***
Танака-сан, известная в узких кругах, как Госпожа То, была операционной медсестрой, работавшей с Джингуджи-сенсеем. Эта милая сероглазая японочка наводила необьяснимый и благоговейный ужас на персонал госпиталя, включая хомячка Куро из комнаты отдыха. Пожалуй, она могла усмирить взглядом и бешенную обезьяну с острова Якусима. Но почему? Никто не знал. Некоторые поговаривали, что Госпожа То владела магией. Мол, даже её ненависть к запаху табака распространялась воздушно-капельным путём, как заразная болезнь. — Самые заядлые курильщики бросают сигарету, стоит им оказаться около больницы и ощутить моровое поветрие злости Госпожи То! — шутили коллеги (оглядываясь, как бы она их не услышала). Впрочем, колдовскому всемогуществу Танаки-сан угрожали две вещи. Во-первых, Джингуджи-сенсей. Во-вторых, его неуемная тяга стать новым Иссусом, умерев от переработок во имея человечества. «Нет», — подумала То, записывая имя посетителя в журнал, — «Три, если прибавить странных пациентов». В комнате перед смотровым кабинетом царила мертвая тишина. Госпожа То различала лишь лёгкий, иногда прерывающийся треск, словно где-то в комнате сидел сверчок. Высокий, широкоплечий господин в длиннополом пальто нависал над её столом. Танака-сан мало чего боялась. Её не пугали ни кровавые картины автокатастроф, ни ужасы полевой операционной, ни внезапные разговоры Джакурая о прошлом. Однако теперь она едва сдерживала дрожь в пальцах. Пациента звали Хасэгава Дзюн. Последние две недели он приходил каждый день в одиннадцать часов пятьдесят четыре минуты. Молча открывал дверь, шагал к столу и, поклонившись, протягивал Госпоже То визитку вместе с распечатанным квитком записи. Она, испытывая нечто среднее между желанием расплакаться и смертельным ужасом, осторожно забирала бумаги. Когда Госпожа То отворачивалась, ей мерещилось, что чёрный силуэт посетителя разрастался, заполняя окружающее пространство. Объяснить этот страх или справиться с ними Танака-сан не могла, — впервые за свои тридцать с лишним лет. Впрочем, и на Джакурая визиты Господина Хасэгавы действовали угнетающе: он страдал от бессонницы и сильнее уставал. То медленно поднялась, глядя в пол. Она села у окна, открыла ноутбук и заполнила короткую анкету. — Проходите. Госпожа То не посмела обернуться, и лишь закрыла глаза, досчитав до десяти. Затем бросила короткий взгляд через плечо. К счастью, пациент зашёл в смотровой кабинет. То выпрямилась. Во дворе закричал ребёнок и засигналила машина, кто-то принялся отчитывать непутевого санитара. Танака-сан закрыла лицо руками и выдохнула. Всё закончилось. Она поднялась и на цыпочках направилась к выходу. Пробило двенадцать. Танака-сан остановилась. Она неожиданно для самой себя хищно усмехнулась, сцапала с низкого столика граненый стаканчик и кошкой прокралась к смотровому кабинету. Страх ушёл. Её захватило любопытство. Она протерла пальчиком ободок стакана и приставила его к двери. Затаила дыхание. Увы, но за пятнадцать минут Танака-сан не услышала ничего, кроме тихой песни сверчка. Она разочарованно пожала плечами.***
С Джакураем Танака-сан встретилась вечером. Они собирались выпить кофе и перекусить. За едой начался традиционный спор об отношении к пациентам. Танака-сан, обычно молчаливая, разъярилась, и целых сорок пять секунд говорила о важности военной дисциплины в строю больных. — Это научный еретизм и уход в крайности. Госпожу То передернуло. Если Джингуджи-сенсей выражался высокопарно, — он был на грани обморока от переутомления. Джакурай насыпал в большую белую чашку две ложки кофе, подумал и добавил ещё шесть. Госпожа То цыкнула, нахмурилась, но промолчала. Джингуджи-сенсей не глядя взял солонку. Госпожа То едва не подпрыгнула на месте, но отобрать её у Джакурая не успела. Она с ужасом наблюдала, как он, отстраненно глядя в окно, пьёт солёный кофе. — Что Вы думаете о чёрных кошках? — спросил он. — О кошках? — Есть кошки в Египте. Говорят, они бессмертные. — Они, да. А Вы, — Госпожа То подлетела к Джакураю и, с трудом расцепив его пальцы, отобрала кружку, — Нет! Она украдкой отпила кофе. Он был крепкий и очень сладкий. — Джингуджи-сенсей, кто насыпал сахар? Молчание. Джакурай спал, опираясь на стенку и медленно сползал вниз. Госпожа То ругнулась и грохнула чашкой о подоконник, зарычав. Сонный врач по-солдатски выпрямился. Она едва сдержалась, чтобы не плюнуть на пол. — Спать, — сдавленно просипела Госпожа То. — Живо! Джакурай глупо улыбнулся. — У Вас сейчас ты… такие… Он взмахнул рукой и его опасно пошатнуло. — Широкие жесты. Госпожа То залпом выпила кофе, схватив кружку с подоконника. — Так, — она постаралась взять Джингуджи-сенсея под руку. Ее щека упиралась ему в локоть. — Я положу Вас в комнате отдыха. Не смейте давить на Миру-сан, чтобы она Вас пожалела и принесла документы, слышите! Джакурай слабо кивнул.***
«Вряд ли это означало согласие» ─ подумала То, аккуратно закрыв дверь смотрового кабинета. Она переговорила с начальством, и, кажется, не смогла убедить их в необходимости предоставить Джингуджи-сенсею пару недель отпуска. Много пациентов, без него они могут не справиться. Госпожа То села на кушетку. Она подумала, что руководство больницы слишком привыкло полагаться на Джакурая. Иногда ей казалось, что они принимали его за синтоисткое божество, без сна и отдыха исцеляющее людей. Некогда и она так считала. А потом он порезался. Уронил стакан, наклонился, чтобы поднять осколки, и нечаянно рассёк ладонь. Кровь потекла по дрожащим пальцам и пара алых капель разбилась о безупречно-белый мрамор пола. Джакурай мучительно поморщился и облизнул пересохшие губы. «Человек» — подумала она тогда с ужасом. Великий, непогрешимый Джингуджи-сенсей может быть ранен, болен или, — её сердце пропустило пару ударов, — мёртв. Было странно осознавать, что до этого Танака-сан часто не придавала значения его излишней забывчивости, сиплому голосу или необыкновенной бледности. Она искренне верила, что Джингуджи-сенсей не умеет болеть, и это наваждение заставляло её игнорировать очевидное. — Вот и у начальства так же, — сказала она, глядя на большой календарь, висевший над рабочим столом. Он был украшен глянцевым фото «Адской долины» Дзигокудани с изображением дымящегося среди снегов озера. Госпожа То сладко потянулась, представив, как приятно было бы прогреть косточки в горячей воде. Может, стоить посетить общественную баню? Запах мыла, мочалка и пар должны были помочь ей отчистить не только тело, но и мысли. Хорошо бы. — Но дела, дела, дела, — нараспев произнесла она и, легко поднявшись с кушетки, пересела за рабочий стол. На клавиатуре ноутбука лежала визитка. То взяла её. — Хасэгава Дзюн, — прочла она. Ни телефона, ни адреса. Четыре аккуратных рукописных иероглифа посередине белой пустоты картонного квадрата. На этом всё. Никаких таинственных символов, кровавых пятен, угроз мелким почерком на обратной стороне. Абсолютное беспредельное ничто. Госпожа То попыталась вспомнить, как выглядел странный пациент. На нём, она уверена, висело безразмерное чёрное пальто. Огромная широкополая шляпа старомодного фасона криво сидела на большой голове. Может быть, шарф. Типаж: огородное пугало. Что касается лица… Она прикусила губу. Что касается лица… Пустота. То нахмурилась и потёрла виски. Странное ощущение, — будто она не могла вспомнить черты треклятого Хасэгавы, потому что нечего было запоминать. Госпожа То подумала о трелях сверчков. Неестественно-ночной звук для двенадцати часов дня. Она вспомнила, как совсем девочкой играла в футбол с мальчишками. Они бегали по прямоугольной площадке, заметённой серо-коричневой жирной пылью. Солнце палило нещадно, и спустя пару минут, проведённых на улице, То замечала, что мир выцветал, а окружающие предметы приобретали какой-то выбелено-голубоватый ореол. Мяч, крики, густая пыль, ложащаяся на кожу пудрой и песни цикад. Протяжный дребезжащий звук, гимн пышной летней жизни. — А тут всего лишь мёртвый маленький сверчок, — произнесла она, старательно отгоняя воспоминания. Сработал будильник на смартфоне. Обед закончился, и То должна была вернуться к работе. Прежде всего, стоило заняться картотекой, необходимой для работы Джингуджи-сенсея, чтобы один-придурок-Джакурай мог отдохнуть хотя бы пару минут. Она с удовольствием принялась разбирать бумаги. Медитативная, не требующая особенных усилий работа, завершив которую чувствуешь лишь приятную усталость и радость от выполнения задачи. Спустя пару часов Госпожа То остановилась. Она никак не могла отыскать чёрную папку с историей болезни Китано Акиры, — молодого человека, ни то художника, ни то писателя, страдающего аритмией. Он не был пациентом Джакурая, и То никогда не видела его лично, но Джингуджи-сенсей почему-то с нервозной тщательностью собирал все доступные сведенья о состоянии его здоровья. Второй Йоцуцуджи-кун? Интересный случай с точки зрения медицинской практики? Она не знала. Тем не менее, последний раз черная папка лежала на столе у Джакурая, служа подставкой для гигантской белой кружки с горячим кофе. Потом она куда-то исчезла. То поморщилась. Придётся узнавать у Джингуджи-сенсея, ничего не поделаешь. Без разрешения она никогда и пальцем не тронет вещи в смотровом кабинете. Нельзя тревожить алтарь божества. Даже если оно периодически кашляет и шмыгает носом. Она вышла из кабинета и попала в многолюдный коридор первого этажа. Привычный шум после всех произошедших с ней странностей был ностальгически приятен. Плакал грудной ребёнок, сетовала на больные колени древняя бабушка, щебетала в телефонную трубку новенькая девочка за стойкой регистрации. Милая музыка рутины. То свернула влево и оказалась у комнаты отдыха. Она толкнула тяжёлую белую дверь, навалившись на неё плечом, и прошла внутрь. Диван, на котором должен был лежать Джакурай, оказался пуст. Тёплый шерстяной плед, аккуратно сложенный, висел на подлокотнике, рядышком лежала толстая подушка, старательно взбитая и расправленная. То почувствовала, что бледнеет. Её розовые губки сжались в тонкую линию, она нахмурилась и обернулась. Джингуджи-сенсей, склонившийся над заваленным бумагами письменным столом, задумчиво листал толстую книгу в красной обложке, похожую на старый медицинский атлас. Рядом с ним громоздились поставленные одна в другую кофейные чашечки. Штук шесть, не меньше. На подоконнике лежала распотрошённая черная папка. Несомненно, та самая. Госпожа То нарочито громко откашлялась. — Что это? Джакурай даже не обернулся, лишь в очередной раз перевернул страницу. — Где? — тихо спросил он.***
— Вон тут! Дайс указал на дверь квартиры Гентаро. Та была не заперта. Рамуда прикусил палочку леденца — оставлять незакрытую дверь? От чего же Дайс так бежал? — Идём-идём, — парень вошёл внутрь. Рамуда хмуро смотрел на порог. Ему не хотелось идти в квартиру Гентаро. Он чувствовал… что-то нехорошее. По коже пробежали мурашки. Ему всё это не нравилось. Сорванная вечеринка, Дайс с его странными бреднями, возможная пропажа Гентаро… Рамуда замотал головой. Нет, Гентаро не пропал. Он просто разыгрывает его. Вместе с Дайсом. Вот-вот, сейчас он войдёт в спальню, а тот выскачет из шкафа в каком-нибудь страшном костюме, глупый Гентаро. — Идёшь? — Дайс обернулся и посмотрел на Рамуду. Весёлая улыбка исчезла с его лица. Он выглядел необычно-серьёзным. Похоже, он тоже чего-то боялся. Рамуда кивнул. Он закрыл глаза и переступил порог. И… Ничего не произошло. Дверь не захлопнулась от неожиданного порыва ветра, не раздался страшный смех, не заскрипели ставни. Он просто вошёл. Рамуда выдохнул. Вот дурак, надумал себе невесть что. Он улыбнулся. — Ита-а-ак, где вы были? — Рамуда смело зашагал вперёд, высоко поднимая ноги. Иногда он останавливался, чтобы заглянуть под стол или открыть дверцу какого-нибудь шкафа. Словно Гентаро мог прятаться именно там. — В его комнате, — Дайс прикусил губу и замолчал. Рамуда с любопытством посмотрел на него. — Идём. Сам всё увидишь. — Хе-хе, Дайсу такой серьёзный! ~ — Рамуда повис на руке парня. — Страшно-страшно. ~ Дайс хмыкнул. Они зашагали по коридору. Рамуда оглядывался по сторонам. Они прошли мимо большой картины с изображением садов Киото, мимо старой лампы, на которой скопилось много пыли, мимо абсолютно чистой пустой комнаты, и наконец-то дошли до спальни Гентаро. Они остановились. Дверь была закрыта. Дайс замер. Рамуда чувствовал, как он дрожал. Ему тоже казалось, что от этой комнаты исходит нечто зловещее. Это ведь всё шутка Гентаро, да? Он откроет дверь, и его друг выпрыгнет на него, верно? Тут нет ничего зловещего. Это просто розыгрыш. Нечего бояться. Рамуда беззаботно улыбнулся. Он отпустил Дайса. — Что же, я открываю! Прошу прощения! ~ Дайс побледнел. Рамуда отшатнулся назад и упал на пол. Пронзительный крик. Это был его крик. Подул ветер. Дайс посмотрел на пол. Листок с надписью «Тень» был залит чем-то красным. Дайс не хотел знать, что это. — Рамуда?.. — его голос звучал незнакомо. — Ты ведь… тоже видишь? Её. Её тут не было. А она есть. Она смотрит… Рамуда закрыл глаза и прижал ладони к ушам. Не видеть, не слышать, не знать. Это просто шутка, это просто злая шутка, это просто… Посреди залитой кровью комнаты стояла чёрная, словно сотканная из ночного мрака статуэтка кошки. Трупик обезглавленной белой мыши лежал в её пасти.