Жизнь во сне

Мы в снах, порой, счастливее чем в жизни. Не в силах отличить от правды фальш, Уходим мы на век от мира в мысли, И от родный в раздумьях затворясь. С тех пор, как Фёдор впал в кому, минул месяц. Рампо продолжал навещать его, не оставляя надежды что тот очнётся. Вот только ожидания никак не хотели оправдываться. А Достоевский тем временем продолжал смотреть свои счастливые сны, ни о чём не догадываясь и ничего не подозревая. Однако настал день, когда выпал снег. Эдогава как обычно пришёл в палату к Фёдору, сел рядом с его койкой на стул для посетителей и грустно улыбнулся. «Привет. Я снова пришёл. Когда ты придёшь в себя, я обещаю устроить самый лучший праздник, чтобы отпраздновать твоё день рождения, что ты пропускаешь… Сегодня я вновь не смог раскрыть преступления. Кажется, с тех пор как ты перестал говорить со мной, дух поветрия приследует меня незаметной тенью. Хах, директор верит в меня, что у меня всё получится… У него поразительное терпение… Вот только я перестал в себя верить…» — в голосе детектива слышалась горечь, мешающаяся с невесёлой усмешкой. В самом деле, он потерял свою дедукцию с того дня, как его возлюбленный попал в автокатастрофу. Счётчик пульса привычно равномерно пикал, отмеряя равномерные удары сердца русского, но неожиданно пиканье ускорилось. Бледное лицо Фёдора приобрело живой цвет и мягкую улыбку, но затем вновь побелело, перестав улыбаться. Пульс снова стал медленным. Рампо вздрогнул, с едва прикрытым удивлением взглянув на Достоевского. Он каждый раз рассказывал брюнету что происходило в его жизни, рассказывал новости, произошедшие в тот или иной день, но сегодня Фёдор хоть как-то отреагировал на его слова. Нельзя было сказать точно, услышал ли он что говорил Ранпо или просто сон стал более хрупким, что просточился и в реальность, отразившись на лице спящего. Одно лишь было верно: состояние русского несколько улучшилось, что, без сомнения, крайне обрадовало Эдогаву.

***

Перенесёмся вновь в сон Фёдора. Яркий снег, лежащий тонкой коркой на красных, ещё неувядших осенних листьях, сверкал под лучами солнца, что совершенно не грели. Воробьи клевали зёрна, рассыпанные по земле детьми для голубей — те уже улетели, уничтожив большую часть угощения. Достоевский шёл прогулочным шагом по широким улицам Йокогамы. Люди уже облачились в более тёплые одежды, не желая мёрзнуть при наступабщих холодах, предвещающих скорое приближение зимы. Царящая атмосфера радовала глаз и душу, а ведь иначе и быть не может, сегодня, одиннадцатого ноября, ничто определённо не испортит настроения Фёдора. Рампо обещал устроить ему сюрприз, в честь такого праздника, и Достоевский спешил к назначенному времени в то место, куда его позвал великий детектив, чувствуя радостное трепетание сердца в предчувствии чего-то хорошего. Чего-то, что приготовил ему его парень. Да-да, вы не ослышались, эти двое уже начали встречаться. Ах, как быстро пролетает время в счастливых часах, не занятых в тяжком томлении ожиданием. Достоевский широко улыбался. Подойдя к небольшому ухоженному скверу, он засветился счастьем ещё больше и прикрыл глаза руками, не подглядывая. Так было велено — придти к такому-то дереву и не смотреть. Кто-то бесшумно подошёл сзади и накрыл холодные кисти рук Фёдора горячими ладонями. Плечи демона вздрогнули, уголки губ поползли вверх. — Привет, — произнёс он, открыв глаза, — ты пришёл. — Конечно. Разве я мог не прийти? — отозвался шутливый голос Рампо, в котором угадывалась улыбка… А потом наступила темнота.

***

Больница. Уже знакомая читателю палата, в которой лежит Фёдор. Уснувший на стуле Рампо, склонивший на грудь голову. Кругом сплошная тишина, нарушаемая лишь мерным пиканьем прибора, считывающего удары сердца русского. Солнце только-только перебралось на другую сторону неба, когда к больнице подъехал серебристый мини-автобус, из которого высыпал различный люд, облачённый в чёрное. Мужчины были вооружены, лиц не разглядеть под чёрными масками с прорезями для глаз. Женщины укутаны в огромные шали и платки, подолов юбок в пол — не счесть. Шахидки. Они рассредоточились, разделивший, словно муравьи при поломанном муравейнике - все поспешили проникнуть в больницу. Раздались тревожные глаза, предупреждения выйти. Сработала пожарная тревога, однако не успели пациенты покинуть здание, не успела подоспеть полиция, как без предупреждения и объявления захвата послышались выстрелы и взрывы. Подоспевшие защитники правопорядка, не утруждаясь на никчему уже не приведущие разговоры, пошли в наступление. В тот раз выживших не осталось. Как говорят порой мои друзья, Бывают в жизни нашей огорченья. Но мы пройдём их вместе: ты и я, И в будущем начнём свои свершенья.