Что нелегально в Намибии?

В темноте послышался шорох, затем звук замка-молнии, и на несколько секунд в палатку прокралась аура ночи. Наверху — чернильное небо, усыпанное незнакомыми созвездиями южного полушария. Если прислушаться, сквозь топот ног снаружи и разговоры устраивающейся на ночлег съёмочной бригады можно было расслышать бормотание Атлантического океана вдали. И всюду вокруг — бескрайняя равнина песка, соблазнительно-горячая днём и предательски-прохладная после захода солнца. «Блять, Джеймс, закрой дверь». — послышалось бормотание с одной из раскладных коек. «А я-то думал, что ты любишь всю эту походную хрень». — откликнулся Джереми из дальнего угла и разблокировал телефон, чтобы подсветить дорогу вошедшему. «Я люблю, — моментально взъерошился уставший Хаммонд, кутаясь глубже в спальный мешок. — В кемпинге в Озёрном крае. Где есть все необходимые удобства, и можно не бояться, что к тебе в палатку заползёт какая-нибудь ядовитая тварь». «И это говорит человек, переживший путешествия по самым зажопинским местам Южной Америки и Юго-Восточной Азии». — пожал плечами Кларксон и положил на кейс с аппаратурой, служивший прикроватной тумбочкой, свои очки для чтения. Луч света от экрана телефона скользнул по палатке. Джеймс прищурился, молча огляделся, стянул было с себя синюю куртку, однако, немного подумав, надел её обратно и направился к единственной свободной кровати. «Знаешь, иногда я сижу у себя на кухне в Херефордшире, — Ричард зевнул. — И мне кажется, что всё это было в какой-то другой жизни. Как в телепередаче, где тебе надо пройти испытания, типа как засунуть руку в террариум к паукам…» «Как Форд Боярд?» «Да, как Форд Боярд. Ты просто засовываешь руку к паукам, или засовываешь себя в клетку к каким-нибудь крысам, ну знаешь, что-то в этом духе, а потом всё, забываешь, словно страшный сон». «То есть мы уже хрен знает сколько лет снимаем твой страшный сон?» — попытался подколоть друга Джереми. «Только спецвыпуски. — младший ведущий прикрыл глаза, намереваясь как можно скорее погрузиться в сон и ничего не видеть и не слышать, пока пустыня не озарится утренним солнцем и снова не станет пригодной для обитания требовательных британских путешественников. — Исключая те, что мы снимаем в цивилизованной части Европы. Или в Штатах. Хорошее вино, культура, ровные дороги, ммм…» «Да ладно, не такой уж ты и неженка. — Джереми поставил точку в разговоре и повернулся на другой бок. Несмотря на то, что эту палатку целиком выделили их троице, а Хаммонд как никто другой — кроме, разве что, Энди — был посвящён в тонкости их взаимоотношений, он всё же понизил голос. — Джеймс?» Со стороны холмика из пледов, из-под которого торчали только воротник куртки да копна седеющих волос, не раздалось ни звука — только тихое, размеренное сопение. «Джеймс? — чуть настойчивей позвал Джереми, приподнявшись на локте. — Джеймс, ну же, я знаю, что ты ещё не спишь». «Отъебись, Джез». «Джеймс. — почти умоляюще пробормотал Кларксон, массируя ладонью обветренный лоб и слипающиеся глаза. — Иди сюда». «Я помогу тебе подвинуть раскладушку. — добавил он, так и не дождавшись ответа. – Джеймс?» «Я сказал тебе отъебаться». «Джеймс». «Что «Джеймс»? — наконец не выдержал тот и повернулся лицом к Джереми. — Сейчас почти пять утра, мы все устали, замёрзли, смертельно хочется спать. Я так многого прошу?» «Ты можешь спать рядом со мной». «А, то есть теперь это так работает?» «Это всегда так работало. Мы можем спокойно поспать вместе в одной палатке, и вся полиция Африки не сбежится бить нас палками». «Я бы с удовольствием сейчас сам огрел тебя палкой». — пробурчал Джеймс и попытался снова улечься, но Джереми с необычайной прыткостью вдруг вынырнул из-под одеяла и, выставив одну руку на пол палатки в качестве опоры, другой дотянулся до чужого плеча. «Почему ты злишься?» «Ты знаешь почему». «Я бы тоже хотел знать, почему вы двое с самого начала съёмок всё пытаетесь друг до друга докопаться, но не в пятом же, блять, часу утра». — простонал Ричард. «Прости». — пробормотал Джереми и снова зашептал: «Пожалуйста, я не ищу ссоры. Мы уже это обсуждали. Ну же, Джеймс». «Может потому, что с самого начала съёмок у нас творится какая-то поеботень? Дурацкие багги, скачки погоды, маршрут из ниоткуда в никуда, сэр Джереми Кларксон, вдруг решивший, что выпуски будут намного интереснее, если повысить в них градус спонтанности до того уровня, когда ты сам не понимаешь, кто, что, где, куда и нахера?» — Джеймс повёл плечом, пытаясь сбросить поглаживающую его ладонь. На лице Джереми на мгновение промелькнуло выражение, близкое к гневу. Ещё секунду, и безмятежность ночи была бы нарушена громом и молниями, которых обычно и следовало ожидать от темпераментного ведущего, когда кто-то выводил его из состояния душевного спокойствия. Но сейчас он с усилием сглотнул и, выдержав небольшую паузу, произнёс таким спокойным тоном, на который только был способен: «Ты прав, мы все устали. Поговорим об этом завтра». «Если выберемся из этой глуши. — Джеймс явно застрял в том настроении, когда подслащивать пилюлю не остаётся ни сил, ни желания. — Что вряд ли случится, если ты продолжишь строить из себя великого грандтуриста Викторианской эпохи и таскать бригаду туда-сюда по этим ебучим пескам». «Градус спонтанности, как по мне, не единственный, что нам стоит понизить. — снова вмешался Ричард. — Слишком много мата на квадратный метр. Если будем продолжать в том же духе и выдавать такое на камеру, монтажёрам придётся запикивать половину серии. Но над этим можно поработать и с утра, а сейчас, очень прошу, завалитесь и засыпайте. Или выгоню обоих к вашим ебучим пескам». «Зато там небо красивое. — пробормотал Джереми спустя пару минут. — В конце концов, мы и есть Гранд Тур». Джеймс лежал молча на своей кровати.

* * *

Хотя утро встретило их мерзким промозглым туманом и необходимостью лезть под машины, чтобы отснять сцену «ночёвки на песке», по мере того как солнце поднималось над пустыней, согревая мир своим светом, атмосфера в команде также начала постепенно оттаивать. Джереми и Джеймс общались почти дружелюбно и даже сымпровизировали пару крайне удачных сцен — про нелюбовь Ричарда к рыбе и про «Ставлю все деньги на то, что он скажет про затроивший мотор». Их химия, закалённая годами совместной работы, безотказно толкала дело вперёд, способствуя наполнению карт памяти камер и фотоаппаратов материалами, из которых можно было нарезать сразу несколько эпизодов. Чего, разумеется, никто делать не собирался по банальной причине профессионализма. Таковы законы жанра — никакого однообразия и занудства, но и не доходить до слишком большой откровенности — это автомобильное телешоу, а не одна из тех новомодных коллабораций на YouTube, где молодые люди всю личную жизнь — и хорошо ещё, если только свою — выворачивают наизнанку, чтобы повысить внимание к собственным персонам. Зрителям вовсе не нужно знать, что Ричард Хаммонд однажды едва не подрался с одним из операторов из-за неудачного пранка, а Джеймс Мэй и Джереми Кларксон друг с другом не только собачатся на словах и пьют вино, сидя вечером на веранде отеля, но и спят. В том самом смысле слова. Так что обычно монтажёрам приходилось обращать внимание не только на брань, но и на то, чтобы в кадр случайно не попал поцелуй, недвусмысленное положение руки на спине или ниже — да в принципе любое прикосновение, которое эти двое могли себе позволить, убравшись с глаз любопытной публики, однако здесь, в практически безлюдных дюнах, вырезать ничего бы не пришлось. Джеймс с Джереми работали слаженно, как и полагается коллегам, и это, несомненно, было лучше непрекращающихся перепалок — если бы не одно «но». Они были друг для друга кое-чем гораздо большим, нежели просто «коллегами».

* * *

Конфликт, который, как на первый взгляд могло показаться, остался зарытым среди песков, снова начал набирать обороты в Виндхуке, и пластырь с этой мозоли сдёрнул не кто иной, как Ричард, которому окончательно надоело витающее в воздухе напряжение и ежевечерние провальные попытки Джереми передвинуть раскладушку Джеймса в палатке поближе к своей. Ладно бы ещё перестановка мебели — как отец двоих дочерей, с детства не отличавшихся спокойным нравом, он вполне мог заснуть под какой угодно шум, но после непродолжительного спора о том, кто где будет спать, друзья переходили к обсуждению стиля передачи. Джереми при этом отчаянно настаивал на том, что Гранд Тур должен быть более дерзким, свободным и непредсказуемым, а главное — честным, что подразумевало под собой намёк на то, что нехер морочить людям головы байками о том, что ведущие спят на холоде под машинами, когда на самом деле они, если и не добираются до мотеля, то разбивают хоть не роскошный, но вполне терпимый для таких тёртых калачей палаточный лагерь. Джеймс бормотал что-то о том, что они и так заморачиваются, как никто другой, и если Кларксон так жаждет достоверности, столько неожиданно ударившей ему в голову, пусть берёт спальник, камеру и пиздует ночевать под звёздное небо, про которое он разглагольствует уже третий вечер подряд. Кратко, не агрессивно, но и далеко не ласково. Так что рано или поздно пластырь бы сорвался сам собой — спасибо особенностям климата Намибии. Но как известно, ничто так не способствует прокалыванию моральных мозолей, как располагающая к душевным беседам обстановка за кружкой пива. «Я знаю, это не совсем моё дело, — осторожно начал Ричард, после того как они отсняли сцену в баре и расположились за столиком у окна, наслаждаясь комфортом цивилизации и непринуждённостью обстановки. — Но что у вас произошло?» «Это сложно». — вздохнул Джеймс. «В этом я не сомневаюсь. — Ричарду казалось успехом уже то, что его сразу же не послали к чертям собачьим. Или к другим представителям местной фауны. — Но всё же. Иногда стоит выговориться, и всё встаёт на свои места». «Знаю, знаю… — и пускай возраст Джеймса неумолимо приближался к очередной юбилейной дате, в эту секунду Хаммонду почудилось, что ему снова семнадцать, и он выслушивает полную драмы очередную историю товарища об объекте симпатии. — Он просто такой идиот. Вцепился в эти свои принципы и идеалы, каким, мол, должен быть наш собственный проект, и кажется, совсем не желает никого слушать. Я понимаю, он хочет сделать всё достойно, но в этом надо набить руку, надо понять, чего от нас ждут, какие мотивы сыграют успешную партию, а какие стоит отложить на полку до лучших времён. Но он думает, что уже всё знает». «Послушай, я не имею в виду, что он во всём прав. — Ричард отхлебнул ещё пива. — Но может, так оно и есть. Для него». «Для него». — эхом повторил Джеймс и почти грустно продолжил: «Может это просто я не понимаю, чего хочу?» «Да брось. — протянул Ричард и улыбнулся, стараясь мимикой выразить как можно больше понимания и поддержки. — Да, так бывает, иногда может казаться, что мы чего-то не понимаем, что судьба прячет от нас грядущий путь, и ветра сомнений толкают назад, всё дальше от остальных, и всё в этом роде, но ты же понимаешь, что всё наладится». Разговор по душам оказался бесцеремонно прерван прибытием основного состава операторской бригады. Один из ребят направился к их столику. «Я погляжу, вы тут уже прохлаждаетесь? Теперь мы тоже можем себе позволить. С Джереми остались только механики. Последний раз мы виделись в сорока километрах от города, его чудище на колёсах снова перегрелось и, думаю, надолго, так что мы решили, что смысла и дальше там возиться нет никакого. — мужчина откинулся на плетённую спинку стула и с видимым удовольствием потянулся, ероша сцепленными в замок пальцами волосы, из которых на свитер полетели крупинки принесённого пустынным ветром песка. — Что мы можем сделать, так это глотнуть холодного пивка и отправиться спать. Надеюсь, утром всё наладится». Ричард многозначительно посмотрел на Джеймса и, руководствуясь дружеским долгом, отправился за напитками к барной стойке, куда постепенно подтягивались остальные члены команды. Спустя час все разошлись спать. Ричард, конечно, не мог предугадать, что взбалмошность Джеззы ещё сыграет злую шутку, и в первую очередь именно с ним, как не мог знать и того, что пока он сладко посапывал на чистых простынях, в соседнем номере Джеймс долго стоял у окна, устремив взгляд в ночь, кое-как задремал, не раздеваясь, часа на четыре, и снова стал ждать, потакая нерациональному стремлению увидеть Джереми хотя бы одним глазком, убедиться, что он не замёрз в этой ебучей Намибии. Когда на улице уже рассвело, Джеймс быстрым шагом вышел из комнаты, спустился во двор отеля и долго смотрел на уставшего, с ног до головы покрытого дорожной пылью Кларксона, теребившего в дрожащих руках очки с выбитой линзой, и обнял его, и Джереми обнял его в ответ.

* * *

Учитывая, что прибывшие в Виндхук последними Кларксон и компания буквально валились с ног, было принято единогласное решение остаться в городе ещё на сутки и продолжить путь следующим утром. Остальным нашлось чем заняться — найти нормальный магазин товаров для кемпинга, закупиться, привести в порядок автомобили и технику, выпить ещё по пиву. Несмотря на суету приготовлений, пребывание в столице, как выяснилось впоследствии, стало последним аванпостом относительного спокойствия в этой поездке, потому что после Джереми понесло. «Что нелегально в Намибии? — с важным видом заявил он и сделал ещё глоток кофе, игнорируя замечание Джеймса о том, что ему не семнадцать, чтобы поглощать тонизирующие напитки в девять вечера. — Ну же! — получив несколько ответов невпопад от собравшейся команды, он был вынужден сам назвать ключевое слово. — Браконьерство». «Разве оно не везде нелегально?» — уточнил Ричард. «В той или иной степени. Но здесь, в Намибии, это имеет роковое значение. Носорогов отстреливают, продают их рога на чёрном рынке. Мы можем сделать сюжет об этом». «Ты вчера случайно на голову не падал, пока чинил машину?» «Нет, блять, Хаммонд, при чём тут это вообще?» «Это не наша специфика». — откликнулся кто-то из съёмочной бригады. «Теперь наша. — пожал плечами Джереми. — Почему нет? Нас знают, нам открыт чуть ли ни весь мир. Мы можем на что-то повлиять». «На браконьеров?» «Господи, Джеймс, не будь таким скептиком».

* * *

«Господи, Джеймс, не будь таким скептиком. Не будь скептиком. Хорошо, если после этой дороги у меня вообще останутся силы хоть на что-то, пусть даже на скептицизм. — бормотал под нос Джеймс, стараясь отвлечься от того уёбища под колёсами, в которое превратилась дорога через несколько десятков километров к северу от Виндхука. — Спокойно. — уговаривал он себя. — Думай о чём угодно, только не о ломоте во всём теле. Не об ушибленном локте. Не о ноющих рёбрах, которые, кажется, вот-вот треснут, как тогда в Аргентине. Думай об идее Джереми с роскошной палаткой с двуспальной мягкой кроватью. Это хороший мотиватор. Думай о ружьях с транквилизаторами, чудом раздобытых стараниями Энди. Думай о том, что, возможно, порыв Джереми с грёбаными носорогами был не столь спонтанным. Думай о блядских ружьях, трясущихся в ящике в грузовике в конце колонны — это плохой мотиватор, но лучше так, чем думать о том, как эта дорога выматывает, растягивает мышцы, перетирает в порошок сухожилия, оставляет на память синяки на каждом сантиметре тела, включая…» «Мои шары!» — взвыл Джеймс уже достаточно громко. Если камера ещё не вырубилась от тряски, этот момент точно захотят вставить в эпизод.

* * *

Ричарду трудно было убедить себя в реальности происходящего, но с наступлением темноты они в самом деле разделились на три группы — по бригаде на каждого ведущего, плюс двое операторов и проводник, — и углубились в заросли. И пусть на первый взгляд задача казалась вполне выполнимой — нужно только отойти чуть подальше, чтобы не засветить в кадре огни лагеря — от затылка вниз по шее то и дело пробегал волной мурашек первобытный страх, заставляя вздрагивать от каждого шороха во тьме. Приходилось каждый раз напоминать себе, что это всего-навсего какая-то птица, потревоженная хрустом веток под их тяжёлыми ботинками или приглушёнными голосами. Или Джереми Кларксон, которому наконец надоела его затея, спешащий пригласить коллег на ужин с бокалом каберне совиньон. Ричард опустился на корточки перед деревом и подал знак оператору, намереваясь как можно скорее закончить эти мрачные, а главное, совершенно бессмысленные похождения. «В такой темноте кого я найду вероятнее всего — браконьера или льва?» Он шептал скорее не из опаски спугнуть мифических охотников на носорогов или стремления скрыть своё присутствие от возможных непуганых диких зверей, просто обстановка действовала соответствующим образом. Они с командой походили вокруг ещё некоторое время, отсняли несколько сцен и, не обнаружив ничего стоящего, решили вернуться в лагерь. Ричард отцепил от пояса рацию, чтобы выяснить, как продвигается дело у остальных, как вдруг что-то просвистело в воздухе и впилось ему в бедро. Как в предсмертные мгновения, говорят, перед глазами пролетает вся жизнь — с чем Хаммонд, в принципе, мог бы спорить, ибо, испытав подобный опыт, он видел только сменяющие друг друга с ужасающей скоростью небо и асфальт аэродрома близ Йорка — и то эти моменты пришлось восстанавливать в памяти, со стиснутыми зубами просматривая кадры аварии — сейчас же у него перед глазами промелькнул весь тот файл, с которым их по обыкновению заставили ознакомиться перед вылетом на африканский континент. «Стойте! — крикнул он остальным, замерев на месте и лишь огромным усилием воли гоня прочь из опалённого страхом сознания мысль отшатнутся от растущего рядом куста и бежать прочь. — Кажется, здесь змея. Меня что-то укусило». Замелькали лучи фонариков, а вместе с ними заплясали тени перед глазами Ричарда. Он явственно чувствовал, как его охватывает слабость. «Какого хера? — послышался голос одного из операторов, Рика. — Отбой, ребята, это не змея. Но…» «Нет? — Ричард наконец осмелился посмотреть на предполагаемое место укуса. У его левой ноги валялся дротик — из тех, что шли в комплекте с ружьями. — Какого…» «Ричард? — засуетился Рик. — Ты в порядке, друг? Держись за меня. — посоветовал он, когда ведущего повело в сторону. — Я не понимаю». «Ричард!» — послышались голоса где-то в стороне. Весь мир вдруг резко сузился до отголосков криков людей, звавших его по имени. «Ричард. — перед глазами мелькнуло и тут же исчезло обеспокоенное лицо Джереми, и это было последним, что он увидел, прежде чем отключиться. — Прости, это был я».