пусть плывёт венок по реке Нарог

Как проста была жизнь, когда ещё не стоял ни Нарготронд, ни Минас Тирит. Сейчас кажется, что времена Долгого мира были всего лишь сладким сном или плодом воспаленного разума, от которого за годы войн и потерь не осталось ничего. Артаресто думается, что те несколько сотен лет пролетели за несколько мгновений: настолько долго сейчас тянутся дни, когда он остался в одиночестве в каменной крепости, что так и не стала для него домом. Однажды, услышав о прибытии некого смертного, назвавшегося лесным охотником Агарваэном, его прошибли неприятные воспоминания, саднящие, как незаживающая рана. Артаресто боялся повторения прошлых ошибок, но ничего уже не будет как прежде. Нет ни Артафиндэ, ни Туркафинвэ с Куруфинвэ. Да и вряд ли он когда-то дал смертному обещание и пришел час его исполнить. Странно вспомнить времена, когда многие были живы и радовались моменту, когда не надо спать с мечом под подушкой. Даже не верится, что так вообще когда-то было. Воспоминания возвращались постепенно, принося с собой запах сенокоса, звучание плеска воды и дуновения свежего ветра. Кажется, это было в середине лета? Кто бы сейчас напомнил. Тогда, во время Пира Воссоединения, лето стояло на удивление теплое: вовсю радовали глаз цветы на бескрайних полях и зеленые, ещё не выжженные пламенем, густые леса. Отношения между Домами всё ещё было далеки от идеальных, но никто не хотел портить праздник. Да и устроен он был именно для того, чтобы семья смогла вновь воссоединиться. Артаресто испортить праздник хотелось в последнюю очередь. Особенно, после перехода сквозь льды Хэлкараксэ, новых и новых сражений, проблем и постоянных переживаний, большая часть из которых сегодня уже не имеет никакой ценности, а то он и вовсе их не помнит. Уже был вечер, почти что ночь. Артаресто часто не спал ночью, за что его ругал старший брат вплоть до их последнего расставания, а сегодня была замечательная возможность не только бесцельно гулять, но ещё и провести время с пользой. Пир ещё в самом разгаре, можно сказать, все только-только повеселели и перестали вести занудные официальные разговоры, от которых Артаресто благополучно сбежал к реке вместе с другими эльдар, которых не слишком интересовали государственные дела. Белобрысую голову украшал венок из ромашек и ярко-голубых васильков, который он сплёл ещё днём, помня о похожей традиции ещё из Амана: девы и юноши пускали венки по воде, гадая о своей судьбе. Артаресто, хоть и принц, но всегда с радостью сбегал с официальных приемов, чтобы подурачиться и, конечно же, поучаствовать в столь красивом ритуале. Сияние луны было совсем не то же самое, что свет Тельпериона, но оно оставляло яркую мерцающую дорожку на водной глади, придавая обычно скучному пейзажу Нарога мирной сказочности, о которой в Белерианде не шло и речи. Засидевшись в высокой траве недалеко от общего высокого костра и засмотревшись на россыпь звёзд на небосводе, Артаресто не заметил, как кто-то подошёл сзади и прикрыл ему глаза руками. – Угадай, кто? – голос прозвучал совсем близко: приятный баритон с оттенком лисьей хитрости. – Ты так говоришь, будто бы я не узнаю тебя по одному дыханию, – Артаресто со смешком взял закрывающие ладони в свои и обхватил ими свои щеки, поднимая лицо наверх: как он и думал, к нему пришел Туркафинвэ. Сбежал из-под надзора Майтимо и Макалаурэ. Они не виделись уже несколько лет: Туркафинвэ оказался в Химладе на востоке, Артаресто остался на западе, а судьба всё не спешила давать им возможность встретиться. – Весь день пришлось провести в разговорах с дядей да старшими братьями, – Тьелкормо закатил глаза и уселся рядом плечом к плечу, придержав венок в волосах Артаресто, чтобы тот не свалился от того, как тот завертел головой. – Я подумал уже, что ты меня забыл всего за пятнадцать лет, – Артаресто повернул голову и повел носом по щеке Туркафинвэ, оставляя поцелуй в уголке губ. Их странные отношения начались ещё в Амане. Никто из них ни разу не поднимал тему того, что между ними происходит. Всё само текло по течению: ни слов признаний, ни объяснений в чувствах. Слишком близко подпускать было страшно, но они понимали друг друга без слов, не переступая черту дозволенного. Хотя просить «поцелуй меня ещё раз» или «останься со мной на ещё одну ночь» стало обыденной радостью. При встрече у Митрим оба сделали вид, что ничего не произошло. Но в душе Артаресто поселился страх предательства и того, что его вновь оставят. Тот факт, что Тьелкормо приехал (хотя и обещались прибыть лишь Майтимо и Макалаурэ), но весь день даже не смотрел в его сторону, посадил в его сердце необъяснимое неприятное тягучее чувство одиночества. – Пир, в первую очередь, мероприятие политическое. Мне надо было быть подле братьев и обсуждать дела с Нолофинвэ, – Тьелкормо обхватил рукой Артаресто за подбородок и оставил короткий поцелуй на губах. – Не ворчи, я же пришел. – Не надо при мне о работе, – Артаресто не дал отстраниться от себя, притягивая к себе для нового поцелуя. Слишком сильно скучал, слишком давно не чувствовал чужих рук, что сразу притянули к себе ближе в крепкие объятия, давая с трудом вздохнуть. Губы у Тьелкормо обветренные и тонкие, но как же Артаресто истосковался. Сам он вплел пальцы в высушенные северными ветрами волосы, не отпуская и не позволяя даже мысли допустить, что сейчас его можно оставить. Артаресто разорвал долгий поцелуй лишь тогда, когда завалил Туркафинвэ в траву, нависнув сверху и упершись руками по обе стороны от головы. Высокие заросли с легкостью скрыли их от остальных гуляний, донося лишь запах костра и задорный смех гуляющих. – Настолько изголодался? – Тьелкормо со смехом провел большим пальцем по чувственным губам Артаресто, а свободную руку расположил у того на талии, приминая её пальцами. – Мы не были так близки уже множество лет. После Альквалондэ вы…, – начал было он тихо объясняться, но не успел: на губы лёг указательный палец, а потом послышался твёрдый и уставший голос: – Никаких разговоров о гаванях. Артаресто вздохнул и молча прилег на чужое крепкое плечо, ткнувшись лицом в шею и щекоча её дыханием да длинными ресницами. Ему всегда было до невозможности уютно просто так вот лежать и молчать. Не так много у них обоих было общих тем для разговоров, а сейчас их стало и того меньше. – Ты надолго приехал? – Артаресто выводил пальцами немыслимые узоры по груди и второму плечу Тьелкормо. Слушать чужое размеренное дыхание и биение сердца умиротворяло. – Через два дня, как пир кончится, мы уедем обратно, – он положил руку на голову Артаресто, пробравшись пальцами под венок. Цветы немного осыпались, застревая лепестками в густых мягких волосах и придавая им приятный запах, которого не найти в Химладе. – Но ты ведь будешь приезжать? Братец хочет поселиться вниз по Нарогу, а мне отвести земли у Сириона, – Артаресто приподнялся, упираясь одной рукой в потеплевшую землю, чтобы посмотреть в глаза. – Конечно, буду, – Тьелкормо погладил ладонью по бледной щеке, а в свете луны кожа стала совсем белая, и сам приподнялся на локте. – Ты мне лжешь, – он печально улыбнулся, смотря большими блестящими глазами, стараясь запомнить каждую деталь в нолдо напротив себя. На удивление спокойный тон, давно принявший неизбежное, отозвался в груди Туркафинвэ тянущей пустотой. Это было что-то ожидаемое, но оба не были готовы признать происходящее вслух. – Обещаю, что, когда всё это закончится, мы…, – в этот раз договорить не дали ему, накрыв рот прохладной изящной рукой. Такой мягкой, по сравнению с огрубевшими от охоты и носки оружия собственными. Хотя на них всё ещё оставались незаживающие ранки после того, как Артаресто отморозил руки во льдах. – Ничего не обещай, хватит уж с тебя, – Артаресто медленно убрал руку и поднялся на ноги. – Идем лучше со мной, коли это наши последние часы вместе на долгие годы вперед. Вместе они в тишине, нарушаемой лишь чужими далёкими разговорами, дошли до берега реки, где также парами и компаниями расселись отдыхающие эльдар. Прохладный ночной ветерок помог освежить голову и вновь заставил улыбнуться. – Ты помнишь, что в Амане была такая традиция у тэлери – пускать венки по воде? – Наслышан от Артафиндэ, он всё жаловался, что, когда вы гостили у Ольвэ, то ты постоянно сбегал на эти местные празднества, – Тьелкормо обнял Артаресто со спины за тонкую талию, на которой мог даже пересчитать парочку ребер, и положил подбородок ему на плечо. – Всё-то он меня сдает, – Артаресто хихикнул и погладил по светлым волосам. – Так вот потому я решил, что сегодня хороший день для гадания! Если венок не утонет, то ты обещаешься приехать ко мне в следующем году. «Но это ведь всё глупости». Так хотел сказать Туркафинвэ, но так и не смог. Он лишь молча наблюдал, как Артаресто снимает с головы ещё не увядший венок и опускает его на воду, подталкивая плыть по течению прямо по лунной дорожке. Также с печалью в глазах наблюдает за тем, как тот медленно расплетается и тонет, оставляя на поверхности лишь несколько лепестков. Венок пролежал у Артаресто на макушке почти весь день, так что ничего удивительного не было. В Белерианде ничего не вечно. Но неприятное чувство сдавило горло. Лицо Артаресто не изменилось, лишь застыла улыбка, говорящая за своего хозяина: «Я же говорил». Уже не стал он говорить, что по поверьям утонувший венок означает смерть. – Это всё бредни легкомысленных тэлери, не думай об этом так серьезно, – попытался утешить его Туркафинвэ, вновь обнимая и поворачивая к себе лицом, чтобы подарить поцелуй в висок и спрятать к себе в плечо. – Я сам на какую-то часть тэлери, - только и пробурчал Артаресто, затем поднял голову и снова утянул Тьелкормо в поцелуй, не давая ответить. Поцелуй отдавал горечью и отчаянием загнанного в клетку зверя, будто хотелось высказать всё, что он держал в себе множество лет. Все противоречивые чувства, которые даже любовью не назовешь. Обычно нежный Артаресто нечаянно кусался и сталкивался зубами, носом. Обычно его робкие поцелуи больше не были таковыми. Да, высказать всё, что хотелось бы, он не мог, но хотя бы так. Хотя бы так он высказаться своему миру, что в эту ночь сосредоточился в одном конкретном нолдо. Никогда они не делились друг с другом своими переживаниями. Сегодня был первый раз. Возможно, даже этому разу лучше было бы не быть. В реальность Его Величество возвращает настойчивые голоса слуг, напоминающие о том, где он сейчас находится и кем является. Последние воспоминания уносит с собой пронзительно холодный воздух Нарготронда.