.***
Прошёл ещё год. От сурового климата Англии хижина снова начала разваливаться, требовательно стеная досками на ветру, когда дерево размокало от дождя. А в отсутствие дождя свистела щелями на том же ветру. «Из дома и ветра мог бы выйти хороший дуэт», — думалось Дхелверду, упорно игнорировавшему мольбы о ремонте от собственного убежища. Что интересно, любое другое сооружение хозяина незамедлительно получало первую необходимую, но только не дом. Словно юноша сам себя пытался сжить из избы, медленно, но верно. А чтобы было на что жить, работа должна продолжаться, и её приспособления надо держать в лучшем виде.***
Непонятное призрачное чувство, возникшее год назад, преобразовалось в нечто даже более сложное и начало иметь преинтереснейшие побочные эффекты… Дхелверд очень хотел, чтобы его оставили в покое. Перестали телепаться продавцы на рынке, отцепились гонцы с выпрашиванием данного на столицу (эти коршуны и со дна морского достали бы). Грубо говоря, в последнее время его подбешивало даже родное гнездо и гавань. То птицы слишком галдят, то ветер, бука такой, шторм поднимет и расшатает сарай или ограждение. О том, что заодно ещё большему расшатыванию подвергается и так стоящая на соплях изба, мы дружно умолчим. Говоря прямо, Дхелверд просто до ужаса хотел, чтобы хоть на пару дней, хоть на денёк ему дали отдохнуть. Он откровенно вымотался. Это объясняло многое. Раздражение, неимоверная сонливость, сколько бы он не спал… апатия… Он элементарно страшно устал. Но что же, спрашивается, может послужить причиной такой усталости, если жизнь ведёшь размеренную и не сверхнапряжённую? Ну… О причинах Дхелверд не задумывался поначалу. А когда начал — захотел перестать…***
Когда живёшь на расстоянии не знаем каком, но точно не меньше полдня пути от ближайшей цивилизации, волей-неволей начинаешь чувствовать себя… Кто угадает? Правильно, одиноко. К счастью, Дхелверд такой проблемой не страдал.***
Ну, по крайней мере, он старательно себя в этом убеждал. Выходило или нет — фиговый вопрос, поскольку ответ на него Дхелверду решительно не нравился, а чтобы не отвечать, он и не спрашивал. Современные психологи и терапевты сказали бы, что он вплотную подобрался к исполнению первого шага: признания проблемы. Однако, англосаксы обладали отвратительным и прекрасным качеством: абсолютно бараньей упрямостью. Потому Дхелверд абсолютно упрямо… просто жил.***
Ещё одна зима, ещё одно лето. Нельзя сказать, что год прошёл без приключений, конечно, однако сейчас мы вернулись к той самой точке. Накренившаяся рыбацкая хижина — одна штука, небольшой парусник — одна штука, хозяйство — в штуках не измеряется, и всё так же уставший молодой рыбак — одна штука. Дхелверд для себя вроде как решил. Что устал от жизни. Вот и весь сахар, и соль, и другие приправы. Но проблема счастливым образом не решилась, как ни странно; ведь — и он ни за что бы это не признал! — на самом деле устал от одиночества. И именно от этого бесился, и бесился на всё. Он хотел покоя. Ему нужен был не он.***
Августовские ночи в этом году были непривычно душными; Дхелверд лежал на импровизированной кровати из сена в мешках и пялился в дырку в крыше уже третий час. Дырка пялилась в ответ, осуждающе, насвистывая елегию по концу лета и последним жарким денькам. Из зева отверстия светила единственная помещавшаяся там звезда. Англосакс переводит взгляд на окошко: тучи, осточертевшие-будь-проклята-погода-этого-чертового-надоевшего-острова. Хм, и всё же, видимо, не совсем сплошные; хотя именно из окна не было видно чистого клочка антрацитового неба. Вздохнув, юноша поднимается и выглядывает полностью в окно. В поле, как рыба в волнах, струился через траву волк. Он, словно почувствовав наблюдение, останавливается, поворачивает ухо точно в сторону дома англосакса, а затем коротко воет в серое от туч безлунное небо. После чего продолжает путь по морю трав. И, вдохновившись этим редким стечением, что звезда, не закрытая облачностью, как раз попадала идеально в дырку, что именно когда он посмотрел в окно там выл в небо волк, он пустит в это самое небо желание.Кто ж знал, небо в тот день окажется особенно внимающим и благосклонном. И кто может винить Дхелверда, что его желания исполняются, даже если через жопу бегемота. Всегда и неизменно.
А ещё у неба, видимо, исполинское чувство юмора. Потому что такое «исполнение»-шоу мог провернуть лишь шут. Судя по масштабам — лишь королевский.***
Иногда дикие животные имеют свойства создавать много шума. Это может быть разозленный хряк, гоняющий по лесной подстилке. Но тот шум, который раздался тем утром и заставил взлететь пташек в небо, мог производить только до ужаса напуганный чем-то лось, прорываясь сквозь кусты и снося на раз высохшие деревья. Шум зачастую был каждый раз проигнорирован единственным человеком, жившем на этом богом забытом клочке у океана. Но почему-то не в этот раз. Потому что интуиция твердила, что это изменит его жизнь не слабее решения уйти от родительского дома. Если даже не больше.***
«Пожалуйста… я так больше не могу. Боже, Дьяволе, океан, Лепрекон, да хоть Лунная Лошадь — я так больше не могу продолжать… Прошу… Пусть случится что-нибудь. Пусть произойдёт что-нибудь НАКОНЕЦ-ТО. А я обещаю это не прозевать». Посреди леса лежала по-королевски масштабная неподвижная туша. Когтистая и чешуйчатая. Не оставляющая надежд, что это был лось.