К востоку от рая

«Высокие горы и маленькая луна, когда спадает вода, обнажаются камни*»

Стук. Стук-стук-стук. Короткий, но бесконечный звук монотонно стучащих холодных капель дождя, желающих поскорее попасть в теплый дом, чтобы наконец согреться. Окно, в которое они отчаянно рвутся, принадлежит небольшому деревянному дому, ничем не отличающемуся от еще нескольких десятков таких же темно-коричневых построек. Их цвет не раздражает взгляд прохожих, которых, по сравнению с главной улицей гавани, здесь не так много — всё же сооружение построено на границе между бурлящими котлами с едой и мирно шепчущей травой; фонарь, висящий над входной дверью и раздающий теплый желтый свет этой дождливой ночью, покачивается под крышей с успокаивающим легким скрипом; небольшой образовавшийся ручеек льется вдоль улицы, что еще несколькими часами ранее была наполнена бурными обсуждениями и смехом прохожих. В самом же доме, правда, атмосфера была не столько умиротворенной, как на улице, сколько отдающая одиночеством: темные комнаты, будто нарочно выкрашенные луной в неприятно бледный цвет, полнейшая тишина и пол, на который не хотелось ступать, чтобы не тревожить тишину скрипом досок. Мужчина, до этого момента мирно лежащий на излишне аккуратно застеленной кровати, откликнулся на отчаянный зов воды, поднялся, запахнул как следует шоколадного цвета халат и, вдев ноги в удобную домашнюю обувь, подошел к окну, открыв его. На бледное лицо тут же упала пара холодных капель, а порывистый ветер огладил щеки и пробежал по длинным темно-коричневым волосам, собранным в низкий хвост. Мужчина стоял неподвижно, наблюдая за движениями капель на соседнем окне, за узорами, что они оставляли после себя, вовсе не заметив, как наглый ветер одним легким движением играючи стянул шелковое одеяние, обнажив бледное плечо; луна отражалась в его глазах цвета расплавленного золота, и её свет говорил о том, что ночь еще не спешит покидать это место, уступив его яркому утру. — Мистер Чжун Ли, завтра утром прибудут новички. Я рассчитываю на вашу энциклопедическую голову. Увольте, но лекциями я буду заниматься только в могиле! — Госпожа Ху, не беспокойтесь. А Вас не будет? Мне кажется, что новым работникам желательно в первый же день увидеть воочию своего директора. — Только через мой труп. Именно этот относительно недавний диалог первым пришел ему на ум при упоминании в голове слова «утро». Чжун Ли слегка выдыхает и, решив оставить окно приоткрытым, неторопливо возвращается обратно в постель, укрываясь мягким одеялом. Он не знал, зачем каждый раз, день за днем готовился вечерами ко сну, проводил часы в кровати, ведь итог всегда был одним — он не спал. Но ведь так делают люди каждый божий день, он даже вычитал в книге, посвящённой здоровью, что неторопливая подготовка ко сну помогает ввести человека в сонное состояние. Да и многим, кажется, даже нравится эта часть дня больше остальных, но почему — он не понимал. Неужели люди всегда готовы вот так без забот лечь и в один миг отказаться от сознания в угоду фантазий? Тогда следует по достоинству оценить труд директора Ху, которая может бодро работать под светом ламп и звезд. С приходом солнца стук капель заменил стук каблуков быстро расхаживающего по своему небольшому дому мужчины. Чжун Ли — относительно новый консультант ритуального бюро «Ваншэн» — собирался на встречу со своими предполагаемыми будущими коллегами, чтобы продемонстрировать им принцип работы места, где ежедневно слышна грусть в голосах людей и видны неподдельные слезы. В бюро не бывает счастливых лиц, ведь сюда приходят люди с сердцами, чьи разбила чужая смерть, и для мужчины, который почти похоронил большую часть и сторону своего существования, это было идеальным местом для начала новой человеческой жизни. Утро в Ли Юэ всегда шумное и почти всегда солнечное. Люди полагают, что благодатная погода — воля Властелина Камня, а потому каждый день на заре нужно благодарить Божество за его дарованную милость. Но бывают и проливные дожди, и тогда, без сомнения, Властелин чем-то недоволен. Сегодня же солнечные лучи бегали по распахнутым ларькам и цветным магазинчикам, люди громко переговаривались и обсуждали, в основном, приближающееся событие, такое долгожданное, особенно для местных, а еще особеннее для торговцев, и это самое событие — церемония Сошествия, волнительный день, когда Рекс Ляпис лично спускается к своим людям и дает важнейшие для экономики прогнозы на весь будущий год. И чем ближе праздник, тем больше народу становится в Ли Юэ, ведь каждый хочет попасть после официальной части на аудиенцию с самим Архонтом, зажечь благовония, сложить подати, либо просто увидеть дракона одним глазком. Проходя мимо глазурного павильона, откуда, как и всегда, веяло вкуснейшими ароматами дорогих горных деликатесов, Чжун Ли замечает толпу, отличающуюся от других: люди примерно одного возраста были одеты чересчур — даже для Ли Юэ — официально и выглядели слегка неуклюже, словно их одеяния неприятно стягивали им грудную клетку и горло. Мужчина, заметив, что стоят они неподалеку от бюро, сразу понимает, что это и есть его возможные будущие коллеги, которым он и будет сегодня проводить экскурсию. В этот же момент в его поле зрения оказывается что-то настолько яркое, что невозможно не заметить, даже если твои глаза успевают уловить лишь маленький кусочек привлекающего внимание цвета. Чжун Ли останавливается так резко, словно копье, воткнувшееся в землю так, что земля вокруг разлетелась на мелкие кусочки, и оборачивается. Теплый ветер греет щеки, листья гинкго пролетают мимо желтым покрывалом — в Ли Юэ всегда так, но яркая копна волос — большая редкость среди темноволосого населения. Ему нужно пару мгновений, чтобы осознать — только что мимо него прошел высокий парень, внешним видом напоминающий кого-то очень знакомого, а если быть честным, то того, кто на столетия оставил не затягивающийся шрам. Чжун Ли обернулся только чтобы увидеть, как уверенно ступают длинные ноги, обутые в темные сапоги, облепившие ткань серых штанов, да танцуют огненные волны на ветру. В Ли Юэ становится холоднее. — Доброго дня, — приветствует Чжун Ли собравшуюся возле входа толпу, ощущая учащенное биение его обычно спокойного сердца. Стоило им зайти внутрь, Чжун Ли пришлось признать, что всё же он ошибался — на работе и правда было одно счастливое лицо, принадлежащее владелице этого самого бюро, которая сегодня отсутствовала, из-за чего место на контрасте казалось и правда угнетающим. Темноволосый мужчина провел рукой по деревянному столу, обернувшись с приветственной улыбкой к стеснительным юношам, и начал свою долгую речь с истории заведения, под крышей которого они сейчас находились.

***

— Так Рекс Ляпис и заточил огромного дракона, оставив ему в память лишь кор ляписовые глаза, идентичные его же создателю, — взмах изрисованного веера ставит точку в красочном рассказе мужчины с видными усами. Раздаются аплодисменты радостной то ли от только что рассказанной истории, то ли от набитых вкусной едой желудков небольшой толпы слушателей, состоящей из приблизительно десяти человек. Чжун Ли без особого интереса обвел взглядом шумное окружение и аккуратно отпил любимый горячий напиток, сладко пахнущий цветами. Он как обычно наслаждался вечером, радость приносила как шумная улица, так и выполненные за день цели — новичкам понравилась лекция, хоть и, кажется, под конец они еле удерживали вертикальное положение. — Добрый вечер, — рассказчик подходит к столу, кивая уважительно в знак приветствия, — Вкусно ли Вы поели, господин Чжун Ли? — Да, благодарю, — незамедлительно отвечает собеседник, уже привыкший к людским формальностям, но вопрос не возвращает, что заставляет собеседника сощурить глаза, будто он пытался разглядеть, чем сегодняшний день так отличается от десятка других прошедших за этим столом. Рассказчик не подсаживается, будто вот-вот готов побежать выступать со своей следующей историей. — Как Вам сегодняшний рассказ? Ах, конечно же. Дело всё в том, что Чжун Ли с недавних пор — стоило ему появиться в гавани — стал местным ценителем искусств, трав и всего остального, к которому все обращались за советами, будто его слова имели какую-нибудь особую, осязаемую ценность. Только вот причину этого отношения к нему он не понимал. — Сегодня слог особенно лиричен, слушалось, словно песня, — не скупился на комплименты мужчина, легко подцепляя палочками небольшой кусок разваренного мяса, хорошенько пропитавшегося во вкусном, бережно приготовленном бульоне. — Вы так добры, господин Чжун Ли! — в этот момент рассказчика отвлекают возгласы толпы нетерпеливых слушателей и он поспешно удаляется, попрощавшись, но во всех его движениях отражается какой-то неозвученный вопрос. Чжун Ли выдыхает и оборачивается в сторону моря, наблюдая за мирно скользящими по водной глади маленькими волнами. В Ли Юэ всё как всегда. Шумно и мирно. Не изменяя традициям и записав счет на ритуальное бюро, местный ценитель направился в направлении своего дома, заведя руки за спину и неспешно шагая по каменным дорожкам, что сами с удовольствием вели его вдоль гавани. Если утренние диалоги, раздающиеся на улицах, были полны серьезных намерений и подсчетов моры, то к моменту, когда закатывается солнце и на ее место ступает луна, разговоры становятся всё более тихими, личными и робкими. Людям почему-то нравится обсуждать взаимоотношения между собой и другими, но вечером это приобретает особый характер — их души словно тайно отпирает кто-то ключом после каждого заката, без труда распахивая замочек. Люди не только похожи на цветы… Они без зазрения совести успели оторвать кусочек от всего, что принадлежит природе, и объединили это в себе. Чжун Ли плавно проходит внутрь, легким движением руки закрывая за собой дверь. Дом встречает его отстраненной тишиной и мрачной темнотой. Легкий вздох, стук каблуков о деревянный пол, глухой звук сброшенных перчаток и гуляющие уличные тени, которые исчезают ровно в тот момент, когда консультант проходит на кухню и принимается за свое привычное занятие — приготовление чая. Время позднее, но не то, чтобы Чжун Ли это волновало, — его адептская сущность не так часто нуждалась во сне, однако следовало бы всё же привыкнуть к человеческим ритмам. Делая чай, голову уже практически бывшего Гео Архонта не занимали никакие мысли — в процессе изготовления руки сами непринужденно делают нужные движения, колдуя над напитком, а голова должна быть пуста, чтобы случайно потоком мыслей его не испортить. Вдыхая ароматные нотки, которые постепенно смешивались между собой, создавая новые запахи, Чжун Ли прикрывает глаза, но лишь на секунду, после чего ставит чашку с чайником на поднос и отправляется в скромную гостиную, где удобно располагается в мягком кресле, в котором он обычно читает. Сегодня же книги отходят на второй план — стоит сделать глоток и голову заполняет множество мыслей, словно неожиданный морской прилив. Горячая жидкость согревает горло и руки, но не душу — неприятный холодок дает знать о себе на протяжении всего дня, а если быть точнее, то с тех пор, как перед глазами пронеслись кусочек яркой ткани и не уступающие в этой яркости волосы. Нельзя было быть настолько уверенным, но у Чжун Ли, к счастью или сожалению, слишком хорошая память, а тот человек с рыжими волосами — слишком значимая фигура. Тревожные мысли догнали его. Он не произносит имя — страшно. Можно ли вообще называть его тем мягким на слух именем? Архонт не слишком изучал теории загробного мира и не был уверен в реинкарнации, но может быть госпоже Ху что-нибудь об этом известно? В любом случае всегда нужно думать заранее — есть ли смысл спрашивать? Скоро состоится церемония Сошествия, Чжун Ли только вливается в человеческое общество, начинает «новую» жизнь и общение с кем-то из далекого прошлого не кажется уже такой хорошей затеей, да и не уверен он, что тот юноша может его помнить после своей же смерти. Может ему показалось? Разум помутнел на секунду. Ли Юэ посещает множество людей из разных уголков Тейвата и за его пределами. Молодой человек не обязан быть им. Чжун Ли вздыхает, отпивая немного горячего напитка из кружки. Да, по поводу новой жизни… Возможно проще было бы расспросить людей, чтобы больше узнать о человеческих особенностях и обычаях, но это —чересчур неуместный жест. Однако со сном все же не мешало бы разобраться, поэтому Архонт решает со следующим же восходом солнца отправиться в хижину «Бубу». А сегодня он вновь попытается уснуть в холодной постели.

***

С приятным слуху пением птиц и прыгающими солнечными зайчиками Чжун Ли застегивает жилет и, вдыхая запах уходящего лета, направляется прямиком к хижине. — Доброе утро, господин Бай Чжу. Мужчина оборачивается отрываясь от книги в руках, и зеленая объемная коса чуть ли не оборачивается змеей вокруг него. За стенкой слышится шуршание и топот. — А, это Вы, господин Чжун Ли. Доброго утра, давненько не виделись, — уголки губ лекаря приподнимаются, а глаза слегка прищуриваются, добавляя тем самым хитрецу в выражении лица, но Гео Архонт знает, что беспокоиться не за чем, — Что-то случилось? — Если это можно так назвать. Хотелось узнать по поводу какого-нибудь снадобья, способного помочь с засыпанием, — мужчина делает пару шагов к стойке и его длинные волосы устремляются за ним, готовые вот-вот взлететь. — А что не так с Вашим засыпанием? — Бай Чжу захлопывает книгу одной рукой, вальяжным шагом выходя из-за стойки. — Дело в том, что у меня не выходит соблюдать режим сна. Бывают такие ночи, которые я могу провести, ни разу не сомкнув глаз. — Господин Чжун Ли, — начинает владелец хижины, но за стенкой снова слышится грохот. — Прошу меня простить. Бай Чжу быстрым шагом направляется к открытой двери и исчезает за деревянной стеной, но спустя пару секунд возвращается с легкой улыбкой на лице. — Извините. Недавно доставили непростое поручение с ограниченными сроками. Ищем нужные травы. По поводу сна… Позвольте мне спросить, господин Чжун Ли, зачем Вам это нужно? Этот вопрос нисколько не удивил мужчину, даже наоборот, сумел вызвать легкую улыбку. И правда, зачем ему, Верховному Адепту, человеческий сон. — Совсем скоро состоится Церемония Сошествия. Есть предчувствие, что случится что-то необычное, — просто отвечает мужчина. — Да, зеленый цвет меняется на желтый*, в такое время просто обязано что-то произойти, — улыбается собеседник. — Если господину нужен крепкий сон, то для него нужна свободная голова, — неожиданно дает наставления белая змея на плече лекаря. — Господин Чжун Ли, я знаю, что Вас посещает множество несомненно важных и дельных мыслей, — мужчина наклоняется чуть вперед, — Но иногда это дорога с одним концом. Попробуйте ни о чем не думать, хотя я не уверен, что это поможет, потому что Ваши биологические часы, — он вздыхает, — Имеют немного другой цикл, однако загляните ко мне недели через две после церемонии и, возможно, я что-нибудь придумаю. — Крайне признателен. Господин Бай Чжу, госпожа Чан Шэн. Собеседники кивают друг другу на прощание и Чжун Ли, выйдя из хижины, первым делом тяжело выдыхает, обдумывая раннее полученные советы. Он останавливается на каменных ступеньках, касается пальцами лба, немного надавливая, и прикрывает глаза от ярко слепящего солнца, вслушиваясь в течение воды неподалёку и отдаленный смех детей. — Господин, что с Вами? Вам плохо? Чжун Ли не успевает отреагировать, как чья-то рука ложится на его плечо. Архонт тут же открывает глаза и резким движением оборачивается к потревожившему его незнакомцу, ногой переступая сразу через несколько ступеней вниз, выскальзывая тем самым из чужой хватки. Возможно не такому уж и незнакомцу. Сердце заходится, а глаза раскрываются — наверняка пугающее со стороны зрелище. Он не привык к неожиданным прикосновениям. Молодой человек перед ним выглядит не лучше, даже в какой-то степени смешно: круглые глаза, в которых читается сопереживание вперемешку с растерянностью, глупо моргают, рот приоткрыт, а рука так и застыла в удерживающем теперь пустоту положении. Чжун Ли очень хочет и в это же время с той же силой не хочет смотреть на человека перед ним. Это как видеть насмехающиеся фантазии сна наяву, чего он точно не хотел. Отвести бы взгляд, развернуться бы, уйти, забыв о случившемся в далеком прошлом, но невозможно — уважение к традициям не прощает, воспитание не позволяет, внутри что-то отчаянно не хочет. — Молодой человек, разве Вам не известны правила уважительного поведения? Что за молодежь пошла, правда, — комментирует неспешно проходящая мимо пожилая женщина, которая, кажется, направляется в хижину. Чжун Ли заводит руки за спину, выпрямляется и незаметно прокашливается, пытаясь взять себя в руки, пока мысли растекаются в разные стороны. Кто он? Откуда пришел? Проделки его воображения или кто-то что-то учудил с воскрешением? Кому в таком случае это вообще могло понадобиться спустя столько лет? Кому был нужен он? — Простите, — парень подходит к Чжун Ли, оглядывая того так, будто он самолично только что вылил на него не меньше двух банок краски, но потом, когда Архонт наконец находит, что ответить, юноша резко оборачивается в сторону старушки, потом вновь смотрит на Чжун Ли, делает непонятные жесты руками и подбегает к женщине, помогая ей подняться по лестнице до хижины, пока та отчитывает его за недавнее поведение, сетует на недавний дождь и настроение Гео Архонта, а затем благодарит за помощь. От этой картины Чжун Ли не может сдержать и без того почти незаметной сдержанной улыбки. Чуть ли не подскакивая, молодой человек возвращается, добегая до консультанта и перепрыгивая пару ступеней, и останавливается в нескольких шагах перед ним. — Извините еще раз, я недавно прибыл сюда, не знаю особенностей культуры, простите мне мою невоспитанность. У нас на родине… Совсем всё по-другому. Чжун Ли мягко качает головой. — Ничего страшного, не переживайте. И собирается уходить. — Могу я угостить Вас обедом или ужином в качестве извинения? — предлагает юноша. Чжун Ли хмурится, на секунду отводя взгляд в сторону, чтобы остановить этот бесконечный хаотичный поток слов и событий. Усугубляет положение и то, что этот самый хаотичный поток перед ним — предвестник. Этот вывод напрашивался сам, ведь парень, кажется, не стесняясь светит значками, что красуются на его серой униформе. — Могу заказать Вам столик на одного, госп… — он останавливает себя, — Простите, можно узнать Ваше имя? — Может Вы хотели сказать «как обращаться ко мне?» — не удерживается от комментария Чжун Ли, скрывая за точно отчеканенными словами веселую улыбку. — Может. А может и нет, — самоуверенно отвечает собеседник, под конец выдавая в своем голосе игривые нотки. Мягкий голос, словно теплый ветерок из прошлого, пришедший вместе с волнами, но что-то беспокойно бьется в груди от него, да так, что хочется снять слои строгой одежды, прикоснуться к голой коже собственными руками и пощупать, спросить у себя, что не так, отыскать наконец саднящее место. Что-то во взгляде напротив, в его глазах, которые он не видел сто, двести лет, вечность и последний раз во сне. Смиренная лагуна из воспоминаний былых времен образовала под собой темную и холодную глубину тайн, превратившись в бушующий неизведанный океан, спокойный, но лишь на время. И если раньше хотелось раствориться в тепле воды, то сейчас — ухватиться за что угодно, лишь бы не пойти ко дну, пока тело сводит судорогой от окутывающего холода. — Не часто встретишь гостей из далеких мест в Ли Юэ, должно быть, Вам понадобится помощь, — соглашается наконец консультант похоронного бюро и демонстрирует улыбку, — Завтра. Рядом с этим человеком ему всегда и вопреки всему хотелось улыбнуться, пускай это «всегда» и было сроком всего лишь в пару дней их давно ушедших встреч. Хоть Чжун Ли и старается не ставить прошлое на первый план, но те дни, что они провели вместе, без его ведома высекли только ему понятные глубокие линии на каменном сердце. Гуй Чжун и Аякс — единственные люди в его жизни, ушедшие от него, но оставившие не только воспоминания и боль, но и свет глубоко внутри. Они были его проводниками в мир людей, чувств и эмоций, но ему по-прежнему невозможно тяжело произносить их имена вслух. — Вы полагаете, что это смешно? — в уважительной манере интересуется молодой человек, убирая руку за спину и делая шаг вперёд. Небольшая цепочка на его сапоге издает еле слышимый звон. — Я полагаю, туристы выглядят, как птенчики, случайно вывалившиеся из гнезда, — мужчина разворачивается в сторону ритуального бюро. — А Вы любите птиц?

***

На удивление эти двое — недавно еще незнакомцы — чересчур быстро нашли общий язык: их разговоры непрерывной рекой растянулись на несколько часов, где было место и смеху, и бурным обсуждениям, и задумчивому молчанию. Солнце успело дойти до самой верхней точки, оставшаяся еда на столе успела остыть, пока неуклюжий собеседник из холодных краев с опечаленным лицом смотрел на палочки. Его следует похвалить — все эти часы он со сосредоточенным лицом пытался найти общий язык с местным прибором для еды, но, в конце-концов, утомился. — Зачем есть палочками, если уже давно изобрели более удобные способы? — сетовал парень, — В Ли Юэ проблемы с поставками? Чайльд Тарталья, как раннее представился ему юноша, чуть ли не каждым своим высказыванием заставлял улыбаться, по-крайней мере до тех пор, пока речь не заходила о поистине серьезных вещах. — Это дань традициям. Мне казалось, в Снежной также чтят прошлое. — Безусловно. Но хоть прошлое это конечно хорошо, однако не стоит забывать, что мы с Вами живем в настоящем, где можно было бы и упростить себе жизнь, будь на столе хотя бы одна вилка, — Чайльд обреченно сдувает прядь вбок, но буквально через секунду его глаза загораются, — Вы и о Снежной знаете? Было не понять, шутит ли он или говорит всерьез. Глаза с добрым прищуром были такими лишь на первый взгляд, когда глубина их была совершенно непредсказуемой. Чжун Ли порой ловил себя на том, что не мог оторвать от них взгляд, и не потому, что они были красивыми, не только поэтому, но еще и потому, что при виде них где-то рядом с солнечным сплетением заматывался клубок тревоги. Когда-то давно он глядел в не менее необыкновенные глаза юноши и он помнил до сих пор, что в них тоже виднелась Бездна и что в один момент он даже обеспокоился, что она начнет поглощать его, однако всё это было не более, чем описание оттенков и предзнаменованием. Теперь же в глазах предвестника было куда больше чего-то пугающе темного, напоминающего неизведанную воронку, появляющуюся из ниоткуда, затягивающую всё на своем пути в никуда и в конце оставляющую лишь развалины и смерть. Теперь Чжун Ли не боялся, что она затянет его, он боялся, что туда затянуло хозяина этих глаз — самого Тарталью. Если использовать адептские силы, то и вовсе можно было почувствовать темную ауру вокруг предвестника, а это в свою очередь ни о чем хорошем не говорило. Всё нутро мужчины противилось этой мрачной энергии, но остальное тянуло к себе, что ни капли не удивляет — у Чайльда дар притягивать собой людей. Возможно именно поэтому они стали проводить время вместе чуть чаще, чем одноразовый ужин в качестве извинения. Поначалу это были обыкновенные посиделки в ресторанах. — Как Вам еда сегодня, понравилось, господа? — улыбчивая и как всегда энергичная Сян Лин чуть ли не вприпрыжку подбежала к ним, заведя руки за спину и наклонившись чуть-чуть вперёд, пристально всматриваясь в лица посетителей. — Ваш выбор специй необычен, но это не делает кухню Ли Юэ плохой. Мне всё понравилось. Чжун Ли сяньшэн, что скажете? — Чайльд уперся локтем о стол, развернувшись корпусом к своему собеседнику. — Всё как всегда на высшем уровне, госпожа Мао, однако я бы не отказался прокомментировать одно блюдо. Кажется девушка слегка чему-то удивилась. — Благодарю вас! Возможно это спасет меня в скором времени, совсем чуть-чуть осталось до важного для всех жителей дня. Я просто не могу их подвести! — А что это за день? — предвестник выгибает тонкую бровь и наклоняет вправо голову, создавая впечатление заинтересованности. — Церемония Сошествия. Раз в год Властелин Камня лично спускается в мир людей для наставлений на будущий год. — Вот как, — отвечает Тарталья, но в глазах его нет и капли того заинтересованного блеска, что был до этого, во время рассказов Чжун Ли об истории и культуре Ли Юэ. — Разве господин Чайльд не слышал разговоры на улицах во время прогулок? — уголки губ приподнимаются, Чжун Ли не спеша отпивает чай. — Возможно всё внимание господина было направлено на один определенный голос. По истине, ни капли смущения в этом юноше. — Вы вовремя прибыли, господин Тарталья. Обязательно сходите! — Сян Лин улыбнулась, нарушив неловкую тишину, и подняла взгляд в сторону террасы Юйцзин, забирая тарелки. — Если Чжун Ли сяньшэн будет не против, — учтиво произносит он, что неприятно отдается в груди. Этот тон. Предвестники ни за что не станут доверять столь быстро, если кто-то из них вообще способен на доверие. Чжун Ли отчего-то уверен, что Тарталья может доверять, но это не значит, что сейчас он не затевает что-то нехорошее. — Я не могу быть против, это важный день. А сейчас, боюсь, буду вынужден покинуть Вас. Директор Ху ни за что не захочет выполнять чужую работу, — отшучивается консультант. Они прощаются, оставляя друг другу улыбки, и Тарталья прыскает, когда понимает, что наглый консультант тоже мастер пускать пыль в глаза. Весь счет придется оплачивать ему одному, и всё, что он может теперь, так это смотреть вслед уходящей фигуре. — «До чего прямая спина» — подмечает Чайльд, делая только ему понятные выводы в голове. Но в один день непринужденные посиделки превратились во что-то более странное. Поздним вечером, когда владельцы лавок постепенно начинали закрываться, собирая все свои блестящие драгоценности, что ежедневно привлекали внимание зевак, из ниоткуда вновь полил дождь. Такая резкая смена погоды не могла не начать волновать местных жителей, которые быстро разбежались по домам и под козырьки. Теперь на улицах Ли Юэ можно было услышать шутки про то, что человек, который первый откроет лавку с зонтами, несомненно станет самым богатым. — Неужели Властелин Камня так недоволен нами? — грустно вздохнула юная дева, прижимаясь к мужской груди и складывая руки в замок, пока ее возлюбленный согревает ее, растирая плечи. Чжун Ли не слышит, ответили ли ей что-то, но учитывая, как люди любят разводить слухи, то определенно последовал какой-то ответ, который он никогда не узнает. Мужчина быстрым шагом пересекает улицу и заходит в ритуальное бюро. — О, вот и мой дорогой консультант! — Ху Тао отрывается от записей на столе и приподнимается на стуле, — Не промокли? Там, похоже, дождь начался. — Не переживайте, госпожа Ху, я был довольно близко, когда он застал на… Меня, — мужчина поправляет волосы, стряхивает капли на одежде и проходит в центр зала, где хозяйка бюро напряженно что-то расписывала, высунув язык. — Ты же что-то хочешь, верно? Догадливости ей не занимать. — Госпожа Ху, могу ли я завтра уйти во второй половине дня? Девушка не задумывается над ответом. — Конечно можешь. Только на следующий день отработаешь двойную смену. Чжун Ли кивнул. Это был равноценный контракт. Он собирался пойти в отдельный кабинет, чтобы подготовить все к послезавтрашнему дню, но Ху Тао остановила его. — Господин консультант, погодите. Послушайте, как Вам? Она встала на стул, как маленький ребенок, чтобы казаться выше. — Ветка гнется под натиском бури Солнце заходит в водной глазури Слышу я голос на улицах полных Это повар орет, тонущий в волнах! Чжун Ли прокашливается, не понимая современную поэзию. — Вы будете где-то выступать? — вежливо интересуется консультант. — Да нет, это мы с Син Цю поспорили. Но кого я спрашиваю, Вас слишком сложно рассмешить. Ладно, пойду к Сян Лин, ты за главного! — девушка спрыгивает со стула и направляется к выходу. — Госпожа Ху, там дождь. Дверь захлопывается. Чжун Ли тяжело вздыхает, аккуратно складывая тонкие простыни. Меньше чем через минуту слышится легкий звон, оповещающий, что кто-то зашел в бюро. — Госпожа Ху, Вы всё же решили вернуться? — не отвлекаясь от своего дела спрашивает мужчина. — Вот Вы где, — выглядывает из-за стены предвестник, улыбаясь. Чжун Ли оборачивается и замирает. — Чайльд? Тарталья заходит в мрачное помещение, быстро оглядывая его, и возвращает свое внимание на мужчину перед ним. — Ну что Вы, Чжун Ли сяньшэн, где же Ваши манеры? — подкалывает юноша и опускает голову, смотря на узорчатую простынь. — Всегда удивляло, что люди готовы отдать деньги за красоту в моменты горя. — Это дань уважения. — Но разве умершему не всё ли равно? — А Вы как думаете? — Чжун Ли откладывает простынь в сторону и берет следующую. Его темные пряди волос прикрывают часть лица, делая консультанта еще более таинственной фигурой. — Ну возьмем Рекса Ляписа, — начинает размышления юноша, опираясь рукой о стол и задирая голову, — Вот умрет он и люди конечно же проведут целый обряд. Но будет ли ему не все равно, если его не будет существовать? — А Вы можете быть уверены, что Рекса Ляписа не будет существовать? — Чжун Ли не отрывает взгляда золотых глаз от простыни в его руках. Чайльд делает шаг ближе и проводит пальцами вдоль края белой простыни. Та часть кожи, не скрытая за перчатками, открывает вид на вздувшиеся вены. — Меня не беспокоит, кто там будет или не будет. Но вот Вы, сяньшэн… Теплое дыхание оглаживает ухо консультанта, который наконец отрывается от своего занятия и поворачивается к Тарталье. Надо спросить о том, почему этот юноша позволил себе подойти настолько близко, но Чжун Ли не находит в себе желания этого делать. От собеседника пахнет морским бризом. Этот аромат так очаровывает, что хочется сделать глубокий вдох. — «Какова его цель?» И впервые он позволяет словам не обдумавши сорваться с губ: — Ты весь промок, — мужчина коротко проводит рукой по темно-красному промокшему аксельбанту. — Не переводите тему, господин консультант, — Тарталья наклоняет голову, пытаясь заглянуть в глаза, хранящие в себе свет и тепло, но Чжун Ли не поднимает их, смотрит вниз, замер, словно статуя, но почему-то не просит не мешать, прекратить, уйти. И предвестнику это только на руку. — Здесь довольно прохладная температура. Вы можете заболеть. — Это не имеет значения. Однако… Если Вы хотите меня согреть, — в полушуточной манере отвечает Тарталья. И когда их разговор успел перейти от похорон до таких неприкрытых заигрываний? Бесстыдный юноша подается чуть вперед, протягивая руку, но мужчина перед ним, так и не подняв глаз, обходит его и скрывается за дверью, но вскоре возвращается с небольшим полотенцем в руках. Тарталья улыбается. Возможно позже он будет жалеть, что решил действовать этим методом, возможно это разрушит их дружбу, но зато он опробовал почву и на его удивление господин Чжун Ли по непонятной причине позволяет вести себя так с ним.

***

С приходом в гавань предвестника со своими помощниками в Ли Юэ впервые воцаряется хаос, и сложно не связать эти два события между собой. — Рекс Ляпис был убит. Перекрыть все выходы! — Рекс Ляпис убит? — Не может этого быть! — Кто посмел? В тот день люди и адепты пребывали в возмущениях и горе. Гео Архонт, великий правитель, под чьим крылом люди ассамблеи Гуйли и Ли Юэ находились множество тысячелетий, скончался. Жители были уверены, что они будут очередными людьми, которых их Божество переживет точно также, как переживал их отцов и матерей, бабушек и дедушек и далеких предков. Когда день близился к своему завершению, народ уже вовсю делал подношения, оставлял различные цветы, зажигал благовония и молился, не теряя веру, пока Цисин со всей своей уверенностью заверяли, что они продолжат дела Властелина Камня и ничего не изменится. Чжун Ли же сидел в уединённой комнате небезызвестного местного ресторана, что была забронирована заранее для переговоров. Он молча смотрел на чашку чая в его руках, мечтая, чтобы в ней отразились ответы на волнующие его вопросы. — Люди не сразу привыкнут к тому, что теперь некому повелевать ими, — в женском твердом голосе слышались нотки злорадного удовольствия. — Теперь это дело Цисин, — уже бывший Архонт поднимает взгляд на предвестницу с красиво уложенными волосами, что сидит напротив него и вальяжно попивает обыкновенную воду. — Не так давно я встретил еще одного предвестника на улицах Ли Юэ. Он теперь тоже часть плана? Синьора подцепляет палочками лист салата и смотрит в окно, возвращаясь воспоминаниями в тот день, когда они с Крио Архонтом продумывали предложение Властелину Камня и их последующие действия. — Её Величеству Царице и мне показалось, что так дело пойдет быстрее. Чайльд создан для того, чтобы сеять хаос и раздор. В конце концов у него не останется выбора и он по приказу сверху будет обязан призвать то подводное существо. Хруст салата практически не слышен. Такой контраст с не умеющим орудовать палочками Тартальей. Предвестников выборочно обучают этикету? Почему-то сейчас этот вопрос очень интересует Чжун Ли. Настолько, что он готов пригласить молодого человека из его мыслей на ужин в «Народный выбор». — Но если Вас, Моракс, не устроит сей пункт, то, поверьте, мы и без него справимся, — девушка кладет палочки на тарелку и поднимает полной решимости ледяной взгляд, — Как Вам такая идея? Я

Я

Я

Я

— Я приду… — далекий шепот слабого голоса. — При… ду…— хрипы и ледяная синеющая кожа. Чжун Ли открывает глаза и слегка приоткрывает рот, сжав в руке одеяло. Кошмары прошлого стали посещать его всё чаще последнее время, и он надеялся, что это не из-за того, что аура Бездны, а это определенно была она, повлияла на него после прогулок с Тартальей. Мужчина поднимается с постели, подходит к окну, стараясь разглядеть луну, которая, как оказалось, находится еще высоко. Шторм в его душе отражается на погоде и на его состоянии, мрачные мысли коварными змеями расползаются в уголки, обхватывают руки. Почему они так похожи? Почему так отличаются? Аура Бездны, исходящая от Чайльда, заставляет думать, что какое-то чудовище обратили в молодое тело и отправили в Ли Юэ, чтобы лично убить Архонта. Но разве чудовище может так хорошо играть? Непозволительная близость. Чужие губы на его губах, чужое дыхание на своей коже. Тогда поцелуй — непонятное движение губ для Моракса. Сейчас теплое дыхание — непозволительная сокровенная близость для Чжун Ли. — Ты пришел холодным дождем и теплыми лучами солнца, — произносит он полушепотом, опуская глаза, что были полны непередаваемой тоской. Или всё происходящее — просто игра на публику и поставленная лично предвестником пьеса? Чжун Ли обхватывает себя руками, длинные рукава темного ханьфу согревают, но этого недостаточно, когда из открытого окна дует прохладный ветер. Черные тучи нависли над Ли Юэ. Он тяжело вздыхает и шепчет на выдохе. — Что мне теперь с тобой делать? Он не помнит. Не помнит. Нужно вернуться в обитель и разузнать про то, что это может быть. Вид эрозии? Очередная игра времени? Или кто-то пытается переключить его внимание? — «Чайльд создан для того, чтобы сеять хаос и раздор» — звучит отчетливо в голове чужой голос. Он теперь другой человек. — Последнее время в гавани что-то совсем погода испортилась, — слышится с улицы голос, в окне можно увидеть проходящую мимо пожилую парочку, держащуюся за руки, пока дедушка забавно поправляет одной рукой зонтик, — Неужто Гео Архонт умер еще раньше, и всю эту неделю Небеса оплакивают потерю? Старушка что-то отвечает ему и легко, почти ласково бьет мужа по плечу. Чжун Ли коротко выдыхает, опуская голову. Свет изредка появляющейся из-за туч луны заставляет тонкие золотые узоры шелкового ханьфу блестеть. Слышится гром. Кого-то он пугает, а кому-то дарит тепло на душе. Звуки дождя хороши для засыпания, но, промокнув под дождем, можно заболеть. Черное и белое. Простые правила человеческой жизни, которые напоминали Чжун Ли о том, насколько слабые люди, о том, насколько он не человек. Решение уже было принято и два дня назад оно его устраивало, но, повстречавшись с предвестником из Снежной, что-то внутри пошатнуло его уверенность. Что-то, еще не оформленное в мысли, не давало покоя. Несколько капель попало на озадаченное лицо замеревшего у окна новоиспеченного человека. Резко полил дождь, в беспорядке взметнулись шторы. Консультант закрыл окно, затянул хвост покрепче и направился в постель вновь в надежде уснуть чуть раньше, чем вчера. Мы

Я

йду…

Что мне.?

Я Тебя… — Я найду тебя. Собственный голос такой громкий и ясный, противоположный гулкому, словно из-под толщи воды, низкому и почти спокойному, немного грустному и совсем каплю отчаянному. А еще уже ставшему знакомым. Он не раз и не два слышал его, после чего по обыкновению просыпался в холодном поту. Этот голос всегда произносит одну и ту же фразу, полную безнадежности и надежды одновременно, это чувство сложно выразить словами, но с самого детства оно живет в нем. Но почему-то сейчас, находясь на грани сна и реальности, его тело будто сковали. Он жмурится. Слышит посторонние крики и то, как беспокоится неподалёку море, выплескивая без сожаления горечь на остывший песок. — Как в… а? — Хо… шее место. — На ладони? Голоса с каждой утекающей песчинкой в песочных часах становятся ближе и отчетливее. Чайльд инстинктивно хочет найти источник звука. Он хочет бежать. — Похожи на закатники. — Это… твой секрет? Его окутывает яркий свет. — Еще нет. — Да. Чайльд распахивает глаза и хватается за руку, смотря на мизинец, который стал неприятно покалывать. Эти сны вновь решили посетить его, вероятно потому, что уходящий вместе с солнцем день был полон непривычных событий. Сегодня, прямо у него на глазах, не стало Властелина Камня. Конечно это грубое описание, так как смерть Божества не может быть настолько простой, а если учесть, что речь идет о самом Мораксе, то сказанное им «не стало на глазах» может только рассмешить до слез, особенно предвестников. Но головной боли прибавилось — Бог-то может и умер, но вот приказ Царицы живет и властвует, а посему ему каким-то невероятным образом придется добыть Сердце Бога Гео Архонта. Слышится неуверенный стук в дверь. Тарталья запрокидывает голову, даже не пытаясь придумать оправдание этому звуку в ночное время, а после поднимается, быстро натягивает штаны и красную рубаху под аккомпанемент, судя по всему, дятла. — Знаешь, как говорят у нас на родине? — повышает голос предвестник, выворачивая воротник рубашки, и, встряхивая рыжие волосы, плетется открывать дверь, — «По голове себе постучи». Перед ним стоит один из его помощников, недавно еще новобранец. Вот уж кто здесь птенчик, вывалившийся из гнезда прямо во владения дракона. — М-мастер Чайльд, — на вид уверенный молодой человек, но в голосе явный страх, — Простите, если помешал, я… — Короче, — на выдохе торопит Тарталья, упираясь рукой о косяк двери гостиничного номера. И правда, метод кнута и пряника не такой уж и бездейственный. Серьезный тон заставляет подчиненного в считанные секунды собраться. — Донесение. Замечена подозрительная активность в окрестностях каменного леса Гуюнь и склона Уван. Подозрение на Адептов. Они не должны помешать плану. — И мне для этого надо туда явиться? — нисколько не удивленно произносит он. — Мастер Чайльд, мы всего лишь… — Новобранцы, — решает одним словом выразить весь смысл юноша. — А по поводу плана… — не то, чтобы ночью он хотел о чем-либо думать, а уж тем более о работе, но иного выбора не было, — Будут внесены некоторые изменения.

***

— Чжун Ли сяньшэн! Чжун Ли сяньшэн! — окликивает запыхавшийся молодой и явно веселый голос. Консультант бюро оборачивается, чтобы встретиться взглядом со своим, как оказалось, хорошим знакомым. — Доброго дня, Чжун Ли сяньшэн! Погодка какая сегодня хорошая, не правда ли? Чжун Ли поднимает голову, будто на небе написан ответ на вопрос, и возвращает взгляд к светящемуся от радости перед ним лицу. — И правда. Довольно неплохая, — мужчина делает паузу, рассматривая предвестника, и замечает круги под чужими глазами, — Как Вам спалось, Чайльд? — Не жалуюсь, — отмахивается юноша, потирая рукой вспотевшую шею, и не сдерживается, чтобы не прокомментировать, — Как же у вас тут жарко. И главное не встретишь и тучи на небе, когда так нужно. Этими простыми словами Чайльду удается получить мягкую улыбку своего нового друга. — Эти земли издревле славились приятной погодой, прекрасно подходящей для отдыха и благодатных земель. Говорят, сам Гео Архонт охранял гавань от природных катаклизмов. Чжун Ли плавно убирает руки за спину и направляется вдоль гавани вместе с человеком, чьи кудри могли бы побороться своей яркостью с самым настоящим языком пламени в ночи. — Неужели у Мо… Рекса Ляписа и правда было на это время? — он, вероятно, судил всё по своему Архонту, с которым был знаком лично, — Хотя если учесть, что после вчерашнего происшествия полил сильный дождь… — Раньше Рекс Ляпис сам решал, когда нужно солнце, а когда земля нуждается во влаге, однако… Он хотел продолжить, но их перебила девушка среднего роста, которая беззаботно оперлась руками о плечи консультанта и предвестника и проскользнула между ними, проговорив: — Однако Рекс Ляпис никогда не позволял бушевать грозе, да настолько, что местные уже и отвыкли от подобного светопреставления! Она очевидно пародировала господина с глазами цвета кор ляписа, при этом совсем не соблюдая рамки приличия. Бессовестная. И это его отругала старушка за то, что он просто хотел тогда искренне помочь господину Чжун Ли? Чайльд с приподнятыми бровями уставился на мужчину. — Добрый день, госпожа Ху, — здоровается Чжун Ли и его хвост описывает золотую линию возле талии при повороте в сторону хозяйки бюро Ваншэн. — Добрее не бывает. Я к Сян Лин шла и увидела Вас, дорогой консультант, — ее глаза с необычными зрачками теперь смотрят в сторону предвестника. — А Вы кто будете, молодой господин? — Я… — Ва-а-у-у. Она что, смотрит на его красный аксельбант? — Красивый. — Госпожа Ху, — возвращает директора в мир живых Чжун Ли, тихо прокашлявшись в перчатку. Ах. Мозг Тартальи наконец соизволил обратить внимание на девчонку перед ними, оторвав взгляд от ярко-оранжевых глаз. — «И правда. Платье небожителей не имеет швов*» — успевает подумать он. Девушка с длинными хвостиками была в форме ритуального бюро, поэтому, как наконец решил додуматься юноша, она свободна позволяла себе вести себя так, словно находилась в гостях у подружек. — Зовите меня Чайльд, — он улыбается так, что возле глаз появляются тоненькие лучики-морщинки, что делают лицо еще более привлекательным и веселым. Осталось только окунуть голову во что-нибудь блестящее. На удивление он не слышит в ответ типичное «Чайльд?» и «Что это за имечко такое?». Директор ритуального бюро была довольно странной особой, хотя это, наверное, просто профессиональная деформация. — Господин Чжун Ли, зайдите ко мне потом, — с нескрываемой радостью произносит Ху Тао и убегает в сторону вкусно пахнущих блюд. Мужчина выдыхает, прикрывая глаза. — Вы каждый раз меня впечатляете своими глубокими познаниями, Чжун Ли сяньшэн, — решает вернуться на дорожку перебитого диалога предвестник. Консультант тут же распахивает глаза и подносит левую руку к подбородку, словно намеревается глубоко задуматься. Пыль в глаза или искренний комплимент — в этом, хоть бывший Гео Архонт и не подозревал, представляло разобраться не только Чжун Ли, но и самому хозяину слов. Конечно предвестник из Снежной не мог потерять человека с такими связями, но было что-то еще, что заставляло чуть ли не нахваливать мужчину перед ним, который как никто другой умеет производить впечатление. — Не думаю, что мои познания настолько глубоки, как Вы сказали, Чайльд, но какие-то исторические моменты я определенно знаю. На лице Тартальи вновь блестит улыбка, он довольно щурится и произносит следующие слова с таким энтузиазмом, словно Чжун Ли только что сказал что-то, что ему очень понравилось: — И именно по этой причине я хочу познакомить кое-кого с Вами, сяньшэн. Насколько я помню, у нас заказан столик на сегодня, так могу ли я привести с собой парочку гостей? Эта новость удивила консультанта, ведь он был в полной уверенности, что Чайльд пригласил его туда для того, чтобы разузнать о том, где именно может храниться гео гнозис, и он точно не стал бы узнавать такую информацию в присутствии лишних ушей. — Если Вы против, то я… — Конечно, — кивает мужчина и оборачивается, глядя в сторону спокойного моря, что красиво блестит на солнце. — С удовольствием. Ситуация становилась всё более запутанной. Оставалось верить в то, что Царице хватило мудрости предугадать всевозможные действия ее взбалмошного одиннадцатого предвестника. Однако эта выбивающаяся из привычных встреч ничего не изменила — казалось, вся гавань уже знала, что за мирно прогуливающимся консультантом бюро неотрывно следует предвестник. Ходили слухи, что человек с рыжими волосами и темно-голубыми, почти что синими, как глубины океана или нефрит, глазами вечерами частенько дожидался, когда мужчина в элегантных темных нарядах закроет за собой двери бюро и ступит на выложенную для прогулок дорожку, даря улыбку предвестнику. Не реже их встречали в ресторанах за обсуждениями самых различных вещей. Многие порывались вступить с ними в дискуссию и они, конечно, соглашались, но по итогу эти два господина все равно оставались один на один и возвращались вместе домой, когда луна уже начинала освещать волны и дома, и даже тогда они шли, продолжая общаться, будто две встретившиеся родственные души, что молчали всю жизнь, пока не встретили друг друга и их мысли полились родником. Возможно, что они оказались идеальными собеседниками друг для друга — так думали окружающие, но всё никогда не бывает настолько просто. — Чжун Ли сяньшэн, могу ли я проводить Вас до дома сегодня? — с довольной улыбкой на лице интересуется Тарталья, крутя на пальце небольшой сиреневый мешочек с серебристой веревкой. — Чайльд. Это прозвище звучало из уст Чжун Ли мягче, чем когда его так называл кто-либо другой. Предвестник замечал это каждый раз, но виду не подавал. — Да? — Ты не перестаешь удивлять своим упорством и упрямством. Ах да, они переходили на «ты» временами. Ну как… Тарталья не мог себе этого позволить, но господин Чжун Ли был постарше его: по внешности — может лет на пять, а по уму — на все двадцать. Перечить бы ему было неправильным, да и не то, чтобы Чайльд был против такого положения вещей, даже за. — Такой уж я, Чжун Ли сяньшэн, — юноша старается не давить, чтобы не испугать консультанта или вызвать отвращение, но ему не терпится узнать сегодняшний ответ. — Неужели ты думаешь, что за день что-нибудь изменится? — мужчина сдерживает смешок. — Ох, сяньшэн… Всё может измениться даже за минуту! Вы так не считаете? После подобных вопросов обычно следовали рассуждения и порой даже споры на час. — «Почему он не хочет, чтобы я знал, где он живет?» — «По какой причине он так хочет знать, где я живу?»

***

Возможно не стоило говорить об этом настолько прямо, насколько успел сказать бывший Гео Архонт, но исправляться было уже поздно. Хранительница Облаков мало того, что выронила кружку с чаем, так еще и начала расхаживать вокруг стола, возмущенно размахивая крыльями. — Почему Вы еще никому не сказали, Рекс Ляпис? По Ли Юэ ходит предвестник, который восстал из мертвых, а Вы никому не сообщили! Вы ведь понимаете, что на такое не способны даже мы? Это может быть кто угодно. Селестия? Гнев умерших Богов? Ее речь была нескончаема, иногда с верными мыслями, а иногда с глупыми высказываниями. Чжун Ли сидел за столом, крутя в руке чашку чая, и размышлял. — Мне он еще тогда не понравился. Он подозрительный. — Ты его даже не видела, не преувеличивай, — хмыкает Чжун Ли и приподнимает голову, наблюдая за листьями гинкго, что медленно покачивались от ветра на ветках дерева, возвышавшегося над ними. — Предвестники не приносят ничего хорошего. А что касается его… Я не имею понятия, как так получилось. Мы однажды пробовали и после случившегося никто из Адептов не осмелился бы повторить это искусство. Бывший Архонт задумался. Была бы здесь Гуй Чжун, смогла ли она как-то помочь? Было ли ей что-либо известно? Может ли ответ таиться в «Памяти о пыли»?

***

Тень нефритового дворца Нин Гуан стремительно накрывает собой часть затихшей безлюдной гавани, с каждой проходящей секундой приближаясь к взбудораженному и недовольному морю; волны распахивают пасти и откусывают часть берега; люди спрятались по домам и молятся по привычке: «О, Рекс Ляпис, помоги нам», либо восклицают: «Рекс Ляпис, почему ты оставил нас в такое время?». Но все эти вопросы не имели смысла, ведь теперь Чайльд знал наверняка, что Моракс жив, именно поэтому он и призвал древнее существо — Осиала. Не может ведь их Архонт быть настолько черствым, чтобы не защитить свой народ, который так долго оберегал, на которого потратил без преувеличений всю свою жизнь? Оставалось лишь найти Гнозис и передать его Царице, но это была задача не из… В голове резко кольнуло, так, что пришлось опереться о ближайшее деревянное ограждение. Все вокруг пошло кругом, будто Тейват решил перевернуться, а глубокие вдохи и выдохи не помогали. Вероятно это последствия использования «формы духа». Чайльд проводит пальцами по своему гидро Глазу Бога, на что тот тут же откликается и начинает мерцать, как прозрачный водоем на утреннем солнце. Предвестник поднимает голову, пара холодных капель падают со сгустившихся черных туч, он замечает Адептов, что, перемещаясь с невероятно быстрой скоростью, несутся на помощь Цисин высоко в небо. Тарталья прыскает — даже если взять их всех впридачу с путешественником, то это сравнимо лишь с назойливыми мухами для древнего существа, полного ярости и обиды. Моракс обязан появиться, иначе от людей ничего не останется, как и от несомненно красивой гавани. Чайльд не хотел, чтобы приказ, что он прилежно исполнял, закончился этим. И предвестник оказывается прав, Бог Контрактов и правда появляется, просто, как говорят у них на холодной родине, «не в том месте и не в то время» для Чайльда. Он находит его, обычного консультанта бюро «Ваншэн», смиренно стоящим рядом с его коллегой, к которой он не то чтобы питал теплые чувства — Синьорой, восьмой Предвестницей Фатуи. Что она забыла в Ли Юэ — несомненно интересный и хороший вопрос, но что еще важнее, так это то, что здесь делает Чжун Ли? Знойный ветер и бушующий океан врываются в банк Северного Королевства. Двери от силы с грохотом распахиваются и с тем же шумом закрываются. Чжун Ли не оборачивается — по довольному лицу длинноволосой женщины все понятно. — Прошу прощения, что врываюсь в ваш несомненно важный разговор, — слова вылетали грубо, в насмешливом тоне, хоть и казались в какой-то мере вежливыми. Как лениво отшлифованный кор ляпис ради привлекательной обертки, обработанный без чувств и искреннего желания. Его негодование конечно было объяснимым — план провалился, он недооценил Нин Гуан и Адептов. Перед взглядом бывшего Архонта тут же оказывается огонь и вода — увлекающее, но опасное зрелище. — Чайльд. Ты как раз вовремя. С довольной интонацией Синьора объясняет своему немного разъяренному коллеге о произошедшем, который, несмотря на эмоции, что захлестывают его, не может скрыть сожаления в глазах, когда смотрит прямо на Чжун Ли, не отрываясь. Консультант смотрел в ответ лишь секунду другую, но чужой прожигающий взгляд по ощущениям не покидал его ни на миг. Это было странно. Как будто это его волновало. Чжун Ли казалось, что еще чуть-чуть и он дотронется до полыхающих языков и обожжет руки об холод. Появление путешественника только нагнетает обстановку. — Эй, а что насчет меня? Ты просто использовал меня в своих целях! — высказывает свое недовольство Тарталья, взмахивая руками, и теряет все навыки субординации, обращаясь к мужчине перед ним, — Ты не хочешь объясниться? Он спрашивает, но ответа знать не хочет. Сердце колотится от несправедливости, руки жжет очерненным желанием убийства, нос требует запаха крови. — «Ничего. В любом случае Моракс — прекрасный соперник» — думает он. Чжун Ли ему не отвечает. И в лице его ни разу не проносится и доли сожаления. Холодный, твердый взгляд, спина натянутой струной, неторопливые жесты. Разбить. Разбить. Разбить бы эту искусно-вырезанную работу, сорвать маску и со всей силой расколоть напополам об колено. Тарталья отчаянно не хотел верить, что его единственный друг мог так с ним поступить. Да, глупое заявление, он сам готов смеяться с самого себя, ведь это была его ошибка — он позволил себе привязаться к консультанту, привыкнуть к вечерним прогулкам после тяжелого рабочего дня, наслаждаться посиделками за столом в дорогих и не очень ресторанах Ли Юэ, провожать мужчину до бюро, прогуливаться с ним по гавани, смеяться с шуток и добиваться редкой широкой улыбки Чжун Ли. Его заданием было вести переговоры, сотрудничать с новыми коллегами, а не тратить тысячи Моры на мужчину, который полчаса мог разглядывать три камня на прилавке с глазами, полными удивления и интереса. Но, признаться честно, кто бы на его месте смог бы оторвать свой взгляд от господина Чжун Ли? Тарталья выходит, не дожидаясь, пока консультант договорит с путешественником, и направляется к высоким молчаливым скалам, чтобы выпустить разрывающий изнутри огонь злости, прожигающий все внутренности. В каменном лесу Гуюнь он найдет себе очередных жалких врагов, но будет сражаться, глядя на молчаливые скалы, что в далеком прошлом служили верным оружием Мораксу. Враги, что обитали в этой местности, были самыми обыкновенными, но уже через минут пять Чайльд чувствует, что что-то не так: в голове начинает покалывать, мышцы неприятно сводит, взгляд мутнеет. Он бы сбросил это всё на форму духа, которой воспользовался во время сражения с путешественником в Золотой Палате, но симптомы были другими. В какой-то момент он понимает, что промахивается и бьет воздух, голова начинает кружиться всё сильнее. — Я просто устал, — заключает предвестник и, убрав клинки, направляется в сторону гавани на дрожащих ногах. Он делает шаг прямо перед мостом, ведущий в город, перед тем, как в глазах окончательно темнеет. — Три дня минимум, — заключает незнакомый голос. Тарталья вдыхает запах различных трав, перемешавшихся между собой, и ворочается на жесткой кровати. Через закрытые веки он ощущает мягкий свет, но голова звенит так, что открывать глаза совсем не хочется. — Хорошо. Голос. Очень знакомый. Это наверняка был Чжун Ли, но на секунду ему показалась в этой строгости другая личность, которая с детства снилась ему и говорила разные слова. Голос Чжун Ли был похожим, но другим — более мягким, плавным, равномерным, спокойным, окутывающий теплом. Голос из снов тоже иногда мог подарить капельку своего тепла, но обычно он был строгим и отстраненным. — Вы проснулись, господин Чайльд? Тарталья медленно открывает глаза, щурится и первое, что видит перед собой, так это консультанта. Точнее… Можно ли его теперь так называть после всего, что произошло? Или это неуважительно к бывшему Божеству? Чжун Ли смотрит на него, но сложно прочитать, что он хочет или не хочет сказать своим взглядом. Он сидит на краю дивана, сложив руки, его спина как всегда прямая. Юноша переводит взгляд на того, кто говорит с ним. — Хорошо, что так быстро очнулись. Меня зовут Бай Чжу. Вы потеряли сознание, — обыденным тоном говорит лекарь, будто каждый день с таким сталкивается, и записывает что-то на бумагу. — Стража принесла тебя, — негромко добавляет Чжун Ли, не отводя взгляда от Чайльда. — Ну что Вы. Господин Чжун Ли увидел, что стража несет Вас, и решил донести Вас до меня самостоятельно. Тарталья бы хотел выгнуть бровь, но сил не было. Надо было дойти до банка Северного королевства, его наверняка там уже потеряли. Юноша начинает подниматься, но его останавливают. — Вам положен постельный режим. Желательно три дня. — У меня нет этих дней. Я обязан вернуться к работе. Спасибо за то, что позаботились обо мне, — Чайльд поднимается и, хватаясь за голову, бредет в сторону выхода. Чжун Ли вскакивает с дивана и порывается пойти за ним, но предвестник, словно почувствовав его действия, оборачивается. — Господин Чжун Ли, я не умру, если вы отведете от меня свой взгляд. Эти слова заставляют мужчину замереть. Он протягивает руку, но Тарталья разворачивается и уходит. — «По гавани ходят слухи об их хорошей дружбе» — удивляясь поведению Чайльда, подумал Бай Чжу, продолжая писать что-то. — Я бы передал ему трав, но не думаю, что он согласится. — Я могу передать, — предлагает консультант. — Но, кажется, он не хочет Вас видеть, господин Чжун Ли. Эта фраза била набатом в голове мужчины весь оставшийся день и следующую за ним ночь. Он лежал в кровати, смотря в потолок, и сжимал рукой простынь, вспоминая и вспоминая. Вспоминая далекое прошлое и недавнее. Его сердце болело, если оно могло это делать. Чжун Ли всё ещё не так хорошо разбирался в человеческих чувствах и эмоциях, поэтому он не мог сказать даже самому себе, что происходит с ним и с Чайльдом. Но слова Бай Чжу сильно задели, больше, чем должны были. Как и задело поведение самого предвестника. Нужен ли ему был Чжун Ли ради плана или в нем ещё остались черты того рыжего мальчика, делающего всё от искреннего сердца? Им надо было поговорить, но позволит ли это сделать Тарталья, учитывая его сегодняшнее поведение, которое говорило само за себя? Чжун Ли поймал себя на мысли, что не хочет, чтобы так все заканчивалось, не хочет, чтобы он к нему так относился. Эти ощущения были новыми — его особо не волновало то, что думают о нем другие, но Чайльд словно стал исключением. Во второй раз. На следующий день Чжун Ли проснулся рано, поэтому, когда он направлялся в банк, людей на улице почти не было. Его впускают внутрь, но Екатерина, работница, находившаяся за стойкой, сообщает, что Тарталья несколько часов назад отправился в Снежную по поручению Царицы и не оставил никакого письма. — Он собирался впопыхах. Возможно он просто забыл передать Вам сообщение, — решила зачем-то успокоить мужчину девушка. — Даже не устроили прощальный ужин? — удивлялась Сян Лин, подавая суп мужчине. Почему все вокруг считают, что Чайльд ему что-то должен? Но потом Чжун Ли понимает, что сам хотел бы, чтобы предвестник попрощался с ним или хотя бы предупредил об отъезде. Тарталья оставил его с неотвеченными вопросами, на которые, возможно, и сам не знал ответов. Не оставил ни адреса, ни слова. Мужчина вздохнул, впервые ощутив безысходность. Безысходность. Это слово прекрасно описывало то, что чувствовал Чайльд, сидя в кабинете с письмом в руках, от которого так и веяло холодом. После Золотой палаты всё шло крахом — сначала Гнозис, потом победа над Осиалом, Синьора, Чжун Ли. Нет, Чжун Ли стоило поставить первым в этом списке — всё пошло крахом еще тогда, когда они впервые встретились. Тарталья вздыхает, вспоминая, как неловко выглядел в тот момент, и, обреченно простонав, ложится головой на стол — единственная его поддержка на данный момент. И теперь ко всем прочим неприятностям добавляется еще и приказ Царицы немедленно вернуться на родину, оставив все дела на помощников, которые, естественно, делали работу в три раза медленнее. Чайльду ничего не остается, ведь, как известно, у предвестников особо нет выбора, когда дело касается Её Величества. Убрав в кабинете основные бумаги, молодой человек закрывает его, отдает ключи Екатерине и направляется в отельную комнату, где быстро собирает вещи. Паром уходит ночью, а потому времени у него было достаточно, но оно потекло подозрительно быстро в тот момент, когда Тарталья, собрав вещи, сел на край небольшой кровати и стал размышлять о том, что делать с Чжун Ли. Он старался не обращать внимание на свои чувства, на то, что так надоедливо ноет в груди с тех самых пор, как злость отступила и на смену пришла грусть. Моракс, несомненно, мастер по ведению игры, так же изящен и идеален, как и во владении всеми видами оружия. Чайльд смотрит на палочки, подаренные консультантом для еды, и со вздохом аккуратно, чтобы не сломались в дороге, кладет их в свою сумку. Ему незачем грустить — Чжун Ли поступил так, как ему было нужно, а Тарталья радовался дружбе потому, что друзей у него особо и не было благодаря его характеру и Бездне. Так зачем грустить? Скоро он вернется домой, где его ждет семья, и все плохое забудется, а в жизни всё пойдет, как и шло прежде. Так и произошло. Пройдя через метель, хрустящий под ногами снег и дерущие от холода щеки юноша оказывается на пороге, который не менялся со времен его детства, если не дольше. Он заглядывает в окно, но там почти ничего не видно, зато отчетливо слышен детский смех. Тарталья улыбается, поправляет теплую темно-серую шапку и стучит в деревянную дверь. Слышится топот, дверь распахивается так, что с крыши падает немного снега, и на улице становится теплее. Юная девушка перед ним, с двумя заплетенными рыжими косичками, смотрит большими голубыми глазами на человека в форме. — Аякс! — выкрикивает она и запрыгивает на брата, крепко обнимая. Тарталья улыбается, ставя свою сумку на снег и обнимая худенькое тело в ответ. — Тоня, тебя что, дома совсем не кормят? Девушка трясет головой и строит недовольную рожицу, отпускает брата и оборачивается в сторону дома: — Ребята! Аякс приехал! Они заходят внутрь, пока Чайльд смахивает с шапки снег, а Тоня очищает его сумку. В прихожую залетают Тевкр и Антон и, при виде старшего брата, со счастливыми криками несутся в его объятия, пусть и еле достают до его живота. — И вам привет, — он трепет их по головам, — А вот вы хорошо кушали, Тоня, бери пример. — Я просто расту! На себя бы посмотрел. — Я много двигаюсь, — оправдывается Чайльд и, отпустив братьев, снимает сапоги и берет сумку. — Пошли. Всей толпой они направляются в гостиную, и за это время юноша успевает насладиться окружением. Ничего не изменилось с тех пор, как он последний раз был здесь: всё те же свечи, расставленные по всему дому, длинные ковры, красиво развешенные в некоторых местах саше, которые из разных стран привозил предвестник матери, в гостиной, помимо искусно сделанной мебели, треска камина и стола с шахматами, можно было увидеть отдельное место на стене, куда родители прикрепляли произведения искусства, несомненно достойные музея, своих детей. В доме всегда царила такая атмосфера, в которую хотелось укутаться и не вылезать, как из теплого зимнего одеяла. — Мам, пап, привет, — здоровается молодой человек, смотря на родителей. Отец сидел у камина, а мама гремела недалеко на кухне. Они, услышав знакомый голос, тут же обернулись на него и в их глазах, как и всегда, было что-то странное. — Аякс! — улыбнулась женщина и подбежала обнять сына, который незаметно для нее перерос ее и, казалось, с каждым приездом становился всё выше и выше. Отец же кивает головой и ничего больше не говорит. Их отношения стали такими после того, как Чайльд чуть не убил человека в подростковом возрасте, недолго после того, как он выбрался из Бездны. Тарталья замечает в углу кучу коробок и улыбается — скоро вся семья будет украшать дом. В коробках лежали новогодние игрушки и украшения, которые доставали в начале каждой зимы из подвала. Дело в том, что Тевкр и Антон обожают Новый год, а потому вся семья решила заранее наводить праздничную красоту в доме, а не накануне, чтобы дети подольше побыли в «сказке». — Ты же будешь украшать с нами ёлку? — спрашивает Тевкр, хватая брата за руку, — Или ты снова уедешь? Как бы ему самому хотелось знать ответ. — Я… Точно не знаю, но я постараюсь, правда. На следующее утро Тарталья оказывается во дворце, в большом коридоре, ожидая, когда Царица впустит их — своих предвестников — внутрь для переговоров или очередных поручений. Чайльд ведет плечом — в своей кровати было спать непривычно, за время, проведенное в Ли Юэ, привыкаешь к более жестким поверхностям. Воспоминания о гавани так и просились стать улыбкой на губах, чему молодой человек не стал препятствовать. Если забыть о конце этого своеобразного путешествия, то в целом всё было даже неплохо. Да и как может он обижаться на план Царицы? Волнует лишь одно — зачем господин Чжун Ли подпустил к себе так близко? — Кого я вижу, дитя, здравствуй, — приветствует с ехидной улыбочкой Дотторе, подошедший один из последних к залу. — Слышал, твой план потерпел крушение в соленых волнах? Бедняга. Не переживай. Тарталья удерживает себя от того, чтобы закатить глаза, и, скрестив руки на груди, опирается о стену, отворачиваясь. Он не желает слушать речь, насквозь пропитанную злорадством и иронией. — А я слышал, что он неплохо провел там время. Точнее не слышал, а видел, как медленно утекают деньги со счета, — решает включиться в обсуждение Панталоне. — При таких суммах становится даже интересно, на что или кого столько можно потратить. Если бы не распахнувшиеся огромные тяжелые двери, из которых тут же повеяло холодом, то Чайльд скорее всего покрылся бы розовыми пятнами от злости. Было бы глупо оправдывать такие траты частью плана. Глупо и по-детски. Предвестники вошли в зал, где на троне их ожидала Её Величество Царица. Она, скрестив ногу на ногу, мерно покачивала одной, облокотившись о спинку трона. Предвестники поклонились ей, после чего выстроились в линию и только тогда Крио Архонт поднялась со своего места и спустилась по ступенькам вниз — так выглядело обычное приветствие. — Рада вас всех видеть, — ее плавный голос говорил о хорошем расположении духа, — Сегодня каждому отдельно будут даны указания, после чего я попрошу пару человек остаться на личный разговор. Тарталье, будучи самым последним в числе предвестников, приходится каждый раз выслушивать всех и дожидаться своей очереди, но он не считал это минусом — это лишняя возможность потренировать своё терпение. Когда приходит его черед, то Царица просит сразу подойти его к ней, что он незамедлительно и делает. Остальных предвестников она отпускает. Молодой человек встает на одно колено и опускает голову. — Поднимись, Чайльд, — она кладет руку на его плечо, но лишь на секунду, пока он не встает в полный рост. — Да, Ваше Величество? Что-то произошло? — Не совсем. В Ли Юэ тебя скоро будут ожидать новобранцы. Я хочу, чтобы ты вернулся туда, но ненадолго. Что-то в душе юноши падает при упоминании гавани. — Я знаю, что у тебя большая семья, поэтому Новый год можешь провести с ними, ты давно не отмечал этот праздник с семьей. Но после отправляйся на службу. — Благодарю, Ваше Величество, — он снова кланяется. Царица хмурится, обводя его фигуру непонятным взглядом, словно она заметила что-то, но не до конца понимает, что именно. — И по поводу трат. Не обращай внимания. Это было необходимо для плана, который ты смог реализовать. Но до меня дошли слухи, что ты, Чайльд, сдружился с господином… Чжун Ли, так его теперь зовут? — она возвращается на трон, садясь в привычное положение, — Моракс, несомненно, выдающаяся личность. Но будь осторожен, когда вернешься. Он мудр и знает цену себе и словам. Поймать кого-то на лжи или самому обвести вокруг пальца ему не составит никакого труда. — Это входило в мой план, — он опускает голову и сжимает руку в кулак. — Ты не врешь мне? Твое сердце бьется быстрее, — Царица была Архонтом любви, так что эти слова было слышать от нее неудивительно. Она умела прислушиваться к биению сердец на большом расстоянии, что помогало ей определять состояние человека. — Немного жарко в форме, извините, — находит оправдание Тарталья, оттягивая красный теплый шарф, который на него накинула сестра перед уходом, — Положитесь на меня. Царица слегка ухмыляется и кивает в сторону двери. Чайльд возвращался домой в приподнятом настроении, думая о том, как обрадуется семья, узнав, что наступающий год он отпразднует с ними. Конечно, придется после вновь немного попотеть в Ли Юэ, но, признаться честно, он влюбился в эту часть Тейвата с первых секунд. Этой ночью Тарталью одолевает бессонница. Настолько, что он раздраженно вылазит из постели и идет на кухню, чтобы сделать себе успокаивающий чай, как учил его господин Чжун Ли, который, собственно, и стал причиной отсутствия сна. «Чтоб его» — хотелось сказать, но разве он виноват? Это только его голова отказывается нормально с ним сотрудничать, пока у консультанта все очень даже хорошо. Подобная мысль неприятно сжимает, кажется, само сердце, добираясь до него ледяными руками. Он выплескивает агрессию, слишком резко перемешивая сахар ложкой, и, судя по всему, будит этим маму. — Аякс, что случилось? Почему не спишь? — женщина заходит на кухню, укутавшись в плед. — Мысли не дают покоя, — выдыхает он, пока мама садится за стол, всем видом показывая, что готова слушать. Но готов ли он сам говорить? Хочется. Он себя ловит на том, что хочется выговориться. Делами и заботами долго такое прятать от самого себя не получится. Либо говоришь и что-то с этим делаешь, либо оно тебя душит. Но что именно душит — он не мог понять. — В Ли Юэ есть один человек, с которым мы поладили, — Чайльд присаживается напротив, — Но мы… Не то, чтобы поругались, но… В общем, я даже не знаю, как описать эти чувства. Все было хорошо, но непонятно, а теперь окончательно запуталось. Я сам отдалился от него, но только потому, что он… Мне показалось, он использовал нашу дружбу. — Ты говоришь про господина Чжун Ли? — она смешно выговорила незнакомое ей иностранное имя, — Ты писал о нем в своих письмах. Мне показалось, что он хороший человек. — Да, я про него. Просто всё стало другим. Я сам не могу объяснить словами то, что происходит. Женщина перед ним выдыхает. — В жизни много случается подобных ситуаций. Знаешь, когда я повстречала твоего отца, то он жутко меня доставал. По-настоящему раздражал, но в то же время он выделял меня своей заботой, пусть она и была тогда какой-то непостоянной. Жила я тогда, как на лодке в открытом море — то в одну сторону качнет, то в другую. И знаешь, когда это всё закончилось? Когда были сказаны слова. Без них тяжело догадаться, что в голове у человека. И без них можно сделать множество неправильных выводов. Это потом станет снежным комом, понимаешь? Может и вам нужно просто поговорить и обсудить то, что происходит между вами? Уши Чайльда покраснели, благо в темноте комнаты этого не было видно. Последнее предложение звучало очень странно. — Мам, это другое, у вас-то любовь! — он произнес это, как самый настоящий ребенок, что вызвало у женщины улыбку. — Говорить полезно в любой ситуации, — женщина потрепала его по волосам и поднялась с места, поправляя ночнушку. — Не засиживайся, иначе проспишь завтрак. А он у нас вкусный, ты наверное уже и забыл, раз всё ещё тут сидишь. Чайльд кивает головой и улыбается, а после ухода матери падает этой же головой на стол, зажмуривая глаза. Он не знает, что происходит. И не знает, что делать. И ладно бы только эта ситуация в Ли Юэ, так есть ещё то, что он никому не может рассказать — голос в его голове. И что пугает больше всего, так это то, что этот голос с каждым днем все больше становится похож на голос темноволосого мужчины с глазами расплавленного золота, медленно тонущего в закате. Чайльд открыл глаза и начал отсчет тридцать третьего дня, когда с утра и до ночи его мысли посещает Чжун Ли. Это постепенно превращалось в какую-то традицию, что не могло не пугать. Просыпаясь, он первым делом вспоминает еле заметную улыбку тонких бледных губ, завораживающие глаза и шелковистые волосы, которые по длине и красоте могли поравняться с любой девушкой. В Снежной не принято отращивать настолько длинные волосы мужчинам, оттого эта новизна и привлекла внимание Чайльда в их первую с консультантом встречу. Конечно сложно не заметить человека, которому стало плохо на улице, но отрицать яркий образ этого божества тоже нельзя. Божество… Тарталья делает тяжелый вздох и прикрывает глаза, раскинув руки поперек кровати. Интересно, если бы он пригласил в эту постель Чжун Ли, какое выражение лица было бы на нем, почувствовав он непривычную для себя мягкость? Подобные мысли посещали его каждый вечер и каждую ночь. Днем, слава Архонтам, голова его была забита делами Фатуи и тренировками, но стоило замереть, перестать концентрироваться на чем-либо, так образ мужчины из теплого региона возвращался на первый план, будто все это время выжидал где-то поблизости. Понадобилось время, чтобы принять тот факт, что Чжун Ли и Моракс — один человек, то есть существо, то есть, если честно, он вообще не знал, кто он или что он. Но, благодаря тому, что Тарталья лично знаком с Крио Архонтом и верно служит ей, то взаимоотношения с еще одним Богом не казалось чем-то из ряда вон выходящим, учитывая то, что юноша никогда не превозносил всех этих Архонтов. Чем дальше шло время, тем сильнее и чаще он думал о Чжун Ли. И под конец первого зимнего месяца это были уже не просто «чем, интересно, он занят сейчас?», «вспоминает ли он о нашем проведенном времени?», а мысли, которые стыдно было бы рассказать вслух даже самому себе. Он лежал в кровати и думал о том, что, если бы он открыл глаза и увидел перед собой лицо консультанта, то в его мире было бы не тысячи цветов и оттенков, а миллионы. И, когда он это понял, то перестал отрицать влюбленность. Да, это определенно была влюбленность, а никакая не дружба, которой он отчаянно прикрывался последние месяцы. Чувства, которые он не мог описать, беспокойство за человека, тоска, ноющая внутри него ежедневно, учащенное биение сердца при упоминании мужчины — это была влюбленность. Он помнил, как в школе мальчики, которые были влюблены в девчонок, оказывали им знаки внимания, но в основном это было в виде дергания косичек, обидных слов или мелких пакостей. Тогда маленький Аякс этого не понимал, ведь у него была младшая сестра, которую он любил, и он не хотел делать ей больно. Что же, получается, он не любил? Но если любовь это боль, то какому нормальному человеку она нужна? После падения в Бездну Тарталья больше не задавал глупых вопросов. Всё, что ему было интересно, заключалось в силе. Но сейчас, сидя на диване в гостиной рядом с наряженной елкой, Чайльд поймал себя на ловко ускользающей от него мысли, что хоть и несомненно его поражала сила и мастерство Рекса Ляписа, однако не это являлось истинным интересом и привлекательностью для него в Чжун Ли. А что тогда? Он бы ответил так, как пишут в романах, которые читает сестра, и это «что» — всё. Хмурый, равнодушный, заинтересованный, задумчивый взгляд, низкий смех, ухмылка, вздох и молчание, его походка, умение изящно поправить перчатку и волосы, прямая спина, длинные ноги, вышагивающие километры по шумным улицам и молчаливым полям. В конце концов то, как он произносил его, пусть и ненастоящее, имя. Произносил, вкладывая лишь ему понятные мысли и эмоции. То, что не мог сказать словами в силу воспитания или может быть скромности. Хотя о какой скромности может идти речь, когда он без какого-либо румянца раз за разом тратил чужие деньги? — Братец! Ау! — Антон подергал его за рукав. Его обеспокоенный взгляд не на шутку испугал Чайльда. — А? Что случилось, Антон? — молодой человек слегка наклонился к самому младшему члену их семьи и пристально посмотрел на него. — Ты завис. Смотрел в одну точку и улыбался. Я подумал, что тебя превратили в робота! — его голос чуть ли не дрожал. Тарталья рассмеялся и потрепал брата по голове. — Глупости! Я сам кого хочешь в робота превращу, — он делает паузу и наклоняется ближе, — Наприме-е-ер, тебя! После этих слов он начинает щекотать Антона, но сбоку слышится крик Тевкра о том, что он спасет брата, и тот с разбега прыгает на колени Тартальи. — Ай! Тевкр! — Монстр побежден! — смеется тот в ответ. Предвестник замирает от этих слов. Напоминание о том, кем он стал, само по себе неприятное явление, особенно в кругу семьи. Пока можно радоваться лишь тому, что родственники не знают об этой части его жизни. — Дети, идем открывать подарки! — зовет мама и братья сразу же испаряются с колен Чайльда. Отец сидит за столом, доедая жареную курицу, пока Тоня с мамой помогают открывать подарки младшим. Тарталья молча наблюдает за ними и, когда очередь доходит до его подарков, то дети со счастливыми криками обнимают его. Всё же как бы ни старались родители, а презенты из других краев мира всегда производили впечатление. Ему тоже достались подарки — новая пара черных перчаток, самодельный самолетик от Тевкра, открытка с вылепленным из пластилина рисунком от Антона и его теперь личная кружка, сделанная руками мамы и Тони. Отец же сказал, что подарки от него будут утром, решив сохранить ощущение праздника как можно дольше. Пока дети игрались с новыми вещами, родители беседовали за столом. Через час должны приехать старшие брат и сестра со своими семьями и тогда в доме будет не только места, но, кажется, и еды. Исходя из этих соображений Тарталья поднимается с кресла, хватает со стола несколько бутербродов с икрой и уходит в свою комнату. Весь вечер ему не давала покоя одна мысль — ему хотелось высказаться. Но не просто высказаться, как сам факт этого действия, а определенному человеку. Предвестник сидел в кресле часть вечера, наблюдая за уютной суетой перед ним, по которой он несомненно соскучился, но теперь что-то было иначе. Ему хотелось, чтобы рядом с ним был Чжун Ли. Чтобы он играл с детьми или разговаривал бы за столом, а может просто смотрел и слушал; чтобы можно было подойти в любой момент и обнять его, подарить подарок, просто посмотреть на утонченную фигуру, услышать голос и послушать интересную историю. Но воспоминания их последнего дня очерняли подобные несбыточные мечты глупого влюбленного, а что более обидно, так это то, что он сам сделал их последний день таким, не дав им даже малейшего шанса высказаться. Эмоции, разочарование и обида на тот момент взяли верх, а кому приятно узнать, что долгое время ты был лишь пешкой в большой игре и доверие, которое решило показаться впервые за долгое время, сыграло против тебя самого? Как бы ему хотелось поменять щиты и топоры на нефрит и шелка*, но не всё зависело от него. Даже если он вернется в Ли Юэ и подойдет к мужчине, какова вероятность, что тот согласится на разговор? Поэтому Тарталья, сидя за столом в своей комнате, решил написать письмо, которое, как он сам думает, нет смысла отправлять по адресу ритуального бюро, ведь он сам скоро окажется в гавани, но дать словам жизнь на бумаге очень хотелось, особенно после тяжелых ночей, когда к нему приходил всё тот же голос и мучил своей недосказанностью. Его новогодняя ночь прошла с пошатывающимся огнем свечи, звуками пера и смехом детей.

***

Call me wild, drinking up the sunshine Be my man and show me what it feels like Denim sky, unbuttoned down the middle Spilling out little by little*

— Я бы хотел узнать о кое-чем, расскажешь? Снова этот голос. — О чем? — О Рексе Ляписе. Рекс Ляпис?

Вы слышали? Рекс Ляпис был убит!

Рекс Ляпис! — Выдающаяся личность. — И только? — А ты знаешь больше? Чайльд резко открыл глаза и тут же понял, что не чувствует собственного тела. К тому же он висел в воздухе, в пустом темном пространстве, где не было видно ничего, кроме светло-серого тумана. В этом непонятном пока для него месте было холоднее, чем в доме. Он попытался двинуть рукой и ногой — получилось, однако он не почувствовал ни стен, ни пола. Он взаправду висел в воздухе посреди тумана и пустоты. — Ну хотя бы без монстров, — заключил он, вспоминая время, проведенное в Бездне. Странное место встретило его диалогом с человеком из его головы, только вот звучал он гораздо громче и ближе, чем за всю его жизнь. А еще к ним двоим добавились голоса обычных людей, проговаривающие те слова, что он слышал не так давно, когда был в Ли Юэ. — Аякс? Чайльд вздрагивает от собственного имени и хаотично начинает смотреть по сторонам, ощущая холодок, пробегающий по коже. — Аякс? Если в одном имени можно уместить столько грусти и скорби, то Тарталья никогда бы не хотел быть тем человеком, кто произносит его. Аякс — имя, которое используется исключительно в кругу семьи. Больше о нем никто не знает. Так решил Тарталья, когда оказался в рядах Фатуи, но на самом деле он хотел отречься от имени гораздо раньше — когда впервые за три долгих мучительных месяца увидел ночное звездное небо Снежной, а не Бездны. Тогда он лежал на холодном снегу, и впервые за всю его короткую жизнь его не посещало ни единой мысли. Просто лежать и наблюдать за паром, исходящим от его дыхания, было умиротворяющей картиной. Мальчика, которого назвали в честь героя из мифов и который хотел быть похожим на того человека из рассказов отца во время их долгой совместной рыбалки, больше не было. Голос, трогающий до глубины души, зовущий его, определенно принадлежал Чжун Ли. Он повторял и повторял его имя, подкрадываясь ближе, но уже не один, а среди какофонии других звуков. Он смог различить знакомые диалоги, которые не по разу слышал еще в детстве, но очень тихо и отдаленно, с прерываниями. Сейчас же эти голоса были слишком близко. Предвестник закрыл руками уши, но это ни капли не помогло. Тарталья глубоко вдохнул и выдохнул, чтобы расслабиться и попробовать отвлечься. — «Может это сон?» — подумал он и попытался сконцентрироваться на голосе Чжун Ли, который, как ни странно, действовал успокаивающе. И это дало свои плоды. Посторонние звуки стали постепенно исчезать, и в итоге осталось говорить два человека — Чжун Ли и его собственный голос. Но почему теперь консультант, которого он повстречал всего-навсего несколько месяцев назад, произносил предложения, которые он слышал, будучи маленьким? Это определенно был его голос, правда с другой интонацией и отсутствием большого количества пауз. Путаница в голове намеревалась расплавить его голову, а потому у юноши, совсем уставшего и потерявшегося, сами вырвались следующие слова: — Чжун Ли? Это ты? Он не хотел оказаться вновь один, слыша голоса знакомых людей. В Бездне, как ему объяснила его наставница по имени Скирк, над твоим сознанием играются: реальность намеренно искажается, ты слышишь и даже можешь увидеть родственников, друзей, которых на самом деле здесь нет. После такого объяснения маленький Аякс научился игнорировать эти коварные «голограммы» и больше не обращал на них никакого внимания, перестал бояться и вместо этого сконцентрировался на тренировках и борьбе с вполне настоящей нечистью, которая с удовольствием была готова убить тебя в любую секунду за каждым углом. Но сейчас он точно не мог оказаться в Бездне, а потому голос, который он слышал, мог быть вполне реальным. Но тогда всплывает другой вопрос — где он? Голос не отвечал. Тарталья, опираясь на свой слух, выбрал направление, откуда, как ему казалось, доносился голос Чжун Ли. Он удивился, наступив на прозрачный, состоящий из белых и блекло-голубых звезд появившийся пол. От его шага по всей поверхности начали расходиться круги, как будто он шел по воде. Но то, на что он наступал, было чем угодно, но не водой. Если не касаться пола, то может показаться, что его и вовсе здесь нет. — Чжун Ли сяньшэн? — попытал он удачу еще раз, но ответом служило молчание. В этом… Пространстве или чем это вообще являлось не было ни указателей, ни дверей, ни каких-то углов или других предметов. Глаз Бога тоже ни на что не реагировал. Голова начинала идти кругом, юноша провел рукой по волосам, снова огляделся по сторонам и почувствовал, как прохладная капля упала на его кожу. Туч не было, но стали появляться новые звуки: бушующее море и крики перепуганных людей. Следующий раз, когда прозвучало его имя, был уже громким криком в ушах: — Аякс! Тарталья зажмурился от неожиданности, но быстро взял себя в руки и начал осматриваться, чтобы увидеть хоть что-то новое. И на этот раз удача была на его стороне — он заметил стоящую вдалеке фигуру мужчины с копьем. Он стоял к нему спиной, а его руки светились ярче, чем звезды. Не проходит и секунды, как за мужчиной появляется еще одна фигура, полностью скрытая одеждой, но смотрит она определенно в его сторону. Чайльд не знает, что ожидать от этого места, но не переживает — его водные клинки всегда наготове. Так он думал до того момента, пока незнакомец в одно мгновение не достал из пустоты лук и выпустил стрелу, летящую прямо в Тарталью, а он, вместо того, чтобы встать в боевую стойку и отразить атаку, упал на колени и закашлялся кровью. Всё его тело словно прокололо тысячами иголок, пронизывая сквозь него нити так, будто он был не толще бумажки. Ему больно, больно и холодно. Начинается ливень. В образовавшейся лужице рядом с ним, куда постепенно стекает кровь, отражается его бледное лицо. Тело становится тяжелым. Его руки леденеют. Он не хочет слышать полный отчаяния голос. — Чайльд. Предвестник дергается и распахивает глаза, чувствуя, как его сердце готово выпрыгнуть за борт. — Господин Чайльд, простите, вы не просыпались. Мы скоро прибудем в гавань, — сообщает новобранец, которого отправили вместе с предвестником в жаркие края Тейвата. Юноша кивает и, проведя руками в перчатках по лицу, оглядывается, проверяя окружение на реальность. Их путешествие до сих пор сопровождает лишь ночь и вода. Он редко страдал от кошмаров, только пару раз он вскакивал и не от самого страха, а от чувства невыносимой боли, которая проходила, стоило ему проснуться. Через пятнадцать минут Тарталья уже вовсю разглядывает гавань так, будто видит ее впервые. Постарался ли Архонт или люди, а может все вместе, но место это было завораживающим, особенно в ночное время, когда яркие оранжевые фонарики освещали всю местность, что создавало атмосферу вечного праздника и тепла. Они сходят на землю, когда на небе еще мерцают звезды. Время около пяти утра, а потому на улице довольно тихо, однако всем известно, что где место торговли — там место бесконечному шуму, поэтому предвестник и его подопечный встречают по дороге пару человек, которые, судя по их одеждам и телегам, являлись ранними пташками-торговцами. Чайльд хмыкает и качает головой, восклицая у себя в голове точно также, как уже восклицал однажды за столом в ресторанчике: — Что это за люди такие, добровольно соглашающиеся ежедневно подниматься ни свет ни заря? Неужели можно променять вот так сон на мору? — Чайльд уже бросил все попытки справится с палочками в своих руках и как следствие в связи с полученным раздраженным настроением докапывался до всего подряд. — Но неужели можно вот так просто променять жизнь на мору? — задает встречный вопрос Чжун Ли, серьезным взглядом смотря прямо в нефритовые глаза напротив. Он знает ответ, знает, что такие люди, как Тарталья, не дорожат своей жизнью. Впервые Чайльд видел этот взгляд, настолько он был новым, что от него ему стало неловко. В голосе читалась непривычная строгость, но глаза кричали о беспокойстве. — А Вы знали, что глаза — зеркало души, Чжун Ли сяньшэн? — спросит он позже на развилке, где почти каждый совместно проведенный вечер подходит к своему завершению и где их дороги вновь и вновь, день за днем беспощадно расходятся. — Может быть они и зеркало, но видите ли Вы в них душу, господин Чайльд? С тех пор, как предвестник вернулся к себе на холодную родину, консультант часто вспоминал один из их последних диалогов. Он корил себя за то, что снова и снова из его рта вырывались подобные выражения, но рядом с Аяксом всегда было так, всегда было по-другому, непонятно, неизвестно. И с Чайльдом тоже. Он провоцировал, но только потому, что, если и не видел, то наверняка чувствовал, что сам Чжун Ли был им заворожен, потому что не найдется объяснения тому, как консультант не терпит неуважения в обращении, но спокойно позволяет рыжеволосому юноше из далекого региона отпускать неоднозначные фразочки в его сторону. Даже если они — Аякс и Чайльд — были разными людьми, то в независимости от этого их обоих объединяли хаос и тихий омут. И если с Аяксом всё было более или менее понятно благодаря его открытости, то черти предвестника могли вылезти непонятно когда и неизвестно откуда. Тарталья уверенным шагом направлялся к банку, сжимая в руке письмо, которое написал в бессонную ночь. Он долго метался, но в итоге так и не смог оставить все свои мысли в ритуальном бюро. Войдя в кабинет, предвестник положил письмо в верхний ящик стола. На самом же столе лежал список новобранцев, которых совсем скоро он будет обучать, а в левом углу лежала стопка бумаг, глядя на которую хотелось выколоть себе глаза, либо поджечь, чтоб не мозолило. Чайльд усаживается за стол и пытается понять, что ему делать. Хорошо было бы пойти лечь спать в подготовленный лично для него номер, а утром прогуляться по улицам, по которым он уже успел соскучиться, но сейчас нет желания спать и куда-то идти. Мысли в голове давят всё вокруг, вынуждая Тарталью снова и снова смотреть воспоминания, как хаотичное кино. Он сжимает пустой лист бумаги в руке, берет карандаш и ломает его пополам, когда голову сводит болью. В глазах появляются темные пятна, вокруг становится душно. Чайльд порывается открыть окно, впустить свежий воздух в помещение, но ноги не держат его — подкашиваются и оставляют его на полу. Он видит смерть своей сестры, он слышит чужие ненужные крики, он ощущает холодное касание на себе и чувствует витающий в кабинете запах крови. Он видит бездыханное тело, грязные мозолистые руки, огонь, прикосновение чего-то мягкого к его щеке. Картинки сменяют друг друга, звуки перемешиваются между собой, а он не может даже с места сдвинуться. Вскоре прибегает работница банка, он не может разглядеть, кто именно, знает ли он ее, но девушка кричит что-то, проходит мимо и с громкий стуком закрывает окна. Оказывается они были открыты. Сбоку шевелится что-то темное и Чайльд хочет достать клинки, но его тело не дает ему, оно словно тянет его куда-то, не позволяя делать то, что хочется. — Мастер Чайльд! — раздается над левым ухом испуганный крик. Его хватают за плечо, но что-то сверху пролетает над ними и он, не задумываясь, хватается за это, чтобы поймать и придушить врага, что решил напасть на них сзади, но стоит ему через расплывчатый взгляд увидеть, что это обыкновенные шторы темного цвета, то его отпускает. Он глубоко дышит, пока девушка мельтешит перед ним, подавая то воды, то веер, который перестает иметь ценность в тот момент, когда окна вдруг снова распахиваются и на него обрушиваются тысячи ледяных капель. Его ноги потряхивает, тело еле слушается, заваливается, из-за чего приходится искать поддержки у под руку попавшейся мебели. — Мастер Чайльд, с Вами все хорошо? — Голова кружится, — отрезает он, пока ему помогают спуститься вниз по лестнице. — Мне позвать лекаря? — Не надо. — Но Вы ведь… — Я сам дойду. Девушка с темными волосами прижимает руки к груди, провожая взглядом уходящую фигуру в серых одеждах. Как бы она ни хотела помочь, но она не имела никакого права перечить словам предвестника. Тарталья оказывается на улице, где его встречает ливень. — «Что, опять?» — хочется крикнуть ему, пока он идет в сторону хижины «Бубу», — «Что, Рекс Ляпис умер, а без него другой затычки нет? Так сложно найти?» Он поднимает голову к небу, навстречу каплям, надеясь, что они смоют с него вечное чувство тоски и боли, а затем в одну секунду ударяет водяным клинком по дереву, после чего начинает бить его уже голыми руками. Его Глаз Порчи начинает мерцать от избытка эмоций. Как можно жить в вечном обмане? Всё вокруг него всегда было приправлено сладкими речами лжи: начиная от молитвы Архонтам, продолжая сценку непокладистым характером в силу возраста, что исправят Фатуи, и заканчивая комплиментами Чжун Ли. Ноги, подчинившись неизвестной силе свыше, шли сами по себе, голова раскалывалась; мокрая вымощенная некогда светло-серыми камнями дорога сейчас потемнела от воды и отражала свет луны, из-за чего улицы казались еще более холодными и отчужденными. Кошмары стали навещать его всё чаще и чаще, и он боялся, что они однажды подведут его в самый важный момент. Чайльд посмотрел в сторону хижины, но там было темно, а значит она была закрыта. Неудивительно, мало кто в такую погоду и время будет ждать посетителей. «Что-то странное происходит последние месяцы с Ли Юэ» — эти слова юноша услышал у причала. В один момент в темноте одиноких улиц ему сначала показалось, что кто-то установил посередине дороги зеркало и он видит свое шатающееся отражение, однако его предположение было вскоре развеяно. — Аякс! Чжун Ли. Это был тот же крик, но он разносился уже не в его голове, а на улице, от человека, что шел, покачиваясь, в его сторону. Значит это не было галлюцинацией, но чем тогда это было — не было времени думать. Тарталья ринулся к нему. В темноте тяжело было разглядеть, но мужчина, кажется, обхватил себя руками и еле передвигался. — Чжун Ли, — он запинается, — Сяньшэн! Чайльд подбегает к нему, подхватывая под локти, прижимая к себе так, чтобы Чжун Ли мог удобно опереться о него. Мужчина пользуется этой возможностью. Весь дрожа от холодного дождя, он поднимает голову и расфокусированным взглядом пытается всмотреться в чужое лицо, которое не видел уже давно. Тарталья замечает, как зрачки золотых глаз сужаются, перед тем, как Чжун Ли отталкивает его в сторону, чуть ли сам не падая на мокрую дорожку. В следующее мгновение между ними раздается звук рассекающегося ветра и яркая вспышка, которая почти сразу превращается в темную энергию, исходящую от Адепта, из ниоткуда возникшего перед ними. — Властелин… — обращается он к Чжун Ли, быстро оглядывая мужчину, после чего его золотые глаза пронзают предвестника. — Что ты здесь забыл? Чайльд узнает его. Он видел этого Адепта во время борьбы с древним Божеством. Кажется тогда он спас путешественника от падения. Ох, как же ему не хотелось оправдываться, но Адепт перед ним преградил ему путь, еще и копье в руке держал с явным намерением устроить драку, на которую растрачиваться сейчас не хотелось. — «Лучше б помог» — рассержено думает Чайльд. — Ему нужна помощь. Либо помоги, либо не мешай, — произносит он вслух. Тарталья быстрым уверенным шагом обходит Адепта, но тот телепортируется и оказывается перед ним, а кончик его холодного копья — на чужом горле. — Думал сначала навести хаос в Ли Юэ, а затем прийти за Архонтом? Чайльд хочет то ли рассмеяться, то ли ударить. Он думает активировать свои клинки, но в этом нет необходимости — между двумя новоиспеченными врагами появляется столб, который волной энергии гео отбрасывает их, пусть и не далеко. — Остановитесь! — приказывает Чжун Ли, опираясь одной рукой о стену дома, а другую держа навесу. — Сяо, пропусти его. Адепт склоняет голову, убирая копье, пока Чайльд подбегает к мужчине. Сяо молчит в ожидании следующего приказа бывшего Архонта, а потом, после одного лишь взгляда консультанта, качает головой в знак согласия и просто испаряется. — Чжун Ли сяньшэн, — шепчет юноша и проводит рукой по спине мужчины, помогая ему выпрямиться, — Ты в порядке? Его взволнованные глаза кажутся темнее, чем обычно. В голове рой мыслей, бесконечная очередь неотвеченных вопросов, но всё, что сейчас хочет Тарталья — смотреть в кор ляписовые глаза, по которым, как оказалось, безумно скучал. — Пойдемте домой, — предлагает он, вспоминая, наконец, что идет сильный дождь и они промокли до нитки. — Чайльд, — на выдохе произносит имя консультант, разворачиваясь лицом к предвестнику. — Да? — в полной растерянности откликается Тарталья, слегка наклоняясь вперед, чтобы лучше слышать Чжун Ли сквозь шум ливня. — Ты приехал? Чайльд опешил. Не то, чтобы его удивило, что вопрос звучал не к месту или не был уж слишком очевидным, скорее его удивила интонация, с которой был задан вопрос. Так с ним не говорила даже его собственная мать. В голосе мужчины перед ним, уставшего и подрагивающего, было что-то, что за секунду могло согреть лучше любого пледа и зимнего одеяла. Его взгляд и голос могли согреть душу, к которой — холодной и покинутой — давно никто не притрагивался. — Да, я здесь, — успокаивает предвестник Чжун Ли, видя, как тот рассматривает его туманным взглядом, не отрываясь. Вся его одежда и лицо были мокрыми, капли на черных ресницах, будто вечерняя роса, красиво поблескивали в свете уличных фонарей. За ответом не следуют ожидаемые слова или кивок, он лишь чувствует, как чужие похолодевшие от неспокойной погоды губы прижимаются к его — зажато, неумело, это почти по-детски, только вот Чайльд сам не умел целоваться, поэтому, конечно же, не считал, что это было по-детски. Они впервые оказываются настолько близко, разрывая одним чувственным касанием всевозможные рамки субординации и их висящей на краю пропасти дружбы. Чайльду хочется усмехнуться, ведь вместо описанного в книгах огня и жара он чувствует, как холод с губ Чжун Ли переходит на его собственные, но так даже лучше. Тарталья приоткрывает рот и наклоняется вперед, стараясь завлечь мужчину в более глубокий поцелуй, но отсутствие опыта сказывается и он начинает краснеть. Вода попадает ему в рот. Конечно же он наслышан об этом довольно интимном аспекте жизни, но на практике он был даже хуже его новобранцев на службе, которые, казалось, иногда умудрялись путать руки и ноги. Он отстраняется совсем скоро, понимая, что Чжун Ли не оценил порыв чувств предвестника и не позволил их поцелую обрести свою страсть. Открыв глаза, Тарталья увидел перед собой полуопущенные веки, уставший взгляд, почувствовал прижатые к его груди руки и мелкую дрожь. Внутри Чайльда что-то обвалилось. С Чжун Ли было что-то явно не так. Он чувствовал себя крайне глупо, когда произносил фразу «я не знаю, где ты живешь», учитывая их частые активные прогулки, о которых, по ощущениям, знали все в гавани, но у него не было другого выхода — он не умел залезать в головы людей. Сначала предвестник решил дойти до отеля, в котором ему наверняка уже приготовили номер, но он слишком боялся испортить репутацию консультанта. Тем не менее, Чжун Ли, не без поддержки Чайльда, всё же смог довести их до его дома, который, к удивлению юноши, находился в немноголюдной местности. Разве Чжун Ли не любил постоянно бывать среди людей? Консультант, к этому времени еще не совсем придя в себя, открыл дверь и двое промокших людей оказались, наконец, в долгожданном тепле. Тарталья осматривается и быстро находит выключатель, освещая небольшой, но уютный коридор теплым светом. Тут же слышится грохот — Чайльд оборачивается на звук и видит совершенно новую для него картину: Чжун Ли с закрытыми глазами облокотился левым плечом о стену, пока с его костюма стекает вода, образуя лужицу. Мужчина выглядел так, словно из него высосали все силы. — Эй, — зовет Тарталья, подходя к Чжун Ли, и ненадолго его взгляд задерживается на том, как красиво стекают капли с кончиков его потемневших волос, обрамляющих лицо. Предвестник начинает раздевать полусонного консультанта и тот, кажется, постепенно приходит в себя. Мужчина выпрямляется и быстро осматривается, помогая стянуть с себя верхнюю одежду, после чего делает шаг навстречу, пока Тарталья раздумывает, куда бы им повесить сушиться их вещи. — Чайльд, — вновь зовет он по имени, от чего сердце юноши пропускает удар. — М? — У тебя все руки в крови, — он берет его руки в свои и проводит пальцами по кровавым опухшим костяшкам. — Точно, — глупо отвечает предвестник, завороженный происходящим. Со всей этой беготней он и забыл про это. Они проходят в гостиную, Чайльд быстро сооружает что-то наподобие сушилки, пока Чжун Ли шумит посудой на кухне. Предвестник пользуется этой возможностью и оглядывает комнату, пусть и в полутьме не всё можно разглядеть, но консультант почему-то не захотел включать большой свет. В помещении было много полок с книгами, камнями и другими различными вещицами, среди которых Тарталья находил и те, что были куплены во время их совместных прогулок за его мору. Воспоминания о тех солнечных беззаботных днях не могли не вызвать улыбку. Также в комнате был довольно большой диван, куда вместилось бы человек шесть, рядом с ним мягкий ковер, столик, на котором стояла пустая деревянная миска, на стенах висели различные небольшие картины, а в углу гостиной находилось какое-то растение. Ничего необычного. Закончив с делами, Чайльд намеревается позвать Чжун Ли, но его настигает ступор — он не знает, понятия не имеет, как ему теперь обращаться к мужчине. То, что случилось на улице, было порывом чувств и, хоть говорить он мог только за себя, но Чжун Ли не слыл человеком, который мог поцеловать кого угодно. Для него это была полнейшая неожиданность, сменившаяся расслаблением, словно спустя много лет ручей наконец нашел выход, став родником, из которого не прекращаясь лились чувства, мысли, несказанные слова и все эмоции, которые только испытывал юноша по отношению к человеку, который его поцеловал. У Тартальи выстроилась целая недовольная очередь из вопросов: Почему его поцеловали? Откуда Чжун Ли знает его настоящее имя? Почему его голос так похож на голос из его снов и кошмаров? Что между ними происходит? Губы Чжун Ли всё ещё холодные? Человек, о котором он бесконечно думал, вновь появляется перед ним, держа в руках темно-серое полотенце. — Чай будет скоро готов, — осведомляет мужчина и с интересом рассматривает предвестника. Чайльд кивает, неловкость заполняет его легкие, не давая произнести ни слова, поэтому он не находит ничего лучше, чем забрать полотенце из рук Чжун Ли и начать промакать его волосы. Мужчина опускает взгляд, ощущая тяжесть чужого дыхания на своем лице. Близость, к которой он не привык и которую никому не позволял, оставляет розоватые следы на его ушах. — Уже лучше? — Да, — Чжун Ли одаривает предвестника мягкой улыбкой, — Спасибо, Чайльд. — Что с Вами произошло? — решается спросить юноша. После заданного вопроса он замечает, как консультант слегка хмурится. В его взгляде читается смятение. — Это… — Чжун Ли правда задумывается, хмурясь еще сильнее от головной боли, — Я слышал голоса, затем начались галлюцинации. Когда ты пришел на помощь, то мне показалось, что это был кто-то другой. — И кого же видел Чжун Ли сяньшэн? — Тарталья улыбается, пытаясь поднять настроение консультанта, и проводит небольшим полотенцем по щеке, вытирая её от очередных капель. — Чайльд. — Да? — Разве… Разве та близость, что была у нас, не имеет никакой ценности для людей? Тарталья давится воздухом, пока его сердце, кажется, давится большим количеством крови. Его испуганные глаза, уставившиеся на Чжун Ли, не на шутку пугают самого консультанта. Похоже неожиданно сменившаяся тема подняла градус слишком быстро. — Почему ты обращаешься ко мне на Вы? — уточняет свое замешательство мужчина, взволнованными глазами глядя на юношу. — Как ты теперь знаешь, я… — Гео Архонт, да. Между ними пролетает воображаемый нож, втыкаясь в стену. — Был им, — подмечает мужчина, — Но в первую очередь я тот, кто жил среди Адептов, поэтому я не во всем понимаю людей. И если то, что произошло… Чайльду не нужно слышать оставшиеся слова. В его голове раздается щелчок, заставляющий исчезнуть всё вокруг, кроме самого Чжун Ли, и он ступает на тропу, которая раньше казалась ему крайне опасной. Всё, что было ему нужно — разрешение, чтобы опорой перестали служить одни догадки из его уставшей головы. Предвестник делает шаг вперед и, почти врезаясь в грудь мужчины, целует его уже потеплевшие, но все еще прохладные губы. На этот раз его движения более уверенны, однако всё внутри дрожит, как осенние листья на сильном ветру. Его пальцы, освобожденные от перчаток, касаются щек Чжун Ли, пока тот в свою очередь забирает из чужих рук промокшее полотенце и прикладывает его к пострадавшим костяшкам. От такого простого действия сердце Чайльда трепещет, кровь приливает к лицу, он чувствует волнение, но в тот момент, когда Чжун Ли впервые совершает движение в поцелуе — приоткрывает рот — юношу захватывает буря новых для него эмоций. Это ощущение не сравнится ни с самым захватывающим сражением, ни с долгой удачной рыбалкой с отцом. Тарталья пытается целовать глубже, слегка хмурясь от неприятных покалываний в голове, и, обхватив руками тонкую, по его мнению, для мужчины талию, открывает на мгновение глаза, чтобы увидеть, как человек перед ним, которого он полюбил всем сердцем, плавится в чужих руках, как трепещут длинные ресницы, как консультант неловко отстраняется, делая вдох. Он совсем не умеет целоваться. И Тарталья его в этом поддерживает. — Чжун Ли, — произносит наконец он так, словно только что открыл для себя новую Вселенную. Что-то есть в культуре Ли Юэ, что привлекало предвестника, раз даже произношение имени без уже привычного дополнения «сяньшэн» заставляет всё внутри переворачиваться. Он моментально ловит себя на не самой хорошей мысли — нежелании, чтобы кто-то когда-либо так обращался к Чжун Ли. — Твои руки… — мужчина оглаживает пострадавшие костяшки нежными пальцами, которые как будто никогда не видели ручного труда, и холодным мокрым полотенцем, — Что произошло? — Всё потом, — отмахивается Тарталья, не желая тратить время на разговоры, когда в шаге от него находятся желанные губы. Они вновь сливаются в медленном поцелуе, не спеша изучая не только друг друга, но и новые ощущения: горячее дыхание, приятные слуху вздохи, дрожь и мурашки, биение чужого сердца, желание забрать себе это всё полностью и навсегда. Это длится вечность или всего пару секунд, но за это время они успевают переместиться в спальню. Консультанта бюро хотелось целовать бесконечно, словно это было тем, ради чего предвестник жил все эти годы, но, увы, у него не получается как следует рассмотреть Чжун Ли и насладиться редким видом, потому что в голову ударяет боль и голоса, которые донимали его всю поездку, подозрительно участившиеся в своем появлении. Неужели они решили отыграться за прошлые годы? Или его организм ослабевает из-за Глаза Порчи настолько, что перестает бороться с ними? Все начинает идти кругом и, когда волна паники настигает его, Чайльд может только ближе прижать к себе мужчину, надеясь, что непонятное состояние не продлится долго и никто ничего не заметит. Но Чжун Ли было не до этого — он отшатнулся назад и схватился за голову, жмурясь от боли. Стоило им оторваться друг от друга, как все стихло и боль в разы уменьшила свою силу. Их глаза встречаются, взгляды проясняются, но по совсем разным причинам. Сердце Чжун Ли падает. — Извини, это, похоже, из-за меня, — начинает юноша, пытаясь поддержать мужчину, видя, как тот напрягся, — Последнее время за мной активно охотятся кошмары. Ему не хотелось рассказывать консультанту про его увеселительные приключения в Бездне, точно не сейчас. — Здесь что-то не так, — говорит Чжун Ли невпопад, словно не слушал, что говорил Чайльд. Тарталья берет его за плечи и произносит, задыхаясь. — Это я, у меня с детства бывают видения, видимо сейчас ты как-то случайно заглянул в них, ты же Божество, — последние слова юноши звучали не к месту, как будто он нехотя произнес их. — Ты сказал видение? — мужчина хмурится и обхватывает двумя пальцами подбородок, задумавшись. — О чем оно? — Обычные кошмары, просто… — Ты ведь бывал в Бездне, верно? — звучит не осуждающе, спокойно, да настолько, что это удивляет Тарталью, из-за чего приходится пояснить, — Я чувствую чужую ауру. Твои видения могут быть связаны с ней? Чайльд опешил. Какими еще способностями владел Чжун Ли? Чтение мыслей? — В детстве я оказался в Бездне. Тогда и стал видеть вещи и события, которые не происходили со мной, но будто я в них участвовал, здесь нет другого объяснения, — на последнем слове Чайльд выдыхает и отходит к окну. — Правда одна вещь в этом всем теперь меня беспокоит. — Хм? — Что в этих снах делаешь ты? Всё это время. Ещё до нашего знакомства. Всё это время это был твой голос. Молчание. Мужчина проходит мимо Тартальи и открывает окна, впуская свежий воздух и пару холодных капель. — Ты что? — юноша дергается и захлопывает окна, поворачиваясь к мужчине с недоуменным взглядом. — Чжун Ли. Тот смотрит непонятным взглядом, но таким невинным, что Чайльду остается только вздохнуть. — Чжун Ли, что люди подумают, узнав, что у работника бюро что-то в доме делает предвестник, который, по их мнению, чуть не уничтожил их собственный дом? Даже у стен есть уши. Мужчина делает шаг и медленно подносит руку к щеке Чайльда в успокаивающем жесте. Да, вряд ли кто-то в такую погоду будет проходить мимо и всматриваться в окна чужих домов, но на службе Тарталья понял, что всегда лучше лишний раз перестраховаться. В ту же секунду, когда бывший Гео Архонт коснулся теплой щеки, перед глазами возникли крики и кровь. Это было только в их голове, но ощущалось слишком реально. Чжун Ли прекрасно помнил эти события, узнавал их сквозь разорванные беспорядочные картинки и сопоставлял, словно собирал пазлы. Чайльд морщился даже больше от непонятного писка в ушах, чем от вида крови и испуганных лиц мимо пробегающих людей. Консультант убрал руку и все сразу исчезло. В глазах Чайльда появились проблески понимания: стоит им коснуться голой кожи друг друга, как голова заполняется ужасами. Он схватил Чжун Ли за локоть, когда тот попытался отойти в сторону. — Я не знаю, в чем дело, проклятье Бездны или что-то еще, но это ничего не меняет, Чжун Ли, — выпаливает он. — Мне нужно тебе кое-что рассказать, — признается мужчина, сохраняя спокойствие, пока в голосе слышится неуверенность. Даже страх. Разве Гео Архонт мог чего-то бояться после того, через что он прошел? — Мы обязательно поговорим, Чжун Ли. Но сейчас поздно, мы оба очень устали, — вздыхает Чайльд, рассматривая измотанное лицо напротив. Чжун Ли стоит на месте, понятия не имея, что делать в подобных ситуациях. Он видит полусонное лицо Тартальи, он хочет рассказать об их прошлом, но не хочет встречать последствия, потому что впервые он был так не уверен в себе и в том, что последует за его словами. Эта ситуация не вписывалась ни в рамки обычного дневного разговора двух хороших знакомых на теплых улицах, ни в четко проговоренные рамки контракта. Но еще непонятнее было выражение лица Тартальи: он смотрел с интересом, волнением и будто чего-то ждал. Предвестник был прав. Чжун Ли очень устал. Но не от того, что сейчас была глубокая ночь. — Пойдем, — шепчет юноша, темно-синими глазами указывая в сторону. Он цепляется за кончики пальцев Чжун Ли и тянет его за собой. Мужчина только через несколько секунд, отойдя от нахлынувшей на него близости, заметил, что Тарталья направляется в сторону его собственной кровати. Он замирает, так резко, что Чайльд удивленно оборачивается на него. — Чайльд… — Извини, — он сделал паузу и провел рукой по затылку, отпустив мужчину, — Я еще не привык к тому, кто ты на самом деле. — Мне нужно о многом с тобой поговорить, — объясняет консультант, пристально смотря в чужие глаза. Лицо напротив покрылось потом, под глазами темные круги. Люди порой такие хрупкие, что кажется, словно он вот-вот свалится. Не дождавшись ответа, бывший Архонт отодвигает одеяло в сторону, приглашая в постель своего гостя. — Ты устал с дороги, отдохни. Тарталья выдыхает и стягивает с себя верх одежды, наблюдая за тем, куда направился консультант. Походка Чжун Ли была всё такой же прямой и сдержанной, но что-то все-таки поменялось: он не видел той плавности и расслабленности, что-то его сильно волновало. Неужели Чайльд не так понял Чжун Ли? Поспешил? Или это его Бездна, которая всегда готова с радостью отпугнуть любого? Чжун Ли тем временем достал из шкафа вешалку и раздумывал над тем, что дать предвестнику, чтобы переодеться, но Чайльд, видимо, уже обо всем догадался и решил за него. — Чжун Ли, — снова позвал он по имени, без привычного «сяньшэн», пользуясь новой полученной возможностью, которая заставляла внутри что-то беспокойно порхать, — Не беспокойся, я так посплю. Но кровать твоя, поэтому я лучше пойду в прихожую или на кухню. Сделать ему это не дают — просто протягивают вешалку. — Ложись здесь. Я всё равно не сплю, — спокойно поясняет мужчина. — Почему же? — Адептам не нужен сон. — Я видел здесь достаточно Адептов. Одна из них вот-вот намеревалась упасть в канаву от недосыпа. — Ты про госпожу Гань Юй? — он слегка улыбается. — Она много работает, к тому же в ней течет часть человеческой крови. Чайльд удивленно глядит на консультанта, после чего трясет головой в надежде, что ненужная сейчас мысль исчезнет. Он спросит как-нибудь потом, но спросит обязательно. Жизнь и обычаи Адептов вызывают много интересных вопросов. — А ты? — А я Верховный Адепт, — титул был произнесен без поднятой головы или какой-то определенной интонации, но прозвучало всё равно величественно. — Да, наслышан об этом, — ухмыльнулся юноша, вешая одежду на вешалку. Чжун Ли не подал вида, но его удивило, каким тоном это было сказано. Предвестник не имел и капли совести, заигрывая с ним подобным образом. — Я редко нуждаюсь во сне благодаря беспрерывной внутренней энергии. — Какие особые полномочия, Ваше Императорское Величество. А как же Ваша новообретенная человечность? — А ты что-то делаешь в императорских покоях. Не иначе как любовник? — И правда, чей же я любовник? — ухмыляется юноша, — Нас здесь только двое, господин Чжун Ли. Покончив с бессмысленным диалогом, Чайльд обвивает рукой талию Чжун Ли и вместе с ним падает на постель, удерживая мужчину так, словно тот — фарфоровая дорогая фигура, сделанная мастером с самыми золотыми руками. — Так не пойдет, господин Чжун Ли, — прищуривается Чайльд, заглядывая в глаза растерявшегося консультанта. Темные пряди волос задевали чужое лицо, бескорыстно даря свою нежность, сережка в левом ухе красиво поблескивала, отражая теплый свет ночной лампы. — Ты лежишь с нами в одной постели и смеешь так обращаться к нам? — недовольным тоном произносит Адепт, уперевшись руками по бокам от тела юноши, который продолжал удерживать чужую талию. — Чжун Ли, — он делает паузу, продолжая играть в их игру. Мужчина одергивает себя и слезает с юноши, садясь на кровати рядом и поправляя свою одежду. Чайльд решает вернуться к теме: — Так не пойдет. Раз ты решил стать человеком, то и спать тебе тоже нужно. Откуда тебе теперь брать силы? Ты же теперь не с Адептами медитируешь. Сон — прекрасный способ. — Мне нужно время, чтобы обучиться сну. После сказанных слов слышится заливистый смех, греющий душу. — Чжун Ли, это же не какое-нибудь искусство или ремесло, — он вздыхает, глядя на растерянного консультанта, — Хорошо. Давай я тебе помогу? Ложись. Мужчина решает, что он столько раз до этого пытался справиться со своим человеческим недугом, что все средства хороши. Но для начала… — Мне нужно переодеться, прошу меня простить. Чжун Ли начинает подниматься с кровати, когда его хватают за кисть и тянут обратно. — Ваше Императорское Величество, позвольте Вашему слуге заняться этим, — ухмылка на лице юноши даже не пытается скрыть бесстыдные намерения. Тарталья начинает расстегивать застежки, смотря с таким вниманием, словно раз за разом вдевает нитку в иголку. Чжун Ли опускает голову, но даже в полутемном помещении становится заметно, как быстро окрасилась его до этого бледная кожа на лице. Он прекрасно знал, что есть как плохие, так и хорошие люди, как заботливые, так и безразличные. Чайльд в себе всё это умело умещал. Но Чжун Ли, в какой-то мере успевший понять и привыкнуть к человеческой морали и правилам, позволил снять с себя лишь пиджак и удлиненный жилет, оставив остальное на воображение наглому предвестнику и скрывшись за ширмой. На утро, которое наступило для Тартальи благодаря чужому теплому дыханию, открыв глаза холодной синевы, молодой человек делает себе пометочку в голове: сегодняшнее пробуждение было однозначно самым лучшим за его жизнь. Стоило открыть глаза, как перед тобой представала умиротворенная картина: мужчина рядом с ним лежал на подушке, так близко, что можно было рассмотреть каждую темную ресницу и удивительно гладкую, без единого изъяна кожу. Всё-таки были преимущества быть Адептом. Теплый ветер пробивается в комнату, осторожно касаясь кожи и тревожа темные шторы. Видимо ночью Чжун Ли не мог уснуть и решил проветрить спальню. Чайльд приподнимается на кровати, проводит пару раз руками по лицу, чтобы снять с себя остатки сна, и, не удерживаясь, снова смотрит на спящего на боку Чжун Ли. Не желая будить предмет своего обожания, предвестник тихо поднимается с кровати и перемещается на кухню. В поисках еды и тарелок он замечает остывший чай, который был бережно заварен ночью с целью согреться после дождя. Чайльд улыбается и, прикрыв дверь, принимается за готовку. Где-то через полчаса слышится легкий скрип двери, оповещающий о приходе еще одного человека на кухне. — Выспался? Чжун Ли подходит ближе, засматриваясь на стол, полный еды. — Да, я поспал несколько часов, — он переводит взгляд на Чайльда, — Спасибо тебе. Я впервые спал так долго, — и хмурится. — А для чего столько еды? — Несколько часов еще не предел, — предвестник перекладывает омлет в тарелку и сыпет на него немного перца. — Для чего? Чтобы есть, сяньш… Он обрывается на полуслове и встревоженно глядит на консультанта, пока тот отвечает ему тем же, но в сравнении всё же более спокойным взглядом. Утро вечера мудренее — все знают эту пословицу. Что ж, сейчас Тарталье очень хотелось о ней забыть. Открыв другому свою душу и мысли и разделив пополам эмоции ещё не дает тебе никакого гаранта, что можно спокойно поровну разделить и чувства. Если всё, что было, хотя бы для одного является лишь порывом необузданных желаний под холодной луной и теплыми свечами, то об этом не может идти и речи. — В Снежной и правда с большим уважением относятся к приему пищи. — Послушай, нам нужно обсудить несколько вещей. Произнесли они одновременно. Ладно, сейчас было не время для этого. — Чайльд, — обращается к предвестнику Чжун Ли, садясь за стол, пока его собеседник усаживается напротив, — Что именно ты видишь во время видений? — Я больше слышу. Обычно это мешанина из голосов, но порой и размытые картины сражений, — молодой человек делает небольшую паузу, — И еще… Ко мне часто приходит, если можно так это назвать, один человек. С тех пор, как появились видения. Я слышу его голос, наши диалоги, но почти никогда не видел его в полный рост или лицо. Но до меня недавно дошло, что ваши голоса очень похожи, — снова пауза и прожигающий взгляд, — Я бы сказал, они практически идентичны. — Хорошо, — кивает мужчина и подхватывает палочками кусочек омлета. — Значит это то, что я и предполагал. — И что же это? Мое предназначение? — усмехается предвестник. — У тебя нет причин верить мне, Чайльд, но есть то, что ты должен знать, — говорит он, словно произносит заготовленную речь, — Мы… Я уже был знаком с тобой. Я сомневался, что это ты, но если тебя преследуют видения, значит вы неизвестным никому образом связаны. — Ты хочешь сказать, что все те диалоги реальны? — Я не знаю, о чем вы разговаривали, но по твоим словам ты слышишь наши голоса. Ты знал мой голос, когда еще не был знаком со мной, — мужчина отводил взгляд в сторону окна, засматриваясь на ясное небо. — То есть ты подразумеваешь под этими словами, что я — перерождение самого же себя? Но разве такое когда-нибудь происходило? Даже Архонты не воскресали. — Желания Небес нам не постичь, мы можем только созерцать, — Чжун Ли возвращает свой взгляд на молодого человека, — Не нам уготовлено решать, мы можем только принимать, не замечать, либо отвергать. — Небеса не могут всё решать. Надеется на них разве что дурак. Разве Селестия решила за тебя? Они заставили тебя подстроить смерть? Сомневаюсь. — Частично это правда так, — вздыхает мужчина, — Они лишь часть в цепи событий. Вроде и капля в море, но из них оно и состоит. — Но я-то им на что? — негодует предвестник. — Погоди, мы с тобой были знакомы? Но ты… Подожди, ты. В синих глазах смятение сменяется проблеском прояснения. — Я живу на этой земле больше шести тысяч лет, — Чжун Ли откладывает палочки, — Для меня это не более, чем прошлое. — Как мы познакомились? — интересуется Тарталья, с грустью добавляя, — Я совсем ничего не помню. Слышится хихиканье. Чайльд поднимает взгляд и с прищуром пялится на консультанта. — Я сказал что-то смешное? — Нет, это… — легким кивком мужчина указывает на разорванный на куски омлет, который сейчас больше походил на кашу. Чайльд громко вздыхает, поднимается из-за стола и вскоре возвращается с вилкой в руке и довольным лицом. — Нашел это сокровище, пока готовил. — Сокровище? — Конечно, смотри, — молодой человек усаживается поудобнее и за одну секунду кусочек омлета Чжун Ли оказывается на тарелке предвестника, — Очень удобная вещь. И надежная. Сколько бы времени ушло, чтобы провернуть это палоч… Мужчина, не заставив Чайльда ждать, проделывает то же самое. — …ками. Э-эй, это нечестно! У тебя было больше времени на практику. — Тогда к следующему разу господин Чайльд подготовится лучше. С этими словами Чжун Ли поднимается из-за стола, начиная убирать опустевшие тарелки. Тарталья встает следом и обхватывает чужое запястье, заставляя консультанта обратить на него внимание. — «Господин Чайльд», так Вы заговорили, сяньшэн? Молодой человек делает шаг, стирая расстояние между ними, и наклоняется, вдавливая человека напротив в стол и даже не стесняясь при это смотреть прямо в глаза. — Вы пользовались подаренными мною на одном из обедов палочками и съели еду из моей тарелки, — начал перечислять он с почти незаметной улыбкой на лице, — Как после этого мне к Вам обращаться? Чайльду быстро надоедает эта возобновившаяся игра, он притягивает Чжун Ли за руку и утягивает в небрежный поцелуй, не оставляя мужчине возможности для отступления, хотя, скорее Чжун Ли самовольно решил отказаться от нее. Движение чужих губ пробуждают воспоминания о былых днях, о его первом в жизни поцелуе, о том моменте, когда он в последний раз увидел хвост феникса*. Адепты не были ограничены социальными рамками и нормами, они не были так стеснительны, как люди, для них не существовало понятий, которые выдумало человечество. Отношения, чувства — такие же слова для них, как стол и кирка. Со временем Рекс Ляпис обучил их основам, даровал понимание о старшинстве, об учении, об алхимии. И все восхищались им, ставили в пример, но можно ли было считать это его достижением, если он всегда был таким? Он не знал, почему, но он испытывал полное равнодушие даже тогда, когда перед ним устраивали брачные игрища Адепты. Когда он узнал, что отец Гань Юй — человек, то понял, что, как бы он ни обучал их, большинство всё равно будет подчиняться своим инстинктам. Гуй Чжун долго спорила с ним об этом. — Не думаю, что по велению природы у нее резко сорвало голову, так не бывает, — с улыбкой спорила Богиня, ловко управляясь с деталями механизма в ее руках, — Возможно он ей просто понравился. — Я тебе тоже нравлюсь, ты сама так говорила, — Моракс ходит вокруг ее стола, пока взгляд блуждает в попытке наткнуться на что-то интересное. — И я от своих слов не отказываюсь. Да черт! — на ее пальце появляется длинная царапина, которая исчезает за несколько секунд. До Бога медленно, но доходит. — Ты хочешь… — Только попробуй это ляпнуть и в тебя прилетит то, что окажется у меня под рукой, — предупреждает девушка, напряженно закручивая очередную деталь, — Нет. Но нравиться от этого ты мне не перестал. — Хм. — Ли, знаешь, почему я согласилась править с тобой землями? — Почему? — он знал, что речь идет не о силе. Она никогда его не боялась. — Потому что ты болван, — прыскает она и поднимается со стула. — Представляешь, Пин снова сказала, что я неправильно сыграла часть мелодии. Она себя вообще слышала? — С вашими амбициями выгоднее объединиться. Такое заключение чуть ли не выводит Богиню из себя и, как итог, она прогоняет Моракса из своей мастерской. Чжун Ли не считал себя не таким. Он просто об этом не думал. Моракс был Верховным Адептом, достойным своего титула, и особенности его характера всегда играли ему на руку: в спорах ли, в управлении народом или когда дело касалось войны. Адепты считали его своим единственным и лучшим повелителем по многим причинам, одной из которых являлось его происхождение. Кровь дракона в нем — его власть, желание защищать народ и заниматься процветанием нации, кровь Лин — его мягкость, снисхождение и желание бескорыстно помочь. Поистине божественное сочетание. Часть его желала остаться там, среди шума водопадов, раствориться в их пене, чувствовать непривычно близкое чужое тепло, другая же часть готовила все силы на то, чтобы противостоять врагам, что с каждой утекающей секундой подходили ближе. Тогда он сделал выбор в пользу народа. Все следующие тысячелетия Моракс раз за разом выбирал людей и никогда — себя. Сейчас Чжун Ли не хватало сил открыть глаза. Медленный поцелуй от ставшего сейчас или уже давно важным человека заставляет мысли путаться. Это был первый раз, когда кто-то решил что-то за него, не спросив разрешения, не дав возможности отреагировать, и от этого жеста мужчина ощутил, как с его груди падает камень, забирая с собой всю тысячелетнюю тяжесть. Он с удивлением для себя замечает, как приятно находиться в чужих обвивающих тебя руках, как удивительно и ново чувство, когда ты позволяешь кому-то увидеть свою слабость, зная, что этим не воспользуются и не проткнут открывшееся уязвимое место холодным клинком. Чувство расслабления и поддержки, которые он никогда не испытывал, нося на своих плечах груз обязанностей, боли и смертей, накрепко связанных контрактом, обстоятельствами, им самим. Каково это — отдать весь контроль в чужие руки? Отдав Ли Юэ под контроль Цисин, он был рад исполнением плана и всё равно немного переживал, но сейчас, когда Чайльд постепенно опускался ниже и целовал его шею, блуждал сильными руками по спине и талии, Чжун Ли не чувствовал никакой тревоги. Он просто хотел остаться в таком положении, оперевшись на плечи напротив, внимая тяжелое дыхание и растворяясь в аккуратных прикосновениях, которые ему никто никогда не дарил. Слухи о них с Чайльдом начали расползаться по гавани еще до того, как их на самом деле стали связывать такого рода отношения. Мужчина-консультант, которого легко приняли на работу в ритуальное бюро Ваншэн из привилегированной семейки и высший офицер Фатуи, разбрасывающий мору налево и направо, повстречали друг друга ночью на Бисерном пароме, занимаясь непристойными вещами. — Если ты веришь слухам, разве ты не заведомо глуп? — спросил когда-то Моракс. — Слухи не появляются из ниоткуда, — настаивал в ответ на своем Аякс. — Но уходят в никуда, завершая свой жизненный круг. Этот разговор произошел много тысячелетий назад, и можно сделать вывод, что с тех пор люди не изменились. Тарталья неожиданно отрывается от него, опирается рукой о стул и хмурится, хватаясь другой рукой за голову. — Чайльд, — на вдохе обращается он к предвестнику и отходит чуть назад в надежде, что боль утихнет. — Все нормально, — качает головой молодой человек. — Я постараюсь найти способ избавиться от этого. — Пойдем со мной в хижину «Бубу», — предлагает консультант, — Я всё равно обещал доктору Бай Чжу нанести визит. — Не думаю, что он знает больше, чем ты. Они проводят время вместе за обедом, после которого расходятся по своим делам: Чайльд уходит заниматься с новобранцами, Чжун Ли же отправляется в бюро. Поздно вечером, когда солнце уже ушло за горизонт, консультант, всё ещё находившийся на работе, получает небольшое письмо о том, что Чайльд Тарталья покинул Ли Юэ по срочному вызову Царицы и что следующие дни он проведет в Инадзуме. Слово «скучаю», написанное аккуратнее, чем всё остальное, вызывает у мужчины улыбку, но грудь при каждом вдохе наполняется тревогой. Так продолжалось много месяцев. Один день для них длился три осени, встречи начинались улыбками, объятиями и поцелуями и всегда заканчивались разлуками, надеждами и томительными ожиданиями. Чайльд часто писал большие письма с рассказами о семье, о местных деликатесах, в зависимости от того, в какой части Тейвата он находится, сетовал на то, что его больше не отправляют в Ли Юэ, и всегда заканчивал свои мысли словом «скучаю». Тарталья избегал слов о большой любви и Чжун Ли был солидарен с ним в этом. Их отношения нельзя было назвать обычными, что лично для предвестника являлось даже комплиментом. Однажды они всё-таки смогли посетить хижину «Бубу», но Чайльд не услышал о себе ничего нового, в отличии от консультанта, которому лекарь сообщил о некоторых изменениях, которые он сам пока не мог до конца понять, и попросил продолжить наблюдаться у него. Чжун Ли писал письма чуть меньше, его жизнь не была столь разнообразна, чему он даже радовался. В основном он говорил о том, что нового узнавал для себя, чем сегодняшнее блюдо отличалось от того же, что он заказывал вчера, правда ли то, о чем пишут люди в этой, той и вот этой книгах или выдумки? При встрече предвестник дарил мужчине сувениры, а Чжун Ли — себя, пока их воссоединение дарило им любовь и чувство счастья. Чайльд страдал от кошмаров, просыпаясь по ночам, их поцелуи заканчивались головной болью, но он говорил, что это мелочи, что один взгляд кор ляписовых глаз стоит всего мира. Изредка Чжун Ли делился прошлым, но крайне мало, воспоминания об их недолгом совместном приключении приносили ему неприятную боль, которую никто не понимал. Он искал, но так и не встретил случаев перерождения. Прошлый праздник фонарей Чжун Ли провел в кругу старых и новых друзей, но в этом году он стоял на причале, среди яркого света различных украшений и фонарей, золотом осыпавшие волны. Мужчина обнял себя руками, прикрыл глаза и подставил лицо под теплый ветер, несшийся с моря. Несколько дней назад он получил письмо с датой прибытия Тартальи в Ли Юэ. Ему редко удавалось выбраться, но сейчас он смог распределить свой отпуск так, чтобы успеть побыть и со своей семьей, отметить Новый год, и провести время с ним. Кораблей во время праздника было мало, людей — много, проходящая мимо госпожа Ху пожелала консультанту удачного года, смех детей было слышно даже издалека. Чжун Ли смотрит на небо, вспоминая о старых друзьях, покинувших этот мир. Скоро звезд не станет видно за фонариками. Небольшой корабль останавливается и мужчина, наконец, видит Тарталью, с широкой улыбкой идущего ему навстречу. Они оба знают, что не могут обняться здесь, не привлекая внимания посторонних, поэтому Чайльд наклоняется в знак приветствия и Чжун Ли, качнув головой в ответ, следует за ним. Стоит им оказаться на песке, возле моря и подальше от чужих глаз, как они врезаются друг в друга, обнимаясь так, словно забыли друг друга и вспомнили только через тысячу лет. — Я скучал по тебе, — улыбается предвестник и убирает за ухо темную прядку. — Я тоже. Дождавшись нужного времени, они подожгли фонарик, загадали желание, держа его с обеих сторон, и запустили в небо, туда, где уже собралось целое море таких же фонарей, полных людских желаний и надежд. Они сидели на берегу моря в окружении звездных ракушек и бриза и делились всем тем, что не успели друг другу рассказать, рассматривая сияющее небо. — Так спокойно, — неожиданно комментирует Чайльд, всматриваясь в горизонт, — Я бы хотел здесь жить. Чжун Ли, до этого поглаживающий голову Тартальи, на секунду замирает. Он не думал, что предвестнику настолько понравился Ли Юэ, учитывая его любовь к своей холодной родине. — Мы могли бы жить в таком месте, как думаешь? — теплые губы касаются шеи, после чего чужая голова ложится на плечо мужчины. — Ты, я, дом с видом на море и тишина. — Ты устал, — Чжун Ли теперь тоже всматривается вдаль, задумавшись. Архонтам не было смысла думать об обычной человеческой жизни. Чжун Ли по привычке не задумывался. — Тебе не нравится? Ах да, ты же любитель послушать истории и побеседовать с каждым встречным торговцем, как я мог забыть. Чжун Ли даже не делает попыток посмотреть на него укоризненно. Его обнимают за талию, снова целуя шею. — Я не против, но, — кор ляписовые глаза закрываются, принимая чужую ласку, — Ты и сам понимаешь, что сейчас не время строить планы. — Если так подумать, то никогда и не будет правильного времени для этого, потому что никто не знает будущего, — отвечают ему сквозь поцелуи. — Чайльд, — сменившийся на серьезный тон заставляет предвестника ощутить укол в сердце, — Пообещай, что не будешь поступать опрометчиво. — Чжун Ли, я понимаю, что это война, а не мои личные тренировки. — Ты слишком поддаешься своим эмоциям. И Бездна… — Я всё контролирую, — он приподнимается, смотря в глаза, — Царица и мы долго готовились к этому. Всё будет хорошо. — На войне не бывает хорошо, — вздыхает Чжун Ли и опирается руками о песок. — Твоя вера в Царицу слепа. Она тоже может ошибиться и проиграть. — Именно поэтому ты заключил с ней контракт, — хмыкает Тарталья. — Небеса… Жестоки. Если они захотят, то заберут всё. Я заключаю только выгодные контракты. И если заключил, то значит в любом случае он будет выполнен. Его слова были твердой скалой, а выражение лица холодным, даже свет в глазах, казалось, за секунду потух. У Чайльда снова разболелась голова, но ему было давно всё равно. Их прошлое отзывалось в настоящем голосами, кошмарами и болью, которые никто не мог вылечить. Чжун Ли даже пытался воздействовать на него адептской силой, но, по его же словам, эффекта не было либо потому, что этот метод просто не работает, либо из-за того, что он использовал ее слишком мало в страхе причинить вред. Тогда Тарталья узнал историю о том, почему бедняжка Ци Ци не взрослеет. Их любовь была похожа на истории из популярных книжных романов, которыми так любят зачитываться люди вечерами: они любили друг друга, когда весь мир был против их отношений, которые приносили как счастье, так и страдание. Чайльд терпеть такие книги не мог. Он не считал, что в любви есть место боли. Во влюбленности — возможно. В любви — никогда. И раз его жизнь распорядилась так, что физический контакт и попытки вспомнить прошлое или хотя бы поговорить о нем всегда заканчивались одинаково плохо, то это стоило воспринимать как обычную тренировку. Для предвестника всё это было такой мелочью, не имевшей никакого значения для их с Чжун Ли отношений. И пусть мужчина не хотел лишний раз причинять боль, Чайльд с удовольствием лез на рожон сам, потому что иметь возможность трогать Чжун Ли — не чудо и не привилегия, а настоящее благословение. Тарталью однозначно можно было назвать баловнем Небес. Он потянул Чжун Ли на себя, без лишних слов приглашая сесть на его ноги, обвил руками талию и притянул поближе. Чжун Ли оперся о плечи и свет в его глазах вернулся. Он не мог мечтать, но всё равно делал это, он так хотел, чтобы войны, наконец, прекратились. За прожитую здесь жизнь он повидал и поучаствовал в них достаточно, каждый раз теряя что-то важное. Но это всё было утопией. Чайльд целовал и гладил его нежно, Чжун Ли осторожно сжимал его плечи. Сердца колотились, будто пытались выиграть кубок за скорость. На контрасте их разгоряченных тел ветер казался прохладным. Тарталья осторожно ведет рукой по спине, переходит на живот и опускается между ног. Чжун Ли выдыхает от неожиданности, прижимаясь грудной клеткой ближе к чужому телу. Чайльд снимает перчатки, расстегивает чужую ширинку и кидает быстрый взгляд на мужчину перед тем, как прикоснуться к голой коже. Кончики его прохладных пальцев играют мелодию под животом, вызывая мурашки. Несмотря на то, что их отношения длятся чуть больше года, они никогда не были настолько близки. Чжун Ли решает не отставать и повторяет движения за Тартальей. В их лично созданном хаосе сплетаются вдохи, биение сердец и пальцы. У Чайльда красные уши, у Чжун Ли — щеки. — Я думал, Адепты не умеют смущаться, — раздается хриплый голос над ухом, пока движения внизу ускоряются, не щадя чувства мужчины. — Мы здесь никому не нужны. — Чайльд… — низкий голос пробирает до глубины души, — Подожди. — Всё хорошо? — он чмокнул мужчину в губы и посмотрел взглядом, смущающим до безумия. Словно перед ним было самое драгоценное сокровище. — Да. Чайльд дотягивается рукой до воды и прохладной мокрой ладонью прикасается к щеке Чжун Ли. Тот прикрывает глаза, наслаждаясь прохладой, но ненадолго. Один из них был слишком нетерпеливым бесстыдником. По ощущениям проходит меньше пяти минут, когда Чайльд доводит Чжун Ли до исступления, когда он теряется в переизбытке чувств, содрогается, оперевшись лбом о плечо, пока Тарталья держит руки на его талии и ноге, позволяя оставаться на месте. Он шептал что-то на ухо, но Чжун Ли никак не мог собраться и оправиться от новых полученных ощущений. Он приподнялся, стараясь вдохнуть свежего воздуха и унять частые вдохи, провел рукой по лицу и рвано поцеловал предвестника, сжимая рыжие волосы. Сил осталось только на то, чтобы вместе с рукой Тартальи довести того до той же точки удовольствия. Тогда он впервые услышал стон, и этот новый для него звук так поразил его, что хотелось услышать еще. Голос Тартальи всегда был красивым. Даже в прошлом. Но сейчас этот голос открывал неизведанные Чжун Ли земли. — Чжун Ли, как ты думаешь, — разрывает тишину Чайльд, поглаживая мужчину по спине, — Если бы я умер еще раз, то переродился бы снова? — Я бы мог сам тебя воскресить. — Но ты этого не сделаешь. — Это было бы издевательством. Учение Адептов не способно на полное восстановление. — Разве не ты создал это учение? — Мы можем использовать природу, но не должны противоречить ей. Если за тобой пришла смерть, значит ты сделал всё, что должен, — отчеканивает Чжун Ли. — Ты сам-то себе веришь? — хмыкает предвестник, — Или ты просто боишься признать, что всем свойственен эгоизм? Ведь это всё равно, что уподобляться людям, которых большинство Адептов почему-то принимает за болванчиков. — Эгоизм приносит разрушения миру и душе, — он отстраняется, — Если бы я позволил эгоизму управлять, то с моим народом и со мной стало бы то же, что с Дешретом и его людьми. — Зато он сильно любил. — И куда это его привело? — А нас? — в голосе Чайльда слышатся недовольные нотки. — Ты больше не Архонт, Чжун Ли, — предвестник начинает закипать. — Неужели ничего для тебя не изменилось? Устав от лишних слов, мужчина обнимает Тарталью за шею. Чайльд прикусывает губу, осознавая, что ляпнул на эмоциях лишнего. — Я понимаю, твой народ важен для тебя. И я понимаю, что для тебя многое изменилось и тебе сложно привыкать к новой жизни. Просто… Этот рот надо было определенно заткнуть, что Чжун Ли и делает с помощью своих губ.

***

Что вы знаете о Пепельном море? О нем ходило много легенд от искателей приключений, и рассказы эти хватало услышать один раз, чтобы запомнить навечно — настолько они потрясали людей своим ужасом, взращивая в детях с малых лет страх к тому месту. Всё там было покрыто пеплом, ни одна живая душа не находила там пристанище, а кто пытался найти — умирал. Недалеко от этого жуткого места находились армия Фатуи и предвестники во главе с Царицей. Вокруг было ни души, что играло им на руку. Разве можно было воевать с самой Селестией рядом с мирным населением? Они стояли почти неподвижно в ожидании, пока Крио Архонт колдовала над Гнозисами, шепотом проговаривая слова на непонятном языке. В этом месте не было даже ветра, звенящая тишина наполняла воздух и землю; небо было настолько серым, что солнца почти не было видно; сухая земля была вся в трещинах. — А если им настолько плевать? Гнозисы забирали — им было всё равно. Архонты умирали — тоже. — Ты всегда всё подвергаешь сомнениям, Арлекино? — не удерживается от комментария Капитано. — Всё, кроме своих планов, — хмыкает девушка, скрещивая руки на груди и недовольно стуча по себе указательным пальцем. — Её Величество Царица знает, что делает, — влезает Пьеро, прерывая их беседу, — Подвергать сомнениям план Её Величества… Ты такого высокого мнения о себе? — Сейчас еще поссориться не хватало. Ну давайте, попытайтесь убить друг друга, я посмотрю, — смеется Сандроне, находя во всем этом веселое представление. Чайльд молча смотрит вдаль, глубоко погружаясь в свои мысли. Он прокручивает в голове план, осматривает местность с целью использования её как-то в свою пользу, но ничего особенного найти не может. Здесь нет даже дерева. Предвестник надеется, что всё закончится быстро и помощь других Архонтов, которые в любой момент готовы прийти к ним, не понадобится и Царица справится с Гнозисами и Селестией сама, пока Предвестники будут ее живым щитом. Меньше всего он хотел, чтобы как можно больше людей ввязывались в эту войну. Он не хотел беспокоиться за Чжун Ли, пусть тот, наверное, и сильнее всех их вместе взятых. Но разве можно проиграть, имея на руках все Сердца Богов? Неожиданно среди туч пробивается луч света, через секунду превращающийся в портал, из которого величественно «выплывает» бледная фигура с длинными белыми волнистыми волосами. Её ярко-золотые глаза привлекают к себе всё внимание. — Надо же, — фигура находится высоко над ними, но ее голос слышится слишком отчетливо, — Я слышала, что последнее время Архонты решили, что Гнозисы — бесполезная вещь, но чтобы настолько. Ей ничего не отвечают. — Сердце Бога достается Архонту в знак признания Небесами его силы. И раз приняв, он не имеет права отказаться. Это закон, который нельзя нарушать. Неизвестная Богиня делает взмах рукой и сзади нее открывается сразу несколько порталов, из которых выходят странные духи в броне. Не дожидаясь никакой реакции, Богиня поднимает руку и ее поданные тут же срываются со своих мест, пока она создает над собой красные кубы. Тучи сгущаются и поднимается ветер. Слышится лязг и взрывы энергии. Подчиненные Царицы и Богини сталкиваются в битве, как и их собственные энергии. До предвестников быстро доходит, что единственное слабое место этих неизвестных им духов — шея, поэтому они в считанные секунды расправляются с ними, пока из порталов не появляется новая партия. Чайльд поднимает голову и видит, как за спиной Её Величества кружатся Сердца Богов, красиво переливаясь своими свечениями. Всё, что ей нужно, так это пробраться в портал и уже там разрушить Гнозисы, запечатав или уничтожив Хранителя Небесного Порядка. И тогда Тейват будет свободен. Закончив прекрасную мысль у себя в голове, Тарталья краем глаза замечает быстрое движение и вскоре обнаруживает, что на помощь Царице пришла знакомая белокурая коса. — Сумасшедшие путешественники, — смеется предвестник и легким движением водяного клинка отрубает очередную голову, которая, вместо того, чтобы с мерзким звуком упасть и покатиться по выжженной земле, испачкав всё вокруг в крови, просто испаряется в воздухе. Он не слышит, о чем переговариваются Царица, Итэр и Богиня, параллельно атакуя друг друга, не знает, сколько уже прошло времени, но небо успело стать красным; атаки духов не прекращаются, но их становится заметно меньше. Хранительница Небесного Порядка выглядит уставшей, ее руки трескаются чем-то черным, похожим на результат какого-то заражения, но, не желая уступать, она меняет тактику и плавно ведет всех в сторону места, где живут обычные людьи. — Итэр! — женский голос прорезает пространство, всё замирает. К месту действий приближается девушка в платье холодных оттенков и с цветком, вплетенным в пшеничного цвета волосы. Чайльд, видя её, сразу понимает, что это и есть сестра путешественника, на поиски которой он потратил столько времени. Только вот почему за ней движутся пробирающие до мурашек знакомые силуэты? Создания Бездны левитируют над засохшей землей с тем же безразличием, что виднеется в глазах девушки. — Прекрати это, Итэр, — выкрикивает она, — Ты думаешь, что, устранив Селестию, все проблемы по щелчку исчезнут? Путешественник молча вытирает перчаткой промокший лоб. — Все проблемы из-за людей. Они всегда найдут себе Бога. Но без них Селестии нечего будет здесь делать. Люмин оборачивается и произносит слова на языке Бездны, от которых всё внутри Чайльда падает. В эту же секунду за спиной он слышит щелчок и, разрезая пространство, перед ними появляются новые духи в доспехах, гораздо больше, с длинными копьями и суровыми взглядами. Они сразу идут в атаку, используя силы Селестии, которым тяжело противостоять даже предвестникам. Чайльд решает оставить этих врагов другим и, используя Глаз Бога, водой, словно веревкой, обвязывает созданий Бездны, которые как зомби, подчинившиеся приказу, направились в сторону жилых домов. Предвестник пользуется тем, что сестра путешественника переключила свое внимание на главных героев этой истории, и произносит предложение на языке созданий Бездны, заставляя их выбрать новую цель для уничтожения — его. Отпустив водяную веревку, Тарталья срывается с места. Толпа, несущаяся за ним, не подозревает, что молодой человек уводит их в сторону Пепельного моря. Он, как никто другой, понимал ценность семьи, и меньше всего ему хотелось, чтобы обычные люди пострадали просто так. Ступив на это проклятое место, предвестник обернулся, чтобы увидеть, как огромная толпа созданий, пропитанных темной аурой, бегут в его сторону, и улыбнулся. Он мысленно благодарил свою наставницу Скирк за то, что научила его их языку. Она рисковала своей жизнью, чтобы спасти незнакомого ей четырнадцатилетнего мальчика, случайно провалившегося в забытое Богами место. Теперь был его черед отплатить, доказать, что всё было не напрасно. Чайльд не любил думать о смерти, предпочитая отдать её воле случая, как и любой другой воин. Раньше он думал о героическом подвиге, о том, чтобы его вспоминали, но со временем подобные фантазии улетучились, оставив после себя лишь цель — совершенствоваться и устранить как можно больше врагов, пока смерть сама не решит тебя настигнуть. Однако потом он встретил Чжун Ли. Прекрасного Чжун Ли, чей образ преследовал его одинокими ночами. За такого человека хочешь отдать жизнь и хочешь прожить её до самой старости вместе с ним, прося кого и что угодно о том, чтобы проведенных вместе минут было как можно больше. Ему не надо было объяснять — он прекрасно понимал, что в любом случае старость рано или поздно придет, что его дни будут сочтены кем-то свыше, что боль — во всех возможных исходах конечная станция их совместного путешествия. Единственное, что беспокоило Тарталью, это состояние Чжун Ли. Если после смерти ты вряд ли будешь что-то чувствовать, то вторую половину же захлестнет бушующее море чувств, а, как все, кто видел, знают, что такое море — самое страшное. Он не хотел, чтобы Чжун Ли снова испытал чувство потери, одиночества и впервые — расставание с любимым человеком и всеми чувствами, что вас связывали, которые больше не повторятся. Он понимал, но так не хотел переставать любить. Пепельное море не заставляет думать о смерти, оно и есть её самое живое олицетворение. Пепел везде: на земле, в воздухе, в легких. Оно словно окутано барьером из пепельного урагана, в котором ничего не видно. Чайльд щурится, с помощью Глаза Бога осматривая территорию, видит размытые силуэты, которых метает из стороны в стороны, которые ищут его. Он шепчет заклинание еще раз, предлагая им откликнуться на его зов. Вынимает водяные клинки. Отпускает все мысли. Выжидает. На него нападают с разных сторон, выскакивая из серой воздушной стены, как из порталов, но Тарталья слишком хорошо изучил Бездну, чтобы это доставляло ему трудности. Он не мог сосчитать, сколько было этих созданий, но его клинки постоянно натыкались на чужую плоть. Сверху образуется черная дыра, из которой на землю приземляется Вестник. — Я чую в тебе запах Бездны, — нечеловеческим голосом произносит он, — Ты забыл, где твой дом? Их клинки сталкиваются, Чайльд упирается ногой в землю, но пепел, лежащий на ней, слишком скользкий. Он отпрыгивает назад и выпускает стрелу, от которой Вестник легко уворачивается. По бокам от него образуется еще два портала. — Трое на одного? Хах. Предвестник хмыкает, вставая в стойку, но Вестники Бездны не спешат атаковать. Над их головами появляются символы, книги в их руках сами перелистывают страницы, стоит им начать быстро произносить заклинание. Снизу и сверху появляются огненная и электро печати. Тарталья никогда не хотел быть магом, отдавая предпочтение боевым искусствам, поэтому сейчас он не мог предугадать их действия. Создавать водяной щит бесполезно — для электро печати это не проблема. Ему ничего не остается, как использовать форму духа. Это больно и неприятно. В глазах темнеет, звуки превращаются в одно непонятное эхо, он слышит зов Бездны, как будто она проводит холодными пальцами по его открытым венам. Он научился противостоять зову, но научиться противостоять судьбе — невозможно. Однажды он уже смог изменить свою судьбу, но такой шанс выпадает… Он понятия не имеет, получалось ли так еще у кого-нибудь. Тарталья сосредотачивается на перевоплощении, когда его пронзает головная боль, но жажда крови и ощущение своего могущества в этой форме сильнее любой боли. Его клинки переплетаются, создавая одно длинное копье, и он, не дожидаясь, пока Вестники закончат со своими глупыми заклятиями, кидается в бой. Он уверен, что им его не победить, иначе почему его форма называется «король демонов»? Предвестник усмехается, когда его оружие пронзает одного, затем второго. Сзади и по бокам появляются создания, которые наконец добрались до него через пепельную бурю. Мерцание Глаза Бога, Глаз Порчи и кровь врагов — единственные яркие вещи в этом проклятом месте. Земля начинает трястись и Чайльд полагает, что в месте, где происходит противостояние Царицы и Хранителя Небесного Порядка, сейчас начинается самая интересная и захватывающая часть представления, на которую он вряд ли успеет. Со всех сторон его атакуют то непонятные создания, то уже знакомые ему с детства существа, то Вестники. Тарталья видит, как над его головой оказывается меч, он выставляет вперед копье, но удар не успевает настигнуть его — атакующего относит в сторону непонятная тень, земля под ногами трясется. — Я найду тебя. Шепчет отчаянно полный крови рот в его голове в сотый, в тысячный раз, с тех самых пор, как он вернулся из Бездны. Собственный хриплый голос, слабое дыхание и боль в груди. Перед глазами белая вспышка и впервые к знакомому предложению дорисовываются янтарные глаза, до этого такие яркие, что могли бы посоревноваться с солнцем, и такие темные теперь. В голове раздается чужой голос, выкрикивающий «Моракс», и Тарталья тут же приходит в себя. Сейчас, когда со всех углов на него смотрят пары жаждущих его смерти глаз, ни в коем случае нельзя давать волю своим разбитым на сотни кусочков воспоминаниям. Не важно, что было тогда и кем был он, если Чжун Ли сейчас с ним. И буквально тоже. Вот, стоит сейчас здесь, на треснутой земле, красивый и элегантный, его до безумия шелковистые волосы, которые так любит трогать Чайльд, развеваются за ним длинной рекой. Мужчина оборачивается и улыбается самой теплой улыбкой. Голоса и галлюцинации начинают мешать так сильно, что Тарталье приходится отказаться от формы духа и вернуться в прежнее тело. Он убирает руку со лба, надеясь, что головная боль пройдет, и замечает над собой огромную тень. Стоило поднять взгляд — и она исчезла, как исчез и образ Чжун Ли. Буря резко стихла, на выжженной земле остались стоять только он и Вестник. «Затишье перед бурей» — такую поговорку придумали смертные и она как никто лучше описывала происходящее. Чайльд слышал рассказы о Пепельном море, о Ступающем по лаве, о птице Фениксе, обитающей здесь, но для него это были не более, чем те же легенды, которые рассказывал ему в детстве отец на подледной рыбалке. Но это место настолько очаровывало своей необычностью, что появление этих историй даже не удивляло. Предвестник хмыкает и разрывает копье, делая из него два клинка. Он кашляет от количества пепла, форма духа слишком сильно изнашивает его смертное тело. — Можешь создать еще какую-нибудь печать, — бросает он опирающемуся на колено Вестнику, — Перед своей смертью. Существо смеется и медленно поднимается. Из земли, словно гейзеры, вырываются духи, обретая форму. До Чайльда доходит, что суть произнесенного ранее заклинания заключалось в воскрешении этих безмозглых созданий. Они не были сильными — по-крайней мере не для Тартальи — но их количество теперь было настолько большим, что он выдохся бы быстрее, чем последний шлем оказался бы на земле. — Чтобы убить обычных людей, сначала повоюйте со мной. Стоит ему приблизиться к первой жертве и земля под ногами разваливается, как домик из конструктора, который по неосторожности случайно задел один из братьев. Под землей оказывается лава, настолько яркая в этом сером месте, что больно слепит глаза. Из образовавшейся щели вылезает огромная тварь, которая проезжается по земле, съедая множество душ. Тарталья выхватывает лук, стреляет несколько раз, но быстро понимает, что чудовищу всё равно, как все равно предвестнику на промокшую собственной кровью одежду. Он хочет бежать, обычное человеческое желание сохранить жизнь и вернуться домой к близким, подарив им счастье, а не весточку о смерти. Он хочет остаться здесь, чтобы погибнуть с честью, как истинный воин. Иногда, чтобы пришло решение, ситуацию нужно просто отпустить и судьба сама всё разрешит. Чайльд падает. Земли под его ногами, единственной опоры не остается, пепельный ветер быстро заменяет давящий жар, за секунду пробирающийся в легкие. Из его рта идет кровь, так вписывающаяся в цвет огненного моря под ним. Он успел подумать, что сгореть заживо — уже вполне себе ужасно неприятная смерть, которую, казалось бы, нельзя было сделать хуже. Измотанного, в крови его пронзают прямо в воздухе по ощущению тысячи острых мечей, темно-голубые глаза распахиваются, его рот открывается в немом крике. Перед ним пролетает огромная огненная птица, издающая пронзительный крик. Неужели так и заканчивается жизнь? Все знали историю о Ступающем по лаве, о человеке, бросившего вызов пламени в Пепельном море. И правда, кто не любит пересказывать столь красивые и яркие подвиги, захватывающие внимание и души всех слушателей? — Огненное море обязательно поглотит его, обратит в пепел и поднимет в небо, чтобы развеять в ничто, — говорили люди. Но лава не остановила его. Перед самой смертью Ступающий по лаве сказал людям: — Это цветок, распускающийся только в бушующем пламени. Пока огонь не обратит меня в пепел, Вы будете видеть сияние этого цветка сквозь дым и марево. Говорят, что этот цветок продолжает мерцать до сих пор. В следующий раз он приходит в себя, не ожидая увидеть вместо голых обгоревших стен чьи-то размытые лица. Он отдаленно слышит гул, похожий на голоса, и, кажется, собственные хрипы. Может все его галлюцинации и обрывки прошлого были вовсе не прошлым, а наступившим настоящим? И сейчас ему скажут слова, которые он слышал уже в сотый раз? Ему больно смотреть, больно двигаться, больно дышать. Тарталья, Чайльд, Аякс. Столько жизней в одном человеке, ни одной настоящей. Он улавливает светло-золотое, почти что бежевое свечение вокруг себя, боль медленно, но отступает. Такая агония ему по душе. — Чайльд, — его имя произносят так грустно, что хочется обнять этого человека. — Аякс, — его имя произносят так, словно человек стоит у обрыва и хочет то ли сброситься побыстрее, то ли прокричать всю боль. Этому Аяксу интересно, кто же так пытается его позвать. Он промаргивается, его имя снова повторяют и он, кажется, вспоминает этот приятный голос. Перед глазами мелькают члены его семьи, по которым он успел ужасно соскучиться. На его щеку падает капля, но туч почему-то не видно. Может это можно списать на его отвратительное зрение? — Аякс, ты слышишь меня? — М? — его разум вдруг проясняется вместе с болью в груди и горле, слишком больно говорить, — Чжун Ли? — Аякс! — «Почему ты не прикасаешься ко мне?» — хочется ему спросить, но предложение слишком длинное, чтобы не было больно. — Аякс. Голос Чжун Ли дрожит. Чайльду хочется плакать от того, что он слышит. Кроме него говорит еще кто-то, но для ушей предвестника это больше похоже на журчание ручья. Усталость не позволяет держать глаза долго открытыми. — Аякс, я люблю тебя. На его грудь ложится что-то тяжелое. — Я люблю тебя, — с улыбкой ответил Аякс. Пусть время и место для таких признаний было не самым лучшим и приятным, но счастье от сказанных слов теплом растекалось по телу, пока он погружался в пучину беспамятства. Даже если это всё — его галлюцинации или загробный мир, то он всё равно был счастлив. Что-то мокрое касается его лба. Пусть только попробует кто-то из братьев положить на него морскую живность, пока он спит, и до конца дня их ждет жестокая расправа щекотками. Однако пение птиц прерывает его размышления — в Снежной не услышишь подобных звуков, пусть они и были не менее прекрасными. Чайльд распахивает глаза, понимая, что он находится в Ли Юэ, но его встречает только деревянный потолок. Молодой человек приподнимается, и тяжесть схлынывает с его тела, пока теплый ветер, ворвавшийся в открытое окно с улицы, омывает голую кожу. Место ему совершенно незнакомо, но по мебели и немногочисленным растениям в искусных вазах можно с легкостью убедиться, что он точно в Ли Юэ. И есть ещё кое-что… Тарталья не может это объяснить, но он ощущает аромат Чжун Ли вокруг себя, всё вокруг пропитано им, уже родным. Что это за место такое и что он здесь забыл? Ужасно мягкая и этим же свойством притягательная постель просит не собирать мысли в кучу, а прилечь поспать, но ворвавшееся воспоминания одним ловким взмахом руки сгоняет это состояние, рушит приятный план и бьет предвестника по голове толстой автобиографической книгой. И, кажется, нового издания, потому что к нему вернулись вырванные страницы памяти. Разом на него обрушились воспоминания о жизни с семьей, о том, как с сестрой он дошел до долины «Гуйли», о троне, на котором восседал Властелин Камня. Дыхание Чайльда перехватывает. Он поднимается с кровати, пока в его голове блестящие капли плавно стекают с длинных темных волос на голую поясницу. В его голове журчит вода, спят горы и обнажаются камни. — Молодой человек, — обращается к нему строгий голос женщины в оранжевых очках, пока ее руки упираются в его грудь и толкают обратно в постель, — Ты еще слишком слаб, ложись обратно. Как будто Чайльду было сейчас дело до себя. — Где Чжун Ли? — Властелин Камня находится в своих покоях. Пожалуйста, лягте обратно. — Мне нужно его увидеть, — он убирает с себя чужие руки. — Рексу Ляпису положен отдых. — Что с ним? — прерывает Адепта Чайльд, на что та раздраженно закатывает глаза. — Властелин не отходил от постели смертного несколько дней и ночей, ему полагается отдых. У тебя есть еще совесть спорить? Высокомерная дама выгибает бровь и скрещивает руки на груди, задирая подбородок, всем своим видом демонстрируя свое очень важное мнение и отношение к людям. Тарталья качает головой и проходит мимо, попутно открывая все двери. В ноздри ударяют тысячи запахов пряностей и лекарств, от которых кружится голова. Ощущение такое, будто он самолично засунул в огромное ведро с пахнущими растениями свою голову. Хранительница Облаков хмыкает и уже намеревается пойти за предвестником, как входные двери открываются и на пороге оказывается мадам Пин. — Вам помочь? — запыхавшимся голосом предлагает Тарталья, совершенно не понимая, что такая пожилая дама забыла здесь. Место, в котором он оказался и которое уже успел рассмотреть, судя по количеству различных трав являлось местной больницей. — Вы так добры, юноша, — улыбается старушка и опирается о предложенную руку. Мадам Пин, как она сама представилась в их разговоре, сама ведет его к нужному ей дому. — Так значит, война и правда закончилась, — неверяще произносит предвестник, стараясь принять эту мысль. Они слишком долго шли к тому, что прошло так быстро. — Верно, — улыбается женщина, — Раз Вы там участвовали, то наверняка на родине Вас уже ждут с щедрой наградой. Не хотите поспешить? — Я… — Чайльд вздыхает. Солнце вот-вот окажется на своей самой высокой точке, а он уже успел устать от преподнесенного ему количества информации, только вот официант был каким-то дилетантом и, пока шел, успел перемешать все блюда на подносе. — Раз меня это ждет, то оно и подождет, — ухмыляется он от своей же фразы. — Меня не волнует это. — Вам не нравится Ваша работа? — удивление на лице женщины такое искреннее, что Тарталье становится не по себе от того, что ей почему-то есть какое-то до него дело. Либо на старости лет все становятся настолько сентиментальными. Чайльд отмахивается от этой мысли, не желая представлять свое будущее. — Как бы Вам сказать, мадам Пин, просто со временем мои желания изменились, и то, что было очень важно, ушло на второй план. — Я понимаю Вас, — вновь улыбается она и останавливается возле двухэтажного дома. — Мы пришли. Тарталья помогает ей подняться по ступенькам и замечает, что чувствует небывалую легкость во всем теле. Адепты явно ему что-то подмешали. — Пожалуйста, проходите первым. Предвестник решает не спорить, всё-таки он не обладает званием мастера этикета Ли Юэ. Но это пока. Чайльд заходит в дом, встречающий его легким приятным запахом благовоний. Над домом, прямо перед входом висят колокольчики, издающие красивую переливающуюся мелодию. Напротив входа, в противоположном конце Тарталья видит открытую в комнату дверь, а там человека, лежащего на кровати. Всё его нутро будто пронизывает тысячами красных нитей и тянет в ту сторону, Чайльд снова ощущает знакомый запах. Он успевает уловить мысль «Чжун Ли», когда срывается с места и влетает в чужие покои, развеивая своим присутствием витающий здесь покой. Палочки благовоний почти догорели, и у Чайльда возникает резкое несвойственное ему желание докопаться до того, кто за этим не уследил. В постели на спине лежит Чжун Ли, аккуратно накрытый одеялом. Стоит Тарталье подойти ближе и янтарные глаза протыкают его взглядом. Мужчине понадобилось несколько раз моргнуть, чтобы на его лице отразилось удивление. — Чайльд, — он приподнимается на кровати, уставившись на человека перед ним. Предвестник берет прохладную руку и наклоняется, целуя ее, сжимая длинные пальцы. Казалось, они не виделись вечность. Как хорошо, что он не пострадал. — Как ты здесь оказался? — Чжун Ли поднимается, пока Чайльд помогает ему, держа мужчину под руку. Глаза Тартальи сами падают на одеяния бывшего Архонта: темно-коричневый обтягивающий танчжуан совершенно не скрывал стройной фигуры, а тонкий распахнутый халат сверху более темного цвета придавал каждому движению элегантность. Волосы мужчины были растрепанны, и от этого вида сердце предвестника таяло. — Меня привела эта женщина, она… — он оторвался от созерцания прекрасного перед собой и обернулся, чтобы указать рукой на старушку, но, к его удивлению, в проходе, оперевшись о каркас двери, за ними наблюдала красивая девушка с убранными волосами цвета морской волны. Ее лицо ничего не выражало, но глаза с легким прищуром улыбались. Стоило Чжун Ли повернуться в ее сторону и девушка, оглядев их, вышла, скрывшись за домом. Теперь, когда они остались наедине, их руки сами тянутся друг к другу в желании обнять, ощутить тепло тел и слить биение их сердец воедино. Тарталья тянется за поцелуем, но Чжун Ли кладет руку на его грудь, останавливая. — Чайльд, ты в порядке? Его голос был очень встревоженным, что не на шутку испугало предвестника. Внешне Чжун Ли был таким же, как и всегда, но глаза были наполнены жуткой усталостью. — А я не должен быть, Ваше Императорское Величие? Молодой человек опускается на колени, заставляя Чжун Ли окончательно растеряться. Может он бредил? — Чайльд, что происходит? — в этой интонации ощущается бережно запрятанное могущество. — Я всё вспомнил, Чжун Ли, — Тарталья обнимает ноги перед собой, утыкаясь Чжун Ли в живот, пока тот пытается оторвать его от себя за плечи. — Что? — произнесенные слова выбивают воздух из легких, всё замирает, пока Чайльд целует его оголенные руки. — Прекрати это. — Если бы ты правда хотел, чтобы это прекратилось, то с легкостью смог бы это остановить. Тарталья поднимается, темно-синими глазами вглядываясь в противоположные ему, надеясь увидеть в них их общую историю, никем не рассказанную, но рвущуюся на волю. — Посмотри, — с воодушевлением просит он, — Нам не больно касаться друг друга. У тебя болит голова? — Нет. — Я проснулся со всеми воспоминаниями. Я помню всё, кроме одного… Как я тут оказался и что успело произойти? Выражение лица Чжун Ли приводит его в замешательство. Он никогда не выглядел таким потерянным и остывшим, почти холодным. Свет падает на его лицо, и в сердце Тартальи отламывается кусочек. Нет, он выглядел совсем не как обычно. — Ты умер. — Что? — Ты умер, — повторяют без каких-либо эмоций в голосе. Тарталья смотрит в полуприкрытые уставшие глаза. Нижние веки заметно припухли, губы поджаты и весь Чжун Ли зажат, а мышцы тверже камня. — На моих руках. Ты перестал дышать, перестал двигаться. Твое сердце не билось, — мужчина говорил отрывисто, с каждым словом волна беспокойства становилась больше, готовая вот-вот накрыть. — Тебя принесли всего в пепле, без сознания. Тонкая грань между спокойствием и отчаянием рушится за считанные секунды. Чжун Ли начинает плакать, почти незаметно, но это настолько контрастирует с обычным поведением мужчины, что похоже на истерику. Предвестнику от этого так больно, что кажется, это он самолично пережил смерть любимого, а не наоборот. — Я здесь, — два слова, которые могут успокоить, и крепкие объятия. — Я жив. Чжун Ли хмурится и, используя Адептскую силу, возвращает Чайльду воспоминания. Молодой человек снова видит знакомое поле сражения, над которым Архонты, взявшись за руки высоко в небе, объединяют свои силы, пока Гнозисы вращаются вокруг них. Картинка резко меняется, теперь перед ним собрались Адепты, находившиеся на безопасном расстоянии, смотрящие с осторожностью на Чжун Ли, который сидел на коленях перед телом и что-то шептал. Золотая аура окружала его, красиво переливалась и потоками воздуха направлялась к Чайльду. Тарталья ощущал присутствие странной силы, которая только своей аурой говорила, что шутки с ней плохи. Он подходит ближе и видит себя, всего в пепле и без сознания, именно так, как и говорил Чжун Ли. Но кое-что он не упомянул, а именно странные длинные линии вдоль всего его тела кораллового цвета, напоминающие молнии. Они ярко светились и переливались на его коже, всем своим видом демонстрируя жизнь, пока сам хозяин тела неподвижно лежал. Вдруг вокруг него вспыхнул белый свет, подул ветер и его приподняло в воздухе, что не на шутку перепугало окружающих. Его глаза открылись и загорелись бледно-оранжевым цветом вместе с волосами, а потом всё просто стихло. Чжун Ли, стоило Чайльду вновь оказаться на земле, подполз и приложил два пальца к его запястью, проверяя пульс, затем поднялся и молча повернулся к Адептам. Чайльд смог рассмотреть его ничего не выражающее лицо. Верховному Адепту не подобает демонстрировать свои эмоции, когда вздумается. Следующее, что видит Тарталья, это темную комнату и всхлипы. Он беспомощно смотрел на то, как Чжун Ли, лежа с ним на одной кровати, прильнул к его груди и вздрагивал каждые несколько секунд, сжимая в руках одеяло. Смотрел, как другие Адепты пытались уговорить его сначала пойти отдохнуть, через время уговаривают поесть, потом поспать, но их Властелин не слышал их или не хотел слушать. Сердце Чайльда разрывается, он протягивает руку в намерении забрать мужчину к себе, но воспоминания рассеиваются слишком быстро. Здесь, в реальности, в объятиях находится дорогой ему человек, который, кажется, уже успел успокоиться. Предвестник не хочет мешать и задавать лишние вопросы, прекрасно зная, что им многое надо будет прояснить, однако Чжун Ли первый начинает этот разговор. — Извини меня, моё состояние немного нестабильно последние дни, — выдыхает он и проводит по лицу руками, пока Чайльд приглаживает его волосы. — Мне нужно сообщить тебе несколько новостей. — Каких? — Царица обо всем знает, она отпустила тебя в надежде на полное восстановление, — устало произносит он. — Хорошо. — Твоей семье уже сообщили, что ты жив. — Спасибо. — И есть ещё кое-что… Честно? Он ожидал услышать всё, что угодно, начиная от какого-то неожиданного возобновления войны и заканчивая тем, что Чжун Ли магическим образом стал смертным после победы над Селестией, но не это: — Ты теперь… Часть нас, — осторожно сообщает Чжун Ли. — Ты о чем? — Ты Адепт. — Что?

***

Они медленно прогуливались в цветущем саду, полным красочных деревьев и цветов. Чайльд периодически хмурился от количества запахов, пока Чжун Ли рассказывал о том, что он обучал Адептов умению создавать пространства, и объяснял, что сейчас они находятся в одной из таких обителей. — Судьба и правда любит тебя, — усмехается мужчина, разглядывая цветы. — Я слышал о том, что в Пепельном море обитает Феникс, но почему он решил спасти тебя? — Может дело не в судьбе, а это моя любовь к тебе просто слишком сильная? — он нес полнейшие влюбленные глупости, над которыми раньше смеялся, читая романы, но сейчас он хотел бесконечно говорить о своей любви. — Чайльд, — прерывает его мужчина и останавливается над большим желтым деревом, с которого падали листья гинкго. — Тебе предстоит пройти обучение, чтобы приспособиться к телу и не реагировать так на всё подряд, — с этими словами он поймал один из летевших листьев и потянулся им к носу новоиспеченного Адепта. — Хорошо-хорошо, перестань, — Чайльд выхватывает листок и вдевает его в темно-коричневые волосы. — И как у вас проходит обучение? Он совсем не волновался. Ему уже приходилось привыкать к силе Бездны, разве могло быть что-то тяжелее этого? — Обычно у всех Адептов есть наставники, регулирующие процесс тренировок, а потом, когда основы хорошо изучены, Адепт переходит к самосовершенствованию. — Не думаю, что наставник задержится со мной надолго, — ухмыляется Тарталья и за секунду оборачивается в воду, делает несколько оборотов вокруг Чжун Ли, и, вновь оказавшись перед ним, прижимает к дереву. — Я хорошо владею стихией, так что основы уже знаю. Мужчина напротив улыбается, и Чайльду кажется, что у него вырастают крылья за спиной. Он пытался развеселить Чжун Ли на протяжении всей прогулки, чтобы тот расслабился после недавно пережитых событий. Сильные тоже бывают слабыми — в этом был уверен Тарталья, поэтому его нисколько не смущало, что он обращался с Верховным Адептом, бывшим Архонтом и Богом, как с искусной вазой, над которой честный мастер возился добрых несколько дней. В конце концов, он, как никто другой, это заслужил. — Особенность Адептов в том, — в голосе Чжун Ли неожиданно появляются заигрывающие нотки, — Что они способны влиять на окружающий их мир вне зависимости от стихий. Мужчина отталкивается от дерева и, проскальзывая под рукой предвестника, направляется дальше в сад. Тарталья тут же хочет его нагнать, но понимает, что трава под его ногами не дает ему сдвинуться с места. — Чжун Ли! — Не волнуйся, у тебя будет хороший наставник. В этом Чайльд точно не сомневался, когда, стоя на одной из гор Ли Юэ, с полным комплектом вещей увидел направляющуюся к нему фигуру. Он очень переживал, кого же выберет ему в руководители процессом приспособления к жизни Адепта мужчина, потому что, если говорить честно, у него не сложилось хороший отношений с местной компанией, по-крайней мере пока ситуация обстояла именно так. Адепты не любили людей, особенно тех, кто ступает на их территорию. И тут Чайльд облажался, по их мнению, по всем фронтам: в нем течет кровь человека, перемешанная с аурой Бездны и силой Адептов, а еще он «подозрительно часто» по словам Хранительницы Облаков проводит время с Властелином Камня. Но, стоило ему увидеть идущего к нему Чжун Ли, всё волнение вмиг исчезло. Однако Тарталья рано радовался. Одно дело — проводить время с любимым человеком, а другое — обучаться искусству Адептов. Чжун Ли оказался требовательным наставником, не делающим поблажек даже за самые приятные поцелуи. Сейчас их разделял небольшой водяной «бассейн», образованный благодаря льющемуся чуть выше них водопаду. Они сидели на камнях уже несколько часов, сосредоточенно и молча, потому что Чайльд должен был ощутить, как сила перетекает в нем, а Чжун Ли просто восстанавливал потраченные силы на то, чтобы поддерживать силы одного дурака, решившего, что отдать свою жизнь ему так просто сойдет с рук. Тарталья, привыкший с детства к рыбалке, конечно же с легкостью справлялся с концентрацией, но какого-то особого прилива сил не ощущал. Пока всё, в чем заключалось его «адептство», было различение большего количества вкусов, красок и запахов. Стоило им с Чжун Ли поцеловаться в первый раз после того, как Тарталья обрел новую сторону своей жизни, первой же его реакцией был удивленно заданный вопрос с восхищенными глазами: «Неужели ты всегда ощущал это так?». Потом молодой человек полдня сетовал на никчемность человеческих рецепторов. — Чайльд, ты думаешь не о том, — делает замечание Чжун Ли, умудряясь выглядеть при этом самым умиротворенным существом на земле. — А ты что, мысли читать умеешь? — Я могу проникнуть в незакрытое сознание, — спокойно отвечает он и через небольшую паузу добавляет, — И в сны. Не хватало слов, чтобы описать возмущение его собеседника. — А это не закононаказуемо? Разве можно просто так читать чужие мысли? Не помешает ли это контракту, ведь тогда, получается, люди находятся не в равных правах? Чжун Ли на секунду задумался, а Чайльд этой секундой с удовольствием воспользовался, чтобы нырнуть в воду, подплыть и оказаться прямо возле мужчины. Он улыбнулся, всё еще видя задумчивое выражение лица, и потянул Чжун Ли за ногу. В соответствии с силой притяжения, он приземляется в руки Чайльда, и они ныряют под воду. От неожиданности Чжун Ли тут же выныривает, чувствуя на своей талии чужие руки. Стоит Тарталья вынырнуть, как его встречает совершенно нечитаемый взгляд. Что ему делать-то? Извиниться, улыбнуться или лучше свалить, пока ему предоставляется такая возможность? — Не отлынивай. Тебя ждет долгий путь, — старается быть снисходительным мужчина. — Знаю-знаю, ты слишком серьезный. — Конечно. Я переживаю за твой… Люди называют это «экзаменом». — О чем речь? — хмурится предвестник, крепче обнимая Чжун Ли. — Ты — мой партнер, самый близкий человек, а раз так, то ты должен быть достоин Верховного Адепта. У нас есть традиция на такие случаи. Если говорить простым языком, то собравшиеся Адепты должны будут одобрить тебя. — Это местная свадьба? Разве ты не отрекся? — искренне удивляется Чайльд. — Ты же хочешь обычной человеческой жизни, сам мне говорил. — Можно мечтать стать кем угодно, — Чжун Ли выбирается из крепкой хватки и усаживается обратно на теплый отесанный кусок скалы, — Но важно понимать, насколько ты годишься на это место. Я — Адепт. И я ничего не могу с этим поделать. Как бы я ни хотел, но я никогда не стану человеком до конца, это не мой путь. И я уважаю традиции своего рода. Чайльд хмыкает, задумавшись. Это звучит одновременно и по-человечески, и бредово. Разве этим — конкретно некоторым — глупым Адептам есть дело до их с Чжун Ли отношений? Сами-то они своего Верховного Адепта ни на ложечку чая не достойны. — И что я должен буду сделать? Как мне доказать, что я достоин тебя? — Не нужно доказывать, ты всегда был достоин. Просто покажи это им и тогда к ним придет уважение. — То есть, грубо говоря, после этого они от меня отстанут? Чжун Ли почти незаметно улыбается и качает головой. — И как мне по вашим традициям надо это продемонстрировать? — Тебе нужно будет сразиться со мной. Тарталье показалось, что он оглох. Нет, может правда в уши затекла вода и он не расслышал? Или давление скакануло? После всего-то пережитого. — Извини, что? Сразиться? — Мг. — Чжун Ли, я конечно всё понимаю, животный мир и все дела, но ты же… Это же очевидно, что ты сильнее меня, сколько бы я ни старался. За моими плечами недостаточно времени и опыта, тогда как за твоими… — Чайльд, — прерывает его речь мужчина, но делает это таким нежным голосом, что Тарталья замолкает за секунду, — Сила бывает разной. Ты поймешь, когда придет время. — Чжун Ли, пожалуйста, давай без этих загадочных фразочек. Ты всегда был Адептом, ты выиграл Войну Архонтов! — предвестник поднимается с резким всплеском воды, вспыхивая, как спичка, — Адепты просто выпроводят меня после нашего боя. — Главное сейчас — научиться управлять полученной энергией, дальше ты отправишься по пути совершенствования в одиночку. Ты почувствуешь нужную силу, когда придет время. — Почему ты так уверенно об этом говоришь? — Чайльд начинает успокаиваться, но в его голосе всё ещё проскальзывают недовольные нотки. — Потому что это уже происходит, — он снова делает паузу, отводя глаза и начиная нервно блуждать ими по местному пейзажу, — Твоя сила уже действует, просто ты её ещё не чувствуешь. Тарталья прищуривается. Чжун Ли был сдержанным и спокойным человеком, в этом была его сила и в этом же заключалась его слабость. На белой бумаге всегда легче заметить даже самое маленькое блеклое пятно. Одного взгляда в его глаза хватает, чтобы определить закравшееся волнение. — И как она действует? — решается уточнить Чайльд, подсаживаясь рядом. — Я ходил к господину Бай Чжу по поводу моих проблем со сном, — Чжун Ли переводит тему, тянется за травинкой и отрывает ее. — Но вместо ответа на этот вопрос я получил знание о том, что мой организм… Меняется. — Это не опасно? — Нет, всё нормально, — качает он головой, рассматривая травинку. — Я думал, что дело в том, что мое тело избавилось от Гнозиса и теперь привыкает жить снова без него и частично это конечно так. Господин Бай Чжу не знает, в чем дело, но у меня есть предположения. — И какие? — Адепты могут давать жизнь, — Чжун Ли снова переводит тему, и Чайльду уже кажется, что это он просто не понимает намеков, а мужчина тем временем приподнимает травинку, которую обрамляет золотистое сияние. — Я раньше не нуждался в этом. Чайльд не совсем понимает возвышенные метафоры, но он уверен, что совместная жизнь с одним Верховным Адептом обязательно это исправит. — Раньше. А сейчас? Чжун Ли непонятно улыбается и протягивает цветок с белоснежными лепестками, выросший из травинки, Тарталье. — А теперь… Остальное расскажу, когда дойдешь до самосовершенствования. — Чжун Ли, — обреченно вздыхает предвестник и, недолго думая, берет мужчину за подбородок и целует. Ощущения не сравнить с человеческими. Звуки льющейся воды заполняют голову, сердце стучит громче, чем обычно, сладкие запахи вокруг мешаются со свежестью, наполняя грудь. Он словно ощущает приливающую к чужим губам кровь, у него появляется бесконтрольное желание прокусить их, но Чжун Ли, почувствовав напор, отрывается и сталкивает Чайльда в воду, кладя ногу на ногу. — Возвращаемся к тренировке. Тарталье кажется, что жизнь с Адептами доведет его до гроба и один определенный Адепт точно будет за это в ответе. В любом случае, он уйдет с миром, со знанием, что Чжун Ли не останется без работы.

***

Когда настало время индивидуальных тренировок, Чжун Ли окончательно убедился в том, как любят Небеса смеяться над всеми, кто находится под ними. Он и Чайльд были противоположностями: один из них владел Гидро стихией, пока другой Гео; Чайльд был молод и в его сердце горел огонь, а в груди бушевало море, когда у Чжун Ли давно была выжженная земля, что проявлялось в их характерах; Тарталья был человеком с проклятием Бездны, Чжун Ли же всю свою жизнь шел, держась за божественную нить. Но, несмотря на всю эту разность, у них было и много общего: они оба были воинами, готовы отдать жизнь за своих близких людей и умели любить. Чжун Ли сравнивал их с Солнцем и Луной. Он вставал рано на работу, как встает по утрам Солнце, пока вторая половина кровати согревала Чайльда, а когда возвращался домой, когда поднималась Луна, то предвестника уже не было, зато обязательно на столе его встречало что-то вкусное. Они пересекались в тот небольшой момент времени, когда Солнце еще не всходило, а Луна уже закатилась за горизонт. Так продолжалось весь период самообучения Чайльда, когда его жизнь состояла из изучения алхимии, Адептских боевых искусств и местных традиций и истории. Когда в один из таких дней он пришел и сообщил сонному консультанту, что готов отправиться на несколько недель в горы и провести ритуал вознесения, то Чжун Ли был крайне удивлен такой решительности и скорости. Не стоило говорить о том, что предвестнику и ритуал-то не особо нужен был после того, как его благословила и вознесла птица Феникс, но молодой человек настаивал. Они попрощались, пожелав друг другу удачи, и Тарталья ушел, как тогда, в самом начале их ученического пути, но уже без запасов еды, воды и всех необходимых человеку принадлежностей, а Чжун Ли отправился дальше осваивать людской мир. Они привыкли жить друг без друга, но даже спустя столько раз, сколько жизнь разлучала их, скучать меньше друг по другу они не стали. Чжун Ли вспоминал о Чайльде, когда видел пустую подушку рядом, одну тарелку на столе и мирно лежащие в ожидании неумелых пальцев палочки. Именно вещи вокруг, люди и фразы, которые он выдергивал из диалогов проходящих мимо людей, каждый раз напоминали ему об огненных волосах, темно-голубых, почти синих глазах и улыбке, за которую хотелось отдать всё. Чжун Ли всё ещё привыкал жить, смотря на людей не с точки зрения правителя, который беспокоится за благополучие своего народа, а глаза в глаза, на одном уровне. Он пытался понять, как разговаривать о том, о чем обычно любят вести беседы обычные люди. Он винил себя в том, что он недостаточно страстный и любящий партнер, а Чайльд не забывал напоминать ему, в кого был влюблен не одну свою жизнь. Иногда они могли сидеть молча, Чжун Ли в кресле с книгой, а Тарталья за письменным столом, заполняя рабочие бумаги. Ему нравилось наблюдать: за природой, за людьми, за течением времени. Раньше Чжун Ли будто просто плыл по размеренному течению, не заботясь о том, куда его в итоге принесет, но, повстречав Чайльда, его стало волновать больше вещей, в том числе и то, какой его путь и где он заканчивается. Ему нравилось наблюдать за чужим сосредоточенным лицом, за твердо пишущей рукой, за напряженной спиной. Это то, до чего раньше ему не было никакого дела. — Чжун Ли, как твоя сегодняшняя прогулка? — спрашивали его. — Ты знаешь, Чайльд, сегодня девушка за прилавком выглядела грустнее, чем в обычные дни. Я решил подарить ей серьги, — отвечал он.

***

Воодушевленный и радостный, Чайльд здоровался с проходящими мимо него людьми, как со своими друзьями, пока не оказался дома. Тарталья с облегчением выдохнул, только чтобы вдохнуть полной грудью запах дома. Приподнятое настроение продлилось недолго: Адепты могли определять других людей по их специфическому запаху, однако друг друга они чувствовали куда лучше, не только с помощью обоняния, но и на каком-то внутреннем уровне, особенно это проявлялось в индивидуальной энергетической ауре каждого существа. И он, открыв спустя больше двух недель знакомую дверь, не почувствовал ничего. Дом был холодным и одиноким, в нем не было ни капли гостеприимства. Тогда Чайльд отправился в бюро «Ваншэн», а затем и в обитель. Солнце уже близилось к закату, тогда как небо в искусственно созданном пространстве, в котором и оказался предвестник, всё ещё было раскрашено золотом. Он улыбнулся — хоть что-то в его жизни остается неизменным. Но вновь поднятое настроение умудрилось снова сбежать, когда и в обители молодой человек не нашел никого. После этого он ринулся к Адептам, используя телепортацию, чтобы не тратить время. Мозгами он прекрасно понимал, что если бы с Чжун Ли что-то случилось, то ему бы об этом сообщили, да и Адепты бы засуетились, однако Владыка Лун и Творец Гор мирно беседовали за столом, распивая напитки на Пике Цинъюнь. Чайльд конечно обучался этикету, как подобает предвестникам, но когда дело касалось Чжун Ли, то ему было тяжело сдерживать эмоциональные порывы, которые, как он успел заметить однажды в процессе медитации на вершине горы, появились у него после его уже-какой-по-счету смерти, поэтому чужое застолье не помешало ему влезть и разузнать о Рексе Ляписе. К удивлению Чайльда, даже его ученик не знал о том, что произошло. Он начинал вскипать, когда рядом с ним неожиданно появилась мадам Пин со словами, что его буйная аура потревожила всеобщий покой. Никакой личной жизни. — Господин Чжун Ли, — Владыка Песен и Скитаний была единственным Адептом, который называл мужчину, как он сам того хотел, — Не может сейчас встретить Вас. — Что? Почему? Тарталья был готов выпустить клинки от злости, хоть он и уважал мадам Пин больше остальных. Почему нельзя просто говорить прямо и по делу? — Это… Несколько затруднительно на данный момент. Молодой господин, успокойтесь. Женщина потянулась к нему рукой, но тот резко дернул ей в сторону. Подул легкий ветер, принесший с собой до одури знакомых аромат. Она была рядом с ним. — Я имею право знать. Почему мне нельзя его увидеть? «Он — мой» — хотелось крикнуть ему, но пока его голова еще сохраняла способность мыслить более-менее здраво, посему он не собирался очернять имя Властелина Камня. — И с каких это пор Вы имеете особые права, юноша? — раздается глубокий голос из-за спины, отражающийся от окружающих их скал. Тарталья хмыкает. — Он же человек. Они всегда считали, что являются обладателями привилегий. — Знают, с кого брать пример, — натянутая до предела струна терпения начинает дрожать. Органы чувств Адептов несравнимо сильнее, мир вокруг тебя пестрит совсем другим количеством красок, но у каждой медали есть обратная сторона. Казалось, он с ничего устроил разборки, ведь ничего страшного не произошло, но эта ситуация пускает по его крови нервные комки, закупоривающие его вены. Ему хочется разорвать всё вокруг, лишь бы добраться до Чжун Ли. — Где он? — выкрикивает Чайльд. Вена на его лбу вздувается, зрачки расширяются, ему жарко, очень жарко. «Вода утечет, но скалы останутся» — вертятся в голове слова Чжун Ли. Красивые метафоры, вечно путающие мозг. Он решил бросить его? Он умер? Что, черт возьми, происходит? Кружится голова. Ему хочется забрать Чжун Ли себе, привязать, если потребуется, выйти на самый край скалы, держа его за горло, и сообщить всем, что трогать Чжун Ли может только он, потому что Чжун Ли — его. Голова раскалывается, смешивая осколки с кровью и чужими стонами. Чьи-то элегантные руки сжимают осколки длинными пальцами, знакомые тела двигаются в такт вздохам, жарким выдохам и приятной ушам совместной мелодии. До безумия жарко. Чжун Ли везде: в его ушах, перед глазами, в сердце, его кожа на кончиках пальцах. Он чувствует, как его прошибает странная энергия, и понимает, что мадам Пин подала какой-то сигнал. Рядом с ней оказывается несколько других Адептов, которые хватают его под руки, пока Чайльд отчаянно пытается вырваться, разрывая под ногами землю. Одна из Адептов, худенькая девушка с белыми длинными волосами и блекло-голубыми глазами касается нескольких точек на его теле рукой с мерцающей татуировкой в виде светло-сиреневых чешуек, вводя предвестника в сонное состояние. — Спасибо, Марида. Девушка кивает и создает вместе со своей помощницей специальный купол, в который помещает обессиленного Чайльда. — Два дня, — произносит Адепт и после утвердительного кивка в ее сторону исчезает в одно мгновение, оставляя за собой белую пыль, смешанную с мелкими кристалликами, а за ней исчезает и ее помощница. — Вы двое, — окрикивает мадам Пин рассевшихся Адептов и кивает на Тарталью, — Помогайте. Он просыпается вечером, ненадолго открывая глаза, медленно отходя от того, как жестоко его вырубили и в итоге не позволили увидеть ему ни одного сновидения. Пот на его лбу неприятно стекает, тело жутко ломит. — Очнулся наконец, — подбадривающе говорят издалека. Только не говорите ему, что это очередные видения его прошлой жизни. Он же не находится сейчас в постели Гуй Чжун? А может и стоило. Он очень хотел поблагодарить ее за то, что оставила теплые воспоминания Чжун Ли, посадив в его голове семечко иного взгляда вещей, которое расцветет нескоро, она не застанет этот прекрасный момент, но Тарталья описал бы ей это во всех красках. Что-то неприятно равномерно капает. Чайльд бросает взгляд на рядом стоящий стол с красивым блюдцем в виде листка, на который равномерно падают по одной капле росы. — Ты меня слышишь? Посмотри-ка на меня. Тарталья оборачивается на голос и видит перед собой, точнее за голубым плавающим барьером с тысячей маленьких звезд немного то ли уставшее, то ли заспанное лицо. Приглушенный теплый свет в комнате от настенной лампы не светит в глаза, за что предвестник благодарит всех известных ему Божеств. — Слышите, значит, — Пин усмехается и проводит пальцем по барьеру, по которому от ее действий расходятся круги, словно она чертит на самой воде. Барьер исчезает и Чайльд падает на постель. Позже до него доходит, что он висел в воздухе. — Как себя чувствуете, господин? — Неплохо вроде. Благодарю, — его голос охрип от долгого молчания. — Не обращайтесь так ко мне, мадам Пин. — Почему я не должна так обращаться к Вам, господин Чайльд? — серьезно спрашивает женщина. — Разве Вы не супруг Рекса Ляписа? — заканчивает она с хитрой улыбкой, перебирая вещи в небольшой коробке в её руках. Если бы у Тартальи во рту была вода, то её бы там уже не было. — Мадам Пин, я не супруг. Вы меня старше. Прошу. — Тогда давай договоримся, что тогда мы говорим на «ты» и ты не будешь упоминать «мадам» при обращении к такой красавице, как я, — женщина бросает взгляд в зеркало, но буквально на секунду. Ее слова самовосхваления совершенно не сочетаются с поведением. Уголок губ Чайльда приподнимается. — Вы… Ты мне кое-кого напомнила. — «Похоже, что все, кто живут в большой семье, являются любителями подобных фраз» — думается Пин. — И кого же я тебе напоминаю? — интересуется она. — Гуй Чжун. Пин замирает, пока ее глаза расширяются, а потом возвращается к коробке, доставая оттуда таблетку, блистающую так, как будто ее обмазали в масле. — Зачем мне это? — хмурится Чайльд, после чего до него доходит, что в последнюю их встречу его эмоциональное состояние немного… Вышло погулять. — Это маленькое чудо, за которое мы должны благодарить людей, которое ослабит все ненужные тебе сейчас эмоции и ощущения. Это — твоя прямая дорога к господину Чжун Ли. Тарталья выхватывает таблетку и проглатывает. Пин смеется. — Я в тебе не сомневалась. Держи, — она протягивает ему красивый кусок кор ляписа, кладет в ладонь и зажимает, отходя назад. Чайльд снова оказывается в непонятном ему месте, надеясь, что его голова не разорвется от столь частых смен в пространстве. Его окружают кристальные бабочки, тихо порхающие вокруг него и освещающие зеленую траву, поющую мягкую песню, играя на ветре, как на самом любимом инструменте. Перед ним стоит дом в стиле Ли Юэ, но, несмотря на ту же расцветку, что и большинство таких строений, не похожий на все остальные: всё снаружи украшено желтыми кристаллами, светящейся энергией, высокое желтое дерево сбрасывает листья в форме веера, обновляясь раз за разом, застилая пол террасы, а вокруг самого дома порхают бабочки. Это выглядит красочнее замков из детских сказок. Чайльд, только взглянув на всё это, ощущает что-то родное, что красной нитью с силой тащит его в этот дом. Медленно открыв дверь, в нос ударяет знакомый запах. Тишина, но стоящие на полу фонари в форме глазурных лилий и лотоса отдают теплом и жизнью. Сбоку он видит лестницу и почему-то знает, что ему нужно именно туда. В комнате на втором этаже он наконец находит то, что искал. Чжун Ли лежит в кровати, пока Чайльд испытывает дежавю. Он бы хотел узнать, когда это закончится и между ними не останется преград и больных воспоминаний, но понимал, что в этом и есть их история, выковавшая и закалившая их чувства. — Чжун Ли, — шепчет Тарталья, отодвигая края балдахина и садясь на край постели. Мужчина, лежащий на боку, приоткрывает сначала один глаз, потом второй, медленно промаргиваясь. — Ты настоящая печка, — вылетает изо рта предвестника семейная привычка, когда он ощупывает горячий лоб. Просто заболел. И они решили из-за этого ограничить их в общении? Адепты… — Аякс? — тихо больше не спрашивает, а зовет Чжун Ли, затуманенным взглядом глядя на человека перед ним. — Это я, — улыбается он и наклоняется, чтобы поцеловать мужчину в лоб, но тот начинает медленно подтягиваться к нему, словно его сил не хватает даже на то, чтобы подняться. — Я вернулся. Что с тобой? Тарталья поднимает руку, над которой появляется энергия кораллового цвета, и собирается поделиться силами, но его попытки блокируются ответной невидимой силой. — Аякс, это ты, — произносит Чжун Ли, не замечая ничего странного, происходящего вокруг него. — Я, Чжун Ли, — предвестник убирает выбившуюся прядь за ухо. — Хочешь попить? — Аякс, — Чжун Ли вжимается головой в чужой бок, прикрывая глаза. Чайльд замечает вздымающуюся грудную клетку, громкое дыхание и жар. Что-то не так. — Аякс, — произносит он, явно с желанием о чем-то попросить. — Что тебе принести? — Тарталья осматривает помещение, замечая кем-то оставленные полотенца, травы, деревянное ведро с водой, дополнительную одежду, висящую в шкафу. Если это и правда личная обитель Чжун Ли, то где все драгоценности и камни, что он так любит рассматривать и покупать? Они бы в жизни не вместились бы в реальном доме. Чайльд опускает взгляд и замечает под Чжун Ли кусок ткани, не подходящий по цвету ни на постельное белье, ни на одежду Чжун Ли. Он протягивает руку и достает из-под тяжелого тела свою рубашку, которую последний раз он видел у них с Чжун Ли дома. Предвестник пытается соединять точки прямыми линиями. Не может же быть, что… — Аякс, ты… — мужчина запинается и пытается приподняться на локте, — Нужен мне. — И я здесь, Чжун Ли, что тебе нужно? — ласково спрашивает он, судорожно перебирая в голове идеи. — Хочешь еще поспать? — Где ты был? Мне… Нужен, — янтарные глаза пытаются сконцентрироваться и не закрыться. Чайльд никогда не видел его таким. А еще этот запах… Он пытается найти глазами благовония, но не видит и намека. — Пожалуйста, — жалобно произносит Чжун Ли, сжимая чужую рубашку. — Что? — Чайльд наклоняется ближе, утыкаясь носом в мягкую горячую щеку. Он боится сам сказать себе правду в голове, но до него, кажется, стало доходить. Он читал об этом. — Наследники, — выдыхает мужчина, приподнимая голову в попытке отыскать знакомые глаза и поддержку. — Мне нужно… Аякс. Чайльд приподнимается, утыкаясь в плывущий взгляд оранжево-золотых глаз. — Твоя сила уже действует. — Я ходил к Бай Чжу. Мой организм… Меняется. — Адепты могут давать жизнь. — После того, как ко мне вернулась память, те девушки возле него не дают мне покоя, но я ничего не нашел кроме того, что Рекс Ляпис имел множество воплощений. А еще я читал, что Адепты довольно бесстыдные существа. У меня не вяжется в голове. У него… Когда-нибудь был кто-то? — Пф, что за чушь, — отвечала ему самая известная сплетница среди Адептов, подозрительно косясь на Тарталью. Что-то в нем напоминало ей об одной старой подруге. — Но почему тогда он не ведет себя так, как остальные? Имея при этом еще и полное могущество. Разве инстинкты на нем не работают? — На то он и Верховный Адепт, — самоуверенно отвечает ему птица. — Я раньше не нуждался в этом. Подаренный белоснежный цветок. Когда придет время — он всё поймёт. — Аякс, — зовут его. Чайльд обнимает разгоряченное тело, разгребая свои воспоминания. Сейчас, когда рядом с ним Чжун Ли в таком состоянии, подчиненный своим инстинктам и подстегиваемый желаниями, он, как хороший партнер, должен среагировать на это соответствующе, но вместо этого его голова ясная и свежая, мысли четкие, его не кидает в жар следом за своим возлюбленным, а в голове не бьет набатом мысль о том, чтобы заделать потомство. Если мадам Пин дала ему таблетку, помогающую пережить этот непростой период, то почему Чжун Ли выдали лишь воду, полотенца и одежду? Тарталья вспоминает, что партнера Верховного Адепта должны сначала одобрить и от этого хочется злиться. Он не понимал, почему традиции настолько жестоки, что его любимый человек должен страдать. Но сейчас самое важное — позаботиться о Чжун Ли настолько, насколько он может. Благо у него есть здесь, чем воспользоваться. — Чжун Ли, у нас всё будет, слышишь? — их лбы соприкасаются, Чайльд успокаивающе гладит Чжун Ли по спине, пока тот сжимает ноги и чуть ли не рвет чужую рубашку, — Дом у моря, как мы обсуждали с тобой, ты же помнишь? Только теперь смерть не разлучит нас и семья будет чуть больше, чем планировалось. Его голос заметно успокаивает мужчину, Чайльд облегченно выдыхает. Через несколько дней Чжун Ли приходит в себя. — Правда? — чуть ли не смеется он, пока Тарталья во всех подробностях рассказывает о своем удачном, но не без приключений пути совершенствования. Чайльд недавно закончил расчесывать длинные волосы и теперь мужчина убирал их в высокую прическу. Он смотрит на радостное лицо и всё нутро наполняется счастьем. — Кстати об этом. Ты ведь тоже самосовершенствовался? — Да, просто немного иначе. — Ой, посмотрите на этого Первого Адепта всея Ли Юэ, — предвестник опирается руками о стол, смотря через зеркало на Чжун Ли, и его лицо снова обретает серьезность. — Тебе пришлось подстраиваться под работу Гнозиса, верно? — Частично. Я так долго был с ним, что теперь нужно время, чтобы перестроиться, — он оборачивается к Чайльду лицом и тот опускается на корточки, чтобы оказаться приблизительно на одном уровне глаз. — Поэтому Пин не дала тебе лекарство? — Оно помешало бы приспособлению, верно. Но еще… Мы не можем просто так лечь в постель. Столь важные решения должны быть обговорены на свежую голову. — Я понимаю. Верховный Адепт — пример для остальных. Но так правда будет лучше. —Я смотрю, вы стали близки? — С кем? — С Владыкой Песен и Скитаний. Ты, кажется, обращаешься к ней «Пин»? — А ты что, ревнуешь? — Ревность — человеческая черта. — Чжун Ли, — Тарталья смеется, — Ты сейчас больший человек, чем я. — Это комплимент? — Это — твоё достижение.

***

Keep me from the cages under the control Running in the dark to find east of Eden*.

Их разделяет несколько метров. В руках — копья, но это лишь малая часть того, с чего они должны начать. Они оба похожи — владеют всеми видами оружия, поэтому бой обещает быть зрелищным. Благодаря учениям Адептов адреналина от сражений Тарталья стал получать меньше, да и не то, чтобы ему очень хотелось бороться с Чжун Ли, особенно на виду у приближенных к Властелину Камня Адептов. Здесь был даже этот пацаненок Сяо, который, он не сомневался, был старше него на пару тысяч лет. Отсчет и их копья сталкиваются в безвыигрышной борьбе. Тарталья уверен — этот бой проигран заранее им же самим. Шесть тысяч лет тренировок. Шесть тысяч лет совершенствования. Шесть тысяч лет душевного одиночества. Чжун Ли сказал ему, что когда придет время, то он сам почувствует силу, способную принести ему победу, но чем дольше шла их битва, тем больше ему казалось, что это были не более, чем утешающие слова. Строгая спина и точно выверенные движения Верховного Адепта были красивы и сильны, а еще выматывали. Собственная слабость выводила из себя, чужие смешки, что он слышал краем уха, отражались агрессией в силе его ударов. Их носы почти соприкасаются, когда они проносятся друг перед другом, и Тарталья успевает поймать взгляд. После этого их бой больше начинает походить на слаженный танец. Чайльд знает, что он не слабый, но кто был бы сильным перед Мораксом? Он знает, что Чжун Ли считает его достойным, иначе еще очень давно выпроводил бы его, но в нем просыпается сильное и стойкое желание победить и завоевать этого человека. Они отражают атаки друг друга и, каждый раз оказываясь близко, их глаза встречаются друг с другом. Чжун Ли хмурится, впервые за долгое время ощущая на себе влияние чужой энергии. Делая еще несколько ударов, он снова чувствует это. Мужчина останавливается, растерянно глядя на Чайльда. Вся его кожа пропиталась чужой агрессией и желанием выиграть. Чжун Ли не думал, что Тарталье настолько не все равно на мнение окружающих его Адептов. О, как он был не прав. Предвестнику и правда было всё равно на то, что о нем подумают. Чайльд выжидает удара Чжун Ли, уворачивается, хватается за чужое копье и притягивает мужчину к себе, прижимая так, чтобы их взгляды снова встретились. — Чжун Ли сяньшэн, пришло время показать Вам мое мастерство. — «Заставившее меня быть вдалеке от Вас» — звучит голос в голове мужчины. Чжун Ли наконец понимает причину странных ощущений — энергия Тартальи пытается проникнуть в его сознание. Мужчина начинает вырываться, но Чайльд, не моргая, удерживает его, спокойно глядя в глаза. Чжун Ли чувствует энергию Феникса и чужую ауру, настолько мощную, что он боится, как бы это не навредило Тарталье. — «Чжун Ли» — зовут его, но рот Чайльда закрыт. Он вырывается и они продолжают бой. В какой-то момент, когда физические силы Чайльда начали истощаться, мужчина припечатывает его спиной к земле, но всё, о чем думает Тарталья, это о прекрасном открывшемся для него виде. — Ты слишком напряжен — сказал он ему как-то во время одной из тренировок. — Ты не принимаешь свою Адептскую природу. Отпусти себя и прими всё происходящее. Чайльд резко отталкивается рукой от земли, хватает Чжун Ли за шею и тянет того вниз, встречая ожидаемое сопротивление. Мужчина втыкает копье в землю. Чайльд сосредотачивается на внутренних ощущениях. У него нет желания одолеть противника, как раньше, нет. Он пытается расслабиться и дать волю Адептской части себя, но, привыкший сдерживать Бездну, это давалось нелегко. Предвестник сосредотачивается на своей энергии, которая копилась внутри него без возможности найти выход, и он, выдыхая, позволяет ей пролиться через него. Он вспоминает их первый поцелуй у водопадов, поцелуй под дождем. Его собственное сознание нестабильно. Почему он каждый раз возвращался? Почему Чжун Ли выбирал его? Всё, чего он когда-либо хотел, это чтобы его семья была в безопасности, даже если это означало, что ему придется уйти навсегда. Небеса были снисходительны и вручили ему адептскую силу, помогающую балансировать между тьмой и светом. Так почему он никак не мог принять свою новую сторону? Он снова видит поцелуи. Видит темную комнату и себя, лежащего на кровати в обнимку с Чжун Ли. Он бережно обмакивал лицо мужчины тряпкой. Перед ним замелькали тысячи картинок. Он видел детей, срывающих созревшие плоды с деревьев, видел бесконечно льющуюся реку, поле глазурных линий, жуткую войну, дом у моря. Всё это сменялось так быстро, что кружилась голова. Ему становится жарко. — Чайльд, — зовут его. — Чжун Ли? — он идет на этот зов, видя перед собой бескрайнее пространство и море сцен разного содержания. — Аякс. Раздается стон и перед ним оказываются две сплетенные фигуры, двигающиеся в такт друг другу, их частое дыхание раздается у него над ухом. Как же здесь жарко. Подождите. Руки сжимают простыни, выстанывая его имя. Голого плеча касаются кончики свисающих рыжих волос. Этого никогда не происходило в реальности. Тарталья понимает, что оказался в чужом сознании. Он открывает глаза, видя, как между его ног на коленях сидит Чжун Ли, тяжело дыша. Он быстро снимает перчатку, протягивает руку, отодвигает край темной одежды, прикасаясь к коже, и чувствует, как его собственная энергия блуждает в чужом теле. Чайльд задирает одежду выше и видит, как рядом с золотыми венами проходит кораллового цвета линия. Если всё это — реакция организма на его энергию и если это и есть та самая сила, которую он не чувствовал в начале, то закончить бой так — самый счастливый для него финал. — Чжун Ли, — зовет он, обхватывая голову мужчины руками. Между ними пара сантиметром, а сами они — в огне, и золото, растекающееся по раскаленной лавой поверхности, выплескивается в мирно ожидающее его море. Одним движением Тарталья переворачивает Чжун Ли на спину, нависая сверху. Их энергии смешиваются, он чувствует, что мужчина не намерен так просто сдаваться, но Чайльду хватает одного поцелуя, чтобы забрать его себе. Чжун Ли теряется в собственных ощущениях и реальности, раздвигая ноги. Аура Чайльда, заметно изменившаяся после его тренировок, заставляет его думать совсем не о сражении. Теплое дыхание на его шее поднимает несколько градусов в его теле, он окутан приятной силой, дарящей ему защиту и покой. Моракс не умел отпускать, боясь, что без его контроля все развалится; он прощался с друзьями, но хранил их в своем сердце и прекрасной памяти; он ушел с поста Архонта, но так и не смог оставить своих людей одних. — Ты никогда не задумывался, каково это, не контролировать ничего в своей жизни? Не иметь никаких обязанностей? — донимала его вопросами Гуй Чжун, сравнивая мир Божеств и мир людей. — Если у нас не будет обязанностей, то для чего мы нужны другим? И для чего живем? — «Для себя» — хотелось ответить девушке, как ответил бы каждый второй человек, но правда заключалась в том, что они никогда не жили для себя. Чжун Ли отпускать учился. И на этот раз ему в этом помогали. Чайльд, одурманенный жаром тел и запахом Чжун Ли, начинает стягивать с него одежду, оголяя ключицы и плечо, но на мгновение приходит в себя. Обернувшись через плечо, он видит, что зрителей, желающих полюбоваться ими, не осталось. — Чжун Ли, они все ушли, — то ли радостно, то ли взволнованно оповещает Тарталья, пока его шею жадно выцеловывают. — Всё хорошо. Неужели и у них действует человеческое выражение «молчание — знак согласия?» — И какой пример подает своим Адептам Рекс Ляпис? — сквозь улыбку ругает его Тарталья, даря еще один поцелуй. Они целуются долго и страстно, оголяя кожу сантиметр за сантиметром. У Чжун Ли светятся волосы и руки, покрытые золотом. Чайльд видел это всего один раз — в день их первого поцелуя и последней встречи. По рукам, помимо золотых вен, расползаются коралловые линии, которые проявляются и на руках самого Тартальи. Поцелуями он опускается чуть ниже, стягивает штаны и надавливает на стройные ноги, пытаясь раздвинуть их как можно шире, но Чжун Ли резко сжимает их и отодвигается. Чайльд не успевает спросить, что случилось, как мужчина произносит «пойдем» и исчезает. Ему нужно несколько секунд, чтобы понять, что произошло, прежде чем телепортироваться следом за Чжун Ли. Он перемещается в обитель Чжун Ли и забегает в дом, а затем в спальню, но не находит никого, хотя присутствие мужчины ощутимо. — Эй, я всё понимаю, но сейчас не самое время для пряток. Он слышит, как в соседней комнате что-то разбивается. Тарталья открывает дверь и оказывается в ванной. Там, напротив зеркала, оперевшись о раковину, стоит обнаженный Чжун Ли. Его глаза и руки всё ещё красиво светятся, но произошли… Некоторые изменения. На голове мужчины виднеются два небольших рога, а рядом с разбитой бутылкой лежит драконий хвост. Чжун Ли уходит от зрительного контакта и Чайльд берет его за руку, молча уводя в сторону кровати. Лицо мужчины остается растерянным, даже когда они лежат вдвоем и им ничего не остается, кроме как смотреть друг на друга. — Ты слишком красивый, — он целует чужое колено, пока Чжун Ли тяжело дышит. — Я… Я давно не был в этой форме, я не знаю, почему она появилась так резко. Но… — Тш-ш-ш, — Тарталья приподнимается и целует прохладные губы, проводя языком по появившимся острым клыкам. Он медленно проводит рукой между ног, вырывая из Чжун Ли неожиданный вздох, и улыбается, когда чувствует влажность на своих пальцах. — Аякс, — просит мужчина, отводя голову в сторону. — Ты сам говорил, что твое тело меняется, всё хорошо, — успокаивает он, снимая с себя оставшуюся одежду. Спустя столько времени их тела наконец соприкасаются и становятся близки настолько, насколько возможно. Чайльд видит, как жмурится Чжун Ли, слышит его тихие стоны и чувствует, как их энергии смешиваются между собой. Он старается быть осторожным, наслаждаясь всем тем, что ему позволили получить и увидеть, отдается рукам, которые в будущем не раз станут его опорой и не раз растерзают его спину. Он его. И только его. Всегда был и будет. — Я люблю тебя, — шепчет один. — Я люблю тебя, — вторят ему в ответ. И они никуда не спешат, потому что в их распоряжении теперь есть целая вечность.