***
Когда Олег переступает порог спальни, первое, что он видит – обречённые глаза Макаровой, так и застывшей посреди неприбранной комнаты. Он ищет взглядом то, что Серый бесцеремонно всучил им на кухне, хмурится, но вслух произнести как-то не решается. Поднимает руку, изображая жестом вопрос о местонахождении игрушки. – Выкинула, – выдаёт Лера, моментально понимая, о чём речь. Олег признает в её ответе нездоровый сарказм и просто проходится по комнате, обнаруживая страпон на кушетке. Девочка явно на взводе: то и дело прикладывает потеющие ладони к бёдрам, вытирая их о брюки, кусает губы, нервно поправляет волосы, прячет руки в карманах толстовки и снова достает, не зная, куда их деть. – Что дальше? БДСМ? Иные любопытные практики? – Это я его спровоцировал, – признаёт с горечью Волков. Подходит к кровати, расправляя сбитое одеяло, садится, кладя руки на колени. – Я же не знал, что он так истолкует. – Что истолкует? – напряжённо интересуется Макарова. Олег неопределённо ведёт рукой. – Тему контроля мы уже давно с ним обсуждали, и я просто посоветовал… Чёрт, ну точно не это! – Да ни черта он не контролирует! – вдруг выдаёт Лера и ногой слегка пинает лежащую на полу коробку с нечитаемой надписью. Кивает на пустые упаковки из-под пиццы, брошенные на столе пакеты от снеков. Олег вздыхает, оборачиваясь, смотрит за спину, на перевёрнутую постель, в которой тоже завалялись какие-то фантики. Серый давно не проявлял такую неопрятность... – Волнуешься за него? – Олег слышит, как наивно звучит этот вопрос, но испытывает непреодолимое любопытство. Серый был для него открытой книгой в плане человеческих отношений, а вот Макарова – личность в этом аспекте загадочная, в какой-то степени непробиваемая. Она смотрит в ответ так, будто точно знает, что сказать. Ей не нужно анализировать собственные ощущения. Только отклика Волков так и не слышит. Вместо ответа Лера просто начинает прибираться. Сгребает со стола весь мусор, сбрасывает его прямо в корзину для бумаг, задвинутую под стол. Обходит кровать и буквально выдёргивает из-под мужчины одеяло, принимаясь заправлять постель. Олег, вынужденный встать, отходит к стене, облокачиваясь на неё спиной, наблюдает. Может, это и был ответ? – Слушай, если тебе это претит, просто откажись, – произносит Волков, когда в комнате прорисовывается относительный порядок. – Поставим его перед фактом —ничего, примирится. Лера поднимает голову, но продолжает складывать плед на краю кушетки. – Всё равно придётся. Он от нас не отстанет. Вот как, приняла решение. – Это не аргумент. На этот раз Макарова смотрит на него долго, взглядом, полным скепсиса, и Олег сдаётся. – Ладно, это аргумент. История с Чумным доктором слишком наглядно показывает, что Разумовский не может просто перебеситься и забыть. Не важно, насколько мелочна или масштабна идея, он будет стремиться закрыть гештальт, даже если придётся прибегать к угрозам. – Валер, послушай, – оторвавшись от стены, Олег прихватывает с кушетки страпон и вкладывает в руки Макаровой так быстро, чтобы она не успела отвести поднятые рефлекторно руки. – Раз уж решилась – надо идти до конца. Ты права: он не передумает и не отступится. Я попытался, честно. И попытаюсь ещё раз, но на успех рассчитывать не стоит. Лера морщится, держит игрушку кончиками пальцев, боясь взяться за неё всей рукой. – Мы потом друг другу в глаза-то сможем смотреть? Олег невесело усмехается. – Об этом не переживай. У Серого чувство стыда отсутствует напрочь. – … Ну да, – нехотя соглашается Лера. – Только у меня такой суперспособности нет. И ладно бы мы остались вдвоём, но если он опять устроит нам инсценировку древнегреческих мифов на троих, я… – Что бы ты с ним ни сделала, того, что он просит сам, это никак не превзойдёт, – с насмешкой перебивает её Олег. – К тому же… Я почти всегда рядом именно для того, чтобы удержать его в критические моменты. Серый понимает необходимость этого, как никто другой. – Эй, я могу постоять за себя, – её пальцы крепко сжимают ремни игрушки, выдавая боевое настроение. – Я, кажется, не раз уже доказала это. Олег качает головой. – Не бери на себя слишком много — он всё ещё опасен. Он — как зверь, который может наброситься, почуяв угрозу и собственную уязвимость. Ты сама делаешь его уязвимым. Он замолкает на несколько секунд, позволяя девушке переварить информацию. – А значит, он всегда готов к атаке, – заключает Волков. – Прости, но без меня вы пока не сможете. Рано или поздно, но он сорвётся. А ты не справишься одна. Лера сдаётся: кажется, остатки её аргументов тоже посыпались. Она переступает с ноги на ногу, рассматривает страпон в своих руках, пальцами очерчивает линию, имитирующую начало головки. Садится на кушетку и зарывается рукой в волосы, затихая почти на минуту. Олег не мешает, дает ей всё обдумать, решиться без давления. – Мы спать не собирались, – подаёт она голос, когда Олег уже собрался было вернуться в ванную к Разумовскому и, быть может, снова попытаться его отговорить. Он молчит, слушает внимательно, понимая важность этого внезапного откровения. – Там, в зале, он в самом деле смотрел на меня, как на картину, и даже когда показал базу, я сама… – она невесело усмехнулась, поворачивая голову вбок, чуть жмурясь от заливающего комнату света закатного солнца. – Я не знаю, кто кого соблазнил, но поначалу он надеялся, что я уйду, понимаешь? Он отлично держал себя в руках — это я не позволила себе сбежать, чёрт знает, почему. Волков никак не реагирует ни кивком, ни голосом. Да и нет в этом необходимости. – Он сказал, что у него это впервые. Так просто и обыденно, как будто в первый раз пробовал авокадо или что-то вроде того. – Его представление о сексе отличается от представления обычных людей, – подчёркивает Олег. Лера согласно кивает. – Вот поэтому, наверное, я не дала ему по голове этой штукой сразу, как он бросил её на стол, – она почти с оскалом взвешивает страпон в своей руке. – Тяжёлый, кстати. Больно было бы. Олег поперхивается, едва не озвучив устоявшуюся шутку про детородный орган и его тёплую встречу со лбом. – Кстати, – она поднимает голову, принимая обеспокоенный вид. – Он в курсе, что это может быть, ну… Волков неопределённо пожимает плечами. – Как дети узнают, что утюг горячий? – Ещё раз проведёшь аналогию с детьми – я и тебя… – Трахнешь? –Ударю! – Лера с краснеющими щеками даже замахивается игрушкой в сторону смеющегося Олега, но бросить не решается. Обстановка немного разряжается. Олег продолжает следить, как Лера буквально на глазах примиряется со своей новой ролью, уже откровенно рассматривает, перебирает руками игрушку. Хмурясь, даже пытается осторожно пристроить её на законное место, чертыхается и наматывает ремешок себе на запястье. – Ладно. Если он этого хочет, – Макарова всплёскивает руками и поднимается с места. – Давай потешим его в очередной раз. А потом я хочу выпить. О, да, я хочу долго и методично напиваться. – Отговаривать не стану, отказываться от приглашения присоединиться — тоже, – он ободряюще кладёт руку на плечо девушке. – Только чтобы это не стало попыткой впасть в небытие, давай продумаем одну деталь. Валера замирает, смотрит серьёзно, как студентка на важной предэкзаменационной лекции. – Я вся внимание.***
Олег останавливается у самой двери, с трудом собирая в кулак собственную решимость. Вслушивается в шум воды и ждёт, пока тот не стихнет. Дверца душевой открывается с характерным лязганьем – всё недостаёт времени смазать – и Волков, наконец, заходит, предвкушая непростой разговор. Сергей, уже успевший обмотать бёдра пёстрым лиловым полотенцем, затягивает узел на боку; с мокрых волос на сбитый коврик стекает вода, почти ручьём льётся. Олег снимает с крючка своё полотенце и обматывает им голову Серого, прижимает, чтоб впитало влагу. – Нормально всё? – задаёт он вопрос без конкретизации, но Разумовский понимает. Кивает дёргано. Олег видит: пытается казаться увереннее, храбрится, а у самого пальцы подрагивают. – Нормально. Всё, идём, – он уже было шагает к двери, но Олег успевает перехватить покрытое мурашками предплечье. – Ты подготовился? Серый странно морщится, кивает на душ. – Я чистый, что ещё... – Серёж... Олег качает головой и тянет его обратно. Фиксирует перед собой и сжимает напряжённые плечи, чтобы тот никуда не делся. – Ты вообще суть процесса уловил? Серый скалится. Как подросток, который «всё и так знает», но занудный взрослый не позволяет получить свой жизненный опыт без непрошенных советов. – У меня к тебе была только одна просьба – не дать мне ей навредить. Больше от тебя ничего не требуется. Олег закатывает глаза, даже не оскорбившись на такой ответ. Упрямство Серёги вкупе с его наивностью порой даёт дикую неуёмную смесь. – Ты ей, может, и не навредишь. А вот она тебя порвёт, если пойдёшь туда без подготовки, ты это понимаешь? Серый раздражённо фыркает, тянет руку пока ещё несильно, предупреждающе. Олег знает, что если не успеть переубедить, тот применит силу, чтобы высвободиться. – Ничего она мне не сделает, – чеканит он угрюмо. – Вручишь ей гель — она разберётся. Олег чувствует, что закипает. И состояние крайнего раздражения провоцирует действовать. Он тянется рукой к столешнице, в которую вмонтированы раковины, хлопает по поверхности. – Давай сюда. Волков видит, как загораются синие глаза. Серый ещё помнит. Прекрасно помнит сцену на кухне. Олег, к сожалению, тоже. Но эмоции Разумовского сейчас иные, противоречивые. Заинтересованность смешивается с настороженностью, испугом. Чужие скулы вспыхивают, губы приоткрываются. – Что ты задумал? С тобой… Нет! Олег почти улыбается, настолько капризно это прозвучало. И одновременно душит, выкручивает ненужное сейчас чувство задетого самолюбия, давит в себе навязчивую обиду. – Ей доверяешь больше, чем мне? – интересуется Волков, заранее зная, что ответ будет отрицательным. Доверие Серого – штука тонкая, хрупкая. И добиваться его следует годами безропотного служения. У него есть преимущество хотя бы в этом. Олег не дожидается ответа, разворачивается к раковине, чтобы достать из зеркального шкафчика нужный тюбик — свой собственный, до которого Серому до сих пор не было никакого дела. Олег наверняка бы посоветовал, догадайся он раньше, что Разумовский – кто бы мог подумать! – тоже способен на дрочку. Сергей так и стоит на месте, неловко сжимая пальцами край полотенца. Он встревожен, смятение отпечаталось на распаренном после горячего душа лице. Олег перехватывает тюбик двумя пальцами – указательным и средним – и демонстрирует его, как козырь из карточной колоды. Кивает вновь на столешницу, и Сергей краснеет сильнее. – Я не собираюсь тебя отыметь, успокойся. Угадал. Серый даже выдыхает, настолько неизвестность до сих пор держала его в напряжении. Он даже было шагает к раковинам, но останавливается рядом. Смотрит на друга с сомнением, с застывшим на губах вопросом. Но что-то прикидывает в голове и, наконец, водружает себя на указанное место. Ёрзает, будто в нетерпении, предвкушая что-то своё, уже реализованное в неиспорченной фантазии. Так ничего и не спрашивает. – Только быстро — сбежит ведь. Олег хмыкает, останавливаясь перед ним, мельком оглядывая с ног до головы, с которой нелепо съехало полотенце. – Как получится. Рука после массажа вернула себе работоспособность, и Олег без особого труда дёргает Серого за бёдра, протаскивая его к самому краю столешницы. Тот аж вскрикивает, неловко растопырив руки, чтобы удержаться. – Да твою мать, Вол… Он не договаривает, давясь воздухом, когда Олег бесцеремонно разводит его ноги в стороны, так, что полотенце на бёдрах просто развязывается от такого грубого напора. – Ногу сюда, – он сгибает его левое колено, вынуждая упереться пяткой в край мраморной плиты. Серый хмурится, но подчиняется. Его взгляд прикован к руке Волкова, которой тот выдавливает гель на свои пальцы. Всё ради его безопасности. И только. Но стоит руке потянуться к чужому паху, как Серый дёргается, скидывая ногу со столешницы. – Воу, нет! – выдаёт он, сводя ноги, но Олег успевает удержать их на месте. За что немедленно получает сдёрнутым с головы полотенцем чуть ли не по лицу. – Успокойся. При ней тоже истерику закатишь? Серый задыхается от возмущения, но быстро притихает – Олег ради пробы гладит его по колену. Смотрит в глаза и улыбается почти снисходительно, как ребёнку перед неприятной процедурой в поликлинике. – Я тебе гарантирую, Серый: если я тебя сейчас не подготовлю – ты взвоешь. А кто потом будет лечить твой пострадавший зад? Разумовский хмурится, скалится. Олег знает, что умом тот давно понял, что неправ, но признавать свои ошибки Серый только учится, и процесс этот не быстрый. Волков не собирается его торопить. – Дай мне просто показать, чтобы ты осознал масштаб проблемы. Он снова сам ставит ногу Серого выше, открывая себе доступ. Растирает гель, который успел согреться, между пальцев, жидкая масса почти стекает вдоль ладони. Похоже, им обоим чертовски неловко, и если Олегу успешно удаётся скрыть реальные эмоции, то Серый уже шумно пыхтит, как паровой котёл, готовый взорваться в любую секунду. Он даже не пытается настоять на самостоятельности: может, находит это более унизительным, а может, просто невнимательно читал, изучая принципы анального секса где-нибудь в интернете. В любом случае, в таком виде Олег видит его впервые и, чёрт возьми, Серый предстал перед ним совершенно беззащитным. Степь их доверия друг другу сейчас либо возрастёт в десятки раз — либо рухнет, изотрётся в пыль без возможности восстановления. У Сергея часто вздымается грудь, от участившегося дыхания приоткрывается рот. Он выглядит загнанным в угол зверем, и Олегу почти жаль его. Но ставки уже сделаны, и отменить ход событий не получится — его персональные правила жизни этого не допустят. – Не дёргайся, я аккуратно. Скользкие пальцы осторожно касаются промежности, от чего Серый рефлекторно втягивает живот и на пару секунд перестаёт дышать. – Так страшно? – Олег позволяет себе улыбнуться, поднимая голову, и Сергей строптиво поджимает губы. – Тебя я точно не… Блядь, стой! Олег едва успевает завести руку ему за спину, удерживая на месте. Даже один палец входит туго, настолько его тело зажато. Мозг наверняка упорно протестует против таких манипуляций, отдаёт команды сопротивляться, заставляет мышцы каменеть. Олег пересиливает себя, вместо очередной реплики в духе «я предупреждал» прижимает к себе одеревеневшее тело. Кладёт подбородок на обнажённое, влажное из-за стекающих с волос капель плечо. – Спокойно, спокойно… – Заткнись! – Разумовский сжимается сильнее, Олег щекой чувствует, как у того напрягается челюсть от сжатых зубов. Он перестаёт давить, останавливается на двух фалангах, упрямо стараясь не думать, как, чёрт возьми, внутри горячо. Всё внимание — на него. – Тебе больно, или потому что именно я это делаю? – уточняет Волков. – Да не… – Серый сбито выдыхает, качает головой. – Чёрт, почему я сам этого не сделал. Я сейчас сдохну, Волч… Я на хрен… Он замолкает и мелко вздрагивает: лёгкий укус за хрящик в верхней части уха делает своё дело. Волков, следуя пёсьим повадкам, зализывает место укуса, и от следующего движения пальца внутри ему передаётся чужая дрожь, а до слуха доносится едва уловимый звук родного голоса в судорожном выдохе. Хорошее начало. Волков упорно игнорирует тянущее ощущение в паху, отводит назад руку и добавляет второй палец. Почти сразу чувствует неслабую хватку на своих плечах. – Не бойся, не наврежу, – обещает Олег, на что Разумовский цокает. – Я не боюсь. Блядь, просто представь себя на моём месте! Олег усмехается, утыкается лицом в чужую шею, носом ведёт вдоль пульсирующей вены. – Я представляю. Его голос, пониженный до шёпота, вибрирует от хрипотцы. – Мне бы понравилось. Разумовский ахает от слишком резкого движения, и Олег осуждает себя за это. Отвлекающий манёвр, чтобы сбить Серого с смысли, чтобы не слышать его мнения о своём признании, которое удивило даже его самого. Олег осознает, что не у одного Серёжи сейчас сносит крышу. – Обхвати меня за шею. Серый подчиняется, явно туго соображая, но изменившаяся поза освобождает пространство, позволяя Волкову вести в полной мере. Впрочем, с третьим пальцем он жалеет о своём предложении: приходится откинуться назад, чтобы не оказаться задушенным. Он замечает, как Серый жмурится, мычит сквозь сжатые губы. Чувствует, как его пальцы оттягивают сзади футболку, цепляясь за неё с отчаянием утопающего. Снова приходится подавить в себе желание напомнить, что он собирается сделать, и чем бы это всё закончилось без подготовки. Вместо этого Волков приникает губами к шее, покусывает, вылизывает кожу, всё ещё пахнущую персиковым гелем для душа и отдающую мыльной горечью. – Скажи, если больно, – предупреждает он, чувствуя, как сильно сжимают его пальцы чужие мышцы. – Серый, не молчи. Говори, что чувствуешь, иначе как я пойму… – Я чувствую, что меня имеют! Что ещё я… ха… должен чувствовать… Но в ответ на поцелуи откидывает голову набок, сильнее открывая шею. Волков принимает подачу, ведёт языком вдоль искусанной кожи, по линии челюсти к уху, втягивает губами мочку, прикусывает чуть сильнее и вместе с тем вводит пальцы глубже. Над ухом слышно короткое хныканье, и со спины пропадает рука, пробирается между ними, опускается вниз. Олег ожидает, что его вот-вот схватят за запястье, но рука замирает выше, накрывает пах и сжимает плоть. Волков позволяет себе короткий смешок прямо на ухо. – Всё нормально, не стесняйся. – Да уж поздно стесняться! – всё-таки выдаёт остатки сарказма Серый, рукой двигая в такт ускоряющимся точным движениям Олега. – В первый раз можешь и не кончить, – предупреждает он, понимая, что Сергей полностью погружается в процесс. – Не торопись. – Давай ещё поучи меня, когда я могу кончать! Олег пожимает плечами. – Ну, ещё недавно ты интересовался… – Замолчи! Волков прищуривается в ответ на столь резкий выпад, испытывая неуёмное желание отомстить, и буквально загоняет пальцы по самое основание. Серый дёргается, как от удара током, скулит, ведёт бёдрами назад, рефлекторно пытаясь отстраниться, соскочить, но разнеженный после душа, беззащитный в своём положении, не может противостоять крепкой хватке спецназовца, единственная слабость которого сейчас – почти болезненная, стянутая тугими штанами эрекция. – Страпон достанет глубже — привыкай, – не сдержавшись, предупреждает Волков, в ответ получая болезненный укус за плечо. С трудом подавив в себе желание засадить Разумовскому ещё раз, Олег останавливает возникшую борьбу, мягко гладит его между лопаток: кожа после душа при таком испытании снова становится влажной. В помещении невыносимо душно. Волкову жарко, так жарко, что хочется выть. Разум, твердящий об ответственности за это бестолковое в сексуальном плане существо, даёт сбой, врубает какие-то первобытные инстинкты, трудно подавляемое желание дать себе волю. Он почти растянут. Ведь можно предложить дойти до конца, убедить, что после полноценного акта будет легче с чёртовым резиновым хером. Презервативы в кармане прожигают ткань, напоминая о своём наличии. Сквозь аромат мыла начинает пробиваться его собственный телесный запах, который Волков жадно вдыхает, сжимая в руках ставшее мягким, податливым тело. Внутри уже свободно, дьявол, как раз для него! Утешает и одновременно распаляет мысль о том, что Серый в курсе, Серый доверяет, Серый сам предлагал присоединиться, так что же… – Серёж… – пальцы давят на стенки, ищут нужный угол, нужную точку, чтобы показать. Ещё чуть глубже, ещё немного дотянуться… Чужие бёдра вскидываются навстречу, а с губ срывается первый настоящий, живой стон. Волков повторяет манипуляцию, получая всё ту же реакцию, и чувствует, что если сейчас не возьмёт себя в руки в буквальном смысле этого слова, то всё закончится насилием. – Серёж… Серёж, давай… – он оставляет чувственные поцелуи прямо под подбородком, губами ощущая, как Разумовский нервно сглатывает. – Послушай, давай мы… Арх! Он почти давится словами, ощущая, как впиваются в лопатки чужие ногти. Мышцы вокруг пальцев сжимаются с частой пульсацией, и Олег почти обречённо опускает взгляд вниз: смотрит на свежие белые капли на подтянутом животе, застрявшие в коротко стриженных рыжих волосках. Он допускает выдох разочарования, едва находя в себе силы порадоваться результату. Не всё так страшно. – Блядь, – выдаёт Разумовский и чистой рукой накрывает лицо, затылком откидываясь на запотевшее зеркало. Запыхавшийся, как после марафона, он точно бы съехал вниз, если бы Олег не продолжал его держать. Серёжа находит в себе силы без капли терзаний схватить Волкова за запястье испачканной семенем рукой и отстранить от себя. Высвобождённые пальцы ещё с секунду чувствуют фантомную тесноту и жар чужого тела. Олег сжимает их в кулак, борясь с лёгким онемением после частых однообразных движений. «По крайней мере у него останутся приятные ассоциации», – рассудительно думает он, но размышления прерывает упёршаяся в грудь рука. Серый буквально отпихивает его от себя, будто рядом с Олегом ему не хватало воздуха. Ссутуливается, цепляясь пальцами за край столешницы. То хмурится, то смаргивает, словно не может определить для себя, что должен по итогу испытывать. У Волкова те же ощущения. Голова кругом, неистовый жар в груди и возбуждение, от которого можно отвлечься, лишь впившись ногтями себе в ладони. Чем Олег и занимается, стоя в полуметре от пытающегося выбраться из объятий эйфории Сергея. – …Ладно. Ладно, ладно…. хорошо, – выдаёт Серый и крайне аккуратно спускает ноги на пол. У него на секунду подгибаются колени, к ступням падает некогда повязанное на бёдрах полотенце. Он вытягивает одну ногу в сторону, сгибает и разгибает в колене: видно, затекла. Старательно избегает взгляда Олега, а тот и не пытается привлечь его внимание. Молча смотрит, как Разумовский нервно суёт руки под слишком сильно выкрученную стою воды в раковине, так, что разлетаются брызги, как стирает с себя остатки спермы и наспех вытирается оставшимся на столешнице полотенцем. Волосы немного просохли, взлохматились. Холодный свет потолочных лампочек оставляет на них и на молочной коже с побледневшими веснушками сине-фиолетовый отблеск, который Серый спешно скрывает белым банным халатом. – Это же Лерин, – бросает Олег первую после случившегося фразу. И видит, как Серёжа сжимает пальцами края, плотнее запахивая его на себе. Смотрит на рукава и думает: долго, сосредоточенно. Олег уже не уверен, что выбор сделан случайно. – Может, переведёшь дух? Сер… Стой! Ему не отвечают ни словом, ни жестом: Разумовский просто выскальзывает за дверь и толкает её за собой, отрезая Олегу путь. Заставляет его замереть в растерянности и совершенно дурацком положении. А следом, как ядерная волна, накрывает ярость. Один чёртов широкий жест — а расплачиваться за него, прохоже, придётся чуть дольше, чем до конца жизни. Натренированный армией, войной и жизнью, Волков сохраняет внешнюю иллюзию спокойствия и стойкости, утихомиривает внутренний ураган до состояния омерзительного сквозняка, мелкого камня в ботинке. Не поддаётся. Трёмя размеренными вдохами успокаивает поток мыслей и выкручивает кран с холодной водой в душевой кабине. Сдёргивает с себя футболку и контрастно осторожно расстёгивает ремень на брюках. От болезненности эрекции хочется скулить, злость пытается захватить разум с новой силой, но Олег привык бороться, в том числе с тобой. Ледяная вода обжигает. Будто тысячи мелких иголок впаиваются в кожу. Это хорошо, это очищает, заставляет трезветь. Возбуждение под столь насильственным методом самоконтроля постепенно сходит на нет, и Олег, стуча зубами, меняет температуру воды, постепенно приближая её к комфортной. Здесь ещё стоит персиковый запах, бутылка с гелем для душа – единственное, что занимает небольшую полку под креплением для душа. Волков не хочет к нему прикасаться. Он закрывает глаза, подставляя лицо струям воды. Она бьёт по губам, заливается в рот, в нос, под веки (как под веки?он же закрыл глаза?), в уши. Барабанит по металлическим бортам кабинки почти неслышно. Всё хорошо. Он дома. За спиной не ждёт отряд, тяжёлое оружие, о котором вечно будет напоминать мозоль на пальце, запах пороха и крови. Вода не заглушает крики и выстрелы. Всё в порядке. Он в порядке. Руки упираются в стенку, и голова безвольно опускается к груди. Лёгкие снова наполняются воздухом. С Серёгой всегда было, как на войне. Треклятый скрежет несмазанной двери заставляет натянуться струной, подобраться, принять боевую готовность. Он часто моргает из-за непрерывно льющейся воды и недоуменно смотрит на Серого, что застыл перед ним, упираясь руками в стеклянные стенки. Его взгляд не сулит раскаяния и тем более извинений, Олегу даже кажется, что его гнев намного сильнее. Он не замечает, как ему на лицо, волосы и плечи льётся вода. Халат быстро намокает, пристаёт к телу. Он молчит, долго и пытливо глядя Олегу в глаза. Кривит губы. Волков выгибает бровь, но не спрашивает. Ждёт. – Меня или её? – наконец срывается с его губ. Олег недоуменно моргает, сплёвывая накопившуюся во рту воду. – Что? – Кого из нас ты бы трахнул? Секунда осознания. Ещё пара — на анализ ситуации и сопоставление фактов. Быстро, как на поле боя. – Серый, закрой дверь. Олег тянется к краю дверцы, но Разумовский подставляет руку, не позволяя её сдвинуть. – Ответь на вопрос. Я или она? Кто? – Мент в пальто. Уйди, не выпускай тепло. Но Сергей в решительном настрое ставит ногу прямо в поддон душевой, лишая Волкова последней возможности уединиться. Олегу хочется уточнить, не едет ли у Серого крыша, но ответ на этот вопрос всегда будет однозначным. В этом он убеждается, когда тот тянется к его лицу, почти полностью забираясь в кабинку прямо в халате. У Олега, кажется, не остаётся сил удивляться. Даже когда губы Сергея накрывают его собственные, он воспринимает это почти как само собой разумеющееся. Разумовский целуется чертовски технично, как будто сдаёт экзамен. Сосредоточенно и чётко, как учили. Олег, внутренне скуля, что накануне убил всё возбуждение ледяной водой, поддаётся напору и кладёт руки на чужие бёдра, обтянутые мокрой тканью. Сначала отвечает, мягко, будто сдавшись, затем перенимает инициативу. На этом Серый отстраняется, стоит перед ним с комичным видом мокрого воробья, продолжая заливать пол и, вероятно, топить соседей. – Я ещё помню, – гордо заявляет он и бестолково убирает прилизанные водой волосы с глаз, проводит рукой по лицу. – Не думай, что мне это не важно. – Игры с водой у тебя входят в привычку, – с усмешкой замечает Олег. И ждёт реакции, опасаясь, что у того сейчас снова сорвёт башню. Но Сергей улыбается в ответ, подбирает полы халата, хоть как-то выжимая его в поддон, и делает шаг назад. – Не задерживайся. Мы ждём. В смысле, мы с Лерой, – он стягивает с себя мокрый халат прямо на ходу, меняя его на чистый и сухой. – Мы ждём. Олег до последнего наблюдает за ним, пока Сергей не скрывается за дверью, в этот раз спокойно прикрывая её за собой. Он, ещё ощущая лёгкое жжение на губах, закрывает дверцу душевой и застывает на несколько секунд, прижавшись к ней руками. Уголки губ сами собой тянутся вверх. «В самом деле помнит».***
Он застаёт их вместе, и почему-то от этого становится легче. Было бы куда страшнее, если бы оба сидели по разные стороны кровати, неловко сжимая ладони между коленей, как подростки, едва вступившие в пубертат, но ещё не успевшие как следует ознакомиться с собственным телом. Олег считает себя плохим учителем, и если тренировки он ещё осиливал с горем пополам, то половое воспитание – далеко не его среда. Но, благо, дети постигали эту науку сами и, судя по всему, весьма успешно. Олег, так и замерев в полуметре от порога, наблюдает, как Серый с Лерой стоят, уткнувшись друг в друга, вжавшись так сильно, что, кажется, стремятся соприкоснуться каждой клеточкой тела. Волков слышит шелест шёпота Сергея, но не может разобрать слов, будто они там, вдвоём, говорят на каком-то особом, их персональном, языке. Лера улыбается неловко, смущённо, и Серый закрывает ладонью ямочку на её щеке. Целует… по-взрослому, без страсти, мягко и утешающе, и Олег на секунду чувствует себя использованным. Будто Разумовский возвращался в ванну только для того, чтобы отточить навык. Лера замечает его первой. Высовывается из-за чужой головы, поджимает губы, как будто пытается улыбнуться, но обстановка требует иных эмоций. Серый оборачивается резко, но, глядя на Олега, сжимает плечи девушки, словно пытаясь удержать её на месте. – Вы неплохо справляетесь, – замечает Олег и делает несколько шагов в их сторону. В комнате стало свежо, похоже, Лера позаботилась о проветривании. Вместо снеков здесь теперь пахнет чем-то мятным и фруктовым. Её туалетная вода, гель для душа, смазка, кондиционер для белья и, возможно, жвачка. Он мог бы заявить, что они разберутся без него, и впору было бы оставить их двоих самостоятельно познавать искусство нетрадиционной любви, но проклятая ревность, давно сидевшая змеёй на шее, снова впивается в кожу, тянет жилы. А мозг упорно предлагает скрыть это от самого себя, пряча нежеланные чувства под видом необходимости уберечь от неприятностей единственного родного человека. Самообман для Олега давно стал защитным костюмом, бронежилетом, позволяющим сохранить в целости собственное сердце. Олег первым садится на кровать: с краю, полубоком, опускает ладонь на колено. – Подойди сюда. Серый безошибочно определяет, к кому тот обращается, задерживается при девушке на пару секунд и следует указанию. – Ты всё продумал? –Ты можешь ещё передумать. – Волков, – Серый скалится, давит, и Олег сдаётся. Протягивает ему руку. –Халат снимай, пояс – мне. Разумовский в первый момент теряется: ему сложно перестроиться с одной эмоции на другую, но подчиняется, если это вообще можно назвать подчинением. Правила игры всё ещё его — Олег лишь покорно принял роль ведущего. Он сжимает в кулаке сложенный пояс и подвигается чуть дальше. – Ложись. Грудью — мне на колени, запястья вместе. Он говорит спокойно и размеренно, будто рассказчик драматической новеллы, и думает только о том, как будет выкручиваться в случае срыва столь шаткого плана. Он, кажется, уже трещит по швам: Серый медлит почти минуту прежде, чем выполнить указание. Олег ощущает, как тот зажат: его грудная клетка часто давит на колени, ритм сердца ускорен. Хочется снова напомнить ему, что это не испытание силы воли, а нелепая прихоть безумца, но Волков молчит и обматывает поясом от халата сжатые между собой запястья. Краем глаза он видит, как Лера прижимает к себе простыню, стыдливо прячет свой нелепый вид. Она выглядит, как жертва обстоятельств: Серый всегда напоминал своим характером стихийное бедствие, от которого не скроешься. Волна рано или поздно настигнет каждого — оставалось только перетерпеть и научиться с этим жить. Разумовский утыкается носом в связанные руки и шумно сопит. Его раздражает ожидание, и Олег подаёт Лере сигнал, приглашая присоединиться. – Бёдра подними. Серый возит коленями по пледу, сбивая его в комок, кое-как приподнимает зад, попутно пытаясь удобнее устроиться головой. Олег, уловив стремление Серого сохранить шею в более горизонтальном положении, дабы потом не ныть, жалобно похрустывая позвонками, дотягивается до подушки и помогает Разумовскому устроиться на ней головой. Тот пробует, ёрзает несколько секунд, но отказывается от этой идеи и просто отползает назад, чтобы устроиться головой на чужих коленях. Лера тихо ойкает, привлекая внимание. Олег замечает, что Серый едва не сбил присоединившуюся к ним Макарову бёдрами, и прикусывает внутреннюю сторону щеки: вот уж сейчас точно нельзя позволить себе улыбнуться. – Ты знаешь, что делать, – подбадривающе произносит Олег и, дождавшись кивка, сосредотачивает внимание на уткнувшемся носом в щель между его коленей Разумовском. Дурак… Волков опускает руку на ещё чуть влажные, спутанные волосы. Гладит, перебирает рыжие пряди и чувствует, как из-за этих бестолковых действий тот понемногу расслабляется. По крайней мере перестаёт впиваться ногтями в собственные ладони. Света в комнате немного: всего два светильника над кроватью, как крохотные костры во тьме чащи, но и от них Олег предпочёл бы избавиться. Так стало бы легче для всех. Он смотрит вниз — на него. Только на него: его затылок, открытую шею со вставшими от сквозняка мелкими светлыми волосками, на плечи, с которых давно стёрлись юношеские веснушки. Когда Серёжа вздрагивает, Олег рефлекторно кладёт руку ему между лопаток и осторожно давит. Он не смотрит на Макарову: её положение не менее щекотливое, и ей будет проще справиться без постороннего внимания. Но то, как она давит бёдрами, Олег ощущает отлично. По тому, как Серый подаётся вперёд, пытаясь по первости уйти от контакта. Волков придерживает его за плечи, понимая, что один неосторожный рывок с его стороны – и Олег окажется в невыгодном положении для контроля ситуации. В ушах непривычно давит, шумит, будто под водой. Волкову в самом деле хочется, чтобы его уши залило, когда Серый издал первый полустон-полурык и заскрёб пальцами по подушке. – Боже… Дрожащий голос Леры выдаёт первые признаки паники, уж такое Олег умел определять: по интонации, по вибрации голоса, по всему, что выдавало солдата на поле боя. Чувство ответственности подстёгивает бичом. Он придерживает Серого за плечи, сосредотачивая в руках силу, и смотрит на девочку, которая давит рукой на пытающуюся выгнуться поясницу своего любовника. – Валер, не тяни так долго. Будешь давить по миллиметру – мы тут все втроём состаримся. –Хочешь поменяться со мной местами? – язвительно бросает она, но путается в мыслях, подаётся стянутыми ремнями бёдрами вперёд резко, будто в отместку за сказанные под руку слова, забывая, что мстит не тому. Серый реагирует, шумно втягивая воздух сквозь сжатые зубы. Снова напрягается, ёрзает, поворачивает голову то на одну, то на другую сторону. Трётся щеками о грубую ткань брюк Волкова, от чего его кожа моментально краснеет. А может, причина в другом? Ещё одно движение, и Серый не выдерживает – матерится тихо, как-то гортанно. Олег подавляет желание напомнить о своём предупреждении. Вместо этого утешающе гладит Сергея по голове, по шее, сжимает пальцами одну из его рук. Силится понять и принять необходимость этой экзекуции, которую Разумовский потребовал сам для себя. Потому что сам не может, просто не в состоянии переступить через собственные принципы. Олег задумывается о том, сможет ли Серый пойти на попятную сам, без вмешательства. Хоть раз признать свою ошибку, чёрт возьми. И будто в отрицании этих мыслей, Разумовский сам прогибается в спине и приподнимает бёдра, пальцами цепляется за ногу Волкова, двигаясь от размеренных осторожных толчков. Олег жалеет, что не видит его лицо и прислушивается лишь к тактильным отзывам чужого тела. Хочется прижать его к себе, сомкнуть в объятиях со всей силы, уберечь, спрятать. Серый почти всхлипывает, мычит: тонкие, но крепкие пальцы сжимают кожу сквозь брюки до боли. Разумовский сжимается в комок, дышит носом часто, сбито. Олег заводит руку под его подбородок, дотягивается пальцем до губ, ощущая влагу от слюны. Серый дёргает головой, отпускает чужую ногу и упирается раскрытыми ладонями в кровать перед собой. Лбом тычется в его колено, скулит. Ни капли агрессии, ни капли удовольствия: самобичевание человека, что пытается вытравить из себя взрощенный за много лет эгоизм. Терпит и принимает. Олег не испытывает возбуждения, которое справедливо ожидал о тебя. Он злится. После наиболее сильного рывка, когда тело на его коленях сковывает судорогой, далёкой от дрожи наслаждения, он рискует оторвать от него взгляд. – Валер, помягче, – просит он, глядя на девушку, что сама — как натянутая струна. Прямая спина, чуть отведённые назад напряжённые плечи, волосы, упавшие на лицо. Она выполняет свою задачу, отданную ей команду: загоняет игрушку всё глубже, потому что это очередной приказ, тренировка на выносливость, испытание нервной системы. – Валера! – повторяет он громче, и она замирает, вскидывает голову, демонстрируя алеющие скулы и нездоровый блеск в глазах. – Что? – роняет она единственное слово, кажется, находясь где-то на грани реальности. – Помягче, – повторяет Олег. До Макаровой будто не сразу доходит. Она облизывает губы, кивает дёргано. Собирается и продолжает. Серый содрогается уже привычно, и Олег не сразу понимает, что тот смеётся. Бесшумно, выдавая себя лишь дыханием. Он умудряется извернуться так, чтобы взглянуть на Волкова снизу-вверх с пьяной истеричной усмешкой, и у Олега сводит все органы от этого взгляда. Он хочет спросить, всё ли в порядке, но язык будто прилип к нёбу, во рту пересохло. А Серый будто специально сдвигается головой ближе к его животу, давит щекой прямо на пах. Во влажных синих глазах едкое: «Я не позволю тебе остаться в стороне». Олег рефлекторно сглатывает, но сухое горло неприятно обжигает. – Лежи смирно, – голос звучит почти жалко, сипло, как скрип пенопласта. Серый всё ещё вздрагивает от толчков, морщится, но глядит с вызовом. Ему, чёрт возьми, ни капли не стыдно. Для него удовольствие не в самом процессе, а в наслаждении очередной персональной победой. «Ты сделаешь всё, что я скажу». Олег испытывает смутный отголосок тревоги. Как будто взгляд принадлежит не ему, не Серому. Тело пробирает дрожь, будто кто-то сорвал с гранаты чеку и оставил её при себе. Напряжение сдавливает тело железными тисками. Серый уже недвусмысленно трётся щекой о его пах, вынуждая тело реагировать. Олегу хочется обратиться с просьбой… Нет, потребовать прекратить. Он — просто наблюдатель, нельзя срываться. Нельзя… Только у Разумовского явно другие планы. Затуманенным взглядом Олег видит, как тот раскрывает рот, обнажая зубы, и при новом сильном толчке сжимает ими ткань его брюк, едва не прихватывая плоть. – Блядь… – цедит сквозь зубы Волков, несколько напуганный такой игрой. Он вспоминает, зачем он здесь, и осознаёт, что провалил задание. Серый, очевидно, уже ощущает заметную выпуклость в его штанах, и, честно говоря, уже наплевать. Отчасти Серый заслужил то, что сейчас вынужден вжиматься лицом в его пах. Страх и боль всегда вынуждали его действовать безрассудно и глупо, провоцировать людей и сильнее подставлять себя под удар. В какой-то степени это была адреналиновая наркомания, которую Олег, так уж вышло, невольно поощрял всю его жизнь. Пальцы сами собой зарываются в рыжие влажные волосы. Он отвечает на подстрекательство и буквально вдавливает чужую голову сильнее в бёдра. Серый мычит, дёргается, и от этого почему-то восхитительно хорошо. Член почти соприкасается с его губами, и ткань домашних брюк кажется невыносимо плотной. «Её или меня…» Это были капризы обиженного ребёнка, которому не уделили достаточно внимания и не выдали звёздочку за хорошее поведение, но для Волкова это провокация, на которую невыносимо хотелось повестись. Он слышит эти чёртовы пошлые хлюпающие звуки, визуализирует, как залитый гелем резиновый член растягивает Серёжу изнутри, давит так, что смазка сочится по бокам. Нечто большее станет для него потрясением, и Волков задействует всю свою силу воли, чтобы сдержаться, не включиться в игру. Лера даёт ему шанс отвлечься спустя пару десятков секунд. Серый утробно стонет, когда та подаётся назад, у него сводит судорогой мышцы на ногах и бёдрах. Олег, продолжая держать его голову на коленях, смотрит, как девушка дрожащими пальцами расстёгивает ремни. Страпон падает на край кровати, не удерживается и летит вниз, ударяясь о паркет. Этот звук звучит в ушах, словно сигнал, побуждающий к действию, и Олег высвобождает Серого из захвата и заставляет перевернуться. У того не сразу получается – руки совсем не держат. – Давай, – Лера суёт раскрытую ладонь практически ему под нос, и Олег быстро соображает, о чём речь, приподнимается, вытаскивая из кармана презервативы. Серый это замечает, смотрит расфокусированно, уже лёжа на спине, но головой — всё ещё на коленях Волкова. Моргает слипшимися ресницами, приподнимает голову, чтобы взглянуть, но Олег вновь фиксирует её, наклоняется над Серым, хитро улыбаясь. – Что вы… Его голос звучит неестественно, посаженно. Разумовский облизывает губы и в следующую секунду распахивает глаза. Олег отвечает короткой усмешкой, краем глаза наблюдая, как Лера вульгарно дрочит ему, стремясь вернуть утраченное после своего рода потери невинности возбуждение. – Ма шери, – он нервно приподнимает уголки губ. – Мы же не о том… – Ты хотел передать мне контроль – вот и лежи, – хлёстко отзывается Макарова. Олег невольно восхищается ей. Он-то уговаривал, объяснял, просил… Валера же включилась в игру так, будто эта роль всегда принадлежала ей. Она не даёт ему лишнего повода продолжить беседу — ловко раскатывает латекс по его члену. У Олега сосёт под ложечкой от этого зрелища. А следом — почти сносит крышу, когда девушка буквально седлает Разумовского и медленно опускается, опираясь руками о грудь Серого, точно в центре крестообразного шрама. Наблюдать за этим зрелищем равнодушно мог бы, пожалуй, лишь слепой. На этом этапе Волков планировал устраниться, оставить их наедине, ожидая, что позже Серый ответит ему благодарностью за верное решение, но Разумовский решил за него: отведя руку назад, Серый вцепляется в его предплечье, будто в поручень. Растрёпанные волосы закрывают его правый глаз, а левый, затянутый пеленой, смотрит, как девушка с изяществом мифической нимфы ведёт бёдрами вверх-вниз. Олег встряхивает головой: это не его мысли. Серый просто как-то ляпнул что-то такое, вот и вспомнилось. А у самого Разумовского, кажется, и мыслей никаких нет, разве что мозг время от времени подаёт команду снабжать лёгкие воздухом. Олег поддаётся странному искушению: кладёт руку на его грудь, ведёт мимо ладоней девушки, ощущая, как упираются в пальцы рёбра от каждого глубокого вдоха. Макарова вдруг перехватывает его запястье и ладонью зажимает руку Олега между собой и грудью Серого. Волков ощущает себя пойманным, зажатым со всех сторон. Он позволил заманить себя в капкан, из которого нет выхода. А дурман возбуждения только растёт, растекается ядом по телу, парализует разум и высвобождает инстинкты. Хотелось бы ему ещё три минуты назад быть на месте Макаровой? Безусловно. Хочется ли сейчас быть на месте Серого? Чёрт возьми… Олег ощущает их обоих, чувствует, как они плавятся между собой. Сергею достаёт решимости сжать чужое бедро, надавить, побуждая опуститься ниже, и Лера поддаётся. У неё маленькая грудь, ещё упругая в силу возраста. Олег смотрит, как едва заметно подпрыгивают при движении аккуратные темные соски. Во рту снова пересыхает. А остатки влаги так невыносимо хочется оставить на одном из них… Олег мысленно ругается, зажмуривается, но тут же открывает глаза от короткого, сорвавшегося на выдохе с чужих губ стона. Серый, наконец, отпускает его предплечье и обеими руками сжимает бёдра девушки, не позволяя ей приподняться в очередной раз. Волков осознает, что Серёжа второй раз кончает в его руках. Самое время кому-то отдышаться, а кому-то – снова под ледяной душ. Тело уже не вывозит таких испытаний, и Олег намерен сейчас же запереться в ванной и выплеснуть всю скопившуюся в нём энергию, пока перед глазами ещё свежа картина случившегося. Он подталкивает Серого в плечо, почти спихивает с себя, уверенный, что тот в своей послеоргазменной неге даже не заметит, как окажется головой на подушке. Но тот, на удивление, поднимается сам. Коротко касается, просто мажет губами по губам Леры, которая перекидывает ногу через его бёдра, позволяя встать. Что-то быстро шепчет, получая в ответ кивок. Её раскрасневшиеся щёки и растрепавшиеся волосы изрядно портят привычный образ девочки-отличницы. Олег «фотографирует» и это, чтобы запечатлеть в памяти на ближайшие десять минут. Вытягивает ногу, чтобы затёкшие мышцы пришли в норму. Но встать не успевает: Макарова не просто хватает его за руки —повисает на нём. Давит на грудь и опрокидывает на кровать, вжимаясь своим разгорячённым телом. На лице нет улыбки, чтобы можно было списать это за шутку — только затуманенный взгляд и приоткрытые от недостатка кислорода губы. Она буквально льнёт к тому, кто вообще не должен был в этом участвовать. Тянет руки к лицу Волкова, но так и не успевает коснуться – Олег, пользуясь солдатскими рефлексами, мгновенно перехватывает запястья, смотрит серьёзно, почти осуждающе. – Нет, – отрезает он, хмурится. – Ты же прекрасно знаешь... Леру будто током бьёт от этих слов. Она скалится, копирует это свойственное Серому выражение лица. Выхватывает руки и резко давит на чужие плечи, нависая над Волковым и склоняясь к его лицу. – Хватит строить из себя жертву, – проговаривает она, выделяя каждое слово. И тут же расплывается в улыбке, будто в опьянении. Прищуривает глаза, наклоняясь ещё ниже. – Мне чертовски надоели твои побеги. Она не контролирует собственную речь. Внизу живота всё ещё невыносимо тянет, тело жаждет разрядки, манипулируя сознанием и языком. – Здесь и сейчас всё, чего я хочу – это вас. Обоих. И если ты... Лера ахает от неожиданности, получив ощутимый шлёпок по бёдру. Смещается в сторону, оборачиваясь, чтобы высказать своё возмущение, но видит, как Серый уже сосредоточенно расстёгивает брюки Волкова, тянет за шнуровку, пользуясь тем, что Лера освободила ему место для манёвра. Она тихо смеется, встряхивает головой, убирая с глаз волосы, и возвращает внимание Олегу. – Сегодня никто не позволит тебе сбежать. Олег не находит слов, даже мыслей в голове не возникает. Надо протестовать, надо донести, что идея чертовски плохая, но… С него резко и грубо стягивают домашние штаны. – Готово, – мурлычет Серый, будто бы ещё пару минут назад не лежал измученный и обессиленный. Лера отводит руку назад, подставляя раскрытую ладонь, в которую Разумовский, как по сценарию, вкладывает новый презерватив. Блядь, конечно, это сценарий. Не он один успел переговорить с девочкой, вот ведь хитрый лис… Он едва не взвывает, когда Валера сжимает его давно стоящий колом член. Слишком уж позорно будет кончить от одного прикосновения. Сил нет думать о том, что это их первый столь тесный контакт, о том, что рядом вытягивается Серый, довольный, как сытый кот — и смотрит. Смотрит, как в прошлый раз, наслаждаясь игрой на собственноручно выстроенной сцене. И раз уж теперь второй состав имеет честь стоять на подмостках, что ж… К чёрту сценарий! Волков подхватывает Валеру под бёдра и резко роняет на кровать, переворачиваясь и уже сам нависая над девушкой. Он принимает предложение: разводит её ноги почти грубо, пристраивается, как хищник, нацеленный на жертву, проникает одним движением и с рычанием припадает губами к чужой шее. Кажется, эта кровать впервые ощущает подобное обращение. Каркас ударяется о стену, когда Олег буквально загоняет себя в разгорячённое тело, выбивая жалобные стоны-всхлипы. Чувствует пальцы, ногти на своих плечах, влажное дыхание в основании шеи. Её голос заполняет уши, голову, отдаётся эхом в сознании, и он старается выбить, высвободить больше. Резче, глубже. От неё пахнет Серёжей... чёрт возьми, его гель для душа, он пропитал чужую кожу, и Волков, как зверь, тянет носом этот запах, наполняет им себя. Оставляет на шее метку, как клеймо. Неосознанно, поддаваясь инстинктам. И на самой грани ощущает, как его опережают, сдавливают изнутри. Стон почти перерастает в крик, а где-то внутри будто перерубают натянутый до предела канат. Перед глазами вспыхивают искры. Он замирает, содрогаясь от последних послеоргазменных волн. Хрипло дышит в чужую шею, пока Валера даже умудряется поглаживать его по плечу. Восхитительно… Мир ненадолго замирает, даже тиканья часов не слышно. Только сквозняк ласково облизывает влажные горячие тела. Олег, осторожно перекатившись на бок, прижимает к себе Валеру, как любовницу, стараясь не задумываться об их истинных отношениях. Он позволяет себе опустить руку прямо на обнажённое бедро, потому что в пределах этой кровати можно всё. Его пальцы греет влажная упругая кожа, плотные мышцы выточенные многолетними занятиями боевым искусством, всё ещё напряжены и мелко подрагивают. Её выносливости хватило на двоих, вот ведь… – Ммх… Серый издаёт звук подстреленного оленя, шебуршит где-то сбоку, но Олегу лень открывать глаза. Даже когда он ощущает, что тот из последних сил внаглую пытается утянуть из объятий Волкова вымотанную Леру, лишь удерживает девушку крепче. – Кыш. – Угомонитесь, – просит Макарова. Скорее мычит куда-то в плечо Олега, но у Волкова получается разобрать. Серого словами не проймёшь — он продолжает тянуть на себя Леру, как всё тот же капризный ребёнок собственную игрушку, которой взрослые несправедливо велели поделиться. Олег закатывает глаза, ослабляя объятия, предоставляя Лере выбрать самостоятельно. И она выбирает. – Не дадут полежать, – ворчит она, садясь на кровати и растирая руками лицо. – Боже… Олег открывает глаза, смотрит на её спину, затем — на Серого, что лежит всё той же загнанной дичью, смотрит из-под полуопущенных ресниц. Неопределённый спектр эмоций на его лице настораживает. Волков чувствует острую необходимость как-то разбавить атмосферу, пока никто из них вдруг не посчитал это горькой ошибкой, и ляпает первое, что приходит в голову: – «Всё, чего хочу – это вас обоих»? Серьёзно? – Олег хрипло смеется, когда Лера оборачивается и смотрит на него, надувшись. Не от смертельной обиды, конечно, но подушка всё равно прилетает ему в лицо. – Говорила, что думаю! – выдаёт она, притворно хмурясь, а у самой уголки губ невольно ползут вверх. Пафосные речи – удел Разумовского, и из уст любого из них двоих они всегда будут звучать глупо и неуместно. – Придурки, – выдает она, но таким тоном, что Олега это только сильнее веселит. Он дёргается от удара по ноге, но не прекращает. Лера явно подхватывает его настроение, но всё равно пытается делать вид, что крайне оскорблена. Заматывается в плед, который, кажется, уже стал её персональным халатом в этом доме. – Чтоб я ещё хоть раз… Чёрт! Она спотыкается о брошенный на полу страпон и раздражённо пинает его под кровать. Серый приподнимает голову на этот звук, чуть заметно морщится и падает обратно головой на подушку. – Замучила беднягу, – замечает Олег. – И сбегает. – Я перезвоню, – иронично бросает Макарова, прихватывая свои вещи. Ну хоть кто-то сохраняет бодрость духа. Серый отмалчивается до последнего, и лишь когда Лера удаляется в душ, Олег обращает на него пристальное внимание. Пододвигается ближе, осторожно убирает руки, которыми тот прикрывает лицо. У Серёжи красные глаза, немного опухшие. Он устал, солёная влага раздражает веки. Волков смотрит на него несколько секунд, затем пальцем стирает крохотную каплю в самом уголке глаза. Серый смаргивает, вздыхает тяжело и жмурится. Поворачивается в его сторону, сжимаясь в комок. Начинает дрожать от холода, и Олегу ничего не остаётся, кроме как прижать к себе это бестолковое существо. – …Я же предупреждал. – Я знаю, – его голос теряется где-то в районе Олеговой груди, в которую Разумовский уткнулся лицом. – Не жалей, – убедительно проговаривает Волков, поглаживая Серёжу по голове. – Сделал — и сделал, ничего криминального не произошло. – Угум. Разумовский принимается возиться в его объятиях, и Олегу приходится ослабить хватку, чтобы тот мог поднырнуть выше, оказаться с ним лицом к лицу. – Поспать не хочешь? – Олег почти ласково ведёт ладонью по чужой щеке. Серый качает головой, но Волков прекрасно видит, что, если тот сейчас завалится – точно проспит до утра. Слишком долгий срок для лишения контроля, по крайней мере, на первый раз. Но, как оказалось, всё не безнадёжно. Может, и держать его не стоило, может, они справились бы вдвоём… – Я хотел, чтобы ты был здесь, – вдруг произносит Сергей, будто читая по глазам. – Я знаю, – врёт Волков и прижимает того сильнее к себе. – Полежи пока. Нам некуда спешить. Серёжа, будто только и ожидая этого предложения, пытается вжаться в него ещё сильнее, хотя куда уж… Олег объятиями старается унять чужую дрожь, и проходит не меньше пяти минут прежде, чем Серый, наконец, затихает. Олег чувствует, как выравнивается его дыхание, постепенно замедляясь. В конце концов он слышит тихое сопение: Волкову приходится чуть отодвинуться, чтобы тот не задохнулся, уткнувшись носом ему в плечо. Прикрытая дверь распахивается, щёлкает железная ручка — и Лера, уже одетая, заглядывает в комнату. – Вы в курсе, что Грей съел всю… – Тшш, – Олег откидывает голову, ловя её взгляд, и кивает на заснувшего Сергея. – Не буди лихо… Лера беззвучно усмехается. Прикрывает за собой дверь и бесшумно приближается к кровати, садясь на самый край. Наклоняется над Разумовским, будто стараясь убедиться, что он спит. – Ты здесь останешься? – спрашивает она полушёпотом. Олег кивает. – Если сейчас уйду – проснётся. – Замёрзнете… – замечает Лера и расправляет принесённый с собой сложенный плед, заботливо укрывая их обоих. Волков снова кивает, смотрит с благодарностью. Лера отвечает короткой улыбкой. – Я скоро приду, – шепчет он. – Сделаешь чай? – Конечно. Черный? – … Нет, лучше ром. Она улыбается шире, смотрит с пониманием. День был слишком насыщенным, чтобы завершать его чаепитием.***
3 месяца спустя
Он просыпается от короткой встряски за плечо, а следом ощущает, как онемела рука, на которой он так неудачно устроился. Диван, как оказалось, не лучшее место для дневного сна. – Я чуть не наступил на ноут, почему на полу бросаешь? – слышится голос Олега, который вынуждает окончательно вынырнуть из дремоты и ощутить, как мерзко ломит тело и гудит голова. – Давно ты пришёл? – спрашивает Серый, заспанно глядя перед собой. Смотреть в глаза собеседнику пока нет сил. В воздухе ощущается приятный, бодрящий аромат фруктового чая и вафель, сладкие запахи постепенно побуждают проснуться и даже испытать голод. – Минут сорок назад. Я бы не будил, но ты говорил, у тебя концерт сегодня. А времени почти пять. Разумовский растирает лицо рукой и, наконец, поднимает голову, находя взглядом циферблат настенных часов. Не соврал. – Всё нормально — мне к восьми. – Ты не заболел? – Олег вдруг прикладывает раскрытую ладонь к чужому лбу, вынуждая Серого замереть. Оба быстро понимают, что это была бесполезная попытка: рука Олега после чашки чая сама по себе горячая, чёрт поймёшь, температурит или нет. Но Серый мотает головой. – Просто не выспался. – Мы что-то планируем? Диван рядом чуть прогибается под весом второго тела. Олег хочет было облокотиться о ноги Серого, но тот быстро поджимает их и опускает на пол, садясь на краю. Сутулится, выводя вперёд острые плечи. Молчит, пытаясь подобрать слова, чтобы озвучить мысли, которые тревожат не первый месяц. И это, чёрт возьми, сложно. Так же сложно было, когда вдруг потребовалось стереть все следы Сергея Разумовского, создать нового человека, натянуть маску. Переступить через себя, чтобы кого-то спасти… – Нужно закрыть проект, – объявляет Сергей. – Всё это больше не имеет смысла. – О чём ты? Серый слышит, что Олег старается контролировать тон. Говорит мягко, чтобы не провоцировать. Он всегда осторожен, и это настоящая проблема. Одна из тех вещей, которые вынуждают закругляться. – О том, что мне это больше не нужно. А вам — и подавно. Вам вообще никогда это нужно не было. Олег молчит. Не оспаривает, не подтверждает — просто ждёт. Отставляет чашку на журнальный столик перед диваном, освобождая руки. Хватает всего десяти секунд, чтобы Разумовский решился на уточнение. – ... Я больше не хочу, Волч, – он натягивает пальцами ткань брюк на собственных коленях, тщетно пытаясь собраться с мыслями. – Не хочу снова остаться один, снова… стать сиротой. А именно это мне и светит, если я не отступлю прямо сейчас. Олег смотрит на его руки, не отводя глаз, контролирует. – Это серьёзный шаг. Сжечь мосты всегда успеешь. Серый понимает, что друг ни за что не сказал бы что-то вроде: «Окей, завтра же займёмся гольфом или вступим в яхт-клуб». Идеи Разумовского всегда были радикальны и категоричны, а Волков… Он видит перед собой жизнь как минное поле и ступает осторожно, анализируя каждый шаг. Нужен весомый аргумент, чтобы вдруг свернуть с заранее выстроенного пути. – Нечего уже сжигать. Серый сдавливает ладонями виски, сжимается сильнее. Немедленно утопает в предложенных Волковым объятиях, прижимается к родному человеку, согреваясь его тёплом. – Нужен знак. Какой-то толчок, стимул. Боюсь, пока всё снова не дойдёт до крайности, пока один из вас не... – Мы и так не раз на краю побывали, нет, Серый? – Олег трепетно проводит ладонью по рыжим волосам. – Тебя это не остановит. – Тогда останови ты, – выдыхает Разумовский. – Чёрт, не дай мне вас уничтожить. Олег хочет ответить, убедить, что сделает, обязательно сделает всё, что в его силах. Но короткий «дзинь» телефона отвлекает. Олег смотрит на брошенную на столе трубку, вчитывается в имя отправителя. – Валера, – сообщает он, и Сергей нехотя отстраняется. Тянет отяжелевшую руку к телефону, с трудом попадает пальцами по нужным кнопкам экрана, снимая блок. Лера редко отправляла смс, и после последнего раза, припоминая едва не упущенную столь ценную возможность держать её рядом, Сергей незамедлительно открывает сообщение. Читает, хмурится, ощущая, как тревога приливной волной поднимается по позвоночнику. Он разворачивает телефон к Олегу, позволяя тому прочитать. На экране холодный ряд электронных букв, пропитанный странным привкусом смятения. «Кое-что произошло. Нужно срочно поговорить».