И жили они долго и счастливо...

– Первый снег пошел… Открытая ладонь Ирис поймала несколько маленьких снежинок, они неощутимо укололи пальцы, перекрыли линию жизни. Ольгерд взглянул на женскую ладошку, осторожно смахнул с нее холод, а затем приобнял за плечи, уводя супругу в сторону. Мимо пронеслась гурьба детей, во главе была шумная девчонка, ее было так много, детский голос заполнил улочку Оксенфурта. Ирис охотно прижалась к возлюбленному, провожая взглядом маленькую толпу. – Ох, твой сын наверняка будет таким же громким. – Девушка не хмурилась, уголки губ поплыли вверх, наблюдая за главенствующей девчонкой. – А как иначе, мой наследник, моя кровь. – В голосе читалась гордость, переполненная радостным ожиданием. Ирис слишком хорошо знала мужа, читала его легче любой книги. – Вот бы матушка узнала о внуке, она бы порадовалась за меня… Жаль, что ее нет рядом. Ольгерд взглянул в противоположную сторону, «Алхимия» гудела хором ртов. Кто-то горланил заводную песню, слов которой не разобрать из-за дверей и какофонии пьяных голосов. Тем не менее, мужчина узнал мотив. Ирис проследила за его взглядом, воспоминания о тихих вечерах невольно поселились в голове, уткнулась виском в плечо Ольгерда, привлекая к себе внимание. – Жива твоя мать. Постарела, небось, но слыхивал, что еще жива. Брат твой присматривает за ней. Ирис резко остановилась, а Ольгерд будто этого ожидал, синхронно притормозил, выдержал изумленный взгляд любимой, позволил ей отстраниться, отмолчаться, осознать сказанное. Он тоже молчал, злился на самого себя, за то, что не хотел об этом говорить и в то же время, что все-таки сказал. Чита Билевитц могла разрушить его шаткое счастье одним своим присутствием. – Я так хочу ее увидеть… – Нет. – Ольгерд сухо выплюнул отказ, поджал губы, снова собой недоволен. – Она обязана знать, что ее дочь жива! – После того что произошло… – Он запнулся на слове, протянул руку к Ирис, желая захватить тощее запястье в омут тепла, но замер, не осмелился прикасаться к деве что так долго страдала по его вине. – После всего, что я натворил, она не подпустит меня к тебе. – Ее можно понять. – Меня тоже! – Он крепко схватил Ирис за плечи, агрессивно притянул к себе, заключая в объятия. Резкий жест вызвал ворох мурашек на бледной коже молодой художницы. – Я не хочу потерять тебя. Я больше тебя не потеряю, даже если весь мир будет против, я тебя украду и спрячу, а те, кто воспротивится моему решению… – Те погибнут?... Тонкий, испуганный голос. Ирис не узнавала себя, в памяти всплывали маниакальные образы супруга, которые она предпочитала стирать. Этерал не просто так носил на себе лицо Ольгерда. Мужчина промолчал, его объятия ослабли, стали нежнее, он осторожно поглаживал возлюбленную по спине, приручая мурашек, унимая мелкую дрожь. – Дай ей второй шанс, дай ей взглянуть на тебя иначе. – А она даст мне второй шанс? Я убил ее мужа, не похоронил, чтобы его дух не обрел покоя. – Прекрати… Ты говоришь о моем отце. В горящем сердце бушевала ярость на себя и на весь мир в целом. Она затмевала мысли, пульсировала в висках, шумела в ушах, хватка машинально усилилась, девушка тихонько заскулила. – Ты меня сейчас задушишь. – Прости! – Он резко отпустил, крупные руки замерли на плечах художницы. Ее лицо, жалкое, испуганное. Волнующее. Центр его мира. – Я не могу так рисковать. Я столько зла совершил. Никто не стал бы меня прощать. – А я простила. На него смотрели искренние, полные любви, глаза. На щеку опустилась снежинка, мужчина украл ее, касаясь кожи губами, стирая печаль разговора. Поцелуй переместился на лоб, рыжая щетина едва пощекотала кожу. – Ты просишь от меня невозможного… – Но мне это нужно. Пожалуйста, не отказывай мне, позволь ее увидеть, позволь ей все объяснить. – Надеюсь я не пожалею о своем решении. А иначе, я тебя украду, посреди ночи заберусь в твое окно и заберу, ведь ты моя и только моя. Последовал слабый кивок, тревожный и в то же время счастливый. *** – Давай так, я им сообщу, подготовлю, а после позову тебя. Ладно? Ирис взволнованно смахнула с мужского плеча невидимую пылинку. Она намеренно не останавливалась, чтобы не бросалась в глаза дрожь ее рук. Ольгерд уверенно кивнул, пусть будет так, как того пожелает дама сердца, ведь она впервые представляла кавалера родителям. Он осторожно поймал руку художницы, погладил ладонь, опалил поцелуем фаланги пальцев. – Успокойся, я понравлюсь твоим родителям. – Иначе и не будет. Не должно быть… Девушка недолго замерла в задумчивости, умильно нахмурилась, поджала темные губы. Резко мелкие морщинки на ее лице разгладились, она прикрыла глаза, сделала вдох, а затем шумный выдох. Расслабленные губы поймали игривый поцелуй, короткий, сладкий. Когда Ирис открыла глаза, на нее смотрел разбойник взглядом довольного нашкодившего кота. – Ну что, успокоилась? – Да. Пора. Имение семейства Билевитц было крупнее хором Ольгерда. Он незаметно нахмурился, ненадолго, поспешил слабо улыбнуться, чтобы Ирис не заметила легкой тревожности, что терзала молодого атамана. Девушка чувствовала его волнение, путала его со своим и оттого волновалась еще больше. Пальцы нервно перебирали камушки рубинового браслета на тонком запястье. Тот едва держался, грозил свалиться и потеряться всякий раз, когда Ирис покидала родной дом. Сейчас же он заменил невидимые пылинки на плечах любимого. Она медленно прошлась по просторному залу, стены которой украшены редчайшими полотнами известных творцов. Среди них скромно скрывались ее собственные работы как редкое разнообразие интерьера. Ольгерд деловито держался рядом. Гордо вздернув подбородок, он сцепил руки позади в слабый замок, расслабленно и в то же время напряженно расправляя плечи. Ирис спиной чувствовала его напряжение, он же чувствовал нечто недоброе. Девушка подошла к одной из массивных дверей, с трудом отворяя, скрываясь за ней. В пустом зале поселилась тишина, Ольгерд слышал собственное дыхание и приглушенные голоса за дверью. Ирис замерла, сложила руки впереди, едва склонила голову, тут же поднимая взгляд на родителей. – Отец, матушка, я бы хотела Вас познакомить кое с кем… – Тот самый молодой человек, о котором ты без умолку твердила? Ирис смущенно улыбнулась не готовая к такому ответу. Похоже болтливые служанки лучшие шпионы. Ольгерд едва улыбнулся, воображение вырисовывала правильную картину девицы, которую застали врасплох, засмущали, теперь она стоит и слова вымолвить не может. Женский голос заговорил вновь, преодолевая застенчивость. – Да, с ним. Он очень хороший молодой человек, бравый воин и защитник, из благородной семьи… – Ольгерд мягко приоткрыл дверь, заглядывая гостем, приветливо кивая родителям. Сдержанный стан, благородная осанка, он выглядел представительно, крупно, внушительно. На его фоне Ирис была хрупкой лебедушкой, тонкой осиной, что сломается при порыве ветра. – Позвольте представить Вам Ольгерда фон Эверека. – Безмерно рад знакомству с Вами. Молодой человек поравнялся с девицей, едва кивнул, глядя в глаза отца, бегло коснулся губами тыльной стороны протянутой ладони матери. Уверенный в себе, он чувствовал напряжение между ними, целую пропасть. Глава семейства, седой мужчина средних лет, выглядел не менее представительно, но иначе, никакой грубой силы, предпочитает решать дела разговорами. Типичный торгаш. Ирис никогда не упоминала, какие товары продает отец, а Ольгерд не спешил интересоваться. Вряд ли мужчина хоть раз держал в руках саблю, да что там, вряд ли хоть раз разбивал нос в пьяной драке. Мать же, типичная представительница барышень высшего общества, сплетница, в поисках средств сохранения увядающей молодости. Дорогое колье на шее, несуразная прическа на голове, надменный взгляд и мысли. Ольгерд смолчал, сдержал дружелюбную серьезность, важно замер рядом с будущей невестой. И как они умудрились произвести на свет такое сокровище? Загадка. – Слыхивали, всего пару дней назад, разграбили небольшую деревушку у Оксенфурта. – Улыбка матушки, коварна, тон ее голоса не располагал к дружелюбию, а изучающий взгляд с головы до ног выдал неодобрение выбором дочери. – Слыхивала, что был среди них рыжий разбойник, бестия, не иначе. – Уверен, жители заслужили своей участи. Мало богам молились, например. – Ой, а недавно на повозку нашу разбойники напали. – Глаза женщины сузились, опаснее змеиного яда. – Разворовали товар, убили кучера. Хороший молодой человек был. Заслужил ли он такой участи? – Уверен, эти события между собой не связаны. На дорогах достаточно непорядочных оборванцев. Ольгерд гордо сдержал напор, женщина отступила, замолчала. Смена позы, мужчина скрестил руки на груди, стерпел тревожный взгляд возлюбленной. Дама, мать Ирис, брезгливо скривилась, отвела взгляд, ожидая чего-то от мужа, а тот не собирался развивать тему дальше. Пренебрежения не было, была серьезность и подозрения. – Вы же не просто так решили посетить резиденцию Билевитц. Что вынудило оторваться от разбойничьих дел? Родители не видели, как сильно Ольгерд сжал ткань кунтуша собирая пальцы в кулак. От них не ускользнуло, как на скулах заиграли желваки, атаман поджал губы, даже не пытаясь выдать улыбку. Ирис молчала, боялась встревать в разговор, который представляла совершенно не так. Ее ладонь осторожно легла на острый локоть возлюбленного, расслабляя одним прикосновением, напоминая о серьезности намерений. – Не могу не отметить Вашу догадливость. Явился я просить руки Вашей дочери. – Взгляд нежности брошен на лицо Ирис, душа брошена к ее ногам. – Я люблю Ирис, никого так не любил как ее. Мне хватит сил защитить Вашу дочь от любой напасти. Со мной она не будет ни в чем нуждаться, любое желание, любой каприз исполню. Средств на это у меня хватит. Скептический взгляд округлился, женщина возмущенно ахнула, схватилась за сердце, будто слова способны буквально ранить. Мужчина же просто нахмурился, повторил жест атамана, скрестив руки на груди. – Вы свое состояние на людской крови заработали. «А вы свое на обмане, грязные торгаши…» – Подумал атаман, да не стал озвучивать. Выражение лица красноречивее слов. – Как я могу быть уверен в безопасности моей дочери? – Вы сомневаетесь в моих способностях? Мне продемонстрировать? – Рыжая бровь нервно дернулась вверх, мягкое поглаживание Ирис уже слабо помогало. – Я повторюсь. Вы можете быть в этом уверены. – Что ж… Фон Эвереки прослыли богатеями, за «капризы» дочери я могу быть спокоен. – Недоверчивый взгляд в сторону взрослого ребенка, он ждал отказа, но Ирис слабо кивнула, всем нутром она тянулась к разбойнику, смотрела на него, как на самое ценное сокровище. Никакие доказательства не нужны. – Богат, силен и не отесан. Я даю добро на брак. Но учти, малейший проступок, малейшая жалоба дочери, любой повод, и я расторгну вашу помолвку еще до того, как Ирис подберет свадебное платье. – Повода не будет. – Хоть Ольгерд и был сдержан, губы растянулись в широченной, счастливой, улыбке, щекоча уголки усами. – Благодарю, Ваша дочь будет счастлива со мной. Каждый получил то, что желает. Ольгерд – руку любимой, родители Ирис – богатого жениха.