Strangers

Аделинда за руку уводит Кайю вниз, избавляя от порывов ветра и мрачных мыслей. Сначала она держит его за ладонь, крепко сжимая, будто никогда в жизни не отпустит, затем — подмигивает ему и протягивает локоть, как почтенная дама. Кайа веселится и берет ее под руку. Ему сейчас действительно не помешает немного смеха. Он пуст и чист сейчас, все мысли, что несвязным роем вились у него в голове, остались на листах бумаги, и будь что будет. Кайе не привыкать рисковать. — Как будто с прекрасной леди гуляете, — шутит Аделинда. Она идёт медленнее, чем привык Кайа, но он легко подстраивается под ее шаг, впервые за долгое время чувствуя себя живым. — Ты самая прекрасная леди из всех, кого я знаю, — искренне говорит Кайа. Аделинда хихикает, как девчонка, и дальше они идут молча. Мондштадт уже виднеется издалека, а Аделинде — совсем в другую сторону, и Кайа отпускает ее локоть и изящно перехватывает ладонь, кланяясь и прижимаясь к ней губами. — Спасибо за вашу компанию, миледи, — говорит он, ни словом не кривя душой. А Аделинда вздыхает — и всего на секунду втягивает его в крепкие объятия, едва не задев корзинкой. — Я буду ждать, — просто говорит она, ничего не поясняя. Изучает его лицо взглядом — и чему-то кивает про себя, разворачиваясь. — Доброй дороги, — желает ей Кайа в спину. И идёт. Не домой, но сразу в штаб. Уже слишком поздно для того, чтобы встать. От лёгкости в голове хочется едва ли не пританцовывать — и Кайа здоровается со всеми, кого видит, покупает у Флоры несколько ветряных астр и, посвистывая, поднимается по лестницам. И сразу же заворачивает в кабинет Джин, вручая ей цветы. Та ахает — но почему-то не радостно, а как-то странно, переводя на него сложный взгляд. Но цветы принимает и утыкается в них носом. — Кайа, — чуть тихо говорит она, — все в порядке? — Все отлично, как никогда, — подтверждает он, разваливаясь на стуле перед ней. — Есть срочные задания? Джин с явным сожалением откладывает цветы в сторону. — Есть. Не совсем обычное задание, но… Я бы очень хотела доверить его тебе. — Слушаю, милая, — кивает он, закусывая губу в полуулыбке. Джин не улыбается ему в ответ — только хмурится, доставая подписанный иероглифами приказ из ящика стола. — Помнишь Эндрю? Того… — Что жил в Мондштадте и почти основал здесь шайку Похитителей сокровищ, — подтверждает Кайа. — Прекрасно помню этого ублюдка, он слишком легко выкрутился. — Цисин поймали его за… расширением банды, — Джин переворачивает приказ к нему, позволяя прочитать. — Они запрашивают одного из нас как свидетеля и просят наши материалы. А я… — она чуть отворачивается. — Не могу оставить город так надолго. Кайа склоняет голову, перебирая в руках пряди своих волос. — Предлагаешь мне отправиться в Ли Юэ за счёт Ордо? Кто я такой, чтобы отказываться? — Кайа! — Джин, наконец, расслабляется и смеётся. — Даже не думай сбежать от меня надолго, куда я без тебя. Это всего на несколько дней. — Почти отпуск, — мечтательно говорит Кайа. — Что-что? — уточняет Джин, и они смеются вместе, а голова у Кайа по-прежнему прекрасно пустая. Пока Джин не спрашивает аккуратно и вкрадчиво: — Ты знал о том, что в "Доле ангелов" ночью был пожар? Тут же спокойствие развеивается, и Кайа впивается пальцами в волосы, уже делая себе больно. Дилюк… он… С другой стороны, если бы он пострадал, Аделинда бы не была так спокойна? Он же… не писал это письмо к смертному одру, верно? Джин долго на него смотрит — а потом тихо вздыхает. — Значит, не знал. Ничего серьезного, и мастер Дилюк не обращался к рыцарям за помощью, но… — Я понимаю, — кивает Кайа, хмурясь. — Нет, — мягко поправляет его Джин, укоряя взглядом за то, что перебил ее. — Я хотела спросить, не знаешь ли ты подробностей, потому что в последнее время ваши отношения явно наладились. Ауч. Это не должно быть так больно. — Это так заметно? — пытается отшутиться Кайа. Джин вскидывает брови. — Я давно тебя знаю, Кайа Альберих. Ладно. Хорошо, что об этом пока не знает весь Мондштадт. — На сколько дней, говоришь, та поездка?.. Я могу отправиться сейчас? * * * Дилюк не может привести дыхание в порядок, а грудная клетка болит все сильнее, мешая думать. Он перечитывает письмо раз за разом, а руки так дрожат, что надрывают бумагу, и часть букв теряется. На первых строках ему хотелось ударить Кайю по лицу за возможное издевательство, сейчас ему хочется никогда его не отпускать, чтобы каждая до последней ужасная мысль покинула его голову. От осознания больно, а ещё очень страшно. Кайа — полнейший идиот, что подтверждается раз за разом, но они стоят друг друга. Творить глупости, раз за разом. Раз за разом ранить друг друга. В признание не хочется верить. Не сейчас. Не так. Потому что если поверить один раз, потому что если открыть всего себя другому, удар в спину можно уже не пережить. Кайа, наверное, чувствовал то же самое, когда писал эти строки. И пока что… пока что все это меркнет на фоне других мыслей Кайи. Почему он думает о прыжке. Почему хоть на миг ему казалось, что Дилюк считает его отвратительным. Бесящим, наглым, бесцеремонным — да, но не это. Разве что он просто сам считает себя отвратительным. Недостойным жизни. Дилюку знакомо это ощущение. В свое время от любых мыслей о том, чтобы навредить себе сознательно после смерти отца, его сдерживала только ярость и четкая жажда мести. Но он вредил себе иначе — спал по несколько часов в день, передвигался на огромные расстояния, дрался, не считая шрамов, ел, только когда голова начинала кружиться. Он знает, как это. Он не может поверить, что они оба (опять) довели себя до такого. Ему так много хочется сказать и спросить — а ещё говорить очень страшно. Потому что, кроме боли, страха и сожаления в груди по-прежнему цветет обида. Ему есть, что ответить Кайе, не все его обвинения справедливы — но в любой момент он может снова сорваться, переборщить, надавить. Кайа показался перед ним, как на ладони, обнаженный и открытый, и нанести смертельную рану может любое слово и любой жест. Надо… не совсем поговорить. Нормально поговорят они позже, когда… разберутся между собой. Если разберутся. Дилюку хочется прижать Кайю к себе и не отпускать, держать в руках и шептать все самое нежное, что придет в голову, а ещё ему хочется заорать в лицо — как смеешь ты считать себя таким, ты же видишь, каким прекрасным, каким сильным ты стал, как способен ты видеть в себе монстра? Твоя страна отдала Мондштадту самое прекрасное, что у нее было. У Мондштадта это и останется. Дилюк смахивает листы в сторону и встаёт, поправляя камзол (тот самый) и решительно выходя из комнаты. Для начала ему просто нужно убедиться, что Кайа в порядке. Разумеется, Аделинда ждёт его недалеко от двери. — Где я могу его найти? — глухо спрашивает он, отчего-то боясь смотреть ей в глаза. — Он направился в город, — легко отвечает она. — Вы… все прочитали? Дилюк гулко сглатывает. — До последнего слова.