Fazbear Frights №5: Bunny Call

      Солнце выглянуло из-за низко нависших серых туч и почти ослепило Боба. Он прищурился, нахмурился и опустил козырек, когда замедлил ход, чтобы маневрировать своим вялым микроавтобусом вокруг миллионного резкого поворота на этой, казалось бы, бесконечной извилистой дороге, берущей свой путь через густо поросшие лесом горы.       «Это… просто… здорово», — подумал Боб.       Единственное, чего он ждал в этой поездке, так это предсказанной дождливой погоды. Его семья была «расстроена» этим, но он втайне ликовал. Дождь означал, что бурная деятельность будет отменена, и он останется в покое, чтобы немного порыбачить, вздремнуть и почитать книгу. — Милый, ты только посмотри! — пропела жена Боба, Ванда. — Солнце! — О, так вот что это такое?       Она игриво шлепнула его по плечу. — Дай мне мои солнечные очки, — сказал Боб.       Боб на пару секунд оторвал взгляд от дороги и увидел, как Ванда наклонилась вперед, чтобы достать очки из бардачка. Он восхищался ее блестящими каштановыми кудрями и мягкими очертаниями профиля. Ванда была миниатюрной, бледной, веснушчатой, с мелкими чертами лица. Даже после двенадцати лет брака и троих детей она все еще оставалась симпатичной, задорной болельщицей, в которую он влюбился, когда они учились в старшей школе. Единственным заметным отличием была ее одежда, сменившаяся с помпонов и плиссированных юбок на последнюю моду. Сегодня на ней были короткие черные шорты с высокой талией и сетчатый лиловый топ поверх черной майки. Топ свалился с одного плеча. Это выглядело великолепно.       Боб снова уставился на дорогу и надел солнцезащитные очки. Потом он пару секунд разглядывал себя в зеркале заднего вида. Пара секунд — вот и все, что потребовалось, чтобы убедиться, что он не похож на спортсмена, каким был в школе. Исчезли длинные густые черные волосы, острый подбородок, озорные темно-карие глаза и широкая беззаботная улыбка. На их месте были редеющие, седеющие короткие волосы, мягкие щеки, усталые глаза и губы, сжатые в нисходящий изгиб. Большая часть его мускулов исчезла, а вместе с ними и слишком много волос. У него не было достаточно времени, чтобы тренироваться… и это было заметно.       Боб быстро переключил свое внимание на дорогу. Он вывел микроавтобус на правую полосу, когда дорога начала подниматься вверх, и две полосы превратились в три, создавая попутную полосу. Два спортивных седана выехали из-за спины Боба и пронеслись мимо.       Боб вздохнул. — Я скучаю по своей MG.       Примечание: MG — старая марка автомобилей.       Ванда взглянула на него, но клюнула. Она никогда этого не делала. Она уговорила его продать свою любимую MG, когда у них родился второй ребенок. С тех пор он жалел об этом. Он скучал по всему в этой машине, даже по ее запаху — отчетливому запаху моторного масла и кожаного сиденья, который всегда заставлял его чувствовать себя мужественным… и молодым.       Боб покачал головой и постарался не вдыхать запахи микроавтобуса: арахисовое масло, грязные носки и виноградный сок. — Знаете что, ребята? — крикнула Ванда. — Что? — хором воскликнули дети. — Они изменили прогноз! — Ванда сделала маленький счастливый танец на своем месте, глядя на экран своего телефона.       Боб удивился, что телефон все еще работает. Казалось, что они находятся за тысячи миль от цивилизации. — Вместо восьмидесяти процентов вероятности постоянного дождя, — сказала Ванда, — теперь они говорят о двадцати процентах. У нас будет солнце! — Счастливое солнышко, весёлое солнышко, солнышко выходит поиграть, — фальшиво запела трёхлетняя дочь Боба Синди. — Яркое солнышко, приветливое солнышко, сегодня время погулять, — подхватила Ванда вместе с Синди.       Синди хихикнула и снова заиграла скрипучую мелодию. Ее кудрявые каштановые косички скакали, когда она подпрыгивала под песню. Недостаток певческого таланта Синди восполняла остроумием и энтузиазмом. Веснушки и счастливая улыбка покоряли всех, кто встречался с ней. — Ну же, давайте все споем, — крикнула Ванда.       Семилетний Аарон сидел рядом с Синди, на сиденье автомобиля он был взволнован тем, что скоро вырастет. Он разделял веснушки и каштановые волосы сестры, а также ее энергию и, как и следовало ожидать, присоединился к пению. Тайлер, десяти лет, долговязый и смуглый мальчик, с широкими плечами, которые выдавали его атлетическое телосложение, развалился на своем месте в третьем ряду кресел. Тайлеру нравилось выделяться, потому что он был самым старшим, но он все еще был достаточно мал, чтобы хотеть быть включенным в семейное «веселье». Он все еще любил вечер игр, вечер кино, воскресные пикники и пение в одиночестве. Теперь он внёс свой вклад, поддержав семью битбоксом. — Счастливое солнышко, весёлое солнышко, солнышко выходит поиграть, — пела семья Боба. — Давай, Боб, — уговаривала Ванда, — пой!       Боб хмыкнул, потом заскрежетал зубами, пока его семья пропевала две строки как минимум пол дюжины раз. «Дайте мне немного классического рока, и я бы горланил с лучшими из них», — подумал Боб. Но он не собирался петь о вонючем солнце.       Боб крепко сжал губы и уставился на дорогу, где все еще влажная мостовая блестела в лучах только что взошедшего солнца. Двойная желтая линия была тросом, неумолимо тянувшим микроавтобус к месту назначения. Может, Боб и был за рулем, но он не справлялся с контролем. Не совсем.       Когда он в последний раз контролировал ситуацию? До рождения Тайлера? Когда они с Вандой поженились? До того, как они встретились? С тех пор, как он родился? Был ли контроль иллюзией?       Наконец песня закончилась, и Аарон задал извечный вопрос: — Мы уже приехали? — Мы уже приехали? Мы уже приехали? — переспросила Синди. — Сколько еще ехать? Мы уже приехали? — спросила Ванда у Боба. — И ты туда же, — вздохнул Боб.       Ванда рассмеялась. Она взглянула на развернутую карту и ответила на свой вопрос:  — Еще двадцать семь миль, — сказала она.       Бобу нравилось, что Ванда настаивала на том, что читать карту гораздо интереснее, чем пользоваться навигатором. Это была одна из многих причуд, которые он любил в ней. Сочинение песен — вроде дурацкой песни о тупом солнце — была одной из многих причуд, от которых он не был так без ума. Постоянно твердить о семейном единстве было одной из причуд, которые он действительно ненавидел.       Когда Тайлер был маленьким, всё было не так уж плохо. Брать сына на рыбалку и на игры с мячом было совсем нетрудно. Даже походы, которые планировала Ванда, были веселыми. Когда родился Аарон, семейные дела усложнились, но они все еще были выполнимы. Добавление Синди в эту смесь увеличило фактор хаоса в десять раз. Синди не была надоедливым ребенком или чем-то в этом роде; на самом деле она была очень милым ребенком. Но уровень ее энергии был выше крыши, и по какой-то причине все, что она делала, это усиливало мальчиков. В последнее время Бобу казалось, что он никогда не получит ни покоя, ни тишины, даже ночью. Он мог быть уверен, что один или несколько его детей в конце концов обязательно начнут нырять в постель к нему и Ванде каждую ночь.       Если раньше у Боба было время для себя, то теперь его время принадлежало всем, кроме его самого. Его работа заняла часть времени. Его дети взяли по кусочку. Ванда взяла кусочек. Он никогда не жалел времени, которое Ванда отнимала у него, но это было потому, что она хотела, чтобы он уделял ей время для развлечений. Теперь все, чего она хотела, это чтобы он надел одну из своих многочисленных «семейных шляп»: тренер, учитель, товарищ по играм, повар, разнорабочий, водитель, покупатель, уборщик, добытчик денег.       Пару месяцев назад лучшая подруга Ванды рассказала ей о лагере Этения. — «Этения — это индейское имя, которое означает "богатый", — прочитала Ванда в брошюре толщиной с журнал, описывающей это место. — Мы назвали наш семейный лагерь Этения, потому что человек, у которого есть семья, действительно богат», — продолжала она читать. — Ну разве это не прекрасно, Боб? — Ммм — рассеянно произнес он.       Боб думал, что Ванда просто читает об этом месте так же, как она читала о Гренландии, Норвегии и Албании. Ванда хотела путешествовать, и она любила исследовать места назначения. Но оказалось, что Ванда серьезно относится к лагерю Этения. — Почему бы нам просто не отправить детей в лагерь, а самим остаться дома и поваляться в гамаке? — спросил Боб, когда Ванда снова заговорила об этом. Он схватил ее и уткнулся носом в шею. — Только мы вдвоем.       Ванда на это не купилась. Она также не одобряла его идею поехать в хороший отель и повалять детей у бассейна, чтобы они могли побыть вдвоем. В конце концов он сделал все возможное и предложил дорогой курорт, который пообещал развлечь детей, пока родители отдыхают под большими зонтиками на белых песчаных пляжах. Боб хотел расслабиться. Ванде хотелось чего-то другого.       И вот он здесь… на пути в лагерь Этения.       Боб посмотрел в зеркало заднего вида, чтобы понять, почему в микроавтобусе вдруг стало так шумно. Теперь все трое его детей были заняты какой-то сложной игрой в ладоши.       Ванда наклонилась к Бобу. — Мы с Зои любили лагерь, когда были маленькими девочками, — сказала она ему в десятый раз. — Единственным недостатком было то, что мы должны были быть далеко от мамы и папы. Разве это не здорово, что мы не должны заставлять детей проходить через это? Мы будем вместе целую неделю! — Потрясающе.       Если Ванда и заметила его сарказм, то не обратила на него внимания.       Олень перебежал дорогу перед микроавтобусом, и Боб ударил по тормозам. К счастью, микроавтобус ехал не очень быстро. У него не было возможности притормаживать на крутых спусках, особенно на больших высотах. Хотя он легко промахнулся мимо оленя, Боб почувствовал, как у него подскочило давление. — Вы можете потише?! — заорал Боб на своих детей. — Я пытаюсь подъехать сюда.       Мгновенная тишина. — Как ты думаешь, папа, там есть феи? — спросила его Синди. Она смотрела в боковое окно на густой лес, окружавший дорогу. — А почему бы и нет? — сказал Боб.       Ванда снова и снова повторяла ему, что Синди очень чувствительна. Он никогда не сможет расстроить её. Если она хотела верить в существование фей, то это было её дело.       Ванда сменила тему. — Так что же мы будем делать, когда доберемся туда? — она спросила детей.       Боб застонал. Только не опять.       Все трое начали кричать одновременно: — Большие пузыри, шоу талантов, караоке, куклы, раскраска камней, квест, танцы, хула хуп, гимнастика! — крикнула Синди. — Батут, стрельба из лука, верховая езда, гребля на каноэ, аэротруба, катание на горных велосипедах, прогулки! — крикнул Аарон. — Игры на ловкость, каякинг, дайвинг, парусный спорт, плавание, перетягивание каната, бег, пинг-понг, волейбол, прыжки с тарзанки, спуск по канату, — завопил Тайлер.       Ванда радостно рассмеялась. Она сделала это специально, чтобы подбодрить детей.       Бобу захотелось зажать уши обеими руками. Но, очевидно, он не мог сделать это и сесть за руль.       «А как насчёт рыбалки?», — подумал он. Боб любил рыбачить.       Ванда ненавидела это. Но Ванда могла манипулировать этим, когда ей это было нужно. Она использовала любовь Боба к рыбалке против него, когда уговаривала его отправиться в эту поездку.       Когда стало ясно, что Боб едет в лагерь Этения, нравится ему это или нет, Боб утешил себя мыслью, что сможет побродить и порыбачить сам. Вот тогда-то и выплыла наружу правда. — Ну, ты не сможешь просто уйти один, — призналась Ванда. — Они устраивают турниры по рыбной ловле, и, может быть, тебе удастся уговорить мальчиков присоединиться к тебе.       Почему все должно быть так организовано?       Дети продолжали вести активный образ жизни. Боб прикинул, что им придется остаться лет на пять, чтобы сделать все, чего хотят дети, а они оставались там всего лишь на неделю.       Всего лишь. Да, конечно.       Семь дней — это целая вечность. — Семь дней веселья и развлечений, — повторяла ему Ванда, готовя всех к поездке. Она произнесла это так, как будто это должно было быть хорошо.       Как Боб собирается пережить это?       Боб не мог не признать, что лагерь Этения был прекрасным на вид местом. Или он был бы таким, если бы не был переполнен шумными семьями.       Расположенный в узкой долине между двумя высокими лесистыми горными хребтами, увенчанными крутыми скалами, лагерь Этения обнимал края огромного, извилистого тëмно-синего пресноводного озера, озера Амáдахи. Судя по брошюре лагеря, Амадахи с языка индейцев черóки означает «лесная вода». Это было бы подходящее имя для озера в лесу, если бы не тот факт, что лагерь находился далеко от территории чероки. Когда Боб указал на это Ванде, та, похоже, не обратила на это внимания.       Лагерь Этения, к которому можно было подъехать по десятимильной грунтовой дороге с гравием, которая уходила от шоссе вниз по крутому склону, не виден, пока вы почти не оказываетесь в нëм. И тут, скромный деревенский указатель, почти скрытый за клëном, успокоил усталых путников, что они находятся в нужном месте: «ЛАГЕРЬ ЭТЕНИЯ: ПРЯМО ВПЕРЕДИ».       Сам лагерь был так же живописен, как и его окрестности. Главная хижина представляла собой огромный бревенчатый домик с двумя каменными печными трубами и широким крыльцом, тянувшимся вдоль фасада и стен здания. Строение было покрыто блестящей зелëной металлической крышей. Тридцать пять домиков лагеря выглядели как дети хижины; маленькие бревенчатые и каменные строения были разбросаны рядом с главной хижиной, как маленькие утята, плавающие рядом со своей мамой. Боб и его семья заселились в домик №17, Домик Натта. Натта, по-видимому, было алгонкинским именем, означающим «сильный».       Сыновья Боба посчитали, что «Натта» — забавное имя. — Мы будем жить в интернате, — сказал Тайлер всем своим друзьям, когда они получили задание. — Не связывайся с моей Наттой, — продолжал говорить Аарон. — Там будет много шпината, папочка? — спросила Синди уже несколько раз.       Ванда сказала:  — Мы станем магнатами!       Боб ответил:  — Я знатно схожу с ума.       Он подумал, что имя было идиотским, потому что, опять же, племя алгонкинов жило далеко отсюда. Владельцы лагеря Этения, казалось, погрузились в водоворот индейских имëн и наугад выбрали несколько.       Стоянка лагеря Этения представляла собой тенистый, охраняемый деревьями гравийный прямоугольник позади главной хижины. Когда Боб остановил микроавтобус на стоянке, ему напомнили, что нельзя подъезжать на своей машине к дому. — Это испортит атмосферу, — сказала Ванда, когда Боб пожаловался на это. — А мучительная боль в спине от перетаскивания всего нашего дерьма тоже часть атмосферы? — спросил Боб.       Ванда улыбнулась ему и подкрасила губы свежим блеском.       «Что ж, думаю, это ответ на мой вопрос», — подумал Боб.       Теперь, когда он стоял здесь, рядом с микроавтобусом, набитым багажом и игрушками — не говоря уже о грузовике, набитом такими же вещами, — спина Боба начала пульсировать от одной только мысли о том, что всё это будет доставлено к домику. И конечно, Домик Натта был самым дальним от стоянки. — Это прямо на опушке леса, Боб, — выпалила Ванда, когда им был выделен домик. — О радость и блаженство, — сказал Боб.       И вот они здесь. Рай для одной женщины — это ад для другого мужчины.       Боб посмотрел на предательское небо, которое сменило свои облака на бескрайние бледно-голубые просторы. Солнце стояло почти прямо над головой и свирепо светило вниз. Боб прикинул, что было не меньше восьмидесяти градусов, и воздух казался тяжелым и душным.       Их ноги хрустели по гравию, Ванда и дети практически танцевали вокруг машины. Синди кружилась по кругу, Аарон исполнял какой-то танец, а Тайлер барабанил по капоту микроавтобуса. Ванда кричала: «Привет!» и «Как дела?», — для всех, кто находится в пределах слышимости. — Смотрите, бабоська! — взвизгнула Синди.       Боб проследил за направлением пухлого указательного пальца Синди и увидел, как бабочка-монарх исчезла в зарослях лососевых кустов. Он мысленно вернулся в свое детство, вспоминая, как отец брал его с собой в поход, и они собирали ягоды морошки к ужину, на который подавали жареную свежею форель. — Пошли, папа, — сказал Аарон, — нам нужно записаться, иначе мы упустим все хорошее. — Боб, почему бы тебе не заняться всем этим? — Ванда протянула Бобу четыре листа бумаги, измалеванные списками.       Он знал, что в списках были те виды деятельности, которые выбирал каждый ребенок, и те, которые Ванда решила делать всей семьей. Он вздохнул. Придется занять целый вечер, чтобы разобраться с этим. — Мы с ребятами пойдем разбираться и начнем знакомиться с людьми, — сказала Ванда. — Когда закончишь с регистрацией, можешь принести вещи в домик. — О, я могу? Здорово, — пробормотал Боб. — Что такое, милый? — Ничего.       Боб смотрел, как его семья убегает, но не двигался с места. Ему хотелось просто сесть в машину и уехать. Он посмотрел на водительское сиденье. Что произойдет, если он это сделает?       Сладкие ароматы полевых цветов боролись с острыми запахами выхлопных газов, но, пересиливая их обоих, мощные ароматы можжевельника и сосны привлекали внимание. Они напомнили Бобу о джине с тоником, его любимом напитке. «На вкус он как вечнозеленое дерево», — сказала Ванда, когда он в первый раз приготовил его. После этого она стала называть джин с тоником «этот напиток из дерева» и в конце концов сократила его до «дерево». — Сделай мне дерево, — говорила иногда Ванда, когда дети ложились спать в пятницу вечером.       Он мог бы использовать «дерево» прямо сейчас.       Вдруг кто-то толкнул его сзади. — Извините! — крикнул какой-то мальчишка, когда Боб, пошатываясь, забрался в свой микроавтобус. Схватившись за открытую дверь второго ряда, он заметил тучного, потного мужчину средних лет, который боролся с многочисленными спортивными сумками и чемоданами. Мужчина встретился взглядом с Бобом, и тот сочувственно улыбнулся ему. Затем Боб захлопнул дверцы микроавтобуса и огляделся.       Он тут же пожалел об этом.       Смотреть на лагерь из-за водительского сиденья и наблюдать, как его семья вываливается из микроавтобуса с нескрываемым энтузиазмом, было достаточно плохо. Видеть все это чистилище в одном широком ракурсе было практически невыносимо.       Дети бегали повсюду, как будто им дали наркотики, которые сделали их бесчувственными, но держали их в постоянном движении. Мужчины превращались в вьючных мулов; потеющие отцы шатались под тяжестью своей ноши. Мамы общались и организовывались. Посреди этого хаоса вожатые лагеря свистели в свисток и выкрикивали непонятные инструкции.       Боб попытался разобрать, о чем они говорят, но не смог и, собравшись с духом, подошел к голубоглазой блондинке с конским хвостом. Она свистнула в свисток, когда он был всего в метре от неё. Пронзительный визг катапультировался в его уши и несколько секунд кружился в мозгу, прежде чем он смог заговорить. — Извините, — сказал он, — но в какую сторону идти, чтобы зарегистрироваться на мероприятия?       Как ни странно, она снова дунула в свисток, но на этот раз это был, по крайней мере, короткий свист, и она указала на неглубокий лестничный пролёт в одном конце хижины. — Поднимитесь по лестнице и идите по дорожке к парадному крыльцу. Встаньте в очередь, она ведет к регистрационным столам, — она снова дунула в свисток.       Пальцы Боба чесались снять свисток с ее шеи, но он сдержался. — Спасибо, — сказал он с убийственной улыбкой.       Боб поднялся по лестнице и нашел очередь на крыльце хижины. Отсюда он мог видеть, что его семья уже обустраивается. Синди держалась за руки с другой девочкой, на этот раз с черными косами, и кружилась на большом причале, который тянулся над озером. Почему маленькие дети всегда так кружатся? Рядом с Синди Ванда разговаривала с какой-то женщиной, а сыновья Боба и еще один мальчик по очереди пытались перепрыгнуть через камни на поверхности озера.       И вот он стоит в очереди, чтобы заняться работой с бумагами. История его жизни.       Боб потерял счет тому, как долго он ждал. Мухи жужжали вокруг его головы, и он почувствовал, что его нос начинает гореть. Это научит его обращать внимания на советы Ванды пользоваться солнцезащитным кремом. — Будет дождь, — уверенно сказал он ей. — Никогда не знаешь наверняка, — сказала она. Удивительно, как часто она знала то, чего не знал он.       Где-то поблизости кто-то играл на гитаре. Где-то еще ближе кто-то ел вяленую говядину. Боб сморщил нос. От этого запаха у него скрутило живот.       Другие родители болтали в очереди, но Боб не поднимал головы. Впервые с тех пор, как он вывел свой микроавтобус с подъездной дорожки, он смог подумать о том, что он хотел бы работать дома. У него не было времени взять недельный отпуск, а если бы и было, то он точно не хотел бы тратить его на то, чтобы бегать в лохмотьях, занимаясь делами с кучей незнакомцев. Если по честному, ему нужно было побыть одному.       Боб снова повернулся к своей семье. Синди и ее новая подруга играли в классики между лужайкой и озером, а мальчики пытались удержать равновесие на сваях вдоль края причала. Он был уверен, что очень скоро услышит всплеск воды.       Наконец Боб добрался до двери хижины. Трудно поверить, но в конце концов настанет его очередь. Несмотря на все свое любопытство, он огляделся по сторонам. Все было именно так, как изображено в брошюре: голые бревенчатые стены, много большой тяжелой деревянной мебели, обитой подушками, покрытыми смутно индейскими узорами. Над камином возвышалась массивная голова оленя, а люстры, свисавшие с бревенчатой крыши, были сделаны из оленьих рогов. Это было не самое лучшее место для оленя.       Боб бросил последний взгляд на свою семью, прежде чем полностью войти в здание. Как и ожидалось, мальчики упали в озеро. Синди продолжала играть в классики. Ванда смеялась над своими сыновьями… только потому, что они тоже смеялись.       Если бы кто-нибудь спросил Боба, любит ли он свою семью, он бы ответил яростно: «Да!», — потому что любил. Но это не означало, что он любил их все время, а в последнее время они нравились ему все меньше и меньше. Они всегда чего-то хотели. — Папочка, посмотри, какой рифунок я нарисовала, — говорила Синди. — Папа, ты можешь бросить мне мяч? — спрашивал Аарон. — Папа, пожалуйста, помоги мне с моим школьным проектом, — умолял Тайлер. — Дорогой, дверь гаража дребезжит, пожалуйста, почини её, — приказывала Ванда. Да, приказывала. Она всегда говорила «пожалуйста», но это было не менее похоже на приказ, чем когда его босс говорил: «сделай это сегодня, пожалуйста».       Боб устал от всех этих просьб, от всех этих обязательств. Ему нужно было дышать. — Теперь твоя очередь, чувак, — кто-то похлопал Боба по плечу.       Он огляделся по сторонам.       Молодой отец, который, очевидно, все еще любил отцовство, стоял позади Боба. Отец ухмыльнулся и указал через плечо Боба. — Ваша очередь.       За столом перед Бобом сидела здоровенная загорелая женщина с очень короткими грязными светлыми волосами и морщинками от улыбки вокруг глаз. — Привет. Я Марджори, — она широко улыбнулась ему, и он восхитился ее белоснежными ровными зубами, когда она указала на белый пластиковый бейджик с названием «Лагерь Этения», приколотый к её зелёной рубашке. — Добро пожаловать в лагерь Этения. — О, так вот где я нахожусь? — он стремился к сухому юмору, но, видимо, промахнулся.       Улыбка Марджори померкла. Она на секунду нахмурилась, а потом спросила: — Ваше имя? — Маккензи.       Женщина постучала по клавишам беспроводного ноутбука. — Боб, Ванда, Синди, Аарон и Тайлер. — Совершенно верно. — Ладно, давайте вас запишем. Вы подготовили свой список мероприятий?       Боб протянул женщине аккуратные списки Ванды. Лагерь предлагал 112 видов мероприятий и просил, чтобы отдыхающие приходили подготовленными со списками по крайней мере из двадцати, упорядоченными по предпочтениям. Всего в списках Ванды значилось семьдесят два вида мероприятий. Боб гадал, что Марджори будет с этим делать.       Но она, казалось, ничуть не удивилась. — Отлично, — сказала Марджори, начиная печатать.       Боб смотрел на нее, стиснув зубы. Одно из его возражений против лагеря Этения — да и вообще против любого летнего лагеря — заключалось в том, что все это было слишком жестким. У него не было проблем с тем, чтобы быть на свежем воздухе или делать забавные вещи, но делать все по расписанию, следуя списку — это знатно сводило его с ума. Ха! Похоже, он действительно подходит Домику Натта.       А если серьезно, разве у него не было достаточно расписаний и списков, чтобы следовать им на работе? По крайней мере, на работе ему платили. Почему он должен был подвергаться этому дерьму и дома?       Марджори перестала печатать. — Мне не удалось вовлечь вас в каждый из перечисленных видов мероприятий, но я сумела отобрать двадцать лучших для каждого из ваших детей и для вашей семьи в целом. — Потрясающий сок, — Боб любил повторять одно из любимых высказываний Тайлера. Тайлер действительно имел это в виду, но для Боба «потрясающий сок» означало либо «это отстой», либо «мне всё равно».       Марджори вернула ему списки Боба, затем посмотрела в обе стороны и за спину, прежде чем наклониться вперед. Когда она заговорила, ее голос был едва ли выше шепота. Боб услышал «хотите», но остальное было непонятно.       Он наклонился вперед. — Прошу прощения, что?       Марджори тоже наклонилась вперед. Ее дыхание пахло шоколадом. — Не хотите ли записаться на Вызов Кролика? — спросила она.       Должно быть, он ослышался. Боб спросил:  — Что это?       Марджори повернулась и указала на высокого кролика, стоявшего в дальнем углу огромной комнаты под старинным каноэ, свисавшим со сводчатого потолка. Кролик с ярко-оранжевым мехом был одет в чёрно-белую клетчатую жилетку, жёлто-белый галстук-бабочку в горошек и чёрный цилиндр, из-под которого торчали висячие уши. У кролика в руках были тарелки, как у старомодных заводных обезьянок. Боб моргнул. Как он мог не заметить кролика, когда впервые огляделся? Это было всё равно, что упустить анаконду в загоне, полном щенков. Кролик не подходил этому месту. Действительно не подходил.       Боб был заворожен кроликом в течение нескольких секунд. Он не мог сказать, был ли кролик человеком в костюме или одним из тех жутких аниматроников, которых он видел в паре ресторанов, которые его семья посещала, когда он был маленьким. В любом случае, это был не тот кролик, который заставлял вас хотеть прижаться к нему. Его глаза были слишком большими, чтобы быть дружелюбными; они граничили с безумием. — Мистер Маккензи? Боб?       Боб моргнул. — А?       Марджори улыбнулась ему и подмигнула. — Когда вы подпишетесь на Вызов Кролика, вон тот кролик, его зовут Ральфо, посетит ваш домик.       Боб снова посмотрел на кролика, Ральфо. — Он ворвется в ваш домик с криком, грохоча тарелками и вертя головой, — Марджори усмехнулась. — На это действительно страшно смотреть!       Боб мог себе это представить. — Это что-то вроде вызова будильника, — добавила Марджори.       Боб ничего не понял. — Вызова будильника? — Ах да, я же не сказала. Ральфо делает обход между пятью и шестью часами утра, в течение этого часа он посещает каждый домик, который подписывается на Вызов Кролика. Это немного озорная шутка, которую мы делаем над детьми в их первый день здесь. Большинство из них любят испытывать этот прилив ужаса, когда они глупо напуганы первым делом утром, — Марджори снова усмехнулась. В ее низком голосе этот звук напоминал дьявольский смех злодея. — Вы заинтересованы?       Боб перевел взгляд с Марджори на Ральфо и обратно. Он подумал о своей раздражающе счастливой семье и их настойчивом требовании провести свою единственную неделю отпуска этим летом в этом плохо замаскированном центре временного содержания для перегруженных работой отцов. Он подумал о том, как долго он стоял в этой дурацкой очереди, подписываясь на все эти идиотские мероприятия. Он подумал обо всем багаже, который ему ещё предстояло тащить в Домик Натта.       Потом он подумал о том, как его семья реагирует на громкие звуки по утрам. Эта мысль начала поднимать его хорошее настроение. — Конечно! — он усмехнулся. Это будет настоящий погром! — Замечательно, — сказала Марджори. Она снова постучала по клавиатуре. — Вот. Всё подписано, — она улыбнулась ему, и он улыбнулся в ответ.       Это была первая искренняя улыбка Боба за день. Это был первый момент с тех пор, как была запланирована эта поездка, когда он почувствовал что-то еще, кроме обиды и раздражения. Он даже немного обрадовался.       Марджори наклонилась, чтобы взять стопку только что распечатанных бумаг. Она сунула их перед Бобом. — Будьте любезны прочитать их, чтобы убедиться, что вы одобряете, а затем инициализируйте каждую страницу, — она протянула ему ручку. Он вздохнул и еще раз перечитал мучительные списки. Он этого не одобрял, но все равно подписывал страницы.       Марджори просияла. — Превосходно! — она перетасовала бумаги и скрепила некоторые из них вместе. — Вот ваше расписание, — сказала она. — Ральфо придет утром, и все остальные ваши мероприятия в календаре будут перенесены, — она протянула Бобу ключ и маленькую книжечку. — Ключ от Домика Натта и книга лагерных правил, — объяснила она.       О, прекрасно. Книга правил. Бобу нужно было больше правил… также как и ему нужно было ещё несколько рабочих мест или еще несколько детей.       Он не сказал этого вслух. Он просто взял книгу правил и ключ. — Развлекайся и не стесняйся спрашивать, если тебе что-нибудь понадобится, — сказала Марджори.       Боб кивнул ей, бросил на Ральфо последний взгляд и направился к выходу. Он заметил, что его шаги стали легче. Направляясь к двери, он испытал искушение немного покружиться. Вместо этого он в последний раз повернулся к Ральфо и приподнял воображаемую шляпу перед своим новым «другом». — Спасибо, приятель, — тихо сказал Боб. Ральфо доставил Бобу самое глубокое чувство удовлетворения, какое он испытывал за последние недели.       Боб втащил последний багаж в Домик Натта и вышел наружу, чтобы перевести дух. В основном А-образный, с небольшим крыльцом, Домик Натта представлял собой простое бревенчатое строение с двумя маленькими боковыми окнами, одним панорамным окном спереди и маленьким окном на уровне чердака. Боб покачал головой, глядя на домик. Это был не тот пятизвездочный отель, в котором он мечтал провести свой отпуск. — Боб? — звала Ванда.       Он вошел в домик, и Ванда одарила его тем, что он называл «взглядом». Это был взгляд-с-изогнутыми-в-сторону-губами-и-приподнятыми-бровями, который означал: «Ты делаешь не то, что я хочу». — Что? — спросил Боб. — Тебе нужно двигаться дальше. Пришло время для пикника в честь первого дня, — пожаловалась Ванда, суетясь к Бобу и размахивая расписанием перед его носом. — Видишь? Четыре вечера. Мы уже опаздываем. — На пикники никто не приходит вовремя, — сказал Боб.       Ванда бросила в его сторону шорты цвета хаки и темно-синюю рубашку поло. — Вот. Переоденься в это. От тебя пахнет потом. — Ты так думаешь?       Слова Ванды прозвучали обвиняюще, и ему захотелось спросить ее, как он мог доставить все их вещи в домик, при этом не вспотев. Вместо этого он наблюдал, как Ванда раскладывает «спальный набор» Синди — маленький виниловый мешочек, засунутый в белую плетеную корзину. В мешочке лежали маска для сна и затычки для ушей, а в корзинке — чашка воды с крышкой.       С самого начала их отношений Боб знал, что Ванда громко храпит — однажды она заснула у него на плече на концерте под открытым небом, и ее храп каким-то образом был слышен сквозь громкую музыку. Когда у них родились дети, он выяснил, что храп был генетическим, и, к сожалению, он сопровождался склонностью к легкому сну и чрезмерной реакцией на пробуждение от громких звуков или яркого света. В эти дни Ванда и дети ложились спать в затычках для ушей и затемненных масках. Боб никогда не носил маску, но храп Ванды заставлял его носить затычки для ушей, и даже этого было недостаточно, чтобы избавиться от ощущения, что он каждую ночь проводит на лесопилке. Вот еще одна вещь в этой поездке, которая ему не нравилась: все четверо храпящих членов его семьи в одном маленьком помещении? Боб не думал, что будет спать следующие семь дней. Одна из причин, по которой он получал такое удовольствие от Вызова Кролика, заключалась в том, что он думал, что это будет немного справедливо. Если его будут пытать всю ночь, то, по крайней мере, утром они испытают небольшой шок.       Домик Натта был таким же простым внутри, как и снаружи. На втором этаже в домике стояла двуспальная кушетка с выдвижной раскладушкой под ней, стол с пятью стульями, комод и небольшой холодильник. Дверь вела в крошечную ванную комнату. Наверху, на чердаке, под крутым склоном крыши стояли две односпальные кровати с одинаковыми тумбочками. В домике не было ни полок, ни шкафов. Вместо этого несколько стен были увешаны крючками для одежды, а под крючками стояли низкие скамейки, очевидно, для хранения багажа. Ванда уже разложила все их чемоданы аккуратными рядами. Она также сложила закуски, бумажные тарелки и чашки, а также рулон бумажных полотенец на холодильнике. — Я думал, тут будут двухъярусные кровати, — сказал Аарон, когда Боб вошел в домик. — На двухъярусных кроватях было бы весело. — Когда я был в твоем возрасте, мы с твоим дядей жаловались, что нам не нужны двухъярусные кровати, — сказал Боб сыну. — Мы думали, что две односпальные кровати — это будет весело. — Да, — сказал Аарон, — но ты уже старый для этого.       Боб недоумевал, какое это имеет отношение к делу. Он не считал себя старым, хотя с каждым днем ярлык становился все ближе и ближе. Но даже если он был стар, значит ли это, что старый автоматически означает неправильный? Он уже начал думать, что так оно и есть.       Боб осмотрел кровати в домике, предаваясь минутному предвкушению Вызова Кролика. Каждая кровать в домике была покрыта красным одеялом, а простыни были темно-зелеными. Это придавало помещению определенно рождественский вид, который усиливался полосатыми занавесками на окнах зеленого и красного цвета. Боб подумал, что это немного странно, и сказал об этом, когда они впервые вошли в домик, но Ванда настаивала:  — Это празднично. — Именно это я и имел в виду, — сказал Боб.       Хотя мальчикам не нравилось отсутствие двухъярусных кроватей, им нравилась одна из особенностей домика: в полу был люк. — А это еще зачем? — спросил Аарон, когда нашел его.       Боб заставил Аарона подождать, пока тот спустится в люк и посмотрит, что там внизу. Оказалось, что это всего лишь подвал. Боб решил, что они решили поставить дверь в подвал, чтобы животные не могли забраться под домики. Или, может быть, дело было в изоляции. Что бы это ни было, оно приводило в восторг мальчиков, которые несколько раз входили и выходили из подвала, бормоча о спрятанных сокровищах.       Ванда щелкнула пальцами перед лицом Боба. — Почему ты просто стоишь там? — она подтолкнула его. — Переоденься!       Боб послушно начал стаскивать с себя пропотевшую одежду, заменяя ее свежей. Закончив переодеваться, он встал по стойке смирно перед женой, которая уже успела переодеться в простой изумрудно-зеленый сарафан. — Я прошел проверку?       Ванда улыбнулась, обняла его и поцеловала в щеку. Она отпрянула. — Оу. Жестко. Тебе нужно побриться. — Я в отпуске, — напомнил ей Боб. — Это предлог, чтобы дать твоей жене ожог от усов?       Боб вздохнул. Сможет ли он когда-нибудь отдохнуть от чего-нибудь? Он взял свою бритву. — Не сейчас! — сказала Ванда. — Мы опаздываем.       Боб в отчаянии уронил аптечку. — Ну тогда просто скажи мне точно, когда, где и как, и я сделаю именно то, что ты хочешь, — сказал он.       Ванда, казалось, не слышала язвительности в его словах. Она, вероятно, подумала, что он говорит серьезно, потому что улыбнулась ему и взяла под руку. — Пойдем на пикник.       Раскинувшись на обширной лужайке, спускающейся к песчаному пляжу, пикник представлял собой хаотическую массу еды, игр и общения. Бобу захотелось убежать и спрятаться в лесу, как только он и его семья доберутся до края суматохи.       «ЛАГЕРЬ ЭТЕНИЯ ПРИВЕТСТВУЕТ ВАС!», — кричало ярко-зелёное знамя со своего места, растянутого между двумя массивными елями. Боб сомневался, что лагерь Этения приветствует кого-нибудь из них. Более вероятно, что лагерь хотел, чтобы они все ушли. На самом деле Боб был почти уверен, что озеро Амадахи хотело бы, чтобы лагерь никогда не строился.       Боб поступил в архитектурную фирму подмастерьем сразу после окончания школы, и за двенадцать лет работы там он узнал многое о форме, функциях, энергии и ландшафте. Прогуливаясь по местам, чтобы подготовить планы, он часто чувствовал, когда место приветствует постройку, а когда нет. Не то чтобы он когда-либо с кем-нибудь делился этим лакомым кусочком. Он держал в уме свое интуитивное ощущение места, когда проектировал конструкции, но никогда не говорил своим клиентам, что меняет положение здания на участке, потому что земля этого хотела. У него было какое-то странное представление о земле и природе, но он не был глупцом. — Да ладно тебе, Боб, — Ванда потянула его за руку. — Хватит слоняться без дела. Ты похож на оленя в свете фар. — Я чувствую себя оленем в свете фар. Возможно, к концу недели я уже буду на одной из стен хижины. — Очень смешно, — Ванда подтащила Боба к концу ряда столов для пикника. Они были выстроены в ряд, покрыты темно-зелеными виниловыми тканями, и доблестно пытались вместить несколько тонн еды. Ванда протянула ему тяжелую бумажную тарелку. — Мы можем поесть, пока дети играют. А потом я загоню их и помогу им с едой.       Боб огляделся в поисках детей. Мальчики, казалось, стали ниндзя. Теперь они носили зеленые повязки на головах и дрались длинными палками.       Он бросил взгляд на кучку малышей, ползающих вокруг клоуна, который размазывал краску по лицу рыжеволосой девочки. Синди подпрыгивала рядом с девочкой. — И мне. И мне, — завизжала она так громко, что Боб отчетливо услышал ее издалека. — Сделайте меня жужжащей пчелкой, — скомандовала Синди.       Боб поморщился и вернулся к еде. Он ненавидел клоунов. — Разве это не вкусно пахнет? — Ванда указала на тарелки с картофельным салатом, бобовым салатом, макаронным салатом, зеленым салатом, жареными яйцами, сырыми овощами и соусом, чипсами и соусом, печеными бобами и различными запеканками, которые покрывали столы для пикника. — Честно? Я чувствую только запах горелых хот-догов, — сказал Боб.       Барбекю было установлено на полпути между столами с едой и лоджией. Судя по запаху гари и пламени, поднимавшемуся в воздух слишком высоко, Боб не был уверен, что «шеф» — тощий работник лагеря с узким раскрасневшимся лицом — знает, что делает.       Ванда сморщила нос. — Именно из-за хот-догов я уговорила Синди покрасить лицо. Но разве ты не чувствуешь запах укропа в этом салате? А тимьян в этом? Дай им шанс. — Гав, — сказал Боб, прежде чем послушно принюхаться к салатам. Он все еще не чувствовал ни одного запаха, кроме пережаренного барбекю.       Ванда хихикнула. — Приближайся. Ты задерживаешь очередь.       Боб вздохнул и начал раскладывать салаты. Накладывая еду на тарелку, он старался не бояться неизбежной сцены, которая развернется, когда Синди поймет, что рядом едят хот-доги.       Синди считала, что поедание хот-догов это «зëстоко», то есть жестоко. «Я не могу есть собак!», — запротестовала Синди, когда ей в первый раз подали хот-доги. Никакие объяснения не убедили ее в том, что термин «хот-дог» не совсем точно описывает то, что она ест. — Боб? — Ванда легонько толкнула его. — Дорогой, о чем бы ты ни думал, ты можешь подумать об этом позже. Давай, — Ванда подвела его к длинному столу для пикника, за которым сидели смеющиеся парочки. — Эти места заняты? — спросила Ванда у одной из пар. — Нет, они все ваши, — пропела крупная, неистовая женщина с пышными волосами и таким же ртом. — Подвиньте скамейку! — она рассмеялась так, словно только что сказала самую смешную вещь в мире. Ее смех был пронзительной трелью, которая звучала как брачный крик птицы.       Ее муж, невысокий рыжеволосый мужчина с загорелыми ушами, поднял голову и неубедительно улыбнулся. Боб сравнил это с его собственным социальным оскалом зубов. Ванда плюхнулась на скамейку и подвинулась, освобождая место для Боба. — Я Дарлин, — представилась крупная женщина. — А это Фрэнк, — она указала на парня с загорелыми ушами.       Фрэнк поднял вилку и снова принялся за еду. — Не обращайте на него внимания, — сказала Дарлин. — Когда перед ним ставят еду, он забывает, как разговаривать. Мой Фрэнк ест как лошадь, и только посмотрите какой он худой. Это несправедливо. Я съедаю морковку и набираю фунт.       Боб понятия не имел, что на это ответить, поэтому предоставил Ванде самой разбираться. Он услышал, как она сказала что-то сочувственное, пока он сосредоточился на еде.       Скамейка была жесткой и узкой, и это причиняло ему боль. Он пошевелился и ударился коленом о раму стола для пикника. Он снова пошевелился, и осколок размером с небольшой нож вонзился ему в бедро. Пара мух пикировала на его тарелку, и он прогнал их прочь.       Это должно было быть весело?       Он наколол кусок картофеля и засунул его в рот. Он не был приготовлен полностью. Он ненавидел хрустящую картошку в картофельном салате. Он сделал гримасу, когда жевал, желая, чтобы он мог выплюнуть это, желая, чтобы он мог выплюнуть весь этот несчастный опыт.       Пока Боб ел, начался оживленный разговор о лагерных делах. Все сидевшие за столом высказали свое мнение о том, что будет самым веселым занятием в лагере Этения. Даже Фрэнк, закончивший есть, с явным ликованием присоединился к разговору о теннисном турнире, который должен был начаться на следующий день. Когда Ванда сообщила всем, что на следующий день вся их семья участвует в конкурсе «захват флага», Боб чуть не застонал вслух. Он и забыл, что согласился на это. От одной мысли о том, что придется бегать по лесу, пытаясь схватить кусок ткани, у него заболели зубы. Боб надеялся, что после пикника он сможет провести остаток дня, сидя в шезлонге, но ему напомнили, почему он редко утруждает себя оптимизмом. Пикник закончился в шесть, и Ванда сообщила ему, что их семья записалась на командные соревнования с шести до девяти: на дартс, подковы и классики с карточками. После этого будет большой костер и жарение зефира. — Это будет очень весело, — прощебетала Ванда чуть позже, вытирая кетчуп, размазанный по лицу Синди.       Как и следовало ожидать, семья Боба финишировала последней в метании дротиков и подков и седьмой в турнире по классикам с карточками, но Тайлер был единственным, у кого были проблемы с этим. К счастью, его разочарование длилось недолго. Тайлер был похож на свою маму; он не зацикливался на том, что не мог изменить. Он просто переходил к следующей возможности. — Вот в чем вся жизнь, Боб, — всегда говорила ему Ванда. — Возможности. Каждый день полон возможностей. Просто нужно искать их.       Первые несколько лет, проведенных с Вандой, Боб считал это восхитительным. Теперь это всё раздражало его… может быть, потому, что он не видел много возможностей, которые ему нравились.       Этот год, например, не был первым в его списке «хороших времен».       Вечерний костер был огромным пожаром, извергающим дым, который висел удушливыми клубами над всей лужайкой и пляжем. Глаза Боба горели, в горле пересохло. — Посмотри на большой огонь, папа! — сказала Синди, потянув его за руку, чтобы они могли подойти ближе.       Боб инстинктивно схватил Синди за руку, как только увидел огонь. Она любила яркие вещи, и он знал, что она будет тянуться к ним, что она и начала делать. — Огонь горячий, милая, — сказал он. — Мы посмотрим на него отсюда, — он попытался отвести ее к паре садовых стульев подальше от огня, но она не могла угомониться. — Нет! Огонь! Поджарить зефирки! — спросила Синди.       Ванда взяла Синди за другую руку. — Я возьму ее с собой. А ты иди сядь.       Боб отпустил руку Синди. — Спасибо.       Ванда послала ему воздушный поцелуй и потрусила с Синди к зефиру и потрескивающему огню. Боб повернулся к садовым стульям, но, разумеется, все они уже были заняты. Он огляделся в поисках места, где можно было бы присесть. Вздохнув, он подошел к одному из бревен, разложенных вокруг костра, и неловко присел на изогнутый край.       Тут же появился комар и сел ему на колено. Он хлопнул себя по колену и убил комара. — Я думал, вы, ребята, не любите дым, — сказал он мертвому насекомому. — Думаю, они к нему привыкают, — сказал лысеющий мужчина с большим животом, опускаясь на бревно рядом с Бобом. — Может быть, в таких местах, как это, вырабатывают терпимость, — его голос был глубоким и ровным. Он мог бы быть радиоведущим. — Вы так думаете? — уклончиво ответил Боб. Он протянул руку. — Боб Маккензи. — Стивен Белл, — мужчина пожал Бобу руку. — На самом деле, — сказал он, — я думаю, что моя теория полна недочетов. Комары не живут так долго, чтобы выработать терпимость. Знаете ли вы, что средняя самка комара живет около пятидесяти дней, а средний самец — около десяти дней? — Оно и понятно, — сказал Боб. — Самки и детеныши никогда не оставляют их в покое.       Стивен рассмеялся. — Вы всё правильно поняли, — он указал на двух очень хорошеньких блондинок, которым, как предположил Боб, было лет тринадцать-четырнадцать. Девочки флиртовали с парой подростков в таких мешковатых штанах, что они чуть не сваливались. — Или они волнуются, доводя себя до смерти. Эти две девочки — мои, — Мужчина покачал головой. — Я почти не сплю.       Боб кивнул. — Я понимаю, почему. — У вас есть девочки? — Одна. Ей всего три года. И ещё два мальчика. — Отцовство не для слабонервных, — сказал Стивен. — Но это чертовски весело.       Боб сделал социально приемлемый кивок, который совершенно не отражал того, о чем он думал.       Было уже почти 23:00, когда вся семья вернулась в домик и дети были готовы ко сну. Мальчики пожелали друг другу спокойной ночи и рухнули в свои кровати, заснув почти в ту же секунду, как коснулись матрасов. От их храпа тут же задрожали открытые потолочные балки.       Синди, с другой стороны, была взвинчена. Закутанная в одно из дополнительных одеял домика вместо плаща, она танцевала по всему домику, крича:  — Я принцесса! — Если ты принцесса, то где же твоя корона? — спросил Боб. — О, ты этого добился, Боб, — сказала Ванда.       И конечно же, Синди начала плакать, потому что у неё не было короны. — Упс, — сказал Боб.       Ванде потребовалось несколько минут, чтобы убедить Синди, что они могут сделать ей корону принцессы на следующий день во время создания поделок. А пока у Синди была невидимая корона. — Хорошо, — наконец сказала Синди.       Ванда и Боб вздохнули с облегчением.       Синди всё ещё не была готова заснуть. — Историю! — умоляла она, забираясь к Бобу на колени.       Боб сидел, прислонившись спиной к металлическому каркасу двойной кушетки. Он был почти уверен, что в прошлой жизни рама была средневековым орудием пыток. Она умудрялась делать больно одновременно и позвоночнику, и почкам.       Боб обнял Синди и постарался не вдыхать её дымный запах. Обычно Синди пахла клубникой и ванилью по ночам, клубничный аромат исходил от ее шампуня, а ванильный — от теплого ванильно-миндального молока, которое она любила пить перед сном. Ванда решила пропустить купание детей сегодня вечером, потому что день был очень длинным, и Синди уже чувствовала себя «объевсейся» от слишком большого количества «зефирок», чтобы было время для обычного отдыха перед сном.       Боб наблюдал, как Ванда открыла окно в дальнем конце домика. Она фанатично любила свежий воздух по вечерам, как бы холодно ни было на улице. По крайней мере, сегодня было не так холодно.       Ванда пересекла домик, откинула одеяло и легла рядом с Бобом. Она посмотрела на дочь. — Ладно, какая история будет у нас сегодня вечером? — спросила она у Синди.       Это был обычный распорядок. Боб обнимал дочь, а Ванда рассказывала историю. Боб мог проектировать и даже строить дома, но он не мог правильно подать историю, чтобы спастись. Ванда была рассказчицей. — Кусяница! — крикнула Синди прямо в ухо Бобу.       Он съёжился, но не оттолкнул её. — Хорошо, — Ванда наклонилась и поцеловала Синди в макушку. Она чихнула, а затем прижалась к Бобу, положив голову ему на плечо. Оттуда она начала рассказывать замысловатую историю о гусенице, которая построила свой кокон совершенно неправильно и должна была переделать его, чтобы стать бабочкой. В какой-то момент Бобу захотелось вставить пару архитектурных деталей, касающихся процесса строительства, но он благоразумно промолчал.       В самом начале рассказа Ванды Синди продолжала высказывать своё мнение о том, как всё должно идти. Каждый раз, когда она это делала, она извивалась и заканчивала тем, что толкала Боба локтём в какую-нибудь чувствительную область его тела. Это было всё равно что пытаться обнять маленького кенгуру. Боб не был большим поклонником таких ощущений. Но через пять минут она закрыла глаза, и её тело обмякло.       Это была та часть ночи, которая нравилась Бобу. На самом деле, он просто обожал это. Когда Синди расслабилась, её милое пухлое тельце наполнило руки Боба мягкой теплой подушкой, и тогда обнимать её было одной из самых сладких и успокаивающих вещей в мире. Иногда это было так приятно, что он забывал, кто он такой и что ему предстоит сделать на следующий день. Он забыл, что такое быть подавленным, злым и обиженным. Это вернуло его в детство, к воспоминаниям о том, как он прижимал к себе потёртого плюшевого мишку. — Беруши, — прошептала Ванда, протягивая их ему.       Боб взял беруши и осторожно вставил их в уши Синди, а Ванда занялась своими собственными. Она поцеловала Боба в щёку, надела маску для сна и сказала:  — Спокойной ночи, — сворачиваясь калачиком рядом с ним.       Ванда и Синди захрапели почти одновременно. Первый жужжащий звук Синди угодил в то самое ухо, в которое она кричала несколько мгновений назад. На этот раз Боб взял Синди на руки. Но он не сразу перенёс её на раскладушку. Он просто сидел, держа на руках свою дочь и слушая грохочущий храп своей семьи.       Помимо храпа, до Боба донеслись звуки ночного леса; это, в сочетании с нежной сладостью его семьи, прижавшейся к нему, ослабило оставшееся напряжение в его теле. Ночь в лесу была фактически одной из вещей, которые он воспринимал нормально в этой поездке. Он вспомнил, как лежал в спальном мешке рядом с отцом под звёздами и слушал сверчков. С тех пор ночные звуки природы успокаивали его. Боб попытался расслышать стрекотание сверчков, но всё, что он слышал, было маленькое хлопающее «сплерт сплерт фллллббс», издаваемое Синди, в его ухе. Это тоже было нормально.       Погодите. Это была сова?       Боб внимательно слушал. Да, неподалеку от домика ухнула сова.       Отец Боба, любитель природы и животных, интересовался символикой животных. Он учил Боба, что совы часто считаются предвестниками смерти, но они также могут быть предвестниками обновления и возрождения. Что за послание было у этой совы для Боба?       Боб не знал, но он знал, что за эти драгоценные мгновения, проведённые с Синди, он мог убедить себя, что в его жизни есть хорошие вещи. Он мог убедить себя в настрое «всё хорошо», которым Ванда жила каждый день.       Внезапно Боб напрягся. Образ оранжевого кролика в чёрно-белой клетчатой жилетке промелькнул у него в голове.       Ральфо! — О боже, — прошептал Боб. Как он мог подставить свою семью ради такой жестокой шутки? Это, вероятно, травмирует Синди на всю жизнь.       Слушая храпящий концерт вокруг себя, Боб думал о том, как расстраивались его жена и дети, когда их внезапно будили. Делать это нарочно было не самой приятной вещью в мире. «Нет, скажи правду, Боб», — ругал он себя. Правда заключалась в том, что подписывать свою семью на Вызов Кролика было «зëстоко».       О чём он только думал?       Он думал только о себе.       Теперь он думал о своей мирно спящей жене и детях. Как бы он ни был обижен на себя в этой поездке, вымещать на них свою злость вовсе не было справедливо. Это было эгоистично и по-детски.       Он вздохнул. Что ж, теперь уже слишком поздно.       Лучше надеяться, что Вызов Кролика не будет таким уж плохим.       Боб медленно отодвинулся от жены и осторожно уложил Синди на раскладушку. Затем он вставил себе беруши и откинулся на подушку. Несмотря на усталость, он долго лежал, прежде чем заснуть.       Боб сел на кровать и вцепился в беруши. Отчаянно выдернув их из ушей, он почувствовал, как сердце колотится о грудную клетку, словно изо всех сил пытаясь вырваться наружу. Его серая футболка и боксёрские шорты прилипли к телу от пота.       Что за чертовщина?       Обычно Боб плохо спал, но он не был склонен к паническим атакам или ночному потоотделению. Так что же его разбудило?       Он оглядел домик. Всё ли в порядке?       Похоже, так оно и было. Его жена и дети храпели в удивительно приятной гармонии жужжащих и гудящих тонов. Двери были закрыты, но через открытое окно он всё ещё слышал мирные звуки, под которые засыпал. Казалось, всё было нормально.       Боб попытался успокоить дыхание, но оно не замедлилось. Он сосредоточился, пытаясь вспомнить, что ему снилось до того, как он…       Ральфо.       Это было то, чего он хотел, о чём мечтал. Ему снился Ральфо. Очевидно, чувство вины преследовало его и во сне.       Боб глубоко вздохнул и встал с кровати. Он схватил фонарик-ручку, висевший на связке ключей.       Боб воспользовался фонариком, чтобы найти безопасный проход мимо конца раскладушки, а затем около метра по полу в ванную комнату. Там он закрыл дверь и включил свет над раковиной. Он посмотрел на себя в зеркало. Всё тот же Боб. Или нет? Этот Боб выглядел немного диким. Его глаза были налиты кровью, а волосы торчали во все стороны. Его рот растянулся в широкой улыбке. Этот Боб выглядел так, словно заключил сделку с дьяволом. А это было не так?       Боб фыркнул и покачал головой. Он заметил, что его брови стали слишком густыми. В последний год или около того Боб начал терять волосы на макушке, и они начали отрастать там, где он не хотел волос. Разве это справедливо? Или забудь про справедливость. Какая у этого была цель?       Склонившись над раковиной, Боб открыл холодную воду и ополоснул лицо. Пока его семья продолжала храпеть, он снова подумал о Ральфо. Он взглянул на часы. Было 23:50, он почти не спал, прежде чем проснулся. Это не предвещало ничего хорошего для здорового ночного сна.       До появления Ральфо оставалось чуть больше пяти часов. Может ли Боб отменить его? Если бы он мог, как бы он это сделал?       Были ли вожатые лагеря свободны в течение ночи? Да, он вспомнил. В домиках не было телефонов, а в лагере Этения не было сотовой связи. Но ленивый просмотр свода правил показал, что каждый домик был оборудован большим колоколом, который можно было использовать, чтобы подать сигнал о помощи в случае чрезвычайной ситуации.       Боб не думал, что это была чрезвычайная ситуация. На самом деле он был почти уверен, что если позвонит в колокол, чтобы отменить Вызов Кролика, они вышвырнут его из лагеря.       …впрочем.       Боб отрицательно покачал головой. Он не собирался унижать свою семью, звоня в колокол, чтобы отменить розыгрыш, даже если это могло бы вытащить его из этого так называемого отпуска. Кроме того, если он это сделает, они узнают, что он задумал.       Боб снова наклонился над раковиной и отхлебнул воды. Выпрямившись и вытирая рот, он решил, что слишком много раздумывает над глупой шуткой. Ральфо был всего лишь каким-то парнем в костюме кролика, верно? Всё, что Ральфо сделает, — это немного напугает детей, возможно, рассердит его жену, и всё. Ничего страшного. Разве воспитание не было частью подготовки его детей к большому, плохому миру? Если их мог сразить шумный оранжевый кролик, то как они могли надеяться выжить в реальной борьбе, подобной тем, с которыми Боб сталкивался каждый день?       Боб кивнул своему отражению в зеркале и выключил свет в ванной. Он убедил себя, что Вызов Кролика пойдёт на пользу его детям. Боб делал своим детям одолжение.       А Ванда?       Ну, Ванда была большой девочкой. Она могла такое выдержать. А если нет, что ж, это она притащила его в это нелепое место. Небольшая расплата была бы не так уж плоха. Так ведь?       Боб снова кивнул и направился обратно в постель.       Боб лежал в темноте на боку. Сколько времени прошло с тех пор, как он проверял в последний раз? Он нажал кнопку на боку своих часов, и крошечный огонёк высветил электронные цифры, сообщающие ему, что прошло всего девятнадцать минут с тех пор, как он в последний раз навязчиво проверял время.       А до этих девятнадцати минут прошло двадцать три минуты. До этого прошло тридцать три минуты. До этого прошло тридцать семь минут. До этого прошло сорок девять минут. Если он будет продолжать в том же духе, то в ближайшие полчаса будет просыпаться каждые две минуты.       Примерно два часа сорок минут он ворочался в постели и открывал глаза, чтобы посмотреть на часы — какая чудесная ночь была у Боба. Очевидно, он не поверил всем своим рациональным доводам в пользу Вызова Кролика.       Боб закрыл глаза и попытался снова заснуть.       Ну конечно же. Когда он в следующий раз взглянул на часы, прошло уже тринадцать минут. Потом семь. А теперь три.       Время приближалось к трём часам ночи, оставалось ещё два часа.       Полтора часа.       Один час.       Полчаса.       Пятнадцать минут.       Пять минут.       У него было такое чувство, будто что-то всю ночь пыталось пробиться сквозь радужку его глаза. Боб оглядел домик, но увидел лишь сплошную черноту.       Дома никогда не было так темно. В их доме было наружное освещение, а в квартале — уличные фонари.       В домиках лагеря Этения не было наружного освещения, потому что, согласно брошюре лагеря, это «испортит ощущение природы». Ванда взяла из дома ночник, но мальчики не разрешили ей включить его. «Это испортит ощущение природы, мама», — сказали они в унисон, прежде чем громко расхохотаться.       И поэтому домик Натта был ничем иным, как безликой пустотой. Если бы не храп его семьи, Боб мог бы убедить себя, что он находится в вакууме.       Боб сидел очень тихо и слушал. Был ли Ральфо уже в пути? Может быть, он где-то здесь? Прямо за дверью домика?       Боб почувствовал, как волосы на его руке встали дыбом и задрожали в темноте. — Слабак, — прошептал он.       Ему хотелось услышать что-нибудь ещё, кроме храпа. Ральфо может быть прямо за дверью, и Боб не узнает об этом, пока дверь не начнёт открываться.       Боб нащупал фонарик-ручку и направил его на дверь домика. Он перевёл дыхание. Так. Хорошо. Теперь он мог видеть, что могло появиться.       И что теперь? Стоит ли ему просто ждать здесь до того, когда Ральфо ворвётся и напугает его семью до полусмерти?       Какой отец будет делать так?       Боб откинул одеяло и встал.       Ванда фыркнула и перевернулась на другой бок. Синди издала звук, похожий на смешок.       Боб снова посветил фонариком-ручкой на дверь. Может, стоит проверить снаружи?       «Да, идиот», — сказал он себе. Стоя здесь в темноте, он ничего не добился.       Боб подошёл к комоду, стоявшему между кроватью и окном в правой части домика. Он пошарил в верхнем ящике в поисках пары спортивных штанов. Найдя их, он натянул их на себя. Затем он подошёл к двери домика и надел сандалии, которые были аккуратно выстроены в ряд с сандалиями поменьше у стены. Он открыл дверь, напрягшись, потому что почти ожидал, что его ударят по голове тарелкой.       Но маленькое крыльцо домика было пустым.       Боб посмотрел в темноту, окружавшую Домик Натта. Он взглянул на небо. Луны нет. Звёзд нет. Очевидно, облака вернулись. Но что толку от них ночью? И где этот дождь?       Но это не имело значения. Он старался отвлечься от насущных проблем.       Борясь с желанием включить фонарик, Боб позволил глазам привыкнуть к темноте. Ему не потребовалось много времени, чтобы научиться различать фигуры. Он видел смутные очертания ближайших трёх домиков, а также вертикальный образ леса на краю лагеря. Между двумя домиками кучка искажённых фигур сбивала Боба с толку, пока он не вспомнил, что там находится простоватая игровая площадка.       Боб увидел маленькую искорку света на игровой площадке. Он замер. Это был Ральфо? Что, если Ральфо использовал фонарик-ручку, как Боб?       Боб напряг зрение, пытаясь разглядеть что-нибудь в темноте. Затем он понял, что смотрит на тлеющий кончик сигареты. Хорошо. Кролики не курят.       Боб сдержал взрыв смеха. Кролики не курят? Неужели Домик Натта действительно знатно сводит его с ума? Ральфо не был настоящим кроликом.       Боб наблюдал за крошечным кружком света. Он поднялся и опустился пару раз. Потом Боб понял, что может различить очертания человека. Мужчины. Не кролика.       Закрыв за собой дверь домика, Боб спустился с крыльца. Он направился через тридцать метров от их домика к зажжённой сигарете.       Ранний утренний воздух был прохладным и тяжёлым от густого сладкого запаха леса и свежего запаха недавно подстриженной травы. Роса увлажнила пальцы ног Боба, когда он шел. Вдали от своего храпящего домика Боб отчётливее слышал ночные звуки: усердно стрекотали сверчки. Он также слышал шорох и треск ветвей деревьев, склоняющихся по воле ветра, который, по-видимому, начал дуть ночью. Когда Боб приблизился к крошечному проблеску света, он услышал шарканье ног человека по каменистой земле, а затем громкий вздох. — Приветствую, — тихо сказал Боб.       Крошечный огонёк дёрнулся. — Простите, что напугал. Я… я не мог уснуть.       Боб слушал, как мужчина втягивает дым, а потом выдыхает его. От запаха ментола у Боба затрепетали ноздри. — Я тоже, — сказал курильщик без всякой надобности.       Зажёгся фонарик, и курильщик направил луч света себе на лицо. Это придавало курильщику зловещий вид, особенно с дымом, льющимся из его носа, но Боб мог сказать, что парень, вероятно, выглядел вполне нормально днём. У него была густая светлая шевелюра и, возможно, голубые глаза. Глаза, однако, выглядели печальными.       Боб включил фонарик-ручку и посветил себе на лицо. Он усмехнулся. — Не самые лучшие наши стороны, да?       Курильщик, казалось, улыбнулся. Трудно было сказать наверняка. Жуткий свет фонарика превратил его улыбку в презрительную усмешку. — Я Боб, — Боб протянул руку. — Филипп, — Филипп сделал последнюю затяжку и зажал сигарету между двумя пальцами, прежде чем взять Боба за руку и пожать её.       Боб чувствовал себя немного напуганным этим движением с зажжённой сигаретой, но он сказал себе повзрослеть. Направив луч фонарика по сторонам, он увидел, что Филипп прислонился к краю качелей. Бобу очень хотелось сесть на качели, но тогда он почувствовал бы себя ещё большим мальчиком, чем сейчас. — Вы тоже подписались на Вызов Кролика? — спросил Филипп.       Дыхание Боба потрескивало, как тлеющая свеча. Ему пришлось провести языком во рту, прежде чем ответить. — Да.       Филипп включил и выключил зажигалку, затем сунул её в карман. — Наверное, это не самое лучшее моё решение.       Выражение его лица казалось немного суровым для данной ситуации. Не так ли? — Я не спал почти всю ночь, думая об этом, — признался Боб. Он взглянул на часы. — Сколько сейчас времени? — спросил Филипп. — Сейчас 5:08, — сказал Боб. — Почему время не тянется, когда всё идёт как надо? — спросил Филипп.       Боб не ответил. Какой был смысл?       Поэтому он стоял в темноте рядом с Филиппом и слушал ветер. Он также прислушивался к тиканью воображаемых часов. Они тикали громче, чем любые настоящие часы, которые Боб когда-либо слышал.       Ральфо может появиться в любую минуту.       Мужчины слушали и ждали. Внутренности Боба были похожи на сражающихся змей, извивающихся внутри его живота. Боба чуть не вырвало, но он сумел взять себя в руки. Змея скользнула обратно в его живот, но не перестала извиваться. — Моя мама коллекционировала вещи, — сказал Боб.       Филипп поёжился от неожиданных слов. Его спина упиралась в качели.       Боб тоже удивился. Он не знал, собирается ли сказать вслух то, о чём думает. Но раз уж он начал, то решил, что закончит. Это было лучше, чем торчать здесь в ожидании оранжевого кролика, в то время как тревога пожирала его изнутри. — Её любимыми предметами коллекционирования были корзинки и китайские чашки, — образ матери Боба заполнил его сознание. Его мама была старой закалки и очень женственной. Она всегда носила пастельные брюки и шёлковые блузки в цветочек, даже в день уборки. Она всегда старалась быть идеальной женой. Она немного испортила Боба, если быть честным. Он думал, что у него будет такая же жизнь, как у его отца: тот приходил домой с работы, задирал ноги и читал газету…       Говоря о культурном шоке. Не то чтобы Ванда была плохой женой.       Боб вспомнил, что он рассказывает историю. — Она держала свои самые дорогие корзинки на верхней полке в столовой, а чашки — на буфете, который был рядом с полкой, — Боб остановился и прислушался к шуму ветра. Это был ветер, не так ли?       Когда из темноты ничего не появилось, он продолжил:  — Однажды я подумал, что было бы забавно попробовать бросить свой баскетбольный мяч в одну из её корзинок. Я понятия не имею, почему это показалось мне хорошей идеей. Мне было девять лет.       Филипп ничего не ответил.       Чувство срочности, которое Боб испытывал с тех пор, как встал с постели, внезапно усилилось в десять раз. Он поспешил продолжить свой рассказ. — Итак, я подбрасываю мяч по идеальной дуге. Я тренировался, так что он приземляется в самую большую корзинку. Я прыгаю вокруг, как будто выиграл турнир, делая все шумы толпы, улюлюканье и аплодисменты. Но затем мяч начинает опрокидывать корзинку, и корзинка начинает переворачиваться. Это происходит в супер замедленной съёмке, как миллионная часть дюйма за несколько секунд. Или, по крайней мере, так мне казалось. А потом корзинка оказывается на боку, и мяч летит мимо других корзинок вниз по полке. Я вижу, что должно произойти, и немедленно начинаю двигаться. Но это невозможно. Я никак не могу это остановить. Мяч летит вниз и приземляется на буфет, разбрасывая мамины чашки по всему помещению. Все, кроме одной, разбились. Мама была в отчаянии.       Боб остановился и откашлялся. — Как только я принял решение, всё остальное вышло из-под моего контроля, — он покачал головой. — Думаю, я принял такое же решение сегодня с этим Вызовом Кролика.       В отдалении послышался громкий, наполовину лающий, наполовину визжащий крик.       Боб и Филипп резко обернулись.       Это был ветер?       Или что-то другое?       Филипп закашлялся, прочистил горло и произнёс сквозь дым:  — Моя мама умерла, когда мне было пять лет. Я её почти не помню. Но я помню, каким был мой отец до её смерти. Он был отличным отцом. Учил меня бросать мяч, всегда показывал, над чем он работает, когда чинит вещи, читал мне сказки на ночь. Но потом, после смерти мамы, мой отец… — Филипп замолчал, когда пронизывающий звук прорезал лагерь и пронзил обоих мужчин.       Мышцы Боба были напряжены от страха и ужаса.       Боб не думал, что Филипп закончит свой рассказ, но вдруг Филипп сказал:  — Мой отец запутался в себе. Он просто запутался в себе. Он больше ничего не мог для меня сделать. Он был весь в себе. Он превратился в ужасного отца, — Филипп оттолкнулся от качелей. Он включил фонарик.       Филипп повернулся и посмотрел Бобу прямо в глаза. — Я стал таким же, как он.       Прежде чем Боб успел ответить, Филипп выключил фонарик и пошёл прочь. Ночь вырвала его из реальности Боба и перенесла куда-то за пределы его чувств. Боб остался наедине с таким большим самопознанием самого себя, чем кто-либо когда-либо хотел бы иметь. — Довольно, — сказал Боб.       Он собирался остановить Вызов Кролика.       Боб направился в лес, как ему показалось, в том направлении, откуда доносились последние два звука. В том же направлении, что и хижина. Может быть, там будет кто-то, кто сможет найти Ральфо и отменить Вызов Кролика Маккензи.       До хижины было около девяноста метров, но Бобу показалось, что она была гораздо дальше, когда он попытался идти в её сторону, используя только свой маленький фонарик, по усыпанной гравием тропинке через густой лес и мимо тёмных домиков. Он двинулся было вперёд, но быстро перешёл на бег, надеясь, что не споткнётся о корень, упавший мяч или весло. Он не мог позволить себе терять время. Ральфо мог появиться в Домике Натта в любую минуту. Насколько Боб знал, Ральфо уже мог быть сейчас там!       Когда Боб прорвался сквозь последнюю рощицу деревьев на краю открытой площадки перед домом, его плечи поникли. В хижине было совершенно темно. Было так темно, что она казалась заброшенной. Это было безумно, конечно. Кто-то же должен был быть там.       Боб замешкался посреди мокрой от росы лужайки. Может, постучать в дверь хижины и разбудить кого-нибудь?       По деревьям прокатился шквал. Боб резко обернулся и посмотрел на тропинку, по которой спустился. Он перестал думать и просто начал действовать. Снова пробежав трусцой, он вернулся назад, пока не оказался на полпути к своему домику. К своей семье. Затем он услышал шорох, от которого его кишечные змеи застыли, а позвоночник превратился в лёд.       Это был Ральфо?       Боб направил узкий луч фонарика-ручки в подлесок по обе стороны тропинки. Бледно-белый свет падал на поникшие листья дикого рододендрона. Растение, казалось, дрожало.       Конечно же, Боб себе это только представил.       Конечно, он представил. Просто ветер шевелил гладкие зелёные листья.       Это ведь был ветер? Листья не двигались в направлении, которое имело хоть какой-то смысл.       Резкий взрыв щелчков и треска вызвал шорох, который, казалось, удалялся под прямым углом к тропинке. Не думая о последствиях, Боб свернул с тропинки и нырнул в густую растительность. Он пошёл на звук.       Хлопок. Треск.       Звон.       Что это был за звук?       Боб резко остановился, потеряв равновесие. Он выбросил вперёд руку, чтобы удержаться, и оцарапал ладонь о шершавую кору. Он выключил фонарик. Он прислушался.       Опять был он. Едва слышен. Лёгкий металлический скрежет.       Это были тарелки?       Стараясь издавать как можно меньше шума, Боб снова начал двигаться, следуя за звуками. Они неуклонно удалялись от него, направляясь к краю лагеря… направляясь в сторону Домика Натта.       Но не обязательно в Домик Натта. Рядом с Домиком Натта было ещё по меньшей мере пять домиков.       Да, продолжай говорить себе это, подумал Боб, выслеживая звуки в лесу. Теперь он двигался на ощупь, боясь снова включить фонарик. Ему пришла в голову безумная мысль, что Ральфо играет с ним в страшную игру в прятки.       С чем имел дело Боб? Это был вожатый лагеря с чувством юмора или аниматроник со спутавшимися платами… или что-то более коварное, чем то или другое?       Боб заставил свой мозг отключить мыслительные центры и сосредоточиться только на том, чтобы держать тело в движении. Он сосредоточился на том, куда ставит ноги. Он бороздил лес, как Ванда покупателей на рождественской распродаже. У него была одна цель: остановить оранжевого кролика. Он не отступит от этой цели.       Но погодите…       Боб остановился возле массивного кедра.       Он слушал…       и слушал.       Он слышал… ничего.       Абсолютно ничего.       Неужели ему почудились все звуки, которые он слышал?       Или Ральфо больше не играет с Бобом?       Что, если Ральфо приближается к Домику Натта?       Что, если он уже там?!       Боб рванулся обратно к тропинке и, добравшись до неё, включил фонарик, чтобы осветить себе путь. Затем он побежал на максимальной скорости.       Боб не бегал с тех пор, как был в футбольной команде в средней школе. Он немного бегал трусцой, но никогда не превышал этого. Поэтому, добравшись до домика, он едва мог дышать. Всё, что он мог сделать, это открыть дверь и упасть внутрь.       Оказавшись в домике, он плотно закрыл дверь и соскользнул на пол, вытянув ноги перед собой. Он с трудом втянул воздух в свои истощенные кислородом лёгкие. Он издавал так много сосущих, задыхающихся звуков, что почти заглушал храп своей семьи. Почти, но не совсем.       Смысл сказанного поразил его. Они всё ещё спали. Всё было хорошо.       Боб взглянул на часы.       Было только 5:25 утра.       Боб нахмурился. Как такое возможно? Ему казалось, что он бегал по лесу по меньшей мере час.       Боб пожал плечами. Но это не имело значения. Важно было то, что он был здесь, а Ральфо — нет.       Дверь за спиной Боба завибрировала, когда раздался стук. Боб застонал.       Он сидел очень тихо. Может быть, если никто не откроет дверь, Ральфо уйдёт.       Ещё один стук. На этот раз громче.       Боб встал на колени. Он ждал.       Ещё один стук. Более настойчивый.       Ладно, притворяться спящим не получится. Очень скоро Ральфо постучит в дверь и разбудит всю семью Боба. Разве не это он пытался остановить?       Боб повернулся, взялся за ручку и приоткрыл дверь на несколько сантиметров. Он выглянул наружу.       Это было всё, что он мог сделать, чтобы не закричать.       Ральфо был поражающих размеров в огромном вестибюле хижины. Вблизи Ральфо выглядел просто пугающе. Сделав полшага назад, Боб упёрся одной ногой в дверь, крепко взялся за ручку и загородил её своим телом. Боб поднял голову, чтобы посмотреть Ральфо в лицо. Да, поднял голову. Поднял слишком высоко. Ральфо был выше двух метров ростом, прямо до верха его головы! Его уши поднимались ещё на тридцать сантиметров или около того. К слову, о его голове… это была пугающе большая голова, размером почти с один из тех гимнастических мячей, на которых любила сидеть Ванда.       Боб заставил себя не отводить взгляда от глаз Ральфо, хотя они были тревожно ярко-розовыми. Ральфо смотрел на Боба сверху вниз и ждал. — Э-э, Ральфо, — Голос Боба надломился, как будто он был чуть старше Тайлера.       Он откашлялся и попробовал ещё раз. — Ральфо, э-э, я хотел бы почтительно попросить, чтобы, э-э, наш Вызов Кролика был отменён.       Ральфо не шевельнулся. — Мне жаль, что вы проделали такой долгий путь, — продолжал Боб, — и я, э-э, ценю ваше время, но я решил, что Вызов Кролика — не самое лучшее решение для моей семьи.       Ральфо был непоколебим. — Итак, как я уже сказал, — продолжал Боб, — при всём моём уважении, мы не нуждаемся в ваших услугах.       Боб затаил дыхание.       Одна секунда. Две секунды. Три секунды. Четыре секунды.       Ральфо медленно кивнул, повернулся и направился вниз по ступенькам Домика Натта.       Боб закрыл дверь, запер её и прислонился к ней, глубоко вздохнув. Его глаза наполнились слёзами. Он не мог вспомнить, когда в последний раз испытывал такое облегчение.       Всё было кончено. В конце концов, он смог исправить свою ошибку.       Боб снова опустился на пол. Он сидел и прислушивался к храпу. Он сделал себе мысленную заметку записать эти звуки до того, как они покинут лагерь Этения. Он может начать использовать их для снятия стресса. — Боб?       Боб повернул голову так быстро, что ударился ею о дверь.       Он услышал, как Ванда заёрзала на двуспальной кровати. — Ты где? — спросила Ванда. — Здесь, — Боб включил фонарик-ручку и с трудом поднялся на ноги. — Почему ты не спишь? — Я не знаю, — Боб не стал светить фонариком на Ванду, чтобы посмотреть, какую реакцию вызовет его ответ. Он надеялся, что она была всё ещё довольно сонной. Мозг Ванды обычно не включался полностью, пока она не просыпалась в течение пары часов. — Ты не мог бы направить свет на ванную? И также, не надо включать мой свет. Сколько сейчас времени? — одеяла и простыни зашуршали. Старые пружины под двойным матрасом заскрипели.       Боб снова посмотрел на часы. — Сейчас 5:28.       Он направил луч фонарика прямо на Ванду. Он освещал достаточно большую часть комнаты, чтобы можно было увидеть, что её маска для сна была сдвинута на макушку. Она не смотрела в его сторону, и это было хорошо, потому что он понятия не имел, как объяснить, почему стоит перед дверью домика. — Мм. Слишком рано вставать, — сказала она. — Абсолютно.       Боб услышал что-то похожее на шаркающие шаги за дверью домика. У него перехватило дыхание, и он наклонил голову, прислушиваясь. Может, это просто сосновая шишка пролетела мимо крыльца? Может быть, так оно и было.       Ванда вошла в ванную и закрыла за собой дверь. Света под дверью не было видно. Он слышал, как она делает своё дело, но потом снова услышал шарканье.       Шшш, пфф, шшш, пфф, шшш, пфф. Звук был слишком ритмичным для сосновой шишки. Ральфо вернулся?       Боб прижался спиной к двери. Он не мог сказать почему. Прислонившись к двери, он не смог бы помешать Ральфо постучать. И если Ральфо постучит, когда Ванда не спит, значит, игры закончились.       Ванда вышла из ванной, не сводя глаз с освещённой дорожки фонарика Боба. Она даже не взглянула на него. — Возвращаюсь ко сну, — сказала Ванда. — Ты идёшь? — Сейчас буду, — сказал Боб. Надеюсь, подумал он.       Звук за дверью стал ближе. Шшш, пфф, шшш, пфф, шшш, пфф.       Боб превратился в статую. Он понятия не имел, что ему делать.       Ванда вернулась в постель. — Свет, — сказала она.       Он выключил фонарик-ручку и услышал, как она взбивает подушку. Она удовлетворённо вздохнула.       Что-то мягко ударилось о дверь позади него. Дверь слегка шевельнулась. Боб сильнее прижался спиной к гладкому дереву.       К храпу детей присоединился храп Ванды.       Рядом с бедром Боба задрожала дверная ручка.       Какого чёрта?       Боб отскочил от двери и посветил фонариком на ручку. Он протянул руку, готовясь схватиться за ручку, распахнуть дверь и спросить Ральфо, или кого там ещё, что он делает. Но прежде чем он успел коснуться ручки, он почувствовал что-то вроде статического электричества — лишь слабый заряд на кончиках пальцев.       Боб знал, что это предупреждение. Он просто знал это.       Открыть дверь было бы очень плохой идеей.       Боб нахмурился. Что? Это было просто смешно. Он терял рассудок.       Да, кто-то был за дверью. Кто-то дёргал за ручку. Но этим кем-то был либо Ральфо, либо другой турист. Боб мог бы справиться с любым из них.       Ведь так?       Из-за двери донёсся металлический скрежет. Боб наклонился и прислушался. Кто-то пытался взломать замок.       По голым рукам Боба побежали мурашки. Ральфо, или кто-то ещё, пытался вломиться в домик!       Что ему делать?       Боб дико озирался по сторонам. Ему нужно… что ему нужно? Телефон? Нет. Здесь нет телефонов.       Колокол! Нет, это не сработает. Колокол был снаружи. Он был снаружи, в нижней части крыльца. Боб должен был пройти мимо того, кто пытался проникнуть внутрь, чтобы добраться до колокола. Много хорошего было в этом колоколе для чрезвычайных ситуаций!       Оружие. Бобу нужно было оружие. Он осветил фонариком домик. Конечно, в нём не было традиционного оружия. Никакого оружия. Никаких ножей. Никаких мечей. Это был летний лагерь, а не учёбный. Даже биты не было — его дети не записались на софтбол.       Луч фонарика упал на теннисные ракетки и удочки. Боб подавил истерическое хихиканье, когда его мозг представил себе, как он сражается с оранжевым кроликом с теннисной ракеткой в одной руке и удочкой в другой.       Боб услышал звон и щёлчок.       Что ж, он должен был что-то сделать!       Схватив один из стульев с лестничной спинкой, стоявших вокруг стола, Боб наклонил его и сунул под дверную ручку.       Как раз вовремя.       Дверь начала открываться, но зацепилась за спинку стула. Боб уставился на стул и дверь и затаил дыхание.       Что-то стукнуло в дверь, и та на три сантиметра сдвинулась внутрь, толкая стул по гладкому деревянному полу. Боб сильнее прижал стул к ручке и удержал его на месте. Это остановило движение двери. Но теперь она была приоткрыта на пять сантиметров. Тяжело дыша, Боб посветил фонариком в дверной проём. Он наклонился, чтобы получше видеть.       Кончик мохнатой оранжевой лапы попытался проскользнуть в проём.       Боб отскочил назад. В то же время он прошипел:  — Уходи! Я же сказал, что хочу отменить Вызов Кролика.       Ральфо, похоже, было всё равно, чего хочет Боб. Он несколько секунд двигал лапой взад-вперёд в дверном проёме. Боб ткнул Ральфо в лапу фонариком-ручкой, желая вытолкнуть её обратно за дверь. Но Ральфо попытался схватить фонарик! Боб выхватил фонарик и ударил им Ральфо по лапе. Лапа слегка шевельнулась, но не вышла из проёма, поэтому Боб изо всех сил ударил Ральфо по лапе кулаком.       Боль пронзила костяшки пальцев Боба, и он увидел, как на оранжевой лапе появилось что-то тёмное и влажное. Но прежде чем Боб успел сообразить, на что он смотрит, лапа отодвинулась от пятисантиметрового пространства.       Боб сделал глубокий вдох и выдохнул. Хорошо. Может быть, теперь Ральфо уйдёт. Боб посмотрел на часы. Было 5:36. Конечно, Ральфо сдастся и пойдёт навещать другие домики с заказанными Вызовами Кролика. Боб подумал, нельзя ли ему вернуться в постель. Его глаза, казалось, были полны битого стекла. Как он будет принимать участие в лагерных мероприятиях в течение целого дня без сна?       Из-под панорамного окна донёсся глухой удар. Боб резко повернулся в ту сторону. Ральфо ведь не станет лезть в окно, правда? Боб быстро направил фонарик на большое прямоугольное застеклённое пространство над столом и стульями. Он втянул в себя воздух, когда его свет упал на тень большой уродливой головы. — О нет, нет, нет, — прошептал Боб, подскакивая к окну. Оно ведь было закрыто, не так ли?       Окно начало открываться.       Нет, очевидно, оно не было закрыто. Или оно было закрыто, а Ральфо сумел его открыть. Или замки совсем не волновали Ральфо, так же как и просьба Боба, чтобы Ральфо ушёл.       Окно открылось ещё шире, и в него просунулась оранжевая лапа. Потом ухо.       «Почему бы тебе просто не постоять здесь и не посмотреть? Хороший план, Боб».       Саркастический разговор Боба с самим собой сделал своё дело. Ему нужно было двигаться, что он и сделал. Но когда он рванулся к одной из теннисных ракеток, прислонённых к стене, то немного расслабился. В конце концов, было вполне разумно ошарашиться в присутствии пушистого оранжевого незваного гостя.       Оба уха и большая часть руки Ральфо были уже в окне, когда Боб начал бить по ушам и руке теннисной ракеткой. Осторожные, чтобы не промахнуться мимо кролика и не попасть в окно, защитные удары Боба были относительно тихими. Храп его семьи не останавливался.       И Ральфо тоже. По-видимому, не чувствуя ударов, Ральфо продолжал тянуться в домик. — Убирайся отсюда! — прошептал Боб.       Ральфо не ответил.       Боб посмотрел на лапу Ральфо, которая находилась всего в нескольких сантиметров от его груди. Лапа была вся в крови.       Что?! Кровь?!       Боб перестал стучать теннисной ракеткой. Он посветил фонариком на Ральфо, чья голова теперь всё дальше уходила в глубь домика. Боб посмотрел в тревожные глаза Ральфо. — Всё в порядке? — спросил Боб.       Ральфо уставился на Боба, но ничего не сказал.       Разве это не был просто парень в причудливом костюме кролика? Ральфо ведь не настоящий, правда?       Голова Ральфо скользнула чуть дальше в домик.       Кем бы ни был Ральфо, Боб не мог его впустить. Поэтому Боб поудобнее ухватился за теннисную ракетку. Вместо того, чтобы ударить Ральфо ещё раз, он использовал ракетку, чтобы толкнуть вторгшуюся голову Ральфо. Кряхтя, он изо всех сил надавил на Ральфо. На несколько секунд Ральфо отстранился. Это было похоже на странное перетягивание каната в обратном направлении. Но Боб думал о своей спящей семье, и это придавало ему дополнительный импульс, в котором он нуждался.       Ральфо вывалился из домика. Боб быстро, но бесшумно закрыл и запер окно. Осознав, что дышит громко, он несколько секунд пытался взять себя в руки. Издав долгий приглушённый вздох, он был доволен, когда его голос больше не походил на звук паровоза.       Как Ральфо мог истекать кровью?       Если Ральфо был парнем в костюме, почему он был готов получить травму, чтобы провернуть шутку?       До сих пор логический мозг Боба пытался внушить ему, что усилия, которые он прилагает, чтобы удержать Ральфо подальше от домика, просто абсурдны. Тот, кто носил или управлял Ральфо, был настойчив, да. Но, вероятно, это была просто часть какой-то возмутительной шутки, которую персонал лагеря Этения сыграл с любым, кто имел наглость попытаться остановить Вызов Кролика. Чувство срочности, уверенность Боба в том, что он сражается с действительно опасным противником, скорее всего, были только в его голове.       Но кровоточащий Ральфо серьёзно подкосил теорию Боба. Что, если Ральфо действительно хотел проникнуть в дом и причинить вред Бобу и его семье?       Может быть, Боб сошёл с ума.       Но опять же, может быть, и нет.       Окно с левой стороны домика начало открываться.       Боб захныкал. Он совсем забыл, что Ванда открыла это окно.       Боб бросился к окну. Как раз в тот момент, когда окровавленная оранжевая лапа Ральфо начала протягиваться через отверстие, Боб захлопнул окно, прижав вторгшуюся лапу. Лапа кровоточила сильнее, и она двинулась, вытягиваясь дальше. Боб схватил ящик со снастями, стоявший под окном, и ударил им по лапе. Содержимое ящика звякнуло, и этот звук заставил Боба остановиться. Лапа снова потянулась вперёд, и Боб приоткрыл окно ровно настолько, чтобы выставить её наружу концом ящика со снастями. Он захлопнул окно и запер его.       Боб снова осветил фонариком-ручкой домик. Что Ральфо будет делать дальше?       «Ну же, думай», — уговаривал себя Боб.       Думать, однако, было плохой идеей. Если бы он думал, то ему пришлось бы признать, что это действительно был Ральфо, очень решительный Ральфо, готовый пролить кровь, чтобы достичь своей цели, пытаясь попасть в домик. Чего ещё он мог хотеть? Боб определённо не хотел об этом думать. Прямо сейчас все его инстинкты говорили ему, что Ральфо должен держаться подальше любой ценой.       Это выходило за рамки попыток остановить Ральфо, чтобы не напугать жену и детей. Речь шла о том, чтобы остановить Ральфо, и точка. Боб не смог бы объяснить, что происходит, даже если бы кто-то приставил пистолет к его голове и потребовал объяснений, но он просто знал, что если Ральфо войдёт в домик, это будет иметь ужасные последствия.       Боб наклонил голову и прислушался. Он понял, что понятия не имеет, где находится Ральфо. Был ли Ральфо всё ещё за этим окном или он перешёл к другому?       Боб снова застыл совершенно неподвижно и прислушался. Сначала он ничего не услышал. Он взглянул на часы. Было 5:43. — Осталось семнадцать минут, — прошептал Боб.       И ещё одно окно, через которое Ральфо мог пролезть. Почему Боб просто стоял на месте?       За дверью домика послышалось ритмичное шарканье. Шшш, пфф, шшш, пфф, шшш, пфф. Звук удалялся от Боба. Ральфо направился к другому окну, которое находилось рядом с двуспальной кроватью, где спала Ванда.       Боб знал, что нужно убедиться, что следующее окно заперто, но он словно прирос к полу. Шшш, пфф, шшш, пфф, шшш, пфф. Ральфо уже почти дошёл до края крыльца и собирался свернуть за угол.       Боб пошевелился.       Он пробежал через домику так легко, как только мог, мимо спящих жены и дочери. Как только он подошёл к окну, оно зашевелилось. Боб схватился за край окна и попытался закрыть его.       Ральфо продолжал пытаться открыть его.       Боб сунул фонарик-ручку в карман и обеими руками закрыл окно. Он сосредоточился на том, чтобы дышать ровно и неглубоко. Он не позволял себе кряхтеть или стонать от напряжения. Он просто старался закрыть окно, когда Ральфо старался открыть окно.       Безвыходное положение.       Как долго Боб стоял здесь, пытаясь закрыть окно? Казалось, прошли часы, а может, и дни. Мышцы Боба начали сводить судорогой. Казалось, его бицепсы были наполнены жидким огнём, распространяющимся вверх по плечам. Ему хотелось кричать от боли и отчаяния.       Снаружи слабый предрассветный свет прогонял тьму. Боб разглядел гигантскую голову и уши Ральфо. Боб был всего в нескольких сантиметрах от своего противника. Лишь оконное стекло разделяло их — оконное стекло и решимость Боба защитить свою семью. Боб закрыл глаза и постарался сделать всё, что мог.       Внезапно окно захлопнулось. ЩЕЛЧОК, раздавшийся при фиксации окна, показался невероятно громким.       Ванда пошевелилась, но не проснулась.       Боб с трудом запер окно. Затем он опустил руки и встряхнул ими. Они чувствовались так, словно превратились в пару тонких скакалок Синди.       Отойдя от кроватей, Боб вытер пот, покрывавший его лицо. Он испытывал нелепое чувство выполненного долга.       Из-под домика донёсся стук и грохот. Ральфо двинулся дальше.       Боб вытащил из кармана фонарик-ручку и направил его луч на пол. Люк!       Боб подбежал к люку и встал на него. Он тут же почувствовал себя идиотом. Одного его веса будет недостаточно, чтобы закрыть люк, по крайней мере, если он будет стоять. Ральфо мог легко вывести Боба из равновесия, открыв его. Сработает ли сидение на люке?       Боб присел. Он прислушивался к шорохам под полом, которые становились всё ближе. Чем ближе они были, тем больше Боб думал о том, каким большим был Ральфо. Боб не был крошечным парнем, но он был уверен, что тот, кто был в костюме Ральфо, был достаточно силён, чтобы столкнуть Боба с люка. И что потом?       Что ему теперь делать? Он огляделся вокруг, пытаясь найти решение. Его взгляд упал на комод с ящиками.       Вскочив и подбежав к комоду, он осторожно толкнул его. Он был тяжёлым, но легко скользил. Единственная проблема заключалась в том, что звук скольжения был шумным. Храп Синди на секунду прервался, а затем возобновился.       Боб обвёл взглядом домик. Думай, думай, думай.       Он заметил свёрнутое одеяло, лежавшее на краю раскладушки. Он мысленно поблагодарил Синди за то, что она раскуталась. Если бы она этого не сделала, он, вероятно, не заметил бы его.       Схватив одеяло, он положил его на пол.       Ещё один удар и возня из-под домика. Ральфо был уже почти у самого люка.       Боб потянул комод на себя, так что тот наклонился набок. Он опустил его до самого пола на одеяло. Затем он наклонился, схватил край одеяла и начал тащить комод к люку так быстро, как только мог.       Люк начал открываться.       Боб прыгнул на его дверь. Дверь люка захлопнулась с таким ТРЕСКОМ, что Боб вздрогнул. Но храп вокруг него продолжался.       Он наклонился назад и схватил одеяло за края, подтягивая комод к себе так быстро, как только мог. Люк снова начал подниматься у него под ногами. Он быстро слез с него и подтащил комод к двери люка. Затем он перевернул комод на спинку и сел на него. Грудь начала вздыматься, и Боб почувствовал себя так, словно он был на каком-то безмолвном злорадном аттракционе в парке развлечений. Хватит ли веса Боба и комода с ящиками вместе взятых?       Комод снова зашатался, и Боб едва не упал. Он ухватился за обе стороны комода и повис на нём. Боб никогда не ездил верхом на быке или механическом быке, и ему стало интересно, такие же ли были ощущения. Его голова всё время дёргалась, и если Ральфо не остановится, у него скоро будет травма шеи.       Но Ральфо остановился.       Шаркающие звуки под домиком переместились от люка к внешней стене. Боб тяжело опустился на комод.       Теперь всё закончилось?       Боб взглянул на часы. Было 5:56. Четыре минуты. Всего четыре минуты. Боб внимательно прислушивался к шуршанию и постукиванию под домиком. Ральфо уже почти выбрался из-под строения.       Вся его семья всё ещё храпела, но Ванда поёрзала на кровати. Любой из детей мог скоро проснуться, а Боб не хотел оставлять комод лежать посреди комнаты. Прислушавшись ещё несколько секунд, Боб убедился, что Ральфо больше не находится под домиком, поэтому быстро подтащил комод к стене и поставил его на место. Затем он сделал нерешительную попытку сложить одеяло и бросил его на край кровати.       Потом Боб подумал о кровоточащих лапах Ральфо. Попала ли кровь в домик? Может быть, осталась на теннисной ракетке или ящике со снастями?       Боб решил, что не хочет проверять. Вместо этого он подбежал к холодильнику и взял несколько бумажных полотенец из рулона, который Ванда положила сверху. Он быстро вытер теннисную ракетку и ящик со снастями; кроме того, он вытер все окна и пол под каждым из них.       Теперь, очень желая самому забраться в постель, Боб ждал. Инстинкты подсказывали ему, что он должен быть начеку.       Но почему?       Домик был в безопасности. Ральфо отступил.       Внезапный СТУК раздался в задней части домика.       В задней части домика? Что Ральфо там делал?       Там ничего не было.       Нет. Погодите. Окно чердака! Желудок и сердце Боба поменялись местами. Он совсем забыл об окне чердака!       Зажав фонарик-ручку в зубах, Боб как можно быстрее стал вскарабкиваться по лестнице на чердак, хотя каждый шаг поднимал его ужас на метр выше. Ему совсем не хотелось подниматься на чердак. Если Ральфо был там, Боб не знал, сможет ли он справиться с этим.       Но он должен был это сделать. В конце концов, его мальчики тоже были на чердаке.       Когда голова Боба достигла верха лестницы, он заколебался. Затем он глубоко, прерывисто вздохнул. Он посветил фонариком в окно на дальней стене и заглянул на чердак.       Свет от фонарика Боба высветил верхнюю половину тела Ральфо, уже пролезавшего через окно.       Боб издал сдавленный крик. К счастью, изумление перекрыло ему горло, и мальчики продолжали храпеть.       Уставившись на Ральфо, Боб на мгновение оцепенел. Эта ситуация была настолько далеко за пределами того, что его разум мог обработать, что он чувствовал себя полностью и основательно закрытым. Боб только и мог, что смотреть.       Но он должен был двигаться. Он должен держать Ральфо подальше от своей семьи.       Почему он просто уставился?       И вдруг… Ральфо замер, залезая в окно. Он уставился в ответ на Боба, и оба они не издали ни звука.       Боб задрожал и вцепился в чердачную лестницу так сильно, что у него заболели руки.       Снаружи забрезжил рассвет, и оранжевую голову Ральфо озарил яркий свет, на мгновение сделав его похожим на сверхновое чудовище. Боб будто был приклеен к лестнице суперклеем. Он прислушался к своему неровному дыханию.       И Ральфо начал пятиться от окна.       Ральфо решительно отступал от домика. Его голова опустилась ниже уровня окна.       Затем была…       тишина.       Кругом тишина.       Боб закрыл глаза и опустил голову на верхнюю ступеньку чердачной лестницы. — Папа?       Внезапно домик наполнился ярким белым светом. Светящееся вторжение в его сознание было настолько навязчивым, что Боб несколько раз моргнул и попытался понять, где он находится. Он чувствовал себя так, словно перенёсся в другое, потустороннее место.       Боб прищурился. Он узнал широко раскрытые глаза своего сонного сына. — Что ты делаешь? — спросил Аарон. Он стоял под натянутой верёвкой у открытой лампочки, которая теперь освещала чердак.       Всё вернулось на свои места: Вызов Кролика, Ральфо, бешеная решимость Боба остановить угрозу своей семье. — Сколько сейчас времени? — спросил Боб. — А? — Время.       Аарон взял с тумбочки мобильник. На самом деле единственная функция их телефонов здесь была как часы. — Шесть часов, — сказал Аарон.       Глаза Боба наполнились слезами. — Папа? — повторил Аарон. — Что ты делаешь?       Боб не обратил на него внимания. Теперь Тайлер сидел, протирая глаза. — Мама, вставай! — требовательно просила Синди высоким голоском из-под чердака. — Папа, почему ты цепляешься за лестницу? — спросил Тайлер. Он откинул одеяло и сел на край кровати.       Боб не знал, сможет ли он двигаться. Он чувствовал, что все его мышцы покинули тело. Но он не мог оставаться на месте. У него не было на это сил.       Так вверх или вниз? Вверх было ближе. Боб поднялся на чердак. Не отвечая на вопрос Тайлера, потому что он ещё не знал, как на него ответить, Боб рухнул рядом с Тайлером. Он жестом пригласил Аарона присоединиться к ним.       Глядя на отца так, словно у того выросла вторая голова, Аарон медленно подошёл к кровати Тайлера. Боб похлопал по месту рядом со своим бедром, Аарон нахмурился, но сел.       Тайлер и Аарон обменялись взглядами. Потом Боб обхватил мальчиков сзади за шеи и притянул к себе. Он обнял их за плечи и крепко сжал в долгом объятии. Он хотел что-то сказать, но был слишком взволнован, чтобы говорить. Он просто хотел удерживать своих мальчиков, своих драгоценных мальчиков, как можно дольше… — Папа? Ты как будто выжимаешь из нас жизнь, — сказал Тайлер.       Боб разжал объятия, но не отпустил их. Он откашлялся и заставил свой голос звучать. — Я люблю вас, парни, — сказал он. — Очень сильно, — он посмотрел на них обоих по очереди.       У обоих мальчиков были морщины на щеках от ночного сна. Их глаза были покрыты коркой, и от них пахло кислым утренним дыханием. Бобу было всё равно. Они были его сыновьями. Они были идеальными. — Вы ведь знаете, как сильно я вас люблю, да? — спросил он их.       Тайлер и Аарон снова посмотрели друг на друга. — Эм, да? — сказал Аарон. — Да, — согласился Тайлер. — Мы тоже тебя любим, папа, — сказал Аарон.       С первого этажа донёсся щелчок, и в маленьком здании вспыхнуло ещё больше света. Ванда уже встала. — Боб, что ты там делаешь? — скрипучий утренний голос Ванды звучал удивительно нормально. — Пошли, ребята, — сказал Боб.       Мальчики не шевельнулись, когда Боб встал. Но Боб улыбнулся им, прежде чем спуститься по лестнице.       Какое чудесное утро! Как здорово было быть живым!       У подножия лестницы Боб повернулся к двуспальной кровати и поднял с неё дочь. — Синди Ли, моя шустрая пчёлка! — воскликнул он, прежде чем зажужжать ей в маленькое ушко.       Синди тут же начала истерически хихикать. Затем она вытянула руки в стороны и приказала:  — Лети, папочка, лети!       Боб радостно подхватил её на руки и побежал с ней по комнате, крича:  — Зум, летит жужжащая пчёлка. Зум, зум. Жужж, жужж. — Зум, зум. Жужж, жужж! — повторила Синди. Затем она издала пронзительный визг ликования. — Боб? — сказала Ванда. Она стояла у кровати в ярко-жёлтой шёлковой пижаме, уперев руки в бока. — Что? — спросил он. — Происходит что-то странное. — Почему ты так решила?       Ванда нахмурилась. — Понятия не имею, — она покачала головой. — Должно быть, мне приснился странный сон.       Синди снова взвизгнула. Ванда посмотрела на дочь… и на Боба. Её рот открылся, а глаза расширились.       Яркий свет в домике высветил самые рыжие пряди волос Ванды. Боб не мог припомнить, чтобы она когда-нибудь была такой красивой. Он поднёс свою жужжащую пчёлку к жене и заключил жену и дочь в крепкие объятия. — Я люблю вас. Я люблю вас. Я люблю вас, — заявил он, в то время как Синди сказала:  — Жужж, жужж, — а Ванда спросила:  — Что происходит?       Боб не ответил ей. Он просто сжал её. — Пчёлке неудобно, — сказала Синди. — Ой.       Боб отпустил их. Он посмотрел на их великолепные лица, раскрасневшиеся и улыбающиеся. Правда, улыбка Ванды была неуверенной, и к ней примешивалось что-то вроде замешательства. Но она улыбалась. — Папочка, пи-пи, — сказала Синди.       Боб опустил дочь на землю. Ванда взяла Синди за руку и повела в ванную.       Как только Ванда и Синди оказались в ванной, Боб огляделся по сторонам, проверяя, как он очистил всё от крови. Он не заметил ничего, что пропустил.       И что он сделал с бумажными полотенцами, которыми воспользовался?       Он проверил карманы и нащупал их, но не стал вытаскивать, потому что Аарон и Тайлер спускались по лестнице. Выбросив Ральфо из головы, Боб снова обнял своих мальчиков. Они терпели объятия несколько секунд, пока Тайлер не объявил:  — Я проголодался.       Дверь ванной открылась. Синди, вытянув руки по швам, снова начала жужжать. Боб протянул руку и схватил Ванду, чтобы подтащить её ближе. — Прекрасный день, и мы вместе, и у нас сегодня много дел, — сказал он, кружа Ванду в танце по всему домику.       Ванда рассмеялась. — Кто вы и что вы сделали с моим мужем? — затем она сдалась и позволила ему увлечь себя в танец.       Направляясь на завтрак в главную хижину, Синди проскочила вперёд, но Боб крепко держался за руку Ванды.       Солнце уже поднималось в ярко-синее небо. Ветви вечнозелёных деревьев были ярко-зелёными в утреннем свете, и казалось, что они тянутся к этому небу, словно празднуя новый день. В лесном подлеске играли синицы. Их крики «Фи-Би» сливались с криками «Фу-Чак» западных голубых птиц, которые, как видел Боб, порхали в ветвях более высоких деревьев. Дятел добавил «рат-а-тат» с дерева, только что скрывшегося из виду. На низко свисающей ветке возле тропы бурундук щебетал «спвик, спвик, спвик» и махал хвостом. Боб чувствовал себя так, словно он и всё вокруг него было нарисовано карикатурой. Всё это казалось слишком красочным, слишком веселым, слишком, ну, мультяшным. После всего, что случилось прошлой ночью, он не удивился бы, если бы семьи вокруг него запели.       Лагерь Этения сегодня утром был переполнен, так как все направлялись в хижину на завтрак. Дети бегали и играли на ходу. Аарон и Тайлер побежали, чтобы присоединиться к новым друзьям в игре, которая включала в себя много криков. Сегодня вся эта суета не беспокоила Боба. Он всё ещё был на вершине своего глубокого облегчения. — Я так понимаю, ты решил, что это место не такое уж и плохое? — спросила Ванда.       Боб улыбнулся ей. — Есть места и похуже.       «Гораздо хуже», — думал Боб пятнадцать минут спустя, сидя за столом со своей семьей, поедая самые толстые и вкусные блины, которые он когда-либо ел. — Вау. С чем они? — спросил он одного из работников лагеря, который пришёл, чтобы долить ему кофе.       Задорная седая женщина наклонилась и прошептала:  — Секрет в корице и ванили, но никому не говорите, что я вам рассказала, — она усмехнулась и поспешила прочь.       Завтрак подавали в главном обеденном зале, который, как и главный вестибюль хижины, имел сводчатый бревенчатый потолок и золотые бревенчатые стены. Боб оценил, что комната была заполнена десятками круглых столов, так что семьи могли есть вместе, а не быть вынужденными присоединяться ко всем остальным за длинными общими столами. Единственный длинный стол был в передней части комнаты, и он, похоже, был зарезервирован для персонала лагеря Этения.       Боб откусил ещё кусочек и стал смотреть, как едят его дети. Аарон и Тайлер запихивали столько блинов, сколько могли, ведя себя так, словно у них никогда не будет другого шанса поесть, совсем никогда. Синди обожающе размазала по лицу блины и сироп.       Вокруг них десятки разговоров наполняли комнату живым гулом, который смешивался со звоном и клацаньем столового серебра и керамики. Воздух был сладок от аромата клёна и масла. — Прошу прощения! Прошу прощения! — громкое «динь-динь-динь» ложки, ударявшейся о край стакана, частично понизило уровень децибел в комнате. — Можно минуточку внимания? — Боб, его семья и большинство других посетителей посмотрели в сторону стола для персонала. В центре зала высокий загорелый мужчина с бородой махал всем рукой. — Здесь, — позвал он. Боб узнал его с пикника и костра с прошлого вечера.       Разговоры стихли. Ещё несколько шорохов и бормотаний сменились тишиной. Все посмотрели на него. — Помните меня со вчерашнего вечера? Я Эван, владелец лагеря Этения и ваш хозяин. Надеюсь, все хорошо провели первую ночь.       Боб напрягся, но продолжал улыбаться. Почти все остальные зааплодировали. — Хорошо, хорошо, — сказал Эван. — Так. Несколько объявлений.       Боб приготовился отключиться. Он полагал, что Ванда даст ему знать всё, что ему нужно. — Во-первых, — сказал Эван, — насчёт Вызовов Кролика.       Каждая клеточка тела Боба пришла в состояние повышенной готовности. Он настроился. — Прошу прощения у тех, кто подписался на Вызов Кролика, — сказал Эван.       «Они должны просить прощения», — подумал Боб. — Вызовы Кролика не могли быть совершены сегодня утром, потому что вожатый, который обычно выполняет Вызовы Кролика, проспал. Ральфо не смог сегодня сделать обход.       Боб уставился на Эвана. — Эти блины просто великолепны, — сказала Ванда. — Не так ли, Боб?