Жажда мести

      В комнате наставника повисло напряжённое молчание. Чарли было жалко этого человека, но он не знал, чем ему помочь, разве только выслушать. Ведь ему было только одиннадцать лет, и он не знал, что во взрослом мире мужчины могут плакать. В его реальности никто не плакал, и он сам тоже старался не плакать. Хотя один раз он видел слезу папы, мама тогда попала в больницу, у нее был голодный обморок, и папа смахнул слезу, поцеловав маму. А Чарли спросил у нее, почему папа плакал, и она сказала, что так иногда бывает у взрослых и что не стоит акцентировать внимание.       Вот и сейчас Чарли, немного расслабившись и успокоив свое детское сердечко, сидел на кровати, сложив ноги по-турецки, его худое тело всё еще дрожало, и он смотрел куда угодно, но не на своего наставника. Он успел осмотреть комнату. Скромная обстановка — комод и кровать. Все в тёмно-синих тонах. На полу чёрный ковер, комод выкрашен синей краской, на окнах тёмные шторы. Над кроватью висит бра. Люстра сейчас была выключена.       Вилли краем глаза увидел, что мальчик всё еще дрожит, и повернулся. Достал из нижнего ящика комода плед и заботливо укрыл ребёнка. Чарли дёрнулся, когда мужчина коснулся его. Вилли поморщился и вернулся к окну. Посмотрел на свои руки.       — У меня в детстве были проблемы с челюстью. Родовая травма. Отец поздно заметил, и мне в три или четыре года надели эти страшные брекеты со шлемом. Я постоянно улыбался. Мои глаза были грустными, но кому было дело до взгляда? Сначала было нормально и спокойно. У меня даже друзья были. Я учился нормально, старался радовать отца, чтобы он меньше переживал. А классе в третьем моя жизнь изменилась. Появились новые ребята, лидеры. Девочка, Саша, была лидером. Она возненавидела меня. Дети жестоки, даже очень. Они смотрят на родителей и повторяют их поступки. Ее отец был военным, и она занималась каратэ. Для отработки ударов ей нужен был слабый соперник. Изгой. Этим человеком стал я. Я… боялся резких движений и темноты. И я всегда улыбался из-за этого ужасного шлема. Я хотел снять его, но отец мне запрещал. Я пытался пожаловаться, но он мне не верил. Он не хотел вникать в мои проблемы. Мне было плохо, одиноко и страшно. Школа стала кошмаром. Я подходил к зданию школы и уже понимал, что мне не дадут прохода. Только заходил в двери, как меня начинали пугать. Я вздрагивал. Они смеялись. Один раз я не выдержал и врезал своему однокласснику, который меня больше всех задирал. Мы подрались. Директор хотел меня отчислить. Джим был гордостью школы и никогда не мог такого сделать. Отец… Он поверил не мне. Дома меня ждало наказание. Единственный раз, когда отец поднял на меня руку. Единственный раз, после которого я понял, что не нужен ему.       Вилли вздохнул и сглотнул. Посмотрел на мальчика и отвернулся к окну. Незаметно стёр слезу с щеки и прикрыл глаза. Неприятные и ненужные воспоминания рвались наружу. Броня, которую он надел на себя еще будучи ребёнком, трещала. Он не хотел никому открываться, да и думать о том, что он, сильный физически и эмоционально, будет откровенничать с ребёнком, как-то не хотелось. Почему мальчишка не убежал, когда он его сильно напугал? Почему он не закрыл дверь? Чарли стал свидетелем его слабости. Маленький добрый мальчик, очень разумный и послушный, влез туда, куда ему никто не позволял влезать.       Вилли пристально следил за Чарли, и периодически, выполняя разные задания, мальчик ни разу не остановился около этой двери и не попытался туда пробраться. Ему не надо было говорить несколько раз, в отличие от всех остальных людей.       — Мистер Вонка? — Осторожно сказал Чарли, чувствуя, что молчание затянулось, а мужчина никак не решится продолжить. Может, это все было неправильно?       — Да, Чарли? — Спросил Вилли, сильно вздрогнув и повернув к мальчику голову.       — Я… мне… — выдавил из себя мальчуган, понимая, что не понимает, что дальше сказать. Не «расскажите мне еще что-нибудь» ведь. За такое он вылетит с фабрики быстрее пробки шампанского. Вилли Вонка ненавидел нетактичных людей и говорил об этом в первый день работы. Правда, Чарли в силу своего возраста не особо понимал, что скрывается под словом «тактичность», но вот отсутствие глупых вопросов являлось тактичностью. И сохранение дистанции. Зона комфорта и прочее. Странные и непонятные слова.       — Я, наверное, пойду? — Выговорил он через несколько секунд.       — Останься, пожалуйста. Я… Мне так плохо. Я хотел поговорить с ним, но он меня выгнал. Я не нужен ему, но мне так нужен кто-то…       — Вы так и не помирились? — Вздохнул мальчик, вспомнив, как они приехали к мистеру Уилбуру Вонке, в доме которого произошло примирение отца и сына. Чарли, стараясь им не мешать, вышел на крыльцо. Пожилой человек потом напоил его чаем, и они с наставником ушли. Потом Чарли проявил тактичность, не затрагивая эту тему.       — Мы не ссорились. Он был строг со мной, немногословен, но особо не ругал. Даже не отчитывал за плохие оценки в школе. Мы обычно были соседями по квартире. Он не влезал в мою школьную жизнь, а я продолжал бояться резких звуков. Эти уроды пользовались моей слабостью и смеялись надо мной. За меня никто не хотел заступаться. Однажды меня достаточно сильно испугали, и я… в общем, мне пришлось пропустить уроки и вернуться домой. Отец меня наказал. Он по-прежнему не хотел участвовать в моей жизни, а я перестал с ним разговаривать. — Вилли снова замолчал и вздохнул. — Последней каплей стало то, что я из-за этой клетки чуть не утонул. Мы поехали на озеро, хотя я слезно умолял отца не отправлять меня туда, и там меня в очередной раз окунули в воду головой. Только они не учли, что там было глубоко. Я скрылся головой под воду и не мог выбраться на поверхность. Я не умел плавать, и эта металлическая клетка тянула на дно. Они поняли, что перегнули палку, позвали на помощь, и меня вытащили из воды. Я с трудом очнулся. А они… Они просто сказали, что это я сам упал. Их было больше, а моё личное дело пестрило всякими жалобами и наказаниями. Меня отчислили из школы, и через некоторое время я ушёл от отца.       Вилли прикрыл глаза и вздрогнул, вспомнив весь этот ужас. Он еще не скоро избавился от этого ужасного шлема.       — Я стал бояться людей. Мне казалось, что в меня тычут пальцем, называют уродом. Один подросток в меня кинул камень и повредил ребро. Я не понимал, почему отец меня так ненавидит, что заставляет меня носить эту жуткую конструкцию. Я хотел вернуться к нему, но… Он не остановил меня, когда я уходил из дома, и я решил не возвращаться. Я не был никому нужен, одиннадцатилетний ребёнок, с поломанной психикой, в ужасном шлеме. Я хотел умереть. Да, я хотел сдохнуть! Но меня остановил знакомый кондитер, у которого я иногда подрабатывал. Он предложил мне поработать у него и помочь ему в создании очередного шедевра. Я согласился. По крайней мере, была хоть крыша над головой. Но я совершенно не мог спать. Я старался не спать. Ночами, когда его семья уходила на второй этаж, я читал книги и экспериментировал. Иногда эксперименты были неудачными, и меня наказывали. А мне так хотелось хоть немного тепла, объятий… Жалости, в конце концов! Почему меня все ненавидели? Почему мне никто не хотел помочь?! — С болью в голосе, который надломился, воскликнул Вилли, ударяя кулаком по подоконнику.       Чарли вздрогнул от неожиданности. Он внимательно слушал исповедь этого закрытого человека, который в первый день строго запретил влезать в личное пространство, и понимал, что мужчина еще более одинок, чем показался раньше. Он пытался понять, что тот чувствует, но не мог. У него самого в школе не было таких проблем, его только дразнили нищебродом из-за одежды и самых дешёвых письменных принадлежностей, и все. Остальное время он был самым обычным ребёнком. Любил бегать, рисовать и анализировать. И мечтал хотя бы попасть на эту загадочную фабрику. Он и не думал никогда раньше, что может стать учеником этого кондитера. И, конечно, он не мог даже представить, что этому человеку пришлось пережить.       — Его сын учился со мной в одной школе. Конечно, он продолжил издеваться надо мной. Он меня бил и пугал. Его отец тоже не хотел принимать мою сторону и ругал меня. Однажды, мне было двенадцать, он мне сказал, что кондитерское ремесло отрывает его от семьи, и он не будет больше этим заниматься. Я ему стал не нужен. Мне снова пришлось уйти. Теперь мне было проще. На мне не было этого уродливого шлема, и я был простым человеком. Моя психика была уже испорчена, я стал бояться темноты и тишины. В тишине какие-то звуки кажутся более громкими. Я объехал всю страну, работал на всех возможных работах, и никого не пускал в своё сердце. Я не привязывался к людям. А потом… Открыл магазинчик. Старался не привязываться к работникам. Потом открыл фабрику. Отец протянул мне руку помощи, когда мне было очень плохо.       И снова в комнате повисло гнетущее и напряжённое молчание. Через мгновение послышался судорожный всхлип. Чарли вздрогнул и посмотрел на своего наставника. По щеке мужчины потекла обжигающая слеза. Мальчик опустил голову, стараясь не смотреть на мужчину, плечи которого подрагивали, а потом снова послышались всхлипы. Чарли спрыгнул с кровати и ушёл в столовую, где налил в стакан воду. Вернулся в комнату мужчины. Тот сидел на кровати. Руки закрывали лицо, а плечи подрагивали. Чарли осторожно поставил стакан на комод, и этот стук заставил Вилли Вонку вздрогнуть и отнять руки от лица. Он подавил в себе судорожный всхлип и посмотрел на мальчика. Удивлённо посмотрел на стакан воды и взял его.       — Прости меня, Чарли. Я… не должен был так раскисать. Мне очень стыдно.       Мальчик ничего не ответил. Вилли стёр слезы с щек рукавом своей рубашки и судорожно сглотнул. Сделав пару глотков, он поставил стакан обратно на комод.       — Тебе нужно лечь спать, Чарли.       — Мистер Вонка, но я не хочу спать. Я бы хотел остаться с Вами, если позволите…       — Конечно, садись, — указал Вилли рядом с собой.       Мальчик сел на кровать рядом с наставником. Ещё никогда он не сидел с ним так близко. Ему это было так ново… Внезапно, сам не понимая, что делает, Чарли положил голову на плечо своему наставнику и обнял его. Вилли вздрогнул, но не отстранился. Он понял, что ему нравятся объятия именно этого мальчика. В них было столько теплоты, любви и понимания, сколько не было ни у кого, если только у мамы, которую он не помнил. Вилли поднял руку и осторожно обнял Чарли в ответ.       Так они и сидели обнимаясь. Вилли не знал, сколько прошло времени, но он решил посмотреть на своего наследника. Мальчик умиротворённо спал. Улыбнувшись, кондитер осторожно встал, поднял на руки мальчика и аккуратно уложил его на кровать, прикрыв пледом. Посмотрев на столь умилительное зрелище, Вилли Вонка вышел из комнаты.

***

      Проснувшись, Чарли обнаружил, что он лежит прикрытый пледом на кровати мистера Вонки, которого в комнате не было. Мальчик встал и решил отправиться на его поиски. Первым делом Чарли решил проверить кабинет кондитера, где его, собственно, и обнаружил.       — Мистер Вонка? Доброе утро!       — А, это ты Чарли! Здравствуй, проходи…       Мальчик прошёл в кабинет. У кондитера был очень уставший и осунувшийся вид, идеальная причёска была немного растрёпана.       — Мистер Вонка, Вы плохо выглядите… Вы сегодня спали?       — Нет, было много работы.       — Может, Вы бы хотели сходить к нам на завтрак? — Спросил мальчик, и мужчина, немного подумав, кивнул. Последнее время он не особо следил за своим питанием, и у него начинал болеть желудок. Вообще, к питанию мужчина всегда старался относиться достаточно серьёзно, понимая, что от этого зависит здоровье. Сейчас было проще — умпа-лумпы очень хорошо готовили, из них получались прекрасные повара. Но вот сейчас, последние дни, c этим было как-то плохо, поэтому мужчина решил позавтракать у Бакетов. Протерев лицо руками, он встал из-за стола и за мальчиком направился по коридору.