***
Ненавижу ожидание, время начинает тянуться, и после того, как Вилланель покидает номер, я пытаюсь занять свои мысли чем угодно, но только не ей. Не выходит. Почему-то ночные неудобства превратились в томное воспоминание о том, как моё тело приспосабливалось к её телу. Это тепло, эта невидимая связь, близость, мурашки бегут по коже. Мы переспали, и это оказалось не так пугающе, как я представляла себе раньше. Я столько времени дрожала в своём доме, ожидая её визитов, оказалось, мы давно могли бы это попробовать. Попробовать и решить, что лучше продолжать не стоит. Я скажу ей об этом перед вылетом. Буду жесткой и требовательной. Серьёзно, Вилланель, оставь меня! Я явно не предел мечтаний, и я не буду поддерживать подобный образ жизни, и ты вряд ли добьешься от меня какого-то умопомрачительного секса. Хотя, вчера я была достаточно смелой. Но это все равно было скромно, я даже не раздела её, я не видела её обнаженную грудь, не видела то, чем занималась между её ног. Я бы сгорела со стыда. А эмпатию, которую она изобразила по отношению ко мне, считаю частью её игры. Она ничуть не сочувствует мне, когда причиняет боль, и ей плевать на то, через что мы прошли. От скуки я нахожу песню, о которой она говорила мне, трахнуть меня под такое? Я послушаю. По итогу, я прослушала её раз пять, затем зашла в нашу переписку и посмотрела на её фото в том белоснежном халате отеля. Подумала о том, что, возможно, сейчас она вновь в нём и в руках Хелен. Всё выключила и пошла в душ. Если бы вчера я согласилась быть для неё объектом для удовлетворения на расстоянии, она бы не выдержала и всё равно бы забралась в душ вместе со мной. Вуайеризм это не её, она жаждет участвовать в процессе. Я поступила правильно, все переиграв. Хотя сейчас, закрыв глаза и погружаясь под поток воды, бьющий сверху, я представляю её руки. Как она могла бы трогать меня ими везде. В голове песня сама собой набирает обороты, и фантазия становится красочной, почти реальной. — Ты здесь? — у меня остановилось бы сердце, если бы она ответила, но ответ прозвучал лишь в моей фантазии. Я опустила руку вниз и, думая о нас, позволила фантазии взять надо мной верх.***
Мы лишь примерно договорились во сколько она за мной заедет, ведь так? Лучше, если я не буду её ждать. Схватив сумку, я покидаю номер, на ресепшене мне сообщают, что счёт оплачен, и мне возвращают деньги за ключ, ведь Вилланель вернула им его. Какой заботливый поступок, а я поступлю подло, улечу, не попрощавшись. Потому что меня не должно здесь быть. Похоже, трусость берёт надо мной верх в последний момент, раз я бегу. Выкуренная на улице сигарета немного успокаивает, я задумываюсь, а как же разговор о том, чтобы встречи прекратились? Я делаю трудный выбор. Пишу ей сообщение, она сразу же отвечает, пишет, что близко. Я жду её у отеля, она подъезжает на синем Lamborghini, сколько внимания к своей персоне, позёрка! На ней лёгкое платье, в голубую и белую полоску, волосы забраны так же, как и утром. Вышла из машины, чтобы забрать у меня сумку и открыть для меня дверь. — Мне напомнить, что я бы и сама добралась? — Мне не сложно, Ева. А мне сложно! Дышать рядом с ней, смотреть на неё, и эта дорогущая тачка добавляет волнения. Я только села и уже готова выпалить заготовленное, но она сбивает меня, когда занимает место водителя и поднимает высокий стакан кофе из подлокотника. — Для тебя, чтобы не быть вялой в аэропорту. Хороший полет должен начинаться с отличного кофе в дьюти-фри, а это куда лучше. — Спасибо, наверное. — Ты так напряжена, на тебе много статики, от тебя можно телефон зарядить, расслабься, или ты что-то хочешь мне сказать? Салон наполнен ароматом её духов, таким, который уйдёт со мной, и я буду чувствовать её на себе, пока не отмоюсь в Лондоне. Она не улыбается мне, по понятным причинам, но в её мимике есть что-то счастливое, позитивное, и эти глаза… Не могу сказать ей сейчас, и очень злюсь на себя за это. — Можем мы уже поехать? Только не гони. — Учту. Попробовав кофе, я просто не смогла от него оторваться, действительно, идеальный. Вилланель уверенно ведёт рычащую машину, на её запястье болтается браслет с сердечками, такие маленькие звенья, столько деталей. Я должна настроить себя на завершение, на точку, я смогу это сделать, сказать ей. Слова разбегаются в голове, я замечаю указатель аэропорта, и он гласит, что мы едем не туда. — Не помню, чтобы водитель такси вёз меня по этой дороге. — Ты знаешь дороги Испании? — Нет, но… Кофе должно было взбодрить меня, но мне наоборот захотелось спать, это все бессонная ночь виновата. Тишина располагает к тому, чтобы сказать ей. — Я хотела сказать тебе, перед отлётом, что… — Что? — Ты можешь подать больше воздуха в салон? Как-то душно. — Не напрягайся, Ева. Сейчас тебе нужно максимально расслабиться, закрыть глаза и дать организму отключиться. — Что? Что ты сделала? — Это безопасно. Не бойся, расслабься. Её рука сжала мою, наверняка сильно, но я едва почувствовала, всё за окном перестало мелькать и превратилось в сплошное яркое пятно. Веки стали тяжёлыми, и как бы я не хотела что-то сказать, не вышло.***
— Ева? Ева… Ева… — чувствую как меня тормошат, так сложно разлепить глаза, — Время проснуться, не пугайся, просто открой глаза, я всё объясню. В голове что-то звенит помимо голоса Вилланель, начинаю соображать, что случилось, вырываюсь из остатков сна резко. Бегло провожу глазами по обстановке вокруг, ничего не понимаю. Она лежит возле меня, на высокой подушке, касается моего лица пальцами, вроде как успокаивает. Насколько я знаю, прикосновение к лицу это желание невербально выразить любовь, но какая между нами любовь! — Что ты сделала со мной? — Пока ничего, не злись, ладно? Я не смогла отпустить тебя, что тебе делать в Лондоне? А здесь мы можем быть вдвоём. После вчерашней ночи, Ева… То, что между нами произошло, мне нужно больше. — Отвали от меня, уйди! — я убираю от себя её руку, прекращаю её сигнал потребности к близости. — Давай без глупостей? Вилланель приблизилась, я ещё не набралась сил, чтобы двигаться, чем она меня вырубила? Состояние, будто я не спала несколько суток, и теперь мне просто не дают отключиться. Она нависает надо мной и медленно опускается ближе к лицу, я подумала, что она вот-вот поцелует меня, но она резко переключает внимание с моих губ на шею. Её горячие поцелуи обволакивают меня, заводят, странно, я ещё не чувствую своих рук и ног, но возбуждение ударяет ярко. Какая же она сволочь, так поступить! Её рука перемещается с моего бедра выше, она сжимает мою задницу, сама прижимается ко мне. — Ева, я так хочу тебя. На самом деле, ты всё, чего я хочу. Из-за тебя я так плохо поступила, ты каждый раз вынуждаешь меня. Но, не будем об этом. Сейчас ты полежишь немного, придёшь в себя и мы поужинаем, ты голодна? После этой штуки жутко хочется есть! Я узнавала. Ты пытаешься ударить меня? — Да, — озлобленно выдала я, ударяя её в спину слабым, ни на что не способным кулаком, — Ненавижу тебя! Ненавижу всё, что ты делаешь, ты просто животное! — Оу, Ева, не надо грубости, забудь как ты сюда попала, доверься мне. — Довериться тебе? Ты опоила меня! И я не знаю, где мы вообще! И ты трогаешь меня! — Это же приятно, я хочу тебя трогать, повсюду, и если ты расслабишься… — Отвали от меня! Слезь с меня! — Ну, Ева… Расстройство в её голосе, но наглость рук и посягательства на моё тело продолжились. Она томно дышит мне в шею, прижимая своим телом к кровати, обе её руки шарят под моим джемпером, в нём жарко, но я не готова с ним расстаться. — Я не хочу тебя! Убери свои руки! В последний раз, и из последних сил, я ударила её и попыталась спихнуть с себя. Вилланель подняла на меня взгляд. — Ты всегда так поступаешь, Ева, неудивительно, что тебе вечно больно. Сказав это, она встала и вышла, хлопнув дверью, я приподнялась, пугливо осматриваясь. В этой комнате много морской тематики, сетка с ракушками на потолке, картина с маяком на стене, здесь даже окно как в трюме, иллюминатор вроде. Спустив ноги с кровати, я с удивлением поняла, что это не в моей голове всё плывет, это пространство не стабильно! Дожидаясь приемлемого состояния, я потираю колени, мне хочется лечь обратно, но желание убраться отсюда превыше. Что она себе позволяет! Похитить меня, опоить? Могла бы просто поговорить со мной и убедить в том, что я должна остаться! Осталась бы я? Нет! Добравшись до окна, я вижу воду, чёртову воду! Она повсюду, а значит я чёрт знает где! С ней! Взорвавшись яростью, я открываю дверь, длинный узкий коридор напоминает мне о клаустрофобии, не думала, что она у меня есть, но дышать мне сложно. Никого не встречаю на своём пути, я заблудилась и несколько раз прошла по кругу, пока резко не повернула в сторону и не толкнула тяжёлую дверь. Оказавшись на палубе, я чуть не потеряла равновесие. Мы в открытом море, не движемся, в стороне от яхты стоит ещё одна, на ней уже горит свет, видно передвижение людей. Я готова махать им и кричать с просьбой о помощи! Вилланель убьет меня раньше, чем они сойдут на это судно. Где она? Не то чтобы я хочу её видеть, но мне боязливо шататься здесь в одиночестве. Я обхожу почти кругом огромное судно, пока не замечаю её в кормовой части. Там, на натянутой как батут мелкой сетке, она лежит с бокалом, явно чего-то горячительного, а её упрямым взгляд устремлён вперёд. Я подхожу ближе и почему-то чувствую, что должна извиниться. Глупость! Это она должна! Мне не нужны такие сюрпризы, не нужны мы, вдали от цивилизации, и на что она рассчитывала? Что я очнусь, мы поужинаем и займёмся сладким сексом на корме? Что за бредовая сказка! — Что ты хотела сказать мне, Ева? Подвинувшись в сторону, чтобы освободить место, которого и так предостаточно, Вилланель протянула мне руку, чтобы я села рядом. Я посмотрела на воду в пару метрах под сеткой. — Это безопасно, наступай, — успокоила она. Я снимаю обувь, протягиваю ей свою руку, выгляжу невероятно глупо и неуклюже, но Вилланель меня придерживает, и я сажусь рядом. — Я уточню, перед тем, как ты заснула в машине, что ты хотела мне сказать? — Заснула? Это был не сон! — возмутилась я, в этот момент мне захотелось ударить её. — Не злись, после того, как ты отключилась. Так лучше? Что ты хотела сказать мне? — Хотела сказать, что это конец. Что ты довозишь меня до аэропорта, и мы забываем о том, что случилось перед Испанией, что случилось в моём номере, и забываем нас. Ты больше не появляешься на пороге моего дома и мы пробуем жить дальше. — И это после того, как мы стали ближе? — Ближе? Ты изнасиловала меня! Ты похитила меня! Это не сближение, Вилланель! Поводок паники стянул моё горло, а ведь душе хотелось парить, здесь есть всё для этого состояния. Вид спокойной воды, и остатки заката, её серьезное лицо с одной помаркой, а именно: раной на губе, оставленной мною, детали, в них вся Вилланель. Изящное запястье, что держит бокал, платье, соскользнувшее с колена, руки в созвездиях родинок, выбившийся завиток светлых волос. Но нет, всё меркнет на фоне её бесчеловечного поступка! Вилланель хмурится, ещё бы, я отступила от её сюжета, мне откровенно не по нраву этот сюжет, где я - вечная жертва. — Тебе лучше успокоиться и осознать, что здесь только ты и я, а это означает, что мои руки развязаны, я могу повторить, я могу что угодно, Ева. — Ты запугиваешь меня, а не успокаиваешь. Зачем ты так со мной? — Ты бы не стала слушать меня, улетела бы. А я не могу отпустить. Из-за того, что было вчера, мой аппетит возрос, я хочу большего. — Такой поступок явно не в копилку. — Я прекрасно знаю, что копилка всегда пуста. Сложно быть хорошей, — Вилланель поспешно улыбнулась и тут же спрятала улыбку. — Ты и не стараешься. — Я возмещу тебе деньги за билеты. — Это не то. — Хорошо, что я могу сделать для тебя? — Я хочу выпить с тобой. — На палубе накрыт стол. — Я не хочу никуда идти. — Я принесу бокал для тебя, только, знаешь, не прыгай за борт. Вода холодная, и не хотелось бы тревожить персонал на другом судне. — Мы здесь действительно одни? — Да, замечательная услуга, если тебе что-то потребуется, ребята с той яхты быстро это организуют и вновь удалятся. Создаётся ощущение, что ты один и можешь делать, что угодно, с кем захочешь. — Как тебе это только в голову пришло… — Это было просто, я хотела украсть тебя из твоего привычного мира, вывезти за его пределы, и разве у меня не получилось? Получилось. Я смотрю вдаль, в сторону другой яхты, до неё не доплыть, на помощь не позвать, вероятно, есть какая-то связь, рация? Зачем думать об этом, если единственный шанс отсюда выбраться, это убить её. Это похищение, самое настоящее, я удивлена, что не прикована наручниками в трюме. Может, наручники ещё будут, Вилланель возвращается с бутылкой и бокалом для меня. — Твой скотч De Luxe — с 12-летней выдержкой, по-другому: сыворотка правды. — Я ничего не скрываю от тебя. — Да? К чему тогда такое напряжение? — Скажи, я заложница? — Ни ты, ни я, не станем закрывать глаза на очевидные вещи, но ты можешь не быть заложницей, если будешь послушной и расслабишься, — спокойно выдав мне это, она вернулась на сетку, поставив бутылку. Я приняла бокал из её рук, но сильно задумалась. Выпить на голодный желудок? Я опьянею моментально, и что дальше? Или лучше лишиться трезвого рассудка, если мне предстоит участвовать в чём-то? Это может быть очередной яд? Скотч холодный, в широком цилиндрическом бокале с толстым дном, необходимым, чтобы замедлить процесс теплоотдачи, но я наоборот люблю тёплый, так он сильнее раскрывается. Конденсат скатывается по бокалу, в остатках заката янтарная жидкость превращается в тёмный яд. — Не бойся, я больше не стану подмешивать тебе что-либо. — Да, ты просто меня споишь. — Я не отказывала тебе в ужине, он там, если хочешь, при свечах. — Какая же ты навязчивая! — Совсем забыла, что романтика тебя раздражает, что за неприязнь? — Ты овладела ей как оружием, нахваталась из фильмов и книг, испробовала на людях, ведутся? Отлично — подумала ты, и добавила в свой арсенал. Я знаю тебя настоящую, и тебя воротит от этого, не так ли? Опрокинув в себя алкоголь, я не пожалела о том, что не насладилась вкусом и ароматом, желателен был эффект, палящий изнутри, отключающий от всего мира на несколько секунд. — Ты жестока ко мне, я делаю что-то хорошее для тебя, не задумываюсь, и если получается романтично, почему бы и нет? — Ты не владеешь всеми оттенками этого чувства, ты знаешь его только поверхностно, от этого смердит фальшью. Тебе может показаться романтичным вечер на яхте, перед закатом, с ужином, приготовленным для нас. Но это то, что ты купила за деньги, а меня ты притащила сюда против воли. — Ты всё портишь, — тихо, себе под нос, прошептала она. — Что? — Ты всё портишь, Ева! — крикнула она, и схватив бутылку, со всей силой ударила её дном об деревянный пайол. Я оказалась поваленной на сетку, пальцы вцепились в неё, я напугалась, что мы вместе можем свалиться вниз, в воду, запутаться в этой сетке, быть пойманными. Забавно и разрушительно осознать, что я вновь и вновь оказываюсь в ловушке, в которой не хочу быть, с той, которой не доверяю, ошибки повторяются, я ничему не учусь. Момент застыл. Она может вонзить мне в горло длинный осколок бутылки, а я могу ударить её по голове стаканом. — Раз тебе не нужна романтика, Ева, раз мне можно не стараться, я буду брать то, что хочу, — презрение вдруг стало прослеживаться не только в её взгляде, но и голосе, это пугает, а мне следовало быть мягче и не обострять ситуацию. Но, уже поздно, она угрожает мне, так намного привычнее. Её поцелуй жёсткий, требовательный, она нажимает на мои губы и проталкивает свой язык в мой рот. Я выпускаю бокал из руки, не смогу ударить её. Она прерывает поцелуй, бросает острое горлышко к остальным осколкам, я слышу как остатки Скотча стекают возле сетки вниз, множество ударов капель под нами. Вилланель посмотрела на меня глазами с блеском далёкого удовлетворения, ей явно недостаточно того, чего она добилась очередной своей грубостью. — А вот и настоящая ты. — Заткнись, — прорычала она, вновь вцепившись в мои губы. От лёгкости и проворства её пальцев тело получает отклик, и я вновь злюсь на себя, что не могу устоять перед ней. Подняв руки, я упираюсь ладонями в её плечи, мои губы уже печёт от такого поцелуя, я сдаюсь на несколько секунд, и она облизывает мой язык. Я вспыхнула от стыда и возбуждения, толкнула её сильнее. Вилланель выпустила мои губы, поцеловала в подбородок, а затем прикусила его, заставив меня запрокинуть голову назад, ей открылась новая, доступная область, и жаркие губы прижались к моей шее. — Прошу, Вилланель, остановись, не надо. — Я не остановлюсь. Не сегодня. Не сейчас. Сделай это для меня, пожалуйста. Это несложно, только твои губы и язык, можешь только водить, можешь не глотать, Ева, я тебя очень прошу. — О чём ты просишь меня? — Издеваешься? Сделай, и я отстану, а ты останешься невредимой. — Я попробую, но с одним условием, не смотри. — Ева, ну какая ты капризная! Это же так горячо! Это хочется видеть! Ладно, хорошо, я не буду смотреть, под подолом и не будет видно. Выбора у меня всё равно не было, зато страх сменился. От острого и опасного, от угрозы для жизни и телесных повреждений, он перешёл в страх стыда, в страх быть неловкой, сделать что-то не так. Я пробовала об этом думать, ладно, я много думала об этом! Это казалось чем-то запретным, запредельным, но теперь это мешается с реальностью. Вилланель действует быстро, чтобы я вновь не начала сопротивляться. Я успеваю только осознать, что она без белья, что подол действительно накрыл мое лицо, что мне уже следует приступить. Мои ладони скользнули по гладким бёдрам, надавили пальцами, мне показалось, я должна держать её под своим контролем, хотя контроль полностью принадлежит ей. Это она опускается на мои губы, она вплетает свои пальцы в мои волосы, она даёт импульс и издает протяжный стон от первого соприкосновения. Это странное ощущение, прикосновение к чему-то столь мягкому, чувствительному, я тут же понимаю, что пальцы это совсем другое, здесь всё намного тоньше, здесь нужна интуиция. В мои уши бьёт давление, плюс вода ударяет о борт яхты, и среди этого слышны её стоны. Выходит, я всё делаю верно? Усиливаю давление языка, делаю четкие движения снизу вверх, не сглатывать? Но, мне хочется. Моя слюна, её сок, до странного хочется больше впиваться в неё, достать ещё, это приближает мой язык ко входу, Вилланель оттягивает меня назад. — Не торопись, Ева, а то я кончу, не так быстро. Возможно, от моих пальцев на её нежной коже останутся синяки, я бы хотела видеть их там. Целовать по утру её бедра с моими отметинами. Что она со мной сделала? Теперь я тоже одержима? Попробовав её, я уже не остановлюсь? Вилланель опускается ниже, я обхватываю ртом её губы, а кончик языка оказывается прямо на твёрдой горошине клитора, Вилланель опять меня останавливает. Я злюсь, я хочу повалить её и присвоить контроль себе! Она не даёт мне исследовать. Вместо этого, она начинает водить своими губами, по моему языку, хорошо, что она не видит моего лица, я горю, мои уши сейчас вспыхнут. Она наверняка чувствует это, когда бедрами заживает мою голову, значит, близка к окончанию. Мне предоставляется выбор, как завершить это умопомрачительное путешествие. Я делаю язык жёстким и погружаю его в тесное, горячее пространство, стоны прекратились и дрожь прокатилась по её телу. Это всё продлилось недолго, но когда Вилланель убрала мои руки со своих бёдер и улеглась рядом, я увидела чёрное небо над нами. Закат успел потухнуть, на море всё темнее. Воздух стал чуть прохладнее, присутствует слабый ветер, что играется с лёгким платьем на Вилланель. — Спасибо, — произносит она, и я понимаю, насколько мы трезвые. Я давно не смотрела на мир так трезво, осознавая, чего хочу и что мной движет. — Достаточно? — Между нами этого слова быть не может. Готова поужинать со мной? Вилланель зажигает свечи, убирает крышки с клошей, приносит два пледа, я охотно укутываюсь. Мы молчим, хотя можем кричать, можем говорить о чём угодно, оставшись наедине, но эта особенная пустота сгущается над нами. Я действительно голодна, Вилланель отдает предпочтение алкоголю, наблюдая за мной. Я не против, но это становится немного жутко, когда она прищуривает взгляд или наклоняется ближе, когда проводит ладонью над пламенем свечи и следит за моей реакцией. Я слизываю мидии под соусом из ракушки, она подавляет улыбку, в её глазах вовсе не отражение свечей, там пляшет свой огонь. Мы сидим напротив друг друга, и она позволяет себе под столом протянуть ногу и уместить её между моих ног, слегка надавив. Наклонив голову, она ждёт, что я сорвусь, что скажу что-то против, но меня это не напрягает. Я согреваю её ступню, могу и вторую согреть, Вилланель барабанит ногтями по столу. — Вилланель? — она так боится всего, к чему могли прийти мои мысли, что перебивает. — Почему не ешь креветки? — Не хочу чистить. — Я почищу для тебя. Я наблюдаю за тем, как она расправляется с ними на своей тарелке, затем окунает свои пальцы в подкисленную лимоном воду и выдёргивает салфетку. Операция завершена, она выиграла статус самой внимательной и заботливой убийцы в истории. — Ты будешь с соусом? Я знаю, с каким лучше. Макнув креветку она протягивает её мне через стол, есть с её рук? А что меня смущает, я вылизала её, у нас вообще больше не может быть каких-либо запретов! Не сомневаюсь, что её выбор соуса идеален, пробую, одобрительно киваю, она облизывает свою раненую губу, окунает ещё одну креветку. Одна, чтобы попробовать это нормально, но продолжать… Я забираю очередную и губами касаюсь подушечек её пальцев. — Восхитительный ужин? А ты не хотела. — Странно себя чувствовала. — Сейчас тебе лучше? — Не поверишь, мне настолько хорошо, что могу самостоятельно поесть. Забираю у неё тарелку, она облизывает эти же пальцы! Хочет завести меня? Какая теперь у неё цель? И почему мы ни о чем не говорим? Я запиваю ужин бокалом белого вина, оно настолько идеально по вкусу, что я не отказываю себе ещё в одном. Под её взглядом становится слишком душно, я поднимаюсь и подхожу к краю. Огромная долька луны повисла на небе, соседняя яхта стала ещё дальше от нас, на ней горят сигнальные огни, под нами чёрная вода, что так же настырно плещется об борт. Вилланель прижимается ко мне сзади, очень ожидаемо. Её руки разминают мои плечи, я хочу стонать от этого, очень приятно, и её внимание тоже. Она продолжает. Могу расценить её руки на моей шее, как защиту, желание сблизиться или попытаться выразить утешение, но это власть, всё банально, она демонстрирует, что я в её руках. — Здесь становится холодно, и ветер, накинь плед обратно. — Ты же согреешь меня, Ева, не так ли? Повернувшись, я раскутала свой плед, чтобы впустить её, мы оказались в тесном объятии. — Я подождала пока ты поешь, пока посмотришь на звёзды, может, нам уже пора в каюту? — Так вот, что ты делала. Ждала? — У нас ведь будет продолжение? У такого должно быть продолжение! — Не знаю… Разбей ещё одну бутылку, может, это что-то решит. — Не смейся над моими импульсивными решениями. — Это не решения, ты избалована. Знаешь, почему ты такая плохая? Тебя никто не баловал и ты избаловала себя сама, а у этого нет предела. Дорогими ароматами, тканями, обстановкой, доступными телами, услугами. Тебе даже мало одного оргазма, тебе нужно всё, до последней капли, рухнуть без сил, тогда ты успокоишься? — Тебе всегда нравилось изучать меня. — Ты парадокс вселенной, такое затягивает. — Звучит лучше, чем сплошное разочарование. — Ты злопамятна. — Меня задевает такое, тем более из твоих уст. Знаешь почему? — Удиви меня. — Ты всегда говоришь правду, и не играешь. Сказанное тобой всегда истина, а кому она приятна? — Это похвала, ты ведь это понимаешь? — И? Я могу хвалить тебя за ум, могу похвалить тебя за то, что ты делала этими губами. — Вилланель, — произнесла я, её имя как барьер. — Будешь стыдиться этого? Как же мы тогда пойдем дальше? Будет куда откровенней. — Я разве давала согласие идти дальше? — Мне на каждом этапе угрожать тебе? Брось, Ева, ты знаешь, что ничего уже не остановить. — Я хочу быть уверена, что могу в любой момент сказать стоп. — Не очень оригинальное стоп слово, ну ладно. — Прекрати ёрничать! — Всё равно улетишь? — Если ты доставишь меня на сушу. — Нет. Что если нет? Будешь моей заложницей здесь. Нам будут доставлять продукты, я сама всё буду готовить. — И что мы будем делать целыми днями? Секс? О, Вилланель, перестань летать в облаках, я наскучу тебе. И к тому же, я не хочу продолжать это, для меня это слишком! — Слишком хорошо? Ты с таким упоением слизывала там всё, тебе нравилось. — Хватит, — жалобно, простонала я, уткнувшись ей в плечо, в который раз ощутив жар приливший к лицу. Как она это расценит? Как выражение близких отношений и ощущение моего комфорта в её компании, желание быть ближе и просьба в проявление чувств? Именно это означает прикосновение головой к плечу, а что значит её объятие в ответ, поцелуй в макушку? Мне следует ещё раз напомнить себе, что это всё не по-настоящему. — Это наши первые звёзды, — нарушает тишину она. — А теперь тебе важен момент? — Нет, я говорю то, что тебе приятно будет услышать. — Я знаю, что ты подстраиваешься под меня, обдумываешь, что и как говорить, старательно придаёшь лицу новое выражение. Ты стараешься быть нормальной. — Я нормальная, но ты так не считаешь. Убийца не обязательно является психопатом, зло существует, Ева. Его настолько боятся, что хотят оправдать это болезнью. Ты считаешь, что меня надо лечить? Я считаю, что меня можно понять. Просто, никому это не было нужно до тебя. — До меня? Нет, я не хочу больше понимать тебя! Я была почти убита тобой, я была изнасилована тобой, теперь я похищена, и знаю, что ты намерена делать! Считаешь это нормальным? — Подумай знаешь о чём? Ты к этому стремилась. Да, вспомни все моменты когда ты могла держаться подальше от меня, но тебя тянуло! И сейчас ты здесь, потому что сама прилетела. Я кинула лишь приманку, а ты тут же повелась, потому что сама этого хотела. Ты ищешь меня и находишь, потому что от тебя я не прячусь. — Ты спланировала всё это? — Тебя не смутило, что я почти назвала тебе адрес отеля? — Тогда, зачем Хелен? Ты хотела заставить меня ревновать? — Сработало идеально. — Ты манипулятор! Тебе лучше убрать от меня руки, немедленно. — Давай не будем заново, а? — Пусти! — И куда ты пойдешь? Мы здесь точно до утра, одни! — Проводи меня в каюту. — Сама найдешь. — Ты такая… — Она самая. Отталкиваешь меня, не жди помощи. — Ты с самого утра вернёшь меня на сушу, поняла? — Или что? — Я доплыву до той яхты! — Удачи, — звонкий смех Вилланель отпускает меня, мне вновь не по себе от того, что она в одном лёгком платье. Хватает бутылку со стола, разобьёт? Нет, опрокидывает в себя, может, из-за воздуха, но алкоголь нас не берёт. Я ухожу на поиски каюты, подойдёт любая с кроватью, но мне хотелось бы принять душ, ладно, хотя бы найти ту, в которой я очнулась. — Холодно, Ив! — кричит Вилланель мне в спину. Я возвращаюсь и иду к двери, что пропустила. — Теплее? — Теплее тебе будет только между моих ног. — Тебе никто не предлагал помыть рот с мылом? — Все хотят жить, кроме тебя, раз рискуешь дерзить. — Не напивайся сильно, здесь болтает, тебе будет плохо. — Засунь свою заботу знаешь куда, Ева? Я бы показала, но ты мне не даёшь. — Лучше бы ты взяла сюда оплаченных шлюх, они бы тебя не разочаровали! — Думаешь, если будешь стоять подальше от меня и кричать всё это, я тебя не трону? Здесь некуда бежать, Ева, и эта бутылка может коснуться не только моих губ! — Ты омерзительна! Я нырнула в проём, сердце так бешено застучало, зря я всё это, злить её не лучшая идея. Я ступаю по коридору и оглядываюсь назад, кажется, что она вот-вот ворвётся и настигнет меня в этом узком пространстве. Нервно дёргаю ручки, одна поддаётся, я тут же захожу и плотно закрываю за собой, замок предусмотрен. Есть свет, двуспальная кровать, свежая стопка полотенец, горстка шоколадок на халате. Здесь я смогу расслабиться и спрятаться, за ещё одной дверью есть комната с душем, и тут тоже можно запереться. Я действительно буду проситься на сушу завтра, не хочу оставаться здесь с ней наедине, она не контролирует себя, и я не могу её контролировать, это небезопасно. Долго разбираюсь с тем, как здесь работают смесители, непонятно почему я надеюсь на горячую воду, но она есть, всё работает, это не какое-то рыбацкое судно, а яхта премиум класса. Возможно, тут есть каюты куда лучше, например та, что выбрана Вилланель для нас. Но я готова спать хоть в рубке, только не с ней! Она всё спланировала вплоть до секса с Хелен! Меня возмущает это, и этого не смыть, не забыть. Я не позволю ей играться со мной, а чувства, нужно их подавлять. Какой бы Вилланель не казалась мне привлекательной, как бы я не хотела всего, чего хочет она, это погибель. В душе, с паром, я ощутила себя пьяной, голова закружилась, мне нужно лечь. Молюсь, чтобы море было спокойным, мне и так страшно быть здесь. В море, на огромной яхте, с той, что чаще хотела убить меня, чем спасти. Я почти засыпаю, но стук в дверь меня пугает. Я дотягиваюсь до прикроватной тумбочки, включаю ночник, ручка двери дёргается, вновь стук. — Ева, открой мне! — Нет! Иди спать! — мой голос задрожал, — Иди спать, Вилланель. — Открой, или я отправлю на дно яхту вместе с тобой! — Ты напилась? — Открывай. Ты знаешь, я могу это сделать! Холодный пот прошибает меня, я спускаю ноги с кровати, не решаюсь подняться, но требовательный стук поторапливает. Она может что-то натворить, лучше впустить её, нужно быть мягкой, успокоить её. Накидываю халат, открываю дверь, Вилланель толкает её и буквально вваливается. Похоже, после того, как я ушла с палубы, она переоделась и продолжила пить. — Ты много выпила, — спокойно говорю я, — Хочешь в душ? Или сразу ляжешь в постель, тебе нужно поспать. — Хочу тебя. — Уложу тебя спать, хочешь, даже поглажу, пока ты не уснёшь, давай, ложись. — Ты не слушаешь меня? Вилланель схватила меня за горло, её псевдо любовь, её агрессия и дикая страсть, словно остриём прибила меня к стене. Не очень хочу ловить пулю своими мозгами, не хочу быть найденной рыбаками на берегу, не хочу умирать, не хочу быть жертвой. Фатальный крах, сдаться её рукам, позволить ей пользоваться мной, служить её извращённым фантазиям, довериться её пристрастиям. Выбор есть всегда, но я не хочу пострадать сильнее, чем уже страдаю. Вилланель груба, пьяна, и даже мой отказ сопротивляться её не успокаивает. Она распахивает мой халат, подбирает ладонями грудь снизу, облизывает соски, терпимо, я краснею, я начинаю дрожать, меня всё это пугает. — Вилланель, у меня никогда так не было, прошу тебя. — У тебя всё будет, не сопротивляйся, — говорит она, будто не своим голосом. Стаскивая с меня бельё, она случайно царапает меня, я надеюсь, что случайно, зашипев от боли, я хватаюсь за бедро, она не обращает внимания. Её губы везде, я не мешаю. Она трогает меня между ног, поднимает пьяный, злой взгляд. — Я не завожу тебя? — Ты груба. — Это всё, что ты заслуживаешь, — рычит она, после чего проводит языком по своим пальцам, трогает меня ими между ног. Каюта, окружённая тоннами воды, становится песчинкой, мысли кувырком, дерьмовая ситуация, хочу закрыть глаза, зажмуриться до боли, и чтобы всё исчезло. Чувствую себя совершенно беспомощно, но слёзы, отказываются срываться вниз, только жгут глаза где-то на подходе. Я сжимаю её плечи, я хватаю её лицо, пусть посмотрит мне в глаза! Она огрызается, ей это не нужно, скинув ботинки, она расстёгивает на себе рубашку из плотного хлопка. Я смотрю вниз на её обнаженный торс, напряжение вырисовывает мышцы, шрам, оставленный мной, едва заметен. Вилланель прячет своё лицо в изгиб моей шеи, прижимается грудью ко мне, её рука вновь возвращается ко мне между ног, трогает грубо, но уже ощущает реакцию моего тела. Я не хотела позволять себе течь от неё, это очередное насилие, и я напугана, если бы могла, то кричала бы, но голос будто отняли. — Всё готово, иди сюда, — шепчет она, я отпускаю взгляд вниз, вижу, что она приспустила штаны, и что держит в руке. — Нет, не надо, Вилланель, это… — Тихо, ты пугаешь себя сама. Её пьяные слова меня не успокаивают, я действительно закрываю глаза и собираюсь терпеть её надругательство надо мной. Вилланель толкает в меня головку страпона, наваливается всем телом, решает, что нужно поднять одну мою ногу. Спиной я ощущаю всю стену, затылком периодически ударяюсь, единственная моя опора - вжиматься в неё, это всё, что я сейчас могу. Вилланель давит, и он входит, меня словно обливают кипятком, и внутри все накаляется, я ощущаю спазмы, ощущаю волну, и наконец дрожь. При всем страхе и ужасе происходящего, это приносит удовольствие. Грубое, дикое удовольствие, которое сложно перетерпеть без эмоций, и если мой стон ничего для неё не значил, то мои ногти, впившиеся в её плечи, она явно почувствовала, и запустила серию толчков. — Неплохо, да? — её улыбка сверкнула, её губы возжелали самого развязного поцелуя. — Ненавижу тебя, — выдаю я прямо в её губы перед поцелуем. — За то, что я решила выиграть битву, а не войну? — Ты ничего не выигрываешь! — Ты моя победа, глупая. И вот это… Она так двинула бёдрами, что я ощутила его очень глубоко в себе и сорвалась на крик вместо стона. От трения невозможно никуда деться, Вилланель крепко держит меня, вбиваясь раз за разом, откуда у неё столько сил, она же пьяна. Поцелуй она всё же получает, и я яростно отвечала на него, пока не почувствовала привкус крови. Её губа, мы потревожили рану, она тоже ощутила это, прислушалась ко мне, я начала посасывать её нижнюю губу. Ритмичные толчки стали подбрасывать меня, жар невыносимый, сколько она меня так промучает? Сколько я выдержу? Хорошо, что ей не приходит в голову что-то другое, она ограничивается этим, концентрируется на этом, я сама не замечаю, как глажу её спину, напряжённые лопатки, вдоль позвоночника, веду ладони к позвонкам у шеи, сам затылок. Она сдувает волосы со своего лица, что выбились из причёски, я их поправляю. Вилланель поднимает вторую мою ногу, начинает насаживать на страпон, я восхищена её силой, я трогаю её руки, натыкаюсь на шрам, который явно свежее моей метки. Он продолговатый и ровный, у предплечья, она ведёт плечом когда я, заостряю на нём внимание. Её ладони невероятно горячие, и по ощущениям словно прожигают мою кожу на бёдрах. Я повисаю на её плечах, облегчаю ей задачу, трение наших тел, жар вокруг и в нас, если вычеркнуть подход к происходящему, сам процесс невероятен, и я получаю оргазм, он возможен, а значит, это никакое не насилие, просто моё сопротивление, очевидным вещам, таким, как её желание владеть мной. Она ставит меня на колени, моё тело всё ещё трясёт. — Давай, почисти его. Как бы это не вгоняло меня в краску, как бы я не желала делать этого, перенесенные мною ощущения, убирают сопротивление. Стирают блок, и вот я уже думаю, что могу сделать то, что она просит, точнее, приказывает. Я беру его в рот, ещё горячий, ещё влажный, от него во мне сейчас присутствует сосущее чувство пустоты. Вилланель умеет им обращаться, с этим я спорить не могу. Она смотрит, пристально, внимательно, пока голос не нарушает тишину каюты: — Тебе не привыкать, да? Это тебе знакомо. Она не знает, что я была на коленях лишь раз перед Нико, и то, возможно, из-за неё, и я никогда не удовлетворяла никого орально. — Ты всё можешь и умеешь, Ева, просто тебя нужно заставлять. Я останавливаюсь, упираюсь руками в её бедра, желая отстраниться. — Давай ещё, — просит она, притягивая меня за затылок. Нет, я не вернусь к этому унижению, она это понимает и поднимает меня с колен. Возможно, если бы она не говорила или сняла страпон и уткнула меня в свою киску, я бы не противилась, но всё получилось по-другому. Мы стоим лицом к лицу. — Продолжим в постели? — Нет. Она улыбается, глаза темнеют, кончик языка проводит по ране на губе. — Это я и хотела услышать, Ева. PS: Ребят, всем огромное спасибо за поддержку, отзывы, так намного проще двигаться вперёд. Если у кого есть предпочтения, или хочется что-то изменить, пишите, пока не поздно :):):) Спасибо за донат: Юле А.К. и Полине А.В.