Strangers

Дилюк честно дожидается, пока Кайа начнет дышать ровно. Ждёт ещё несколько минут — и крайне осторожно пытается избавить себя от объятий. Он, может, и поспал бы так, только вот все тело напряжено, а нервы на пределе. Скорее всего, ему предстоит бессонная ночь, а в этом случае лучше всё-таки переодеться. И, например, принять ванную — может, так он сможет расслабиться. Дилюк устал. Слова Кайи бьют точно в цель, по больным местам, зубы болят от того, сколько раз Дилюк сегодня их стискивал, а в груди продолжает болеть и неприятно колет за лопаткой при каждой сильной эмоции. А эмоций сегодня тоже было предостаточно. Дилюк каждый раз напоминает себе, что Кайа не говорит правду сейчас, не для этого он писал такое откровенное письмо, но проблема в том, что Кайа и не гонит его прочь. В это бы Дилюк совсем не поверил. Кайа лишь предлагает отодвинуть в сторону ненужные чувства, оставить между ними только физическое влечение, говорить поменьше. Вероятно, так будет менее больно. Возможно, Кайа искренне считает это решение удачным. Проблема в том, что Дилюк так больше не хочет. У него и в самом начале получилось убедить себя, что это лишь удобный способ снять напряжение, лишь на пару месяцев. Сейчас не получится совсем. Он медленно встаёт с кровати и не удерживается — убирает волосы Кайи, открывая его лицо, смотрит несколько секунд. Кайа сейчас такой расслабленный, будто находится в самом безопасном месте в мире, а Дилюка даже без Глаза Бога нельзя назвать безопасным. Так. Не думать про Глаз Бога. Пусть все идёт как идёт. Кайа чуть хмурится во сне, и Дилюк проводит пальцами по его щеке, а потом заворачивает его в покрывало, подтыкая края, как делал когда-то отец, безумно давно. Дилюк колеблется — но всё-таки запускает руку во внутренний карман и кладет на соседнюю с Кайей подушку маленькую куклу с синими волосами. Всё-таки он не должен просыпаться один. * * * Кайа просыпается, когда Дилюк только встаёт с кровати. Этого следовало ожидать, но Кайа все равно чувствует непонятную обиду. Как вообще можно говорить что-то про любовь, если даже заснуть рядом с человеком не можешь? У Дилюка было мало причин ему доверять, и не стоит обманывать себя хотя бы на мгновение. Кайа предпочитает обманывать других. Он не открывает глаза и старается дышать как можно ровнее. И едва не вздрагивает после мягкого прикосновения к волосам. На лице, кажется, всё-таки что-то отображается — потому что Дилюк мягко гладит его по щеке, а затем наклоняется. Кайа почти ждёт поцелуя, но вместо этого Дилюк лишь подтягивает края покрывала, укрывая Кайю со всех сторон, прикасаясь настолько аккуратно и нежно, что в горле собирается комок. Кайа не понимает его. Совсем. Дилюк медлит ещё какое-то время, но через пару минут раздаются шаги и лёгкий хлопок двери. Кайа слепо разворачивается и утыкается лицом в подушку. Он не знает, как сказать, что его задевает, он не может оттолкнуть, как ни пытается — а если пытаться лучше, можно снова довести Дилюка до срыва, а предыдущий раз Кайе не понравился. Было слишком больно. Он пытается нащупать вторую подушку, но вместо этого ладонь наталкивается на маленький предмет: грубый, деревянный и почему-то с непонятным узором по краю… Кайа подскакивает на кровати, до боли сжимая в руке безымянную куклу, подкладывает под нее вторую руку и дышать боится, потому что все это кажется каким-то жутким и нереальным сном, после которого будет тяжело просыпаться. Но это действительно она. Даже в полумраке Кайа видит знакомые очертания, пальцы нашаривают знакомые выбоины и трещины, вплетаются в чуть запутанные волосы — и вдруг Кайа неожиданно даже для себя издает тихий всхлип, до боли прижимая ее к груди. Он сгибается, зарываясь щекой в подушку, подносит куклу к носу, глупо пытаясь вдохнуть ее запах — и снова вздрагивает: она пахнет Дилюком, его кожей и тканью одежды, и от этого Кайа ещё сильнее не может выпустить ее из рук. Он лежит так несколько долгих минут, а затем резко вскакивает, с трудом выворачиваясь из покрывала, чуть не падает с кровати — и выбегает из комнаты, понятия не имея, как найти нужную ему дверь. К счастью, только из-под одной из них бьёт свет. Кайа толкает ее вперёд, косяк тихо скрипит, и Дилюк — стоящий в одной лишь длинной рубашке, с распущенными волосами, с обнаженными белоснежными бедрами с парой ярких шрамов — резко разворачивается, каким-то образом успевая подхватить свой меч. И медленно отпускает его при виде Кайи. Из Кайи всего на мгновение выбивает любые мысли — он просто любуется, так сильно желая прикоснуться, что голова кружится. — Ты должен спать, — ультимативно говорит Дилюк и откладывает меч, будто ничего не произошло, будто он не видит, в каком состоянии находится Кайа сейчас — а его ощутимо трясет, и кукла едва не выпадает из руки. — А ты не должен делать такое со мной, — срывающимся голосом резко отвечает Кайа и захлопывает дверь, делая ещё один шаг вперёд. Дилюк смотрит на него откровенно уставше — под его глазами залегли тени, а губы потеряли свою яркость, как у него ещё с детства бывало при недосыпе. — Прости, что не вернул тебе ее раньше, — он пожимает плечами и усаживается на кровать, разложенную, в отличие от кровати Кайи. Волосы рассыпаются по плечам, чуть вьются на концах, резко контрастируя с белой тканью рубашки. Как вообще можно быть таким красивым?! — Да я не про это, — сердито бросает Кайа, а затем высоко поднимает брови. — А почему не вернул? Дилюк щурится, а потом хлопает по кровати рядом с собой. — Расскажу, если попробуешь не выводить меня на эмоции хотя бы до утра. — Ничего не обещаю, — Кайа, все так же держащий куклу у груди, садится рядом с ним, ближе чем это допустимо приличиями, а затем забрасывает ноги ему на колени. Дилюк закатывает глаза. — Потому что я почти забыл, кто ты.