Часть не своего мира

— Вот так выставляешь, — показывает Оджи, с наставительной медлительностью вынося чуть вперёд левую ногу, — переносишь на неё свой вес, сразу точно так же делаешь уже с другой и постоянно чередуешь. Сейрен, и до того наблюдавшая за этим без особого энтузиазма, подперев рукой щёку, с демонстративно недовольным стоном роняет голову в воду, уткнувшись лицом в песок, но так жаловаться не получается — только несвязное бормотание и пузырьки воздуха бурлят, приходится снова подняться. — Звучит отвратительно. Не представляю, как это можно делать, если вы все здесь такие тяжёлые. — Не мы тяжёлые, — обстоятельно поправляет её Оджи, — а нас вода не держит. Ты ведь тоже свой вес начинаешь чувствовать, когда из моря выбираешься? — К сожалению, — ворчливо признаёт русалка, переворачиваясь на спину и подставляя солнцу мокрое лицо. — Точнее, чувствую я себя… этой, как её… Оджи молчит, поскольку нет подробностей — ему нечего подсказать, и Сейрен остаётся напрягать память самой. — А, точно. Гусеницей, — вот только радости в её голосе нет, ведь она тут же уныло-раздражённо добавляет, — которая даже ползать не умеет. Принц ещё недолго молчит, и говорить начинает с осторожностью. — Даже если и умела бы, намного лучше бы не стало, — и сочувствие в его словах русалку немало настораживает. — Таким ползком всё равно далеко не уйдёшь. К тому же, ужасно устанешь и сдерёшь на ладонях и животе всю кожу. Сейрен, уже успевшая мысленно визуализировать процесс, брезгливо морщится и зажмуривается. — Вот и остаётся поэтому на землю только издалека смотреть. Однако уже спустя половину минуты она садится и заинтересованно оборачивается, когда Оджи робко предлагает: — Ну, я мог бы попробовать тебя понести. Полный сомнения взгляд, которым русалка беззастенчиво скользит по его тонким рукам, уверенности тоже не придаёт (зато хорошо добавляет смущения), и задетый за живое парень демонстративно приосанивается, представительно складывая на уровне груди ладони. — Не смотри так, я сильнее, чем могу казаться. В разумных пределах. — А ты не смотри, что я такая худая, — передразнивает его Сейрен, между делом стукнув хвостом по воде с громким плеском. — Я тяжелее, чем могу казаться. Говорю, убедившись в этом на себе же. — Учитывая то, что раньше ты свой вес и не чувствовала толком, — с ответным скептицизмом возражает Оджи, подходя к ней, — ты вполне можешь преувеличивать. Русалка задумчиво смотрит на принца, терпеливо ожидающего её вывода, но преисполненного неожиданной решимости, и заговорщически улыбается. — Ну что ж, тогда лови! Упруго оттолкнувшись ото дна хвостом в подобии прыжка, она ловко обвивает руками его шею, пока обескураженный Оджи несколько неуклюже её подхватывает, от сильного толчка по инерции сделав несколько неверных шагов в сторону, но так и не выравнивается, с трудом удерживаясь от падения. Сейрен не упускает случая над его положением позлорадствовать. — Неудобно, — и отклоняется назад, придирчиво нижнюю губу зубами прихватывая, — покрепче возьми. Оджи, едва удерживающий выскальзывающую из рук русалку и из последних сил держащийся на ногах, может лишь осуждающе на неё посмотреть сквозь напряжённое молчание. Когда Сейрен пытается устроиться удобнее своими усилиями и сильнее давит на шею парня в попытке подтянуться выше, наступает ожидаемая развязка: он не выдерживает и падает — к своей чести, не разжав руки и сумев остаться в сидячем положении. Пёс, до того смиренно лежавший неподалёку, положив голову на лапы, видит, что мочить их теперь не придётся, радостно подскакивает к потерявшей бдительность Сейрен и приветственно облизывает её щёку — мгновенно зайдясь недовольным фырканьем от жгучей морской соли на языке. — Что, невкусно? — беззлобно подтрунивает над ним Сейрен, одной рукой утирая влажную щёку, а другой ласково отталкивая от себя косматую морду. — Зато научишься наконец не слюнявить каждого встречного. — Справедливости ради, — доносится несколько натянутый голос основательно придавленного русалкой принца, — по-другому своё дружелюбие он выражать не умеет. Спохватившаяся Сейрен торопливо слезает с его колен и обеспокоенно берёт за руку, а отплевавшийся пёс упирается лапами в плечи хозяина и сосредоточенно его обнюхивает. Почесав пса по пушистой макушке, Оджи обречённо вздыхает. — Выходит, преувеличил всё-таки я. Сейрен примирительно улыбается, поглаживая пальцами тыльную сторону его ладони. — Для начала можешь показать, куда я могу хотя бы проплыть, чтобы на окрестности поближе посмотреть.

***

На землю опустились ранние сумерки, но если обратиться в сторону озера, даже в их приглушённых цветах можно разглядеть силуэты прислонившегося к стволу дерева юноши и сидящей на низко нависшей над водой ветке русалки, мерно разглаживающей свои длинные волосы. Сейрен до последнего надеется, что сможет смотреть дольше, но когда под её пристальным взглядом Оджи неуютно поёживается и быстро, опасливо на неё косится, она досадливо отворачивается, поняв, что какие-то границы определённо перешла. Она вообще мало что делает так, как хочет. «Интересно, а у людей бывает так, что они начинают грубить, задирать нос или говорить неправду только потому, что не умеют адекватно выражать привязанность?» — Не просто бывает, они постоянно так делают. От воспитания и обстановки зависит. Сейрен в ужасе поворачивается к Оджи, ответившему на её предполагавшийся мысленным вопрос, что наталкивает только на один вывод. «Я что, сказала это вслух?!» Утешает только то, что у самого принца её слова не вызвали ненужных подозрений, удивили немного разве что. Она всё равно чувствует метафорическую кость, застрявшую на пути нужных слов, и поспешно спрыгивает с ветки в воду, нарочно поднимая тучу брызг, но не попрощавшись уйти не может и показывается над поверхностью, старательно избегая другу в глаза смотреть. Он присаживается у самого края берега и обеспокоенно к ней склоняется. — У тебя всё в порядке? Сейрен быстро хлопает себя ладонями по обеим щекам и бросает на опережение перед тем, как нырнуть: — В полном!

***

— А всё-таки можно спросить, — начинает Оджи с осторожностью, которая из их разговоров, казалось бы, давно испарилась, и кивает в сторону раскинувшегося за их спинами моря, — много ли вас там? Сейрен недобро прищуривается, елейно улыбнувшись, и отвечает со спокойствием, за которым кроется недвусмысленная угроза. — Много. И это всё, что тебе положено знать. — Разумеется, — с таким искренним пониманием заверяет её Оджи, что сердце мгновенно плавится, — я и не думал расспрашивать дальше. Никто ничего не... — Дело не в том, что я тебе не доверяю, — предупредительно поднимает ладонь Сейрен, с подозрением быстро кинув взгляд за своё плечо. — Потому что тебе я как раз доверяю. Дело тут больше в том, что мне позволено говорить. Не удивлюсь, если за мной уже следят. А стоит лишнего сболтнуть, так скрутят быстрее, чем я моргнуть успею. Несмотря на деликатное молчание Оджи, она предугадывает вопрос ещё до того, как он его с опаской (и некоторым страхом) высказывает. — А что будет, если всё-таки поймают? Горечи в безрадостной улыбке русалки становится ещё больше. — От степени моей провинности по мнению царя зависит. Могут казнить. Ещё в темницу бросить. Или просто к поверхности больше не подпустить и держать под постоянным надзором. Не угадаешь. Но до тех пор, пока я ничем нас не выдаю, всё должно быть в порядке. Оджи легко касается её плеча в молчаливой благодарности за откровение, и задерживает руку, когда девушка не выказывает по этому поводу недовольства. — Что я здесь делаю тоже никто не знает. Ты сама, в конце-концов, говорила, что если кто ещё прознает, охотников сразу много найдётся. А я ни в коем случае не собираюсь никак вредить. Столь заботливое участие Сейрен согревает, но она всё равно со смешком сбрасывает с плеча руку принца. — Да ты сильно не волнуйся, я тебя больше припугнуть хотела. Пока люди дышать под водой не научились, не о чем беспокоиться. На поверхности всё равно никого, кроме меня, нет. — Настолько боятся? — Почему же боятся? — переспрашивает Сейрен почти оскорблённо, пожимая плечами. — Всего лишь живут своей жизнью. А мне просто интересно. Принц понимает, что за этим кроется нечто большее и ждёт её готовности, а русалка знает, что может поделиться своей слабостью, и теперь ей нужно лишь несколько дополнительных мгновений, чтобы суметь её озвучить. — И одиноко.

***

Закинув руки за затылок, Сейрен почти лениво хвостом шевелит, прислушиваясь к тому, чтобы на безопасном расстоянии от лодки находиться и не получить ненароком веслом — Оджи, конечно, тоже лишний раз не отвлекается, но готовой нужно быть ко всему. Теперь, когда русалка привыкла к озёрной воде, что держит не так хорошо, как морская, чувствует она себя так же спокойно, как в родной стихии — даже на спине плавать наловчилась, чего раньше даже в самой тихой обстановке никогда позволить не могла, а сейчас с удовольствием любуется раскинувшимся высоко над головой вечерним небом. Впрочем, сонно лежать на спине, смотреть вверх и прислушиваться к периодическому плеску вёсел ей быстро наскучивает, поэтому она ловко переворачивается, занырнув, стремительно проплывает под лодкой и возникает около противоположного её борта, задорно откинув назад волосы. Оджи, наблюдая за распалившейся русалкой, усмехается добродушно. — Помочь не хочешь, стремительная? Сейрен подплывает ближе, улучив момент, когда он опускает вёсла, и легко-легко хватается пальцами за бортик. — Могу помочь перевернуться, если тебе так хочется поплавать самому. Перед новым гребком Оджи дожидается, пока она снова на безопасное расстояние отдалится. — Откажусь, пожалуй. Не думаю, что тебе понравится плавать с камнем на шее. Русалка с демонстративным плеском загребает хвостом воду, вырываясь вперёд лодки и на ходу к парню оборачиваясь. — Не знаю. Как ты плавал я ещё не видела. Разве что как тонул. Оджи тактично улыбается и предпочитает сосредоточиться на гребле, пока сгорающая от стыда Сейрен, скрывшись под водой полностью, так быстро к лагуне плывёт, что в итоге дыхание сбивается. «Ну когда ты уже научишься всё не портить?!» Приходится остановиться и подождать, когда над водой показываются тени окружающих крохотную лагуну плакучих ив. После недолгих раздумий Сейрен, собравшись с силами, снова всплывает на поверхность и деликатно, с любопытством ощупывает пальцами ближайшую к ней тоненькую веточку с вытянутыми заострёнными листьями — русалка слишком вошла во вкус исследования суши, чтобы упустить возможность прочувствовать и изучить то, что само так в руки и просится. Она не ожидает найти внутри птиц, но это же её и воодушевляет — пронзительные крики морских чаек ей всегда резали уши, а новые виды позволяют открывать новые звуки. И даже пытаться им подражать, но не в этом случае — здешние длинноногие и длинношеие птицы уж точно не певчие. А вот самих птиц не-совсем-рыба явно пугает своим всему противоречащим видом, поэтому приходится с ними держаться осторожнее — но терпением, к тому же долгим, Сейрен никогда не отличалась, поэтому перестаёт прятаться и сдерживаться. Оджи понимает, что время его новая подруга проводит чудесно, ещё до того, как своим не слишком торопливым ходом добирается следом: заслышав её пение среди редкого журчания воды, стрёкота сверчков и перешёптывания ивовых листьев, и слышится оно не перебивающим звуки природы, а практически естественной и неотъемлемой их частью. За занавесью ивовых ветвей он первым делом видит быструю русалочью тень, снующую от одной кувшинки к другой: на одном из самых плотных островков сердцевидно-округлых листьев разрастается кучка крупных белых цветов. Его не удивляет то, как легко она разрывает тугие крепкие стебли: достаточно сказать, что этой хрупкой на вид девушке хватает сил, чтобы на одних руках подтянуться на склонившуюся над водой ветку и на неё же сесть — не сбрасывая со счетов тот факт, что у неё ещё и нет ног. Сейрен его присутствие замечает лишь тогда, когда легко попадающиеся на глаза цветы заканчиваются, и одного того, с каким трепетным интересом принц на неё смотрит — если не сказать любуется — вытянувшись и едва дыша, чтобы не потревожить, почти хватает для того, чтобы захлёстнутая новой волной испуга русалка скрылась под водой и была такова. Вот только на ошибках надо учиться, поэтому Сейрен проворно выхватывает из общей кипы две кувшинки и, глубоко вдохнув и выдохнув для уверенности, подплывает к лодке и протягивает Оджи белоснежный цветок. — Мы обычно волосы только подводными растениями украшаем, разумеется, — поясняет она, когда парень с готовностью, но несколько растерянно цветок принимает и явно ждёт толкований, — но мне эти цветы очень понравились. Не медля дальше, она почти — под водой растений на её вкус было удивительно мало — отточенным движением вплетает кувшинку в волосы над самым ухом — на тёмно-фиолетовом небе вспыхивает ослепительная многоконечная звёздочка. Оджи уголок рта приподнимает, её рассматривая, перебирает лепестки своего цветка, и Сейрен подбадривающе кивает. — Ты тоже попробуй. У тебя ведь очень красивые волосы. Осветившее лицо принца воодушевление, пришедшее после секундного замешательства, самой Сейрен настроение приподнимает не меньше: она наконец сказала именно то, что имела в виду. Она деликатно сдерживает свои порывы помочь, пока явно не привыкший к подобным манипуляциям парень пытается надёжно вплести в волосы кувшинку; к тому же, для того, кто это делает в первый раз, получается у него прекрасно. Сначала он смотрит на подругу с затаённой надеждой, будто ждёт её оценки, и лишь когда русалка выразительно пошлёпывает ладонью по водной глади — аккуратно, чтобы лодку не перевернуть, придвигается к краю и чуть наклоняется, чтобы отражение своё увидеть. Сейрен довольна собой, видя, с каким сдерживаемым — но заметным — восторгом Оджи себя разглядывает, но есть и то, что подстёгивает её любопытство. Он ведь совсем близко — стоит ей подплыть к лодке вплотную, так даже во всю длину руки не придётся протягивать, чтобы его скулы оказались под её пальцами. И почти всё её существо кричит о том, чтобы не только это сделать, но и в тот же самый момент его поцеловать. Она давно об этом думала, и только сейчас атмосфера кажется подходящей, но стоит Оджи слегка шевельнуться и подбородок приподнять, чтобы с чуть другого угла на себя взглянуть, Сейрен пытается представить — а если бы он так поступил? Она, учитывая свои личные обстоятельства, не стала бы возражать и, скорее всего, даже обрадовалась — но однозначно была бы шокирована. — А ты всё-таки что думаешь? — негромко спрашивает принц, к ней поворачиваясь, и пусть сам он собой явно доволен, от русалки не укрывается, что её слов он будто побаивается, и она старается в свою улыбку вложить всё ободрение, что только можно ею выразить. «Сначала научись говорить то, что хочешь сказать, и адекватно выражать свои чувства, а там и с вопросом взаимного согласия разберёшься» — Что тебе очень идёт.