***
В кабинете Леви, как обычно, было уютно, чисто и тепло. Пока Аккерман заваривал свой фирменный травяной чай, Гермиона, уже давно привыкшая к обстановке, сидела у окна, всматриваясь через запотевшее стекло в улицу. — Леви, а в вашем мире празднуют Рождество? — задумчиво спросила она, когда капитан поставил перед ней кружку. — Такого праздника у нас нет. — Леви сел на соседнее кресло, по-хозяйски развалившись в нём. — Что это за праздник? Гермиона мечтательно закатила глаза, вспоминая свой первый рождественский бал в Хогвартсе. — Мы наряжаем огромную ель и дарим друг другу рождественские подарки. Вокруг все украшено разноцветными фонарями, люди выходят на улицу, чтобы посетить городскую ёлку… От воспоминаний о доме на душе стало тоскливо. Гермиона сильно скучала по родителям и каждое Рождество отправлялась домой, чтобы вместе отпраздновать этот чудный праздник. Теперь же она, похоже, и вовсе его не отпразднует. — У нас это Новый год. — Капитан сделал глубокий глоток из кружки. — Мы если и празднуем его, то только своей компанией. Военный штаб — не место для фонариков и ёлки. — Значит, я могу подарить тебе подарок? — оживилась Гермиона. — Мне? Зачем? — удивился Леви. — Но ведь на праздники принято дарить друзьям подарки! — девушка нахмурилась. — Или вы не считаете меня другом? Ещё недавно Гермиона бы даже не осмелилась разговорить с капитаном настолько вольготно и расслабленно. Хмурый, израненный в боях мужчина вызывал волнение и страх не хуже профессора Снейпа. Но посиделки за кружкой фирменного чая и долгие разговоры про чудеса этого мира весьма сильно сблизили их. С каждой их встречей капитан становился более расслабленным и дружелюбным, и волшебнице нравилось такое преображение с его стороны. Конечно, она не реже была и в кабинете Смита, рассказывала ему об их мире, но за столь длительное время Смит как был неприступной крепостью, так ею и остался. Более того, с Эрвином ей практически никогда не удавалось расслабиться так, как с Леви. От Смита всегда исходил какой-то необычный интерес, что весьма пугало юную ученицу. Если изначально единственное, что волновало командира, были изобретения мира маглов и вся информация о магическом мире, то потом его вопросы переросли в более личные. — Я не буду против, — спокойно ответил капитан, внимательно рассматривая девушку. — Я даже знаю, что вам подарить! — И что? — Леви вопросительно изогнул бровь. — Вязаную шапку. — Ты умеешь вязать? — Да. Про то, что раньше она вязала шапочки лишь для эльфов, Гермиона решила промолчать. Капитан же тем временем отставил кружку с чаем и, встав, приблизился к волшебнице. — Это навсегда? — спросил он, дотрагиваясь холодными пальцами до оставшегося после Беллы шрама на руке девушки. — Да, скорее всего, — замялась Гермиона, закрывая вырезанную на её руке надпись рукой. Она уже сто раз пожалела о том, что сняла свитер, оставшись в одной рубашке. Показывать кому-то свой шрам Грейнджер не хотела, но все постоянно норовили попросить его показать, а потом ещё долго качали головами, будто для них, выросших в условиях вечной войны, шрамы были чем-то неслыханным. — Что означает эта надпись? Гермиона вздрогнула от холода, пробежавшего по её спине. Для неё этот шрам был не просто ранением на поле боя. Этот шрам был словно клеймо, напоминающее ей о том, как относятся чистокровные волшебники к таким, как она. — «Грязнокровка», — прошептала она. — Грязная кровь. На какое-то время между ними повисло молчание. Аккерман расстегнул молнию на своей кофте, а затем снял её, оголив изрезанный шрамами торс. Девушка от такого сильно засмущалась, но капитану, казалось, до этого дела не было. — Вот. — Леви указал пальцем на красноватый шрам чуть ниже груди. — Поверь, я знаю, каково это — быть клеймённым. Гермиона, поборов смущение, приглянулась к выжженному на теле капитана изображению. Странный символ, заключенный в круг, ни о чем ей не говорил. — Что это означает? — спросила она шепотом, дотронувшись пальцами до ожога. — Метка жителей подземного города, — неловко улыбнулся капитан. — Нас помечают, чтобы такие, как мы, не забывали своего места и не выходили на свет. Она напоминает мне о том, что несмотря на то, что я получил свободу и живу на поверхности, я все же остаюсь сыном шлюхи из подземного города. Люди сами ставят штампы и вешают ярлыки на других. Но даже если ты получил клеймо, это не значит, что ты и в самом деле такой, как они думают. — Но я правда не чистокровная, — замялась девушка. — Но это не мешает тебе быть умной, — заметил Леви. — Много ли среди ваших талантливых и успешных людей нечистокровных? — Много, — Гермиона улыбнулась. — Судить человека за кровь — это глупо и отвратительно. — Капитан снова надел на себя кофту. — Всё равно что осуждать человека из-за его расы или материального состояния. Так что даже не думай, что это «клеймо» хоть что-то значит. — Спасибо вам, капитан. Гермиона задумчиво уставила в окно. На улице вовсю шёл снег. Солдаты не особо радовались ему. Лишь сильнее кутались да продолжали нести пост. Обычно в Хогвартсе на первый снег сбегалась чуть ли не вся школа, но в военном штабе, что, впрочем, было логично, никто особо не радовался снегу. — А как вы обрели свободу? — спросила девушка, развернувшись к капитану. — Если из подземного города, как вы говорите, никого не выпускают. — Смит помог. — Аккерман пожал плечами, а затем глубоко задумался. — Простите, если спросила то, что не нужно, — спохватилась Гермиона, заметив болезненную задумчивость на лице Леви. — Я не хотела… — На той вылазке погибли мои друзья. — Аккерман сжал ладонь в кулак. — Мы так мечтали о свободе. Думали, что выйти из-под земли и жить на поверхности — уже высшая мера свободы. Но после того, как мы вышли за стены и увидели тот простор, мы поняли, что получили лишь клок неба над головой. Сейчас, когда выяснилось, что пространство за стенами, опять же, лишь небольшой клочок земли, до меня, наконец, дошло осознание, что свобода — это нечто большее. Мои друзья увидели так называемую свободу и погибли. Сейчас думаю, было бы лучше, если бы тогда я умер с ними. Куда лучше, чем узнать, что все это время ты убивал людей, а ненависть куда шире, чем можно было только представить. — Леви хмыкнул, затем сделал еще одни глоток. — И всё же, несмотря на то помойное дерьмо, что творится в нашем мире, рядом с товарищами даже смрад кажется терпимым. — Мне жаль, что в вашей жизни такое произошло. — Гермиона потянулась через стол и накрыла руку капитана своей рукой. — Вы действительно очень сильный человек. Капитан хотел было выдернуть ладонь, но, взглянув на Гермиону, забыл, что хотел это сделать. Её тёплые карие глаза смотрели на него с такой заботой и сочувствием, что сердце невольно пропустило удар. Никто из них не говорил больше ни слова. Они сидели в объятиях тишины, что прерывалась лишь порывами холодного ветра за окном, и смотрели друг другу в глаза, одурманенные собственным разумом. Серые глаза капитана настойчиво всматривались в тёплый омут карих глаз Грейнджер. Лёд и пламя в красоте их противодействующей силы. Всё стало ему непростительно понятно. Каждый их совместный вечер за историями и кружечкой чая двигал их неумолимо и безрассудно друг к другу. Словно неопределенность рока, железная сила тяжёлой руки судьбы, что рано или поздно толкнули бы его в эту прикрытую листьями ловушку. Он всё осознал мгновенно, и осознание это холодной водой вылилось на голову. Стыд смешался с непониманием и осознанием неизбежности. Она действительно стала для него важна. Он и сам не заметил как. Невинные знаки превратились в откровенные подсказки. Маленький интерес обернулся в огромное чувство так же быстро, как разгорается от мелкой искры пожар, способный поглотить все, что его окружает, если вовремя не потушить. Прямо в бездну, сцепив зубы и закрыв глаза, отдавшись неминуемому. И лишь одна мысль прозвучала в головах одновременно: «Мы из разных миров». — Я пойду. Спокойной ночи, капитан. — Гермиона резко встала из-за стола. — Уже поздно. Когда она ушла, резко стало пусто. Аккерман запустил пальцы в волосы, тяжело выдыхая и массируя виски. «И в вашем, и в своём мире я уже совершеннолетняя, капитан». «Да, но ты всё равно остаёшься мелкой девчушкой из другого мира».***
Гермиона молча шла по холодному коридору, теребя край свитера одной рукой и придерживая охапку одежды другой. Она усиленно пыталась не думать о том, что резко промелькнуло в её сознании, и о том странном огоньке, что показался в обычно холодных глазах капитана. «Кажется, у него были расширены зрачки», — дёргало её подсознание. «И что? В темноте они всегда расширяются», — спорила сама с собой девушка. «Он не такой, как Виктор или Рон, — снова напоминало подсознание. — Он капитан, повидавший смерти больше, чем ты только можешь себе представить! Подумать только. Влюбиться во взрослого мужика да ещё из другого мира. Ты вернёшься домой и больше никогда его не увидишь». «Я прекрасно это понимаю!» Гермиона замотала головой. Она всегда старалась трезво мыслить. Бросаться в омут с головой было не в её характере. «Верно, мы с ними больше не увидимся, и я вовсе не влюбилась в капитана, — повторила про себя Гермиона, резко остановившись. — Верно!» Одна из дверей в коридоре резко отворилась, и из темноты комнаты вышел Северус Снейп. Мрачный, с бледным лицом и привычно длинными черными волосами. Заметив его, Гермиона вздрогнула от неожиданности. «Почему он ещё не спит? Поздно же», — удивилась ведьма, сглатывая нервный ком. — Доброй ночи, профессор, — пролепетала она. — Вот именно, что ночи, Грейнджер, — сухо ответил ей профессор. — Я так понимаю, вы опять проводили время в компании капитана, — он сузил глаза, — или в компании командующего? — Я уже иду спать, — ответила Гермиона, опуская глаза. Она знала, что профессор обладал легилименцией, и ему не составит особого труда прочитать её постыдные мысли. — Не привязывайтесь ни к кому из них, — потребовал Северус. — Каждую ночь приходить ко взрослым мужчинам просто непозволительно для юной девушки. Не порочьте репутацию своей школы! Или вы резко потеряли свой хваленый ум, мисс Грейнджер? — Вам не стоит переживать за меня, профессор. Желаю вам спокойной ночи! Гермиона, не став дожидаться очередных нравоучений, бросилась в свою комнату, надеясь, что профессор не заметил её красные щёки. «Я действительно думаю не о том, о чём надо».