Прежде, чем ты попросишь

«Уезжай на Аляску, в Арктику и Тибет — ни в одной точке мира, поверь мне, не будет лучше. Я прощаю тебя за тысячу глупых бегств. И когда ты уходишь, мне грезится о тебе: я к тебе прихожу, чтобы выжечь словами душу». Элиот «Сколько ни трать усилий, От судьбы не уйдёшь. Спрячутся звёзды лилий, Если начнётся дождь. В озере тёмно-синем Алая полоса. Здравствуй, моя погибель, Я узнал тебя по глазам». Чароит

      — Да уж. — Джет придирчиво осмотрел несущую балку, которую последние полчаса совсем не старательно превращал во что-то, долженствующее иметь отношение к Рождеству. Получалось, честно говоря, ужасно: еловых веток было мало, располагались они хаотично, и даже гирлянда не спасала положения. Все это производило весьма гнетущее впечатление, еще больше раздражая. Хорошо хоть венок над камином в баре выглядел приличнее, но в этом заслуги Джета не было — просто прикрепил готовое украшение. Сочельник Джет планировал провести дома, ощущая все прелести суровой монтановской зимы: очистить снег, растопить камины в гостиной и спальне, посмотреть пару фильмов, позвонить маме, Алексу и Энтони, разослать по электронной почте короткие поздравления коллегам, приготовить совсем не праздничный ужин… И не вспоминать! Но не получалось… И почему-то в памяти всплывало не то одинокое Рождество, каким-то бедовым вихрем занесшее его под фонарь, а то, которое отмечал в «Вавилоне». Как вытаскивал из волос Брайана разноцветные конфетти, ловя губами легкие, почти воздушные поцелуи, как шел за отчаянно-веселым любовником в заднюю комнату, чтобы остановить мир, принадлежа Брайану всецело… А сейчас? Все же сделал для того, чтобы остаться наедине со своими горестями. Но нет! Оказывается, в баре существовала давняя традиция: некоторые жители поселка — Джет отметил, как старательно Джеймс избегал таких слов как «одинокие» и «те, кому не с кем праздновать» — собирались вечером двадцать четвертого декабря, принося с собой что-то съедобное. Плюс после Дня благодарения на стойке появлялась коробка, в которую посетители бросали монеты и банкноты — в предрождественские дни она торжественно опустошалась для покупки напитков и продуктов. И сейчас Джеймс с помощью активной миссис Миллс, вызвавшейся помогать, колдовали на кухне, поручив ему украшение зала под стук швабры горничной, занятой подготовкой комнаты на втором этаже — кто-то должен будет заехать сегодня. Да и неутомимая «Джингл Беллс» казалась Джету неуместной. Но все же лучше, чем «На прошлое Рождество я отдал тебе свое сердце…» В другое время Джет, возможно, был бы и не против: когда-то любил этот праздник. Если бы не печальное неоднозначное прошлое… Если бы не Брайан Кинни, Джет бы и не оказался здесь, пытаясь натянуть на лицо улыбку. Но она «сидела» на нем так же криво, как гирлянда — на балке… И так же искривленно он сам относился к окружающей обстановке — ну, может быть, удастся сбежать позже, когда все будет сделано…  — Джет, помоги, пожалуйста. — Миссис Миллс в ярком фартуке и с миской в руках чем-то неуловимо напомнила Джету Дебби Новотны. Та так же в кафе всегда была чем-то занята. — Джеймс уехал за гостем, а я боюсь не успеть… В нарезании овощей и смешивании салатов было что-то успокаивающее, особенно если поглядывать при этом в окно на высокие сугробы — насколько все-таки зима в Монтане отличается от этого же времени года в Пенсильвании! Редкие островки быстро таящего снега в родном Питтсбурге не имели ничего общего с огромным белым пространством, продираться сквозь которое стоило порой немалого труда. И это несмотря на то, что дороги постоянно чистили. Когда наполненные тарелки оказались на столе миссис Миллс, Джет решил, что может вернуться в зал — все-таки совесть не позволяла оставить работу недоделанной. И что с того, что у него совсем не праздничное настроение — не лишать же других ощущения рождественского волшебства? Они же не виноваты, что все, чего он хочет, это слушать то же «В прошлое Рождество…» в тишине у камина, перебирая воспоминания. Несмотря на все попытки проститься с ними! В любом случае, несущая балка не сломается от еще одной гирлянды и дополнительного количества веток. Значит, придется одеваться и идти в пристрой за новой партией… Уже открывая дверь, Джет услышал гулкий голос Джеймса на втором этаже, и почему-то подумал, что так или иначе слышит его почти семь месяцев. Уже так долго здесь живет!!! И даже начинает задумываться, что, наверное, познакомится с монтановской весной — единственным временем года, которое еще не застал — и будет на самом деле решать, куда двигаться дальше. Может быть, подаст заявку на перевод в другой филиал, где теплее. Ну вот… новая горка символа праздника под ногами давала надежду на более весомый вклад в рождественскую атмосферу.  — Джет! — Миссис Миллс снова вспомнила о его существовании. — Мы с Джеймсом съездим в город, посмотри за индейкой. Я отключила духовку, поливай жиром, если не трудно. Джет рассеянно кивнул, ища глазами веревку. Наверняка осталась в кухне — надо забрать, а заодно выпить согревающего напитка из засушенных трав, который замечательно готовил Джеймс. Джет был уверен, что темно-бурое варево каким-то образом успокаивало и даже немного улучшало настроение — сейчас, наверное, это бы не помешало. Вернувшись, Джет вдруг почувствовал, как его качнуло в сторону — пришлось даже схватиться за проклятую недоукрашенную балку. Прямо на него смотрел светлоглазый завсегдатай «Вавилона», выглядевший посреди бара столь же уместно, как новопостриженая монахиня в задней комнате. Ощущение, что он находится в большом прозрачном пузыре, защищающем от внешнего мира — и этот пузырь внезапно, с треском, лопнул, оставив наедине с призраком прошлого. От которого наверняка не стоит ожидать ничего хорошего.  — Что ты здесь делаешь? — Ни на что, кроме этого банального, но очень конкретного вопроса Джета и не могло хватить.  — Пытаюсь выяснить, где кухня, и выпить кофе перед тем, как пойти в магазин. Джеймс говорил, что скоро праздничный ужин — хочу купить что-нибудь к столу.  — Ты прекрасно знаешь, что я не об этом! — Джет, решив перестать стоять, как каменный идол острова Пасхи, и не зная, куда девать себя не то от смущения, не то от замешательства или растерянности, и не желая выглядеть бестолково, отвернулся, чтобы прийти в себя. Ну не вязался этот парень в голубых джинсах и темно-серой кофте с капюшоном с окружающей обстановкой. И с его нынешним существованием — тоже! Но глупо же верить, что визит светлоглазого не имеет к нему никакого отношения!!!  — Давай помогу. — Из рук Джета вдруг пропала веревка. — Лучше обмотать, а потом подсунуть ветки так, чтобы веревку не было заметно — красивее будет.  — Всегда лучше других все знаешь? И ты так и не ответил на вопрос! — Джету не хотелось соглашаться, но нельзя было не признать, что предложение не лишено смысла.  — Все просто. У нас не было ни одной возможности нормально поговорить. А сейчас ты окажешься единственным моим знакомым в этой глуши и, я надеюсь, не откажешься показать окрестности. И пообщаться, естественно. Ну а дальше… как получится. Готов постараться, чтобы получилось по-моему. Полагаю, сойдет за ответ? Джет вдруг понадеялся на то, что спит: все происходящее было настолько нелепо… А вывертам своего подсознания он давно перестал удивляться… Мало ли что во сне привидится!  — Зачем тебе это? — Джет осознавал, что второй его вопрос ничуть не лучше первого. Но, в конце концов, не каждый день жизнь являет подобные сюрпризы в пустом баре за пару часов до предрождественского ужина!  — Ты мне нравишься. Всегда нравился, если еще не понял.  — А, решил, что все так легко? Приедешь и… Сказок начитался? А ничего, что в реальности это не работает? — Веревка обвилась вокруг столба, и Джету ничего не оставалось, кроме как начать пропихивать под нее первую ветку.  — А как еще мы могли снова увидеться? Один вариант: разыскать и хотя бы попытаться вышвырнуть кое-кого из твоих мыслей. Если что — ты этого стоишь, я всегда это знал. Что хочу тебя… Причем не только трахнуть. От очередной неожиданности Джет едва не выронил ветку, уколовшись о колючку, и, не думая, затолкал палец в рот. И только потом осознал, как нелепо выглядит. Но успел разве что не очень-то культурно вытереть руку о джинсы.  — Вот только не делай вид, что я тебя шокировал. И да, буду честен с самого начала — иногда людям не хватает именно честности, тебе не кажется? А когда она есть, это здорово упрощает ситуацию. Но не настолько, чтобы не было захватывающе интересно. Джет поймал спокойный уверенный взгляд и вдруг понял, что не знает, что сказать. Все слова разом пропали — наверное, спрятались между крошечными фонариками гирлянды.  — Ничего не получится. Если хочешь честности — вот она во всей красе. Но если уж такой упертый — а судя по всему, так и есть — можешь сам в этом быстренько убедиться и вернуться в Питтсбург. Тем более, здесь клубов нет. Джет почти не соврал — был один, в Льюистауне. И он даже съездил туда пару раз, решив, что сеанс траха «в стиле Брайана Кинни» поможет почувствовать себя хотя бы немного живее. Увы, не помогло…  — Понятно… Не сумев заполучить Брайана Кинни, ты решил стать им? — Усмешку незваного гостя можно было бы назвать нехорошей. — Ну что ж, тогда, наверное, стоит пожелать удачи.  — А знаешь, не помешает! — При имени Брайана, прозвучавшем резко, как выстрел, дернулось сердце и внутри зашевелилось родное упрямство, не дававшее о себе знать уже очень давно. И сейчас именно оно сузило глаза и сжало кулаки. — Я же проклят! Увез ваше страшное проклятие с фонаря так далеко, как только мог, так что мотай туда, теперь безопасно! Встань под фонарь и…  — …Для начала убедись, что со мной тебе не повезет, забери проклятие и неси дальше? Как в «Звонке», да? — От Джета не укрылось, что льдистые глаза чуть потемнее, все еще оставаясь очень необычными. Как, наверное, и их обладатель, продолживший свой монолог: — Ори. Злись. Бесись. Выплесни все, что душит изнутри. А потом иди дальше. Если веришь в это дурацкое проклятие — в отличие от меня, — считай, что я готов его забрать! И живи спокойно.  — Хотелось бы! — коротко бросил Джет, отходя к окну. Когда уже вернется Джеймс? Пусть он со своим постояльцем разговаривает! А ему пора домой. Вот только… Раз уж представилась возможность… — Кто выиграл в споре? Незнакомца, которого уже, наверное, не очень правильно было так называть, резкая смена темы, похоже, совсем не удивила:  — Я знал, что рано или поздно ты уйдешь сам. И, как ни странно, Ханикатт тоже знал… Он передал все деньги «Дому Вика Грасси». Джет засмеялся, прекрасно понимая, сколько в смехе горечи, желчи, недоверия, издевательства над собой. Как будто хотел, чтобы не затянувшаяся рана снова начала сочиться алой кровью от воспоминания о том, как Брайан сказал ему об этом.  — Ханикатт ставил за Брайана. После недолгого, но явно многозначительного молчания Джет, отметив, что снова начинается метель, вернулся в центр зала и присел за столик.  — Ну, значит, мы с Кинни впервые сошлись во мнениях. Я удивлен.  — Прекрасно! Забирай свое удивление и иди…  — Да, я помню, что собирался в магазин до ужина. Но, может, пока кофе выпьем? Или глинтвейна? Все-таки в баре находимся. И вообще, мне кажется, пора уже познакомиться нормально. Меня зовут Брендон.