***
Я и правда был рад, что не поленился смыть с головы доказательства своего недавнего рыбоедства: мысль о том, что в гости в который раз заявилась рыба-пила, потерявшая свои яйца, внушала мне липкий холодный ужас, – хоть не настолько сильный, как дождевые капли. Но стоило мне заглянуть в окно, как ужас сменился восторженным удивлением: по комнате моей усадьбы бродила далеко не разгневанная рыбина. Я сидел на балконе второго этажа, куда забрался по услужливым корням баньяна, и во все глаза глядел на неизвестное существо. Оно не было похоже ни на одного из жителей залива, и я не сразу позволил себе догадаться, почему его силуэт кажется мне таким удивительным и в то же время таким знакомым. – Оно похоже на тебя, – эту мысль озвучил Леви. – Только поменьше… Колченогий рыб говорил со мной полушёпотом. А я в ответ ему только кивал, боясь обронить и слово. У существа на голове были чёрные волосы, совсем короткие, в отличии от моих. Такие точно не лезли ему в глаза, даже без помощи геля из яичного желтка. – Зачем оно завернулось в тряпки? – спросил колченогий рыб. Я пожал плечами. Я знал как называются эти тряпки – штаны и майка, – но плохо представлял, для чего они предназначены. Леви не отступал: – Ну а как ты думаешь?! – Замёрз, наверное! – я, грозно взглянув на друга. – Потише, Леви! Тот обиженно фыркнул. И вдруг из комнаты донеслось: – Кто здесь?! Мы замолчали. – Выходи, тварь... – голос у незнакомого существа заметно дрожал. – Фу, как грубо... – начал было Леви, но я двумя пальцами крепко зажал ему рот. А когда колченогий рыб перестал брыкаться, отпустил его и поднялся на ноги. Гость боязливо вздрогнул, заметив меня в оконном проёме, но потом успокоенно выдохнул: – Человек… Вероятно, он не меньше меня боялся встретить в усадьбе рыбу-пилу – или кого похуже, – и появление существа одного с ним вида стало для него приятной неожиданностью. – Не бойся, – я стал перебираться с балкона в комнату. Древесные корни заполонили почти всю балконную стену, и потому «перебирание» вышло долгим и крайне неловким. Гость успел поинтересоваться: – Кто ты такой? – Голос ещё дрожал, но звучал при этом до крайности вызывающе. Казалось, он всеми силами старался показать мне, что, в случае чего, не даст себя в обиду. Я пробурчал смущённо: – Я здесь живу. – Смущённо от того, что находился в крайне неприветливом, совершенно не располагающем к диалогу положении: в тот момент я висел на корне, упёршись в него ногами, и наставлял на гостя чуть приоткрытые от согнутой позы ягодицы. Наконец коснувшись ступнями пола, я повернулся к нему лицом: – Это моя усадьба. Он прикрыл ладонью глаза, словно ослеплённый солнечным бликом. В целом, не удивительно: вряд ли он часто видел его лучи – кожа была безобразно бледной. Я обернулся к окну, но, странно, – солнце, как выяснилось, уже успело укрыться в кроны деревьев. Гость проворчал: – Прикройся! – и, недовольно схватив с кровати одно из уцелевших покрывал, бросил его в меня. Я растерялся: – Но мне не холодно. – Да, я вижу, – продолжая глядеть в сторонку, ответил он. Я вдруг понял, что одежда нужна ему вовсе не для тепла. Вероятно, вид оголённого тела имел для него какой-то сакральный смысл. Не желая пугать его ещё больше, я стал обматывать бёдра тканью. А в процессе, пытаясь хоть немного утолить своё непомерное любопытство, решил аккуратно выведать: – Ты самец или самка? Гость огрызнулся: – А тебе есть до этого дело?! – Он стоял со скрещенными руками, прислонившись спиной к одному из столбов кровати. – Ты что, собрался меня насиловать? Полагаю, вид у меня сделался глубоко оскорблëнный: лицо незнакомца немного смягчилось. Он улыбнулся: – Ну извини. Мало ли. Тут я заметил Леви, о котором, сказать по правде, успел забыть, совсем увлечённый новым для меня черноволосым созданием. Колченогий рыб неожиданно возник по левую ногу от гостя и оглядывал того с пристальным интересом. Но гость его пока что не замечал. – Ну какая это самка, дундук печёночный? – сказал мне рыб. И тотчас объяснил, помня о моём тотальном невежестве: – У него ведь нет молочных желëз. Я решил поверить Леви на слово, а гость тем временем вскрикнул: – Что за херня?! Отсутствие молочных желëз совсем не мешало ему кричать истерически громко. Я понял: самцом он был совсем ещë молодым. Мой голос тоже был высоким, когда-то очень и очень давно, словно бы в прошлой жизни. Но криком парень не ограничился: нога его взметнулась, не то специально, не то случайно, от ужаса. Я не успел проронить и слова – массивный ботинок уже понёсся в сторону Леви. Колченогому рыбу, похоже, и в голову не могло прийти подобное безобразие. Он даже не попробовал увернуться – только стоял как вкопанный и смотрел. Носок ботинка угодил точно в недоразвитую ногу. Она еле слышно хрустнула, будто сломанная спичка, и колено рыба согнулось в обратную сторону. – Ой! Ай! Ой! – Леви запрыгал по комнате, вереща: – Ах ты, подонок безжелезный! Ай! Ой! Ай!.. Гость отшатнулся от рыба с таким лицом, будто наехал на лапу бездомной собаке. Чем наехал? Ответить на этот вопрос мне было, как и обычно, трудно. Но вид у парня был именно таким, в этом я ни капли не сомневался! Я бросился к Леви, а гость, заикаясь, попробовал извиниться: – П-простите! Я не специально! Я... я испугался! Я думал, это один из диких! Но Леви всë верещал: – Ай, нога! Нога! Картина, действительно, была безобразно жуткая. Не удивительно, что парень в одну секунду стал сильно бледнее прежнего. Хотя, казалось, бледнее уже и некуда. Он опустился на край кровати и заплакал – навзрыд, по-детски. Не могу с уверенностью сказать, что я когда-то видел плачущего ребенка – только если малька колченогой рыбы, – но что-то внутри подсказывало мне, что дети плачут именно так. В спальне стало так шумно, как не было никогда. Кажется, уже очень давно я не слышал настолько оглушающих звуков – только отдалëнные раскаты грома да грохот волн в неделю Валовых ураганов. И те гремели как-то издалека, заглушенные толщей морской воды. Я усадил извивающегося от боли Леви в кресло, взялся за щиколотку недоразвитой ноги и аккуратно потянул еë на себя. Колено с таким же тихим хрустом вернулось на прежнее место, и друг наконец перестал кричать. Пару секунд спустя замолчал и парень. Хлюпая носом, он, кажется, пытался сообразить, как мне удалось успокоить искалеченного им рыба. Я обернулся и объяснил: – Суставы у них подвижные. – Это была чистейшая правда: строение ног колченогих рыб очень мало походило на строение человеческого скелета. У меня до сих пор порою болела шея, хотя с момента удара каплей прошло уже много месяцев, а вот Леви на завтра про ногу уже не вспомнит. – Не плачь… Э-э-э… – Я замялся. – Как тебя зовут? Он шмыгнул носом: – Сон. Я Сон. ...Всё это было странно, я и не помнил, когда умудрился уснуть. По пути в усадьбу?.. А может и в усадьбу я не ходил, просто нырнул на дно с набитым желудком или задремал в тени огромной трубы. – То есть... ты мне снишься? Услышав это, парень скривился, точно Леви, когда видел меня с липким желтком в волосах. – Ты шутишь что ли?! – выдал он с отвращением. – Ты что, меня клеить собрался?! Я не понял вопроса. Но гость, похоже, не на шутку разозлился, и я поспешил объясниться: – Нет, не шучу. Мне часто что-то снится. Я иногда не могу понять, правда это или фантазия. Он взглянул на меня с сомнением, но уже не так раздражённо, и объяснил: – Сон – полное имя Сонни. – Кажется, будь он Леви, он бы добавил в конце «дундук». Слёзы ещё текли, но голос его снова окреп, хотя и перестал быть настолько дерзким. – Не плачь, Сонни, – продолжил я, – ничего страшного ты не сделал. – Не сделал?! – вскинулся Леви. – Да он мне колено выломал! Я терпеливо выдохнул. – Но теперь-то всë хорошо? – Хорошо, – передразнив, согласился рыб. – Но, знаешь ли, первые сорок пять секунд было чертовски больно!***
Казалось бы, знакомство не задалось. Но это всë-таки была моя усадьба, а Сон был гостем, умудрившимся в первые же минуты «наехать на лапу моей собаки». Успокоившись, он сделался намного приветливее. Я решил, что его впечатлило моë хозяйское добродушие, но, скорее всего, дело было в том, что других усадеб на острове попросту не было. Как и других людей. Это было первое, о чëм он меня спросил. Мне же было интересно, как он сюда попал. – Я плыл с семьëй на подводной лодке, – ответил Сон. – Подводной?! – я сидел на полу и от неожиданности даже привстал на колени. – Разве такие бывают?! – Ну да… – парень бросил на меня очередной «дундучный» взгляд. – Ты вообще с какой планеты? Я честно ответил: – С этой. Он рассмеялся. А я подумал: подводная лодка – не так уж и удивительно. Если рыбы могут ходить по берегу, то почему бы лодке не плыть себе по морскому дну? Быть может, они запрягают в неë черепах… Я не стал расспрашивать: гость уже продолжал рассказ. Сон объяснил, что они с семьëй искали Тот Самый остров. Так он сказал – Тот Самый. И уточнил, заметив мой непонятливый взгляд: – Ну Тот Самый – остров с большой трубой!.. – Затем продолжил: – Мы подплывали к каждому. Но, сам знаешь, островов по Лакийскому морю разбросано столько, что и не сосчитать. Я кивнул, хотя, по правде сказать, ничего не знал. До этого часа мне и вовсе не приходила в голову мысль, что где-то есть другие похожие острова, а уж тем более, что они находятся в каком-то Лакийском море. Сон плыл к одному из островов на надувном плоту, чтобы изучить прибрежные заросли на предмет наличия в них каких бы то ни было труб. Из рассказа я понял, что это дело было ему привычно: подводная лодка, похоже, не умела подбираться так близко к берегу, – я про себя решил, что запряжённой в неё черепахе просто-напросто не хватало места на мелководье. Уже подгребая к отмели, парень вдруг попал в сильнейшее течение и несколько часов болтался в открытом море, пока наконец его плот не вынесло в мой небольшой залив. Я слушал, развесив уши, словно мой гость и правда прибыл с другой планеты. И вдруг встрепенулся: – У меня на острове есть труба! Большая и чëрная, я зову еë «сковородкой». Сонни опешил. Его разрывало на части двумя вопросами. Поколебавшись секунду, он всë же задал второй, менее важный: – Почему «сковородкой»? – Я на ней жарю яйца. Любопытство было погашено, и он перешёл к другому: – Покажешь мне? – Покажу, – улыбнулся я. Сон сидел на кровати, по лягушачьи скрестив ноги в своих широких штанах, – кстати, цвета они тоже были лягушачьего, – как вдруг к нему на плечо опустилось нечто чëрное. Оно свесилось с потолка, подобно невесомой лиане, и гость, не глядя, смахнул еë, как будто прогоняя надоедливое насекомое. Насекомое… У меня в животе словно разорвался шар с холодной водой – так бывает от страха, что неожиданным хлопком врывается в будничное спокойствие. Леви, до того дремавший в кресле, испуганно подскочил. Его разбудило еле слышное жужжание, повисшее в воздухе, – до боли знакомое нам жужжание. Он крикнул: – Солнце село, дундук печëночный! Как ты не уследил?!