Не измены боюсь — Предательства. Не волнений боюсь — Покоя. Наивысшее надругательство Третьим быть, Где должно быть двое. Не упрёков боюсь — Молчания. Громогласного, как проклятие. Затаившегося отчаяния, Словно магма В затихшем кратере. Не хочу Унижающей жалости. Ни бичующего сострадания. У любви Не бывает старости. Убивает Непонимание. Не пощады прошу, Не помощи, Не спасительного заклинания. Не уступок прошу Беспомощных. Одного прошу — Понимания. Анатолий Ясинский
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ Знал бы я, почему этот сон так часто мне снится… Читал где-то, что незнакомые люди, которых видим во время «ежесуточной смерти» — это те, которых мы встречали. Пусть мельком, в толпе, транспорте, но — в реальности. Наверное, нет причин не верить ученым — неудивительно, если британские постарались, они любят бесполезные исследования. По крайней мере, так утверждают СМИ. Но я прекрасно знал, откуда в памяти пара, тревожащая ночами и заставляющая чувствовать себя одиноко и неуютно — из «Вавилона», где я был редким гостем. В то уже не столь недалекое время я осваивал первую «настоящую» работу, где пропадал допоздна, пытаясь оказаться на хорошем счету как можно скорее. На ночные развлечения времени не оставалось, да и желания особого не возникало — откуда? Сил едва хватало на то, чтобы упасть на кровать, уговаривая себя встать, принять душ и поесть. Удавалось не всегда. Я уже не помнил лиц: все расплывалось, как в тумане, подобном тому, что приветствовал Питтсбург по утрам осенью. Скорее во сне возвращалось ощущение, с которым наблюдал за парнями — блондином и шатеном — целующимися на танцполе. Их окутывала какая-то особенная аура чувственной нежности. И не только ее: казалось, в движениях и касаниях прослеживались отголоски беспросветной тоски, неудачных попыток забвения. Так не танцуют только что познакомившиеся ради ни к чему не обязывающего секса, так не целуются давно сложившиеся пары. Было что-то другое, понятное только этим двоим, которые вряд ли осознавали, где находятся, поглощенные друг другом. А я пил вторую порцию чего-то крепкого и слушал, как компания парней рядом обсуждала что-то, связанное с объединением обеих Германий. Странно, нечасто в «Вавилоне» можно столкнуться с беседами на политические темы. Но, вроде бы, вскоре после этого выбирали мэра? Начало фразы ускользнуло, да и я больше не прислушивался, погрязнув в собственных несуществующих бедах. Утопить их в алкоголе ожидаемо не удалось, подцепить кого-то — тоже. И взгляд, как назло, не переставал возвращаться к этим двоим, напоминающим, что, возможно, я упускаю что-то важное. Что вся жизнь пройдет мимо, пока сижу, уткнувшись в компьютер. Настроение в тот вечер было безнадежно испорчено непривычными эмоциями. Потом появились безликие сны, после которых просыпаешься с ощущением, будто безумный патологоанатом выпотрошил тебя, засунул в грудь кирпич и вкривь и вкось зашил обратно, заставив ожить. И ты должен так ходить, есть, работать, не забывая улыбаться и ничем не отличаться от нормальных людей. Сейчас просто смешно: что я знал тогда о постоянной непроходящей боли? И что бы сделал, будь все известно заранее? Вдруг кто-то добрый или не очень решил бы показать будущее, предложив выбор? Всего лишь одно крошечное изменение — поворот в другую сторону осенним вечером спустя несколько лет после того похода в «Вавилон». Но у меня нет ответа на этот вопрос. Да кому я вру? Даже имея твердое представление о том, что меня ждет, не отказался бы ни от одной минуты, ни от одного поцелуя, ни от одного сказанного и неуслышанного слова. Пусть бы и осознавал, что мои чувства — лишь проходной эпизод его жизни. Разве что, может быть, был бы немного более сдержанным, чтобы не захлестывал стыд за сильные эмоции. Безответность таковых ломает внутренний стержень и заставляет стыдиться и ненавидеть самого себя — самое ужасное чувство. Именно оно так или иначе привело сюда, в холодный, хлесткий ливень, не позволяющий забыть ЕГО. Потому что они похожи…***
Бар «Бесконечность», название которого обозначалось на вывеске соответствующим символом, не входил в число популярных заведений Либерти-авеню. Может быть, потому, что еще не имело четкой специфики, как тот же «Мясной крюк», или собственной истории, как «Вуди», видавший не одно поколение геев Питтсбурга. «Бесконечность» начал работу в прошлом году, и поначалу скептики предрекали быстрый конец, но бар удерживался на плаву, пусть и медленно, но обрастая клиентурой — здесь были рады всем, предлагая выпивку и простые закуски. Поэтому появление высокого мужчины в темных очках и надвинутой на лоб шляпе никого не удивило: помимо небольшого количества постоянных посетителей появлялись и новые. Чаще всего шумными компаниями, но и для одиночек дверь была открыта. Особенно пятничным вечером, когда за окном уже несколько часов лил дождь, и бармен, видимо, для поддержания атмосферно-грустного настроения, включил медленную музыку. В такую погоду только и остается что потягивать напитки, глядя, как капли разбиваются об асфальт, собираясь в многочисленные неглубокие лужи. Новый посетитель «Бесконечности» лениво оглядывал непритязательный интерьер и явно наслаждался отсутствием компании у стойки, пару раз для приличия кивнув бармену. Но усиливающийся дождь заполнял помещение неугомонными обитателями Либерти, скоро свободного места рядом не осталось, и тот, кто не потрудился снять хотя бы шляпу, не говоря уже об очках, несколько раз порывался уйти. Но все-таки остался и даже усмехнулся на прозвучавшее слева «Привет, отвратная погода, не находишь?» Пришлось повернуть голову и посмотреть на пожелавшего завести ничего не значащую беседу — молодого парня со стильно растрепанными русыми волосами с легким рыжеватым отливом и удивительно зелеными глазами под длинными ресницами. И при этом в нем не было ничего женственного, кроме, разве что, внешности, как нельзя лучше подходящей для обложек бульварных романов. — По-моему, вполне обычная для Питтсбурга. Разве что для прогулок не очень подходящая. — Согласен! — Зеленоглазый обаятельно улыбнулся, что могло бы дать повод заподозрить его во флирте, и открыл поданную бутылку пива. — Вообще-то я собрался в «Вавилон», но решил, что идея не самая удачная: конкурс мокрых брюк и курток сегодня не планировался. — И как там? — Со стороны могло бы показаться, что в глазах под затемненными очками промелькнула искра живого, неподдельного интереса. Но всего лишь на секунду. — Что-то изменилось за последние года полтора? — Нечасто там бываю, но не заметил ничего нового. Те же танцы, выпивка и трах. — Ясно. — Мужчина покрутил в руках бокал, ожидая, пока бармен обеспечит его второй порцией. — Полагаю, в этом Нигдебурге ничего не меняется. — Не заметить легкую усмешку, привлекающую внимание к его красивым губам, было невозможно. — Ты неместный? Приехал проверить этот факт? — Возможно, излишнее любопытство в таких обстоятельствах и не приветствуется, но всегда имелась вероятность, что пошлют вежливо. — Уезжал. Сегодня вернулся. — Семейные дела и работа? Или искал новые впечатления? — Скорее уж избавлялся от старых. — Не воспоминания ли о таковых побудили поправить очки, скрывающие почти половину лица? Повисшее молчание не стало напряженным лишь благодаря громкому смеху, раздавшемуся с ближайшего столика. Можно было взглянуть туда, чтобы увидеть, как один из парней отвесил легкий шуточный подзатыльник другому, заставив остальных расхохотаться в унисон и упомянуть безумную пятницу. — Меня зовут Дженсен Тимоти Стентон… Мужчина в шляпе наконец-то внимательнее посмотрел на нового знакомого. Точнее, окинул взглядом с ног до головы так, словно только что увидел — с каким-то подобием интереса. — Джей Ти… — Это был не вопрос, не утверждение, не констатация факта. Больше напоминало внезапный рывок, с которым ничего не подозревающее тело летит назад, зная, что предстоит сильный удар о первую попавшуюся поверхность. — …Точнее, просто Джет, — продолжил уже не безымянный посетитель «Бесконечности», после пива вдруг решивший заказать кофе. — Родители говорили, что, едва научившись ходить, я начал перемещаться со скоростью самолета. А ты?.. — Вопросительно приподнятая бровь говорила о желании ее владельца узнать имя собеседника. — Брайан. Просто Брайан. И едва успел научиться ходить, как родители начали убеждать меня в том, что в этот мир я явился однозначно зря и по причине досадного недоразумения. —«Просто Брайан» с ироничной улыбкой приподнял бокал, сигналя несколько удивленному Джету. — Чем ты занимаешься? Понимаю, что вопрос банальный донельзя, но ничего другого не приходит в голову. — На самом деле ничем. Когда уезжал, оставил бизнес под управлением, и его даже умудрились сохранить, что меня, если честно, удивило. Возможно, снова займусь делами. Но пока нет желания. А ты? — Финансовый консультант: акции, вложения, риски, новые клиенты. Ничего интересного и такого, о чем можно было мечтать в детстве. В этой роли я себя точно не видел. — Джет, улыбнувшись, наблюдал, как Брайан закуривает, оглядываясь по сторонам так, словно рассчитывал найти в баре что-то новое, ранее не замеченное. — А кем мечтал стать? Супергероем? — Байкером. Почти получилось — помогаю приятелю в мотоклубе. Провожу занятия с подростками, слежу за состоянием мотоциклов, участвую в организации благотворительных пробегов. Ничего особо важного, но это позволяет не хоронить себя среди чужих денег. А тебе мотоциклы интересны? — Всем парням, наверное, когда-то были интересны. Давно о них не вспоминал. — Хочешь вспомнить? Можем завтра покататься, дождь должен закончиться. — Джет уже почти принял задумчивое молчание Брайана за отказ, как вдруг тот, играя зажигалкой, заговорил: — Всех парней так клеишь? Или это козырь для особой партии? — Нет. За милю видно, что оно тебе не надо. Просто выглядишь как человек, которому не помешает адреналиновая встряска. Чтобы понять, куда двигаться дальше — не будешь же вечно сидеть в этом баре? Брайан не удержался от смеха: Джет выглядел в меру смелым и даже несколько нахальным в своей убежденности, да еще и небрежность, с которой он развалился на высоком барном стуле, добавляла несколько плюсов. И внезапно стало любопытно. Странно, Брайан уже и не помнил, когда в последний раз испытывал что-то подобное. — Вот пиздец сколько мечтал так выглядеть! Что навело тебя на подобные мысли, пародия на знатока человеческих душ? — Все просто. Такой красивый парень как ты после возвращения должен в окружении друзей и близких рассказывать о поездке, раздавать сувениры и показывать фотографии. А не коротать вечер в не самом лучшем баре на Либерти. Я серьезно, Брайан — просто приходи. Джет быстро вытащил из кармана визитку мотоклуба и протянул ему, удивившись что Брайан задержал свои пальцы на его чуть дольше, чем надо бы. Или просто показалось? — Я не хожу на свидания, и это абсолютно серьезно. — Не на свидание, а на приятельскую встречу. Возьми с собой пиво и не забивай голову ненужной ерундой. Брайан пожал плечами, давая понять, что ничего не обещает, и взглянул в окно, заметив под тускло освещенным фонарем фигуру с опущенными плечами. Казалось, кому-то совершенно нет дела до попадающих за воротник джинсовой куртки ледяных капель, которые также стекали по лицу и волосам, заставляя пряди тоскливо свисать. Почему-то подумалось, что, наверное, такое красиво смотрелось бы на картине — подходящий уровень трагизма. «Но все, никаких больше картин! Хватит! — И тут же, словно в противоречие самому себе: — Скрипичная музыка, теперь вот живопись — что еще ты собрался ненавидеть?» Джет, едва успев проследить за взглядом Брайана, ахнул, прежде чем замереть и выдавить из себя: — Томми… Вот бы на кого не подумал! Позавчера только слышал, как он зажигал в «Вавилоне» до самого закрытия, еле выставили оттуда! — …И теперь не пускают обратно? Он поэтому там стоит? Мстит вышибалам? — Хуже. — По симпатичному лицу Джета пробежала тень, словно стирая улыбку, с которой он совсем недавно приглашал в мотоклуб. — Попал под проклятие Кинни-Тейлора… — Что? — Брайану показалось, что голосовые связки разом отказались служить. Как и барабанные перепонки. Потому что он наверняка ослышался. Это глупо, абсурдно и нереально!