Божественный

      Ничто не приходит из ниоткуда и не уходит в никуда. Бесконечны перемены, бесконечны разрушения и бесконечно создание чего-то нового. По песчинке, по камешку из равнин вырастали горы, по капле маленькая лужица превращалась в большой водоем. Человеческая жизнь слишком коротка, чтобы увидеть весь цикл формирования пород, изменения рельефа, движения литосферных плит. Мы можем довольствоваться разве что еще более скоротечной жизнью цветка, рождения, взросления и смерти небольшого животного. Но глупо было бы заявлять, что горы были здесь всегда, что на месте пустыни Сахары не могло быть глубокого моря. Глупо было бы рассчитывать на то, что вещь, которую вы только что обнаружили, всегда была такой.       Единственное, что человек способен наблюдать, это смерть. Разрушить что-то намного проще, чем построить, чем ждать, когда из крохотного желудя вырастет величественный дуб. Смерть скал, болот, озер, рек — то, что человек наблюдал веками, сотворял веками. Следить за исчезновением тысяч невинных видов намного проще, чем пытаться создать что-то новое. И тогда, когда маленькая птичка больше не прилетает, когда исчезают прекрасные цветки, не оставив новых побегов, человек не сомневаясь заявляет о новой увиденной смерти. Но как же быть, если что-то пропало, а этого никто не заметил? Не пушистый зверек, не редкий вид плодоносного дерева. Если исчезла с лица земли не гора, не родник, а целый корабль, дом, цверквушка или даже гигантская фабрика? И где же искать остов, где искать отесанные камни, если нет ни следа ни снаружи, ни под землей? И как же теперь доложить о «смерти» того, что исчезнуть вот так просто не могло?       На этот раз со спальными местами все было сложно. Компания пожелала остаться у Тома, чтобы наверстать упущенный вечер, однако они так и не могли отделаться от мыслей о симуляции и все их разговоры неизбежно возвращались к одному. Только поздней ночью друзья обнаружили, что, кроме кровати и раскладушки, из мебели у Тома были разве что стулья. Синди до последнего не хотела отдавать удобное спальное место парням, но под угрозами Итана, что он все равно ляжет туда, нравится ей это или нет, девушка все же сдалась и уступила друзьям кровать. Втроем на постели было настолько жарко и тесно, что уже через час одеяло оказалось на полу. Они еще и умудрились каждый по разу врезать друг другу локтем, переворачиваясь с боку на бок во сне.       Утром Синди первым делом выпнула сонного Роба в пекарню за булочками, а он и рад был немного проветриться после такой-то потной ночки. Из всех друзей не выспался почти никто, и каждый винил в этом остальных: кто-то постоянно лез обниматься, кто-то слишком громко храпел, кто-то оказался не таким уж джентльменом, чтобы уступить спальное место даме. Однако тащить пустые ссоры за стол никто из них не горел желанием, потому, когда настало время для кофе, все четверо спокойно сели завтракать без лишних пререканий. - Надеюсь, нет необходимости упоминать, что о вчерашнем фото никому рассказывать не нужно? - поинтересовался Итан у садящегося рядом Тома. - Я уже и забыл, - хмыкнул Роб, намазывая разрезанную пополам булочку маслом. - А что там за фото было-то? - Ему — в особенности, - добавил азиат, тыча пальцем в Роберта. - Раз Том знает, почему мы не можем узнать? - невинно поинтересовался парень, слизывая оставшееся над губой масло. - Где логика? - безучастно спросила Синди, по привычке скрупулезно вымешивая густой напиток. - Тебе разве не интересно? - повернулся к ней Роб, и девушка исподлобья взглянула на него в ответ. - Я дружу с его девушкой. Что там было за фото — я знать не хочу. - Забудем про фото, - поставил точку Том, делая глоток из кружки.       Он тут же поморщился. Кофе был настолько горьким и безвкусным, что напоминал подкрашенную землей воду. Такого быть просто не могло, эту чашку его подруга получила из кофемашины, а там настолько ошибиться в процессе было просто невозможно. Том сделал еще глоток, горький вкус только приумножился, и его пришлось быстро заедать булкой. Не было ни приятного запаха, ни вкуса, ничего, за что он так любил этот терпкий напиток. Помнится, у Билла кофе пах просто сногсшибательно, будто его заливали прямиком в нос, попутно добавляя в горячий поток густых сливок. И вкус у него был.. Такой насыщенный, многогранный. Сначала его встречал небольшой шоколадный оттенок вместе с благородным вкусом кофейного зерна, затем он раскрывался, становясь более сладким, молочным. И, наконец, когда с языка пропадал жар, когда горло было согрето искусно приготовленным напитком, он оставлял за собой сливочное послевкусие, будто кусочек мороженого расплывался в тепле гортани.       Тяжело вздохнув, Том отставил кружку. Похоже, теперь не только сигареты будут ему милы из рук одного лишь баристы.       После скудного завтрака, Том заглянул в телефон. Он без интереса пролистал последние новости и отправился прямиком к горящему от уведомлений чату с семьей. Мама несколько раз спросила, что бы они хотели на ужин, но ей так никто и не ответил. Затем, уже сегодняшним днем, Каро с раннего утра разослала всем по напоминанию о концерте, который должен будет состояться уже завтра, а за ним снова шли сообщения от мамы, но уже обращенные к сыну:       «Том! Я очень тебя прошу, забери диплом! Завтра у нас будут гости, всем очень хочется взглянуть на результат твоей учебы.»       Именно. Вот для чего нужен диплом, вот ради какого момента вы пашете четыре года без сна и отдыха — чтобы ваша мама могла бахвалиться заслугами своей дитятки перед ее многочисленными подругами и родственниками, лица которых вы забываете, стоит им уйти за порог. Ни на какой работе никому нет дела, закончили вы Сорбонну или Йель, университет Феникса или Плимута, имеет вес только то, что вы можете предложить. Прошла пора, когда золотой корочки было достаточно, чтобы получить шикарное предложение. Теперь, чтобы чего-то стоить на рынке труда, нужно быть как минимум рубином, а не то вы быстро затеряетесь в куче таких же наученных побрякушек, как вы. Никого не волнует, что вы были отличником на учебе, никого не волнует, сколько денег вы платили за семестр в своей шараге. Им нужны уникальные знания, способные двигать компанию в бесконечной гонке вперед, или же словечко от кого-нибудь очень весомого в совете директоров.       У Тома не было непревзойденных знаний в программировании, он не отличался блестящим умом, но при этом в его кармане всегда лежало то самое словечко, обеспечивающее его работой еще до того, как он подал документы в вуз. Потому для него беготня по лекциям, выклянчивание пересдач и работ над ошибками были только ради улыбок мамы и папы, которые повесят в рамочку его никчемный диплом и будут рассказывать, как их дорогой сыночка хорошо отучился в одном из лучших вузов страны.       Делать было нечего, все же мама очень просила. Распрощавшись с друзьями, Том выдвинулся в сторону университета. К нему в компанию навязался Итан, уговоривший докинуть его до дома, а Роб, оставшийся с Синди за столом, настоятельно попросил друга наведаться к нему вечером, чтобы подобрать для концерта костюм. У парня был довольно своеобразный вкус в одежде, чего стоила одна его попугаечная рубашка, к которой тот неизменно подбирал яркие штаны. Для официальных мероприятий у него был богатый ассортимент пестрых костюмов всех цветов радуги, превращавших и без того странноватого Роберта в персонажей Джима Керри, и то не из самых удачных его фильмов. Но сейчас, когда им предстояло пойти не на очередной благотворительный вечер, а на концерт Каро, ситуация в корне менялась.       На подъезде к зданию университета на Тома нашло уныние. Он еще даже не приехал, но знакомые подстриженные кустики, вымощенные камнем дорожки, исхоженные вдоль и поперек улицы заставили его окунуться в пучину былых лет. Наверное, ему никогда больше не удастся спокойно прогуляться по этой части города, не удастся насладиться старинной застройкой, уникальной архитектурой. Теперь это место неизменно будет вызывать в нем печаль и тоску, ассоциироваться с крикливыми профессорами и бесконечными пересдачами. Здесь не произошло ничего дурного, никто над ним не издевался, не смеялся — как будто они посмели бы. Но все же годы, проведенные под постоянным давлением, в тревоге и страхе перед плохой оценкой или очередной пересдачей из-за неверного ответа на всего один дополнительный вопрос, оставили после себя ничуть не меньше шрамов.       В полупустом здании все еще пахло сыростью. Несмотря на довольно теплую погоду, внутри старого университета было как всегда холодно. Просторные мраморные залы, старинные окна, из которых сквозило даже летом — набейся здесь толпа людей, от него бы все равно продолжало разить холодом и отчужденностью. Том вспоминал, что в его группе, да и на потоке, ему встречались индивиды, не покидающие университет даже после окончания занятий. Они оседали в пустых аудиториях или даже коридорах и бесконечно что-то писали в своих блестящих ноутбуках. Порой он приходил на пересдачу поздним вечером, а они все сидели и безустанно клацали по клавишам. Разве могло у них быть хоть что-то общее с ним?       Все прошло куда быстрее, чем он ожидал. Пара вопросов, пара подписей и вот она, заветная бумажка с его именем и печатью на ней. Жалкий подкрашенный лист с номером и эмблемой. И ради этого было потрачено столько сил? Его можно было бы свернуть и он бы с легкостью поместился в кармане. Вот он — вес бесценных знаний, подцепит ветер, а ты и не заметишь. В любом случае, теперь одной проблемой было меньше. Родители будут рады, а он больше никогда сюда не вернется и сможет забыть о ненавистном университете раз и навсегда.       Том уже сбегал вниз по покатым ступеням, лишний раз притормаживая, чтобы не оступиться на скользком краю, когда яркий свет, разливающийся по потемкам лестницы из-за стеклянной двери, заставил его остановиться. Это место хорошо ему запомнилось, здесь вместе с Итаном он провел не один час, припадая к красочным коллекционным энциклопедиям про космос. Здесь хранились уникальные книги, редкие экземпляры пропавших с лица Земли изданий, древние карты, планы города разных времен и многие другие бесценные вещи, требующие особого ухода и охраны.       Не было ни одного профессора, хотя бы раз не заикнувшегося об университетской библиотеке. В ней, безусловно, хранились учебные пособия, энциклопедии и исследования, необходимые для написания курсовых и докладов, но далеко не им она была обязана своей популярностью. Еще в середине прошлого века, когда у города были проблемы с финансированием и содержанием муниципальных зданий и организаций, университет, имеющий обеспеченных спонсоров, согласился взять под свое крыло весь городской архив с последующим его переездом в главное здание университета. Им удалось заполучить не только редчайшие книжные издания и карты, но и планы практически всех зданий в городе, когда-либо построенных, церковные записи о рожденных и отпетых, хозяйственные книги дворов и поместий, заводов и фабрик, когда-либо стоящих на этой земле. Конечно, когда ситуация нормализовалась, а в городской бюджет поступили новые средства, архив был снова открыт, но уже заполученные университетом данные так и остались под его эгидой. И они все еще хранились там, за стеклянной стеной в пыльных папках на бескрайних просторах многочисленных полок.       Том попал в библиотеку без лишних проблем, его магнитный пропуск был действительным вплоть до сентября, несмотря на то, что парень больше не был студентом. Внутри освещенного теплым светом помещения были расставлены широкие столы для чтения, снабженные индивидуальными настольными лампами и подставками для книг. Остальная часть библиотеки была тесно заставлена высокими книжными шкафами, подпирающими потолок. Полки ломились от литературы, на некоторых из них книги лежали друг на друге поверх стройно выставленных рядов. В воздухе держался специфический пергаментный запах, слегка разбавленный свежими чернилами и пылью.       За длинной кафедрой из темного дерева сидела девушка, что-то набирающая на механической клавиатуре, громкое клацанье клавиш эхом проносилось по пустому залу. Через очки она вглядывалась в тусклый экран старого квадратного монитора, недопустимо близко наклоняясь к нему, но, только заметив Тома, она тут же выпрямилась. - Что вы хотели? - Здравствуйте, - улыбнулся Том, ближе подходя к кафедре. - Я бы хотел взглянуть на газеты, выпущенные в период с 1950 по 1980 год, желательно те, в которых присутствовали статьи про мистику.       Девушка глянула на него поверх очков недоверчиво, затем сказала: - Читательский билет, пожалуйста.       Том протянул магнитную карту через кафедру, девушка отсканировала штрих-код с обратной стороны и снова наклонилась к монитору, сощурившись. Парню было ее искренне жаль, с таким оборудованием к концу своей работы бедняжка рискует остаться совсем без глаз. Университет никогда не скупился на компьютерные классы, в аудиториях висели электронные доски, на каждом из входов стояли магнитные рамки и автоматические барьеры, но поменять монитор в библиотеке на что-нибудь хоть капельку современное у них, похоже, денег не было. - Тут сказано, что вы уже выпустились, герр Кестнер. - Ну и что? - непонимающе нахмурился Том. - Пропуск же до сих пор действует. - Допуск к литературе, газетам, исследованиям и так далее разрешен только студентам и служащим университета, иначе вам требуется специальное разрешение, либо удостоверение журналиста. - Чушь какая-то, - он возмутился. - Если я могу сюда попасть, почему я не могу ничего прочитать? - Пропуски действительны до сентября для тех, кто намерен продолжить обучение. - А может я намерен, откуда вам знать? - Я бы увидела это в компьютере, - спокойно отвечала девушка, сложив сцепленные руки на столешнице. - Экзамены для поступления в магистратуру еще не прошли, - со знанием дела заявил Том, припоминая, что Сари вроде как до сих пор готовилась. - При подаче заявки в вашем деле должна появиться пометка, которой я не вижу. - А если я помогаю кому-то в подготовке?       За время их разговора к кафедре подошла еще одна работница библиотеки, это была женщина в годах с серебристыми волосами, едва покрывающими шею. Она тоже носила очки, но более утонченные, в позолоченной оправе, от которой спускались тонкие золотые цепочки с обеих сторон. - Поймите же, я не могу дать вам доступ к данным, пока у вас нет соответствующего разрешения. - Что здесь происходит? - вежливо поинтересовалась подошедшая женщина. - Да вот, пытаюсь объяснить молодому человеку, что ему нужно иметь разрешение, чтобы увидеть газеты. - Газеты? - удивленно переспросила она. - А как вы сюда попали, юноша? - У него пропуск сгорает в сентябре, - ответила девушка, не дав Тому и рта раскрыть. - Что за газеты вас интересуют? - С 1950 по 1980, где встречались статьи о мистике, - наконец смог ответить за себя парень. Идея пойти на небольшой обман поразила его настолько быстро, что он не успел как следует подумать. - Я помогаю Сари Дахан в подборе информации для ее исследования. - Сари? - в изумлении женщина вскинула брови. - Она уже определилась с направлением? - Я не знаю, - признался Том. - Но она попросила меня узнать все, что получится, о всех когда-либо стоящих зданиях на Розенвальдштрассе. - Причем здесь газеты? - недоуменно взглянула на него девушка. - Ах, эта девочка не перестает меня удивлять! - восторженно улыбаясь, женщина хлопнула в ладоши. - Идемте, - она вышла из-за кафедры, приглашая опешившего Тома с собой. - Идемте-идемте, вам повезло, что я здесь. - Но фрау Вист.. - девушка поднялась со своего места, однако женщина махнула ей рукой. - Все в порядке, у молодого человека есть пропуск. Да и как не помочь такой способной ученице в ее исследовании? - довольно посмеиваясь, фрау Вист увлекла Тома в глубину библиотеки. - Это удивительная история, уникальная, я готова поклясться. Фрау Дахан умеет выбирать интересные темы. - Простите, - заговорил Том, едва успевая за оживившейся женщиной. - Почему вы так уверены, что знаете, о чем я хочу узнать? - Молодой человек, - качая головой, улыбнулась фрау Вист. - На Розенвальдштрассе не было ни одного здания, вызывающего больший интерес. Вы же здесь, чтобы узнать о таинственном исчезновении имения Каменный цветок? Пройдемте.       Не дожидаясь ответа, фрау Вист завела Тома в плохо освещенную комнату. В ее центре стоял пустой стол, а по периметру располагались полки со свернутыми в трубочки пожелтевшими листами. - Она не всегда звалась Розенвальдштрассе, раньше ее название было куда проще — Лангештрассе. Власти переименовали улицу в 1975 году, чтобы пресечь рост интереса к истории.       Женщина взяла возле дверей сложенную стремянку, превышающую ее по росту в полтора раза. Она установила ее возле одного из стеллажей и обратилась к Тому: - Пожалуйста, придержите.       Том без лишних вопросов двумя руками взялся за шаткие опоры лестницы, прижимая ее к полу, в то время как фрау Вист принялась резво забираться вверх по дребезжащим ступеням. - Мне казалось, университет оцифровал все газеты. - К чему вам газеты? - усмехнулась женщина. - Я получше любых газет смогу рассказать вам об имении. Вам очень повезло, что я сегодня здесь, - повторилась она, заглядывая на полки. - Мой отец несколько лет потратил на изучение этого случая в 70-ом. Он был величайшим журналистом, вам должно быть знакомо его имя — Олаф Вист. - Нет, простите, - виновато мотнул головой парень. - Понимаю, конечно, уже больше полувека прошло, но тогда его имя было у всех на устах. Я сама помогала ему с расследованием, эта история еще с середины 20-го века наводила шороху, - несколько раз переложив с места на место шелестящие трубочки, фрау Вист вытащила из пыльной кипы один ничем не отличающийся от других сверток. - Ах, вот и он.       Она спустилась с лестницы и встала к столу. Положив сверток на столешницу, женщина достала из ящика стола четыре железных пресс-папье в виде стопок книг. - Граф де Леви-Бринне был человеком с деловой хваткой, он успешно развивал семейный бизнес и налаживал торговые связи с Германией в середине 19-го века. Его работа требовала самоотдачи, он уезжал в длительные деловые поездки, что, понятное дело, не нравилось его жене. Графиня тосковала по мужу, долгие месяцы оставаясь во Франции в полном одиночестве, однако отправляться с ним в поездки она не желала — ей не нравились гостевые дома. Но ее можно понять, они далеко не всегда были комфортными и приятными местами для времяпрепровождения, там постоянно находились толпы посторонних и нередко устраивались шумные вечера с музыкой и танцами. К тому же, в их родовом имении во Франции у графини был роскошный цветочный сад, который она любила всей душой, и разлука с ним представлялась ей еще более ужасной, чем разлука с мужем. Но граф де Леви-Бринне был очень умным и находчивым мужчиной.       Раскатав один из листов бумаги на столе, фрау Вист прижала его края пресс-папье, и Том уставился на представший перед ним чертеж, затаив дыхание. На потускневшем от времени листе был тонким карандашом начерчен тот самый призрачный дом чопорного мсье. Те же двери, те же окна, шпросы, фонари у входа, даже каменная дорожка и пресловутый куст, но не один, а в компании своих близнецов, симметрично расставленных по обе стороны от тропинки. - В 1853 году граф построил для своей любимой дом, но не простой. Он был сделан в популярном на тот момент во Франции стиле, а каждый из его элементов, будь то дверные ручки, гобелены, лампы — все было выполнено в виде цветов из сада графини де Леви-Бринне. Однако на этом граф не остановился. По его личной просьбе Севрской фарфоровой мануфактурой, которая, на минутку, создавала изделия для королевских семей, были изготовлены пять уникальных фарфоровых сервизов с рисунками цветов. А также были заказаны столовые приборы из серебра в той же тематике, кровати, шкафы, секретеры, туалетные столики, обеденный стол, стулья и другая мебель. Каждый предмет был единственным в своем роде и был украшен одним из видов цветов сада графини де Леви-Бринне. Вокруг особняка также были высажены несколько кустиков неприхотливых многолетних растений, конечно, ни в какое сравнение не идущих с растениями из сада во Франции, - женщина с восхищением погладила дом на чертеже. - Особняку было дано имя La Fleur de pierre, что в переводе значит «каменный цветок».       Фрау Вист вытащила из лежащей на краю стола трубочки еще один лист и раскрыла его поверх чертежа, поочередно подкладывая уголки бумаги под пресс-папье. На новом листе была представлена схема первого этажа, уже хорошо знакомого Тому. - Особняк был двухэтажным. На первом этаже в самом центре располагалась асимметричная лестница, комнаты были выстроены вокруг нее кольцом и все до одной были проходными. С левой стороны от входа располагалась столовая, за ней — кухня. Небольшим коридором с выходом в сад она была соединена с библиотекой и кабинетом в одном лице, затем шли две гостиных и круг замыкался. - Гостиных? - переспросил ее Том, тыча пальцем в комнату на чертеже. - Разве здесь была не музыкальная комната? - Нет, что вы, - посмеялась фрау Вист. - Графиня не любила принимать гостей и не была поклонницей музыки. Кроме того, музыкальные комнаты были намного, намного больше. Может быть, там и стоял клавесин или что-то вроде него, но даже на самом чертеже, взгляните, указано, что это гостиная и никак иначе.       Убедившись, что у парня больше нет вопросов к первому этажу, женщина развернула последнюю трубочку, разместив и ее поверх других чертежей. - На втором этаже комнаты были изолированными, в основном благодаря коридору. Здесь же была единственная в доме уборная с ванной. Рядом с ней находилась спальня графини, выполненная в ее любимом цвете — красном, спальня графа в более спокойных тонах и две гостевые спальни совсем уж скромно обставленные. Помещения для слуг были отделены от основного дома и размещены в небольших домиках в саду. Это, опять же, было ничем иным, как прихотью хозяйки — она не любила посторонних и тяжело привыкала к новым людям, потому слугам было позволено заходить в главный дом только если таков был приказ. Однако даже при таких условиях графиня де Леви-Бринне побывала в своем особняке всего несколько раз по паре лет. В последний раз они заезжали в Каменный цветок в 1865 году, а потом из-за болезни графа их поездки в Германию прекратились. - И тогда он исчез? - спросил Том, разглядывая аккуратно выведенные чертежи. - Каменный цветок. - Никто не знает, когда именно это произошло, молодой человек, - с загадочной улыбкой покачала головой женщина. - Вплоть до 1951 никто не интересовался Каменным цветком и одному богу известно, что с ним происходило. Но в 51-ом, когда в Германии все поутихло, из Америки приехала внучка графини де Леви-Бринне, Изабель Джаннет Клоди де Леви-Бринне де Роган. Мадам Изабель пожелала восстановить бабушкин особняк, чтобы впоследствии перевести туда своего отца, сына графини де Леви-Бринне. У нее на руках были соответствующие документы о наследовании, она приехала со своим мужем и малолетним сыном, чтобы взглянуть на дом, но на том самом месте на Лангештрассе, где граф де Леви-Бринне построил Каменный цветок.. - Был пустырь, - завороженно закончил за нее Том, и фрау Вист кивнула. - Правильно, там ничего не оказалось. Ни разрушенных стен, ни остатков фундамента, ничего. Дом как по волшебству исчез, - женщина, будто колдуя, взмахнула руками в воздухе с восторженным выражением на лице. - Но это было далеко не все, что ожидало наследников графини. Они не без разборок, но все же смирились с утратой Каменного цветка. Тогда Мадам Изабель предъявила свои права на землю и собиралась ее продать, чтобы выручить из наследства хоть что-то. И тут начинается самое интересное.       Фрау Вист довольно притопнула, снова обратившись к полкам, а Том с широко распахнутыми глазами наблюдал за увлеченной женщиной. Что же могло быть интереснее исчезнувшего в один миг дома? - Мадам Изабель привлекла геодезистов, с ними выехали несколько чиновников, чтобы определить границы ее собственности. Каждый участок строго отмерен и задокументирован, чтобы избежать притязаний со стороны соседей. Люди, знаете, любят оторвать кусок побольше, даже если это идет во вред чужому куску, - пошерудив несколько свертков на нижних полках, женщина приговаривала. - Так, это не то.. и это.. А, вот он!       Она радостно хлопнула в ладоши и вытащила из горы чертежей еще один свернутый в трубочку лист. И его разместив на столе, фрау Вист склонилась над картой улиц, нарисованной от руки, и внимательно пригляделась к мелким названиям, написанным черными чернилами. - Они прибыли на Лангештрассе и стали измерять. Участок, на котором располагался Каменный цветок, должен был быть во-от здесь, - женщина ткнула морщинистым пальцем в карту. - Но, когда начались измерения, геодезисты заметили кое-что очень странное. Расстояние между двумя измерительными приборами, установленными на одной линии по Лангештрассе, было в два раза меньше, чем по полученным с приборов данным. Команда заменила приборы, произвела еще один замер, но результат был тем же. Тогда они стали перемещать один из приборов и наблюдать за тем, как меняются показания. Они ожидали, что значение будет уменьшаться в два раза быстрее, однако на деле расстояние менялось ровно настолько, насколько перемещался прибор.       Фрау Вист поставила на карту руку и отмерила расстояние указательным и большим пальцами. - Они перемещали измерительный прибор ближе ко второму прибору, - говоря, она двигала указательный палец по дороге, большой же оставляя на месте. - И в конце концов они установили приборы друг рядом с другом, - ее пальцы соединились. - Но показания приборов были такими, будто бы они стоят на расстоянии друг от друга, - она снова развела пальцы, широко расставив их по Лангештрассе. - Понимаете? Будто бы на границе двух участков был спрятан третий. Тот самый, на котором должен был стоять Каменный цветок. - Не может быть, - едва шевеля губами, выдохнул Том, не спуская глаз с карты. - Все так подумали: не может быть, - кивнула фрау Вист. - Но закон есть закон. По документам участок, принадлежащий мадам Изабель, был именно тут, а вернее нигде, и потому продавать ей было просто нечего. Она околачивала пороги администрации, обращалась в разные инстанции с просьбой выделить ей землю размером с землю Каменного цветка, но те могли только развести руками. Участки возле Каменного цветка принадлежали неизвестной организации, властям удалось связаться только с помощником одного из ее учредителей, и тот сообщил, что ни его хозяин, ни другие учредители не будут делить свои земли из-за какой-то там бюрократической ошибки, а ведь именно так и считала мадам Изабель, хотя в прессе инцидент с Каменным цветком объяснялся геофизической аномалией. - И тогда этим делом занялись журналисты? - Все так. Мадам Изабель была разгневана не на шутку. Она применила все свои связи, привлекла всех возможных людей, чтобы поднять шумиху. В газетах всей Европы писали про вопиющий случай, когда немецкое правительство отнимает земли у иностранцев, по праву им принадлежащие. Разгорелся скандал, на Лангештрассе стали толпами приезжать журналисты, группы геодезистов, исследователей и просто любителей. Они изучали почву, проводили измерения, сканирования, но истину было не изменить. Больше никто не хотел ничего покупать на Лангештрассе, строить — тем более. Этот случай распугал всех потенциальных застройщиков. Столкнувшись с поражением, дом де Леви-Бринне де Роган попытался найти след Каменного цветка на аукционах, в частных и музейных коллекциях, но все произведения искусства, портреты семьи, а также сервизы, столовые приборы, мебель и другое убранство дома пропали с лица Земли вместе с ним. Мадам Изабель осталась ни с чем и их семья так и не вернула себе право даже на землю Каменного цветка. - Но.., - задался вопросом Том. - Но если в этой истории уже была поставлена точка, почему в 70-ых расследование началось заново? - Видите ли, люди всегда питали интерес к таким загадочным неразрешенным случаям, даже десятки лет спустя. Именно в 70-ых выяснилось, что ни один предмет из Каменного цветка не был продан. Мой отец полагал, что в 50-ые люди не располагали необходимой техникой, чтобы докопаться до правды, и не все данные было возможно достать, однако даже он за годы расследования так и не нашел Каменный цветок. От исчезнувших кораблей удается найти затонувшие обломки, от исчезнувших самолетов — их разнесенные на сотни километров останки, но от Каменного цветка не осталось даже камешка, будто особняк и вовсе не существовал. Единственными свидетельствами его существования были, есть и остаются чертежи, бухгалтерские книги графа де Леви-Бринне, чеки, документы о собственности и наследовании и письма графини ее семье. - Поверить не могу.., - себе под нос пробубнил парень, рассматривая карту пустой Лангештрассе на столе. - Понимаю вас, - участливо кивнула фрау Вист, возбужденно вздыхая. - Этот случай единственный во всем мире, насколько мне известно. И даже 50 лет спустя он все еще заставляет меня трепетать. - Можно снять копию с чертежей? - не слушая спросил Том. - Боюсь, это невозможно. - А сфотографировать? - Нет.       Том поднял голову и недоуменно взглянул на женщину. - Но как же? Ведь для оформления исследования потребуются картинки, для наглядности. Неужели совсем ничего сделать нельзя? - Вы меня неправильно поняли, - виновато улыбнулась женщина. - Это невозможно чисто физически. Видите ли, у этой истории есть еще одна сторона, конспирологическая.       Парень только сильнее нахмурился. - Что вы хотите сказать? - Вам известно устройство копировального аппарата? - В общих чертах, - Том пожал плечами. - Свет лампы сканера отражается от бумаги и попадает на матрицу, - все же подумала уточнить фрау Вист. - Считается, что чертежи Каменного цветка покрыты каким-то светоотражающим веществом, потому как любая попытка сделать копию или сфотографировать его приводит к появлению засвета. - Можно же без вспышки, - усмехнулся парень. - Тогда вы получите темный лист, на котором ничего не разобрать, - Том выразил откровенное недоверие, но женщина только развела руками. - Вы можете попробовать, но, я уверяю вас, это сизифов труд. Даже если вам получится хоть что-то запечатлеть, фотография в считанные секунды исчезнет. - Ну, это же уже совсем не смешно.., - Том нервно захихикал, ощущая, будто его пытаются обмануть, но на лице фрау Вист не дрогнул ни один мускул. - Существует теория заговора относительно Каменно цветка, - решила пояснить женщина. - Хотите верьте, хотите — нет, но любая информация об особняке или расследовании, попадающая на электронные носители или тем более в интернет, таинственным образом пропадает. От файлов не остается ни следа, ни одной записи ни в реестре, ни в ячейках памяти. Поэтому в эпоху популярности подкастов и любительских расследований о Каменном цветке никто не говорит ни слова. У этого случая нет даже сформировавшейся фанбазы, хотя бы потому, что его невозможно обсудить никак, кроме как при личной встрече. - Но это же невозможно. - Как и исчезновение целого дома, однако именно так и произошло. Тот небольшой круг людей, интересующихся Каменным цветком, полагает, что власти по какой-то никому не известной причине хотят стереть все упоминания об этой истории. Забавно, что Лангештрассе после переименования стал именно Розенвальдштрассе, хотя никаких роз там никогда не росло, - фрау Вист пожала плечами, по одному сворачивая чертежи в трубочки. - Можете зарисовать, если хотите. Это все, что я могу предложить.       Том покинул библиотеку в полном смятении. Он даже чуть не позабыл свой драгоценный диплом в архиве, бумажка так и продолжала болтаться у него в руках все это время, а затем просто переползла на заднее сидение Ауди. Пока время позволяло, парень решил нанести внеочередной визит господину баристе, и, хоть теперь у него в телефоне был забит заветный номерок, по старой традиции Том ему так и не позвонил. К счастью, Билл оказался дома и мотаться до его забегаловки не пришлось.       В красках пересказав мсье длиннющую историю о Каменном цветке, Том залез в телефон и кое-как нашел фотографии семьи де Леви-Бринне. Он прошелся по дому, примеряясь к лицам со стен, Билл, сменивший привычное спокойствие на едва заметное удивление, следовал за ним. Они сделали круг по первому этажу, не позабыв заглянуть на лестницу, и вернулись обратно в гостиную. Том остановился возле самого большого портрета в доме, висящего напротив диванов рядом с камином. На нем была изображена женщина, сидящая на скамье, со сложенными на коленях руками. Ее окружали розовые кусты, за ее спиной виднелось пасмурное насыщенно синее небо. На ней было нежно голубое платье, поблескивающее в полоске пробивающегося света. Пышная юбка с оборками полностью скрывала ноги, многослойные рукава спускались от открытого плеча до локтей. Невесомая голубая вуаль дымкой окружала ее шею, оборачиваясь вокруг рук, многоярусное украшение из жемчуга скрывало ее декольте.       Сама женщина была довольно худой и бледной, в ее взгляде читалась улыбка, но на губах не было и следа. Ее каштановые волосы с идеальным блестящим пробором были сложены в необычную тугую прическу, напоминающую два крупных завитка с обеих сторон головы. Эта картина была единственной в доме, где бы женщина выглядела такой умиротворенной и даже можно сказать счастливой, с других портретов ее изумрудные глаза смотрели неодобрительно, местами — равнодушно. - Это графиня де Леви-Бринне, - констатировал Том, сравнивая портрет с изображением в телефоне. - Это ей принадлежал Каменный цветок. Если я правильно понял, портреты на лестнице и в коридоре — это ее семья. Ее мать, отец, сестры, братья, бабушки и дедушки. А что касается графа.. - парень задумчиво пролистал альбом с фотографиями, остановившись на черно-белом снимке упитанного джентльмена с тростью и усами. - Его портретов здесь, похоже, нет. - Он же построил дом, чтобы она не тосковала по Франции. Вполне логично, - Билл поднял голову, рассматривая даму на портрете. Впервые за десятилетия жизни здесь он обратил на нее внимание, перестав относится к картине как к слепой детали интерьера. - Значит Каменный цветок. Вычурное название. - Зато емкое, - Том погасил экран телефона, возвращая свое внимание баристе. - Лучше не скажешь. - И что, про меня в их семье нет совсем ничего? - Ничего, - мотнул головой парень. - Честно, ума не приложу, как и почему ты оказался именно здесь. У вас нет вообще ничего общего, разве что только то, что вы французы. - Я? - изумился мсье. - Клебер — французская фамилия, - пояснил Том. - Я думал, уж кто-кто, а ты это знаешь. - Знаю, просто никогда не задумывался о ней в таком ключе, - Билл пожал плечами, затем усмехнулся. - И вот опять ты узнаешь обо мне за один день куда больше, чем я за всю свою жизнь. - Да брось, - Том неловко пихнул его кулаком в плечо в попытке приободрить. - Если бы не эта сердобольная женщина, я бы тоже вряд ли что смог узнать.       Бариста хмыкнул, но все же улыбнулся гостю в ответ. - Выходит, я появился здесь после 1865? - Похоже на то. Как она сказала, непонятно, что происходило с имением после их отъезда, а, как мы знаем, в конце 19 века ты уже жил здесь. Кстати, - миновав господина Клебера, как у себя дома Том направился в музыкальную комнату. - Фрау Вист сказала, что здесь должна быть гостиная, - он обратился через плечо к неспешно подходящему Биллу. - Графиня не любила музыку, а здесь все было сделано под нее.       Билл прошел в глубину комнаты к стоящему ближе к стене фортепиано. Он оглядывал стены, музыкальные инструменты на открытых полках, будто смотрел на них впервые, а Том с интересом следил за движущейся фигурой баристы в очередном узорчатом халате. У него было красивое лицо, правильное. Низко расположенные брови, идеально прямой нос, очерченные скулы, резкая четкая линия челюсти, аккуратные пухлые губы, налитые цветом. Слегка печальное, оно не имело ни морщин, ни изъянов и навсегда оставалось в памяти, стоило единожды на него взглянуть. Его портрет был бы настолько притягательным, что, Том не сомневался, его бы так же разместили в главной гостиной у всех на виду. Он бы и сам не смог пройти мимо написанного маслом лика. Если на живого мсье Том не мог долго пялиться из-за страха быть пойманным, то с портрета парень ни за что не спустил бы глаз, разглядывая каждую деталь: блеск лоснящихся черных волос, прячущуюся за высоким воротником шею, изящные прекрасные руки с аккуратными длинными ноготками. В голове постепенно начали всплывать воспоминания о вечере их первой встречи, и Том в ту же секунду отвернулся от разгуливающего по комнате баристы, стыдливо пряча покрасневшее лицо в стороне гостиной.       Длинными тонкими пальцами француз провел по глянцевой крышке фортепиано и, сделав круг, развернулся к гостю лицом. - Могу сказать лишь, что музыку люблю я. Не сочти за хвастовство, но я умею играть на всех инструментах, что здесь имеются. - Ну, я уже ничему не удивляюсь, - с усмешкой ответил Том, перемещая взгляд по музыкальным инструментам, лишь бы снова не взглянуть на него. - Ты же столько времени тут провел. - Верно, - кивнул Билл, подходя ближе к сверкающему в свете люстры стеллажу. - Однако большей любовью я проникся именно к ней, - протянув руку, француз ласково огладил изгиб уставшей скрипки, и гость невольно проследовал взглядом за его ладонью. - Как только я беру ее в руки, мое сердце будто оживает. Одиночество превращает существование в череду однообразных дней, лишенных голосов, но с ней я будто снова обретал потерянных друзей. Музыка, производимая всего парой натянутых струн, позволяла мне почувствовать позабытые эмоции, пережить то, чего со мной никогда не случалось, но о чем я порой мечтал. Ноты они как буквы способны рассказать историю, однако книга рисует для тебя события и перипетии, а музыка дает тебе почувствовать их. Мелодия она как оттиск чувств, что музыканту случилось пережить.       Том наблюдал за тем, как руки Билла прикасаются к инструменту, словно тот был живым. В его семье музыка была в почете, почти все члены семьи Кестнер умели играть хотя бы на одном музыкальном инструменте. Они посещали филармонии с раннего детства, живая музыка играла на свадьбах, днях рождения, в рождество и даже под новый год. У его тетей и дядей имелись свои любимые инструменты, они каждый держали дома собственную коллекцию пластинок, кассеты и диски были для них вздором. А его прабабушке даже удалось сохранить восковые цилиндры с записью игры их предков.       Но никто, ни один человек из Кестнеров, даже его одурманенная скрипкой сестра, не отзывался о музыке так, как это делал Билл. Том никогда не смотрел на мир мелодий и песен с такой стороны, и никогда не слышал ничего печальнее. Он отнесся к вчерашнему рассказу баристы не должным образом, парень даже представить себе не мог, что этот старомодный неповторимый юноша действительно был настолько одинок.       Звонок телефона, как гром среди ясного неба разразивший затянувшееся молчание, пробудил Клебера. Он отнял руку от скрипки, будто та вдруг его обожгла, его губ коснулась тревожная улыбка, а взгляд карих глаз забегал по полу. - Извини, - виновато вздохнул Том, ощутив, будто саморучно разрушил что-то очень важное, сокровенное.       Он на пару шагов отошел от Билла из вежливости, но уходить из помещения не стал. - Алло? - Том! - раздался в трубке знакомый возглас вместо приветствия. - Ты помнишь, что я тебя сегодня жду? - Как я мог забыть, если мы с тобой несколько часов назад об этом говорили? - Ну, мало ли, - стушевался парень и в динамике послышался скрип от его дыхания, затем на заднем фоне раздался женский голос. - Мама просила передать, что пирог уже стоит в духовке, - его голос снова прервался, Роб с тяжестью вздохнул и, оторвав телефон от уха, глухо прокричал женщине в ответ. - Он приедет и сама все ему сможешь сказать! Боже! - последнее прозвучало уже громче — Роб снова прислонил трубку к уху. - Короче, я тебя жду, не опрокидывай меня. - Как же я могу отказаться от пирога? - по-доброму усмехнулся Том. - А я-то думал ты на дружеских началах, - Роб вздохнул с деланной обидой.       Они попрощались и, сунув телефон обратно в карман, Том развернулся к Биллу. Бариста так и продолжал стоять в противоположном углу комнаты, скрестив руки на груди. - Извини, - еще раз извинился парень, ближе подходя к мсье. - Я должен помочь сегодня Робу подобрать костюм для концерта, и он хотел убедиться, что я не забуду. - Это ты меня прости, - улыбнулся бариста своей фирменной спокойно-доброжелательной улыбкой. - Я что-то.. забылся, кучу всего наговорил. А, твой друг, он тоже связан с музыкой? - Роб? Не-ет, - засмеялся парень. - Только футбол и наркотики. Концерт у моей сестры в консерватории. Она, кстати, тоже любит скрипку, прямо боготворит. - Она хорошо играет? - поинтересовался Билл будто бы просто из вежливости, но на его лице читался неподдельный интерес. - Лучше всех, - без сомнений заявил Том. - Она с семи лет ею одержима. - Интересно, как звучит ее игра, - задумчиво произнес француз, машинально вертя в пальцах свисающий с шеи кулон. - Я уже давно не хожу на концерты. Поход теряет всякий смысл, когда увиденное не с кем обсудить, а на моей новой работе, сам понимаешь, ценителей классической музыки встретить практически невозможно. - А пойдем с нами, - с ходу предложил парень. - Завтра в шесть. Там, конечно, не будет ничего впечатляющего, всего лишь кучка студентов и выпускников, играющих на разных инструментах. - Что? Нет-нет, - робко запротестовал господин Клебер. - Если тебе показалось, что я напрашиваюсь, то прошу меня простить, я совсем не хотел.. - Нет, я тебя просто приглашаю. Давай, - требовательнее заговорил Том. - Давно, говоришь, не ходишь? Вот и повод появился. К тому же, я могу привести с собой одного человека бесплатно. - Мне, правда, неловко.., - смутился Билл, отводя в сторону взгляд. - Да ладно, мне хотя бы будет веселее, Роб все равно там каждый раз своими делами занимается. Соглашайтесь, господин Клебер.       Услышав такое необычное к себе обращение, Билл невольно прыснул. Однако затем он выпрямился, на его губах появилась скромная улыбка. - Сочту за честь, господин.. - Кестнер, - сориентировался Том. - Господин Кестнер, - повторил за ним француз, подарив гостю обворожительную улыбку и скромно поклонившись. - Не сочтете ли за дерзость мою скромную просьбу сопроводить меня на вечер от моего дома? - Что? - растерянно промямлил парень. Да, в этом тягаться с мсье Клебером он не мог. - Заедешь за мной? - перефразировал Билл. - Без проблем, - он ощутил небывалую легкость в разговоре после возвращения к обычной речи. - А что, твоя машина тебя не устраивает? - Я не люблю ею пользоваться. Она приковывает к себе слишком много лишнего внимания. - Неудивительно, - усмехнулся Том, поглядывая на часы. - Мне уже пора, - француз понимающе кивнул. - Завтра в пять я буду у тебя. - Мне стоит что-то знать о дресс-коде? - успевал спрашивать мсье вдогонку. - А? Нет, просто костюм надень.