Сто процентов любви

Лепестки дикой розы коснулись щеки. Аромат куда тоньше и нежнее, чем у розы садовой, он хмелил, но не дурманил, беспечно радовал лёгкостью, витая в воздухе золотистой пыльцой. Затронув пальцем крохотные шипы, словно предупредив их не колоться, Гробовщик натянул поглубже шляпу, чтобы солнце не обожгло бледную кожу, и беззаботно спустился по склону, к бурливой горной речке. Отпуск — замечательная штука. Наконец-то удалось вырваться подальше от чадной городской толчеи и надоевших лиц, и на время забыть обо всех смертных душах с их хлопотами, и о своём бесконечном скорбном труде. Здесь только небо над головой, щебетание вольных птиц в шелесте листвы, мерное журчание водяных перекатов. И ничто не мешает, не отвлекает смотреть в глаза наедине друг с другом, наслаждаться днями и ночами, неотрывно проведёнными вместе. А вечерами вдвоём засиживаться у камелька, слушая тишину в желанных тёплых объятиях. Пока разнеженный, заласканный Грелль, переполнившись эмоциями, после пылких игр заснул в уединённом лесном домике, Гробовщик мог предаться самому мирному занятию, вполне располагающему к покойному умиротворению. И почему бы не побаловать своего милого друга свежепойманной рыбкой на ужин. Положив на берегу снасти, в которых не очень-то и нуждался, он запрыгал по камням, кое-где выступающим из бурного потока. И, достигнув валуна на шумном перекате, присел терпеливо разглядывать прозрачную глубину. Среди вскипавшей стремнины мелькали серебристые рыбки, распушив пёстрые плавники, мельтешили, иногда взмётывались вверх прямо по пенной волне. Мгновенным движением жнец влёт словил одного такого летуна и второго, даже рукава не замочив, что для него не представляло сложности, в отличие от людей. Жаль только, садок оставил на берегу. Пришлось возвращаться, и тем же путём обратно. Поначалу он намеревался стоять с удочкой, но взыграл азарт охотника. И Гробовщик снова замер на камне, выжидая, пока беспокойные рыбы ближе соберутся в стайку. Внезапный толчок в спину, сильный и резкий, сбил с ног, опрокинув в захлестнувший поток. Совсем расслабился, старый лис, увлёкся рыбками. Размечтался, что здесь не придётся вынимать косу смерти. Так толкнуть, оставшись незамеченным и не прикасаясь, мог лишь ему подобный. Штопором взвившись из воды, Гробовщик вскочил на тот же камень и раздумал вооружаться. На берегу, скрестив на груди руки, с вызовом скалился Эрик Слингби. — Как водичка, холодная, до костей пробирает? — насмешливо осведомился он. — Да, приятная, можешь купаться, — в полном спокойствии ответил Гробовщик, меж тем выхватив из волны ещё рыбину. Его мокрая чёлка разметалась острыми прядями косо, через лицо. Не сходя с места, Слингби глянул на оставленный там садок с уловом. — Целых две рыбёшки! Значит, и ты здесь не один. Теперь понятно, какая выпь, с красным хохолком, полночи мешала нам спать своими воплями. — Боюсь, ты обознался. Мы добрались сюда только сегодня, около полудня. Эрик проследил подозрительным взглядом, как Гробовщик, легко соскочив по камням на берег, добавил рыбку к прежнему улову и ополаскивал руки в реке, как ни в чём не бывало. — Вот именно, — едко продолжил Эрик своё. — По-моему, четыре жнеца на один тихий уголок — это слишком, и опоздавшим следует убраться. Мы намерены отдохнуть здесь без посторонних. — Какое совпадение, мы тоже. Если это кого-то не устраивает, почему бы ему самому не сменить место. — Потому что мы прибыли первыми, ещё вчера! — Слингби двинулся в наступление. — Эрик! — окрик сверху заставил его умолкнуть. Между сосен встал Алан Хамфриз и, чуть помедлив, скатился к нему по крутому травянисто-песчаному склону. — Похоже, твой мальчик недоволен, что ты уделяешь столько внимания моей скромной персоне, — подметил Гробовщик, собравшись уходить, прихватил улов и снасти, вдруг оглянулся в полоборота. — И да, постарайтесь не беспокоить нас пыточными стонами со своей стороны. — Что?! — Эрик рванулся бы ему вслед, но на нём повис Алан. — Зачем ты задираешься, Эрик, — мягкий голос Алана перетянул его внимание, как всегда, и скользнувшие в волосах лёгкие пальцы заставляли забыться. — Здесь хватит места, а им не до нас, они заняты собой. Можно ведь не ходить в ту сторону, где они. — А я хочу ходить, где вздумается, и не натыкаться на них даже случайно! — Эрик ещё пробовал сопротивляться. — Я спокойно спать не смогу, зная, что где-то поблизости отирается Сатклифф! — Тебя так волнует Грелль Сатклифф? — словно испытывая, улыбнулся Алан. Вывернувшись из-под обнявшей руки, он взлетел наверх кручи, теряясь за соснами. Эрик тут же бросился за ним: «Алан!..» — находя зорким взглядом знакомо промелькнувшую тень. Где его тут поймать, вокруг лишь рыжие сосновые стволы, как столбы, поскрипывали, шурша. У их подножий, усыпанных хвойными иглами, редко ютился низкорослый кустарник, кое-где в сизом налёте поспевающих ягод черники, сладко-терпких, что Алану так нравились. Прислонившись спиной к сосне, Алан перевёл дыхание, упиваясь ароматами хвои и смолы, прогретыми солнцем. Он запрокинул лицо. Там, в вышине, могучие сосны шумели пышными кронами, переплетаясь вязью с золотистыми солнечными лучами, до головокружения. Ему ничего не стоило взмыть туда по стволу и пробежаться по самым верхушкам, прячась в зелени пушистых иголок. Сухие бурые чешуйки коры отслаивались с еле слышным потрескиванием. — Алан?.. — встревоженный голос Эрика совсем рядом. Хамфриз беззвучно выступил из-за сосны, позади Эрика, и накрыл его глаза своими ладонями. — Алан… — Эрик тут же развернулся, с явным облегчением, успокоенный, бережно задержал его хрупкие пальцы в своих, с нежностью поглаживая чувствительную, почти прозрачную, тонкую кожицу у ногтей. Тёплый отсвет в глазах, и вишнёвые губы совсем близко, ещё ближе… Всё перебил тихий шероховатый смех, совсем негромкий, возмутительно знакомый. Эрик вздрогнул, едва не зарычав, вдохнул побольше воздуха, чтобы высказаться с самыми красочными, откровенными эпитетами, какие знал. Но Алан зажал ему рот, сохраняя тишину, уже уловив чутким слухом то, что Эрик пока упустил. После недолгих выразительных переглядок вдвоём осторожно сунулись за куст орешника. Там два пегих лисёнка увлечённо трепали свежую рыбину, которой их угостил Гробовщик, чьё присутствие вблизи их ничуть не смущало. Его забавляло, как они пытались перевернуть лапами мокрое и скользкое тельце, снова обнюхивая, пробовали на зуб. Удивлённо вскинулись брови Алана, растаявшего в невольной улыбке. Эрик благоразумно его удержал. — Нашёл родню, — проворчал раздражённым шёпотом. Откуда-то донёсся пронзительный клик вечерней птицы. Гробовщик встрепенулся. Шшурх!.. Вмиг его точно ветром сдуло, как не было, только прокружились едва взметнувшиеся на тропе сосновые иголки и опять улеглись. — А я говорил! Так и знал, — Эрик выпрямился, стиснув зубы. — Но я им устрою спокойную ночь… … Несколько зёрнышек тмина, листик мелиссы, и сбрызнуть кислым соком дикого яблочка вместо лимона. Пока Гробовщик готовил рыбу, запечённую на решётке над углями, Грелль уже попытался украдкой отщипнуть с краешка, но был пойман за торопливую лапку: «Терпение, мой друг». Закусив губу, Грелль скользнул томным взглядом по его рубашке навыпуск, полурасстёгнутой на груди, блеснули шкодливой росинкой глаза. И те же проказливые лапки тут же обвили, в отместку будоража прикосновениями, невзначай проникая под ткань. Прохлада ещё влажной рубашки смешивалась с жаром очага. — Как же ты упал в воду? — опять попробовал выяснить Грелль, с удовольствием отведав из любимых рук самый сладкий кусочек. — Ты, помнится, хотел рыбки, — ответил Гробовщик. — Разве? Я хотел курочку! — Грелль наивно захлопал ресницами. — Такую зажаренную, с хрустящей румяной корочкой, — говорил, смакуя очередной рыбный ломтик. — Ну, если тебе не по вкусу… — Гробовщик увёл у него из-под носа лакомое блюдо, продолжив уплетать рыбку в одиночку. — Эй! — спохватившийся Грелль сунулся за ним, возмущённо потянув тарелку к себе. Доедали, посмеиваясь и дразня друг друга. Вкусная рыбка таяла во рту. — Может быть, здесь есть кéклики. Пойду добывать, — невозмутимо сказал Гробовщик. Подобрав с блюда рыбные остатки до крошки, Грелль облизнулся. — Прямо сейчас? — Почему нет. Тебе останется лишь ощипать и выпотрошить. — Как всегда, мне самая грязная работа! — Потому что твои красивые ручки делают её тоже красивой. Гробовщик целовал ему кончики ногтей, перебирал каждый, лаская губами, и не сводил с него масляного взора. По домашнему свободная блуза Грелля открывала изящные ключицы, чуть просвечивая на груди, давала лишь намёки тёмных пятнышек острых сосков. Багряная прядь соблазнительно упала кровавой полосой в низкий вырез. — Льстец, — кокетливо вздохнул Грелль, однако не отнял у него свою руку, наматывая на палец его седую прядку. Полная луна уже заглядывала в окно, и Гробовщик повлёк за собой, не выпуская его ладонь: «Пойдём». На улице всё серебрилось, залитое светом яркой луны. Словно покрытые инеем, затихшие листья и поросль трав у крохотного озерка, даже прибрежный песок таинственно поблёскивал искрами. И ослепительная россыпь светящихся шариков от лунного сияния играла на водной глади. Ни шороха, ни ветерка, лишь где-то стрекотали цикады. — Просто сказка! — ахнул Грелль. — Восхитительная!.. Грешно было провести такую ночь в запертой спальне, уподобившись недужному старцу. Хотелось окунуться в тот сверкающий свет, потому Грелль, не медля, скинул с себя одежду, всем пылающим телом наслаждаясь гладкой прохладой. В воде сияющие блики окружили его, блестящей вуалью искрились, мелькали светляками по голове, по плечам. Грелль ловил руками их отблески, а почти неощутимая влага, мерцая, утекала через пальцы. — Иди сюда! — позвал он сквозь смех. Серебро волос плеснуло рядом лунной пылью. Гробовщик, ткнувшись в тугую щеку, нашёл его согретый рот. И два нагих тела прильнули, сливаясь в этом мягком сиянии. Уже торопливые поцелуи бегло срывали сверкающие росинки с трепетной кожи, уже настойчивые руки в нетерпении двинулись к самому сокровенному, распаляя огнём твердеющую плоть. Грелль игриво отстранился, ещё сдвинувшись чуть далее на глубину. И внезапно зацепил ногами какой-то прочный шнур, дёрнулся, но в отчаянных попытках высвободиться запутывался лишь сильнее и больше, заполошно толкаясь. Среди водопада брызг Гробовщик удержал его бесполезное биение, Грелль наконец затих, усмирённый тонкой шёлковой сетью. Он успел почти полностью навертеть её на себя со дна, и тем уберёг своего дорогого друга от подобной участи — хуже, если бы накрепко запутались вдвоём. Гробовщик хихикнул. — Ты как русалка, случайно попавшая в сети. — Твоя работа?! — связанный по ногам и рукам, Грелль яростно сверкнул глазами. Растрепавшиеся мокрые пряди кровавыми струями мешались на гладком лице, Гробовщик ласково отодвинул их, мотнув головой. — Догадываюсь, кто это сделал, сейчас расскажу. Посмеиваясь, вынес его из воды, на мягкую прибрежную травку. Греллю было тепло в его объятиях, несмотря на сковавшую сеть, несколько петель которой всё же оплели руки Гробовщика, но он легко из них выкрутился. Склонившись над Греллем, осторожно начал его распутывать, где-то с усилием разрывая тонкие шёлковые шнуры, где-то растягивая узлы зубами. И нежил поцелуями потёртости на чувственной коже, заставляя трепетно вздрагивать и снова таять от ласк. А в траве вокруг прятались светлячки, вспыхивали зеленоватыми и белёсыми огоньками, тихо журчали ночные кузнечики, и мягко струился лунный свет, по-прежнему разливая серебро, как прикасавшиеся туманные пряди. Между делом Гробовщик поведал о нечаянной встрече у реки и как свалился в неё, не устояв. Осталось подумать, какой дать ответ. — Слингби олень! — презрительно фыркнул Грелль. — Даже не хочу сейчас тратить на него время, испортить такую ночь… Не удастся, — поёрзав, Грелль снова обвил руками любимого друга, притягивая ближе, и острозубо улыбнулся. — Я буду твоей русалкой, а ты мой счастливый рыбак… И рыбка была замечательная!.. … По темноте добравшись к своему коттеджу, Эрик Слингби застал Алана в одиноком ожидании на веранде. — Не спишь? — спросил, лишь бы хоть что-то сказать. Растерянно потоптавшись рядом, присел к нему на ступеньку крыльца. — Я только разведал округу, что тут интересного… Вот, нашёл, — Эрик бережно положил ему на колени ветку малины. — Совсем спелая, — Алан не спеша взялся обирать ягоды. — Где она растёт? — Там, ниже, — Эрик махнул рукой, показав направление. — Не слишком далеко отсюда, шагов двести, целые заросли. — Я думал, здесь мы больше будем вместе, — не глядя на него, проронил Алан. — Ну, хочешь, завтра я весь день от тебя не отойду, — пообещал Эрик. — Зато теперь я знаю, где обитают наши соседи, — сообщил и, не заметив пристального взгляда Алана, возмущённо договорил: — Мало того, что Лис мутит здесь воду, таская рыбу, они вдвоём ловить кекликов собрались! Прямо сейчас, на ночь глядя, представляешь? Я заметил поблизости пару гнездовий, разогнал. Против ожидания, Алан выслушал внимательно, лишь качнул головой. — Ты только помог их охоте, выгнал птиц из укрытия. Ночью они далеко не упорхнут, — пояснил с мягкой улыбкой, вздохнул. — Не трогал бы ты их. — Кого? Кекликов? — И кекликов тоже. Эрик закатил глаза к небу. Яркий лунный свет пробивался сквозь сосновые кроны, тянулся невесомой дымкой, рассыпаясь серебром по пушистым верхушкам, по тёмным стволам, окрашивая их в пепельную седину, и навевая приятную прохладу в сгорающее сердце. Где-то высоко, в черноте неба, посверкивали снежинки звёзд. Самое время тихо шептать горячие слова признаний. Казалось, в огромном мире не было никого, кроме них двоих. Ласковая ладонь Алана легла в его руку. — Посмотри, какая луна, — мечтательно сказал Эрик, уже забывая обо всём на свете. Как невзначай, приобнял его, прижав сильнее, задел губами уголок других губ, с привкусом сока малины. Алан потёрся щекой, склонив голову Эрику на плечо. Замерев, чтобы не спугнуть, Эрик рад был просидеть с ним так целую вечность. Блаженную ночную тишь прорезал далёкий взвизг утонувшим воплем. — Началось… Пойдём в дом, — почти мученически простонал Слингби. Одну шумную ночь он был готов потерпеть, надеясь, что несколько досадных каверз, которые сам успел подстроить, доведут Сатклиффа до истерики и скоро освободят от лишнего соседства, та сладкая парочка свинтит отсюда, к общему удовольствию.