Часть не своего мира

Загребает хвостом воду Сейрен мощно и отрывисто, ведь свободна у неё только одна рука — второй она прижимает к себе это странное, лишь верхней половиной на неё похожее существо, что с каждой секундой всё сильнее пугающе обмякает в её хватке безжизненно — до этого хотя бы дёргалось и пыталось безотчётно схватить. Но вот она достигает никогда ранее не казавшейся столь далёкой поверхности, не церемонясь, рывком поднимает человека головой над волнующимся морем и, перехватив поудобнее, тащит к берегу, проклиная его беспомощность и тяжесть его тела, что мешает ей плыть быстрее. На берегу тоже поработать приходится — всеми мыслимыми способами выгнать наружу переполнившие лёгкие человека воду, и лишь когда чуткий слух Сейрен улавливает в ночной тишине тихий свист его возобновившегося дыхания, она обессиленно падает на песок рядом с бессознательным человеком. Очнись он в любой момент, и она не успеет скрыться — сил броситься в море просто не хватит, но утомлённой непривычными усилиями и сильными переживаниями русалке уже всё равно, и даже прятаться не хочется — они с человеком сейчас совершенно одинаковые, промокшие, жалкие и слабые, лежат точно выброшенные на берег рыбы, измученные безжалостным штормом. Возможно, обломки его корабля до сих пор не опустились на дно — Сейрен не может сказать, сколько времени прошло, затуманенным взглядом глядя на едва вздымающуюся грудь человека сквозь устало опущенные веки. Это умиротворяет и успокаивает — дышит, значит жив, значит, не зря старалась, не зря собой рисковала. Когда тучи расходятся, а тёмный небосвод начинает окрашиваться первыми розовыми и рыжеватыми полосами рассвета, русалка наконец поднимается на локтях и подтягивается к человеку ближе, придирчиво его рассматривая. Там, на корабле, он ей больше, конечно, понравился — когда улыбался и перешучивался с командой, с ловкостью рыбы в воде между ними снуя, играл на флейте и с добродушным смехом ласково трепал по макушке косматого зверя на четырёх ногах, и временами мечтательно рассматривал только ему известные дали. Но и сейчас, даже если он слишком бледен, его волнистые золотые волосы от влаги побурели и спутались в узловатые космы, а лицо от изнеможения осунулось, Сейрен находит чем полюбоваться — задумчиво касается пальцем скулы под мягкой кожей и проводит им до уха, играясь с одинокой прядью, подмечает, что ресницы у него такие же длинные и тёмные, как у неё, а облепленное мокрой одеждой поджарое тело даже не кажется тоньше, чем есть — он и в самом деле довольно худ. Сейрен могла стискивать зубы от напряжения, хотеть разжать руки и действительно отпустить его, когда он своим весом тянул её на дно, но нельзя не признать — там, на корабле, глядя на него, ей хотелось не только петь, ей хотелось взобраться на палубу и пуститься под звуки флейты и ритмичные хлопки множества ладоней в пляс, каким бы это ни было невозможным. Помня, что человек в любой момент может очнуться, Сейрен всё равно кладёт ему на грудь голову и закрывает глаза, слушая ровное сердцебиение. Ни для кого не секрет, что выбраться на землю она давно хочет, но редко когда прежде одинокая русалочка задумывалась о том, что рискует в итоге оказаться такой же одинокой девушкой. Она думает об этом сейчас, потому что это наземное существо слишком остро ей о собственном одиночестве напомнило, всколыхнув где-то глубоко внутри тёплое ощущение привязанности.

***

Оджи не перестаёт задаваться вопросом, не привиделось ли ему всё, что после штормового забытья последовало — тонкие пальцы, ощупывающие его лицо, раздающаяся где-то над ним, но совсем рядом песня, прекраснее которой он никогда не слышал, а едва вернувшимся зрением он поймал на выпирающем из воды камне стройный девичий силуэт — постукивающий по камню гибким рыбьим хвостом. Только песня была точно, в этом уверен не только он — спасшиеся с корабля товарищи только благодаря загадочному чарующему голосу и нашли его, разбитого и бездыханного, в неизвестной бухте. А вот на все его вопросы о девушке с рыбьим хвостом они только головой качали и смотрели сочувственно — ни дать ни взять, от ужаса и близости смерти рассудком где-то повредился, русалками бредит. Громковато сказано, бредит — уже после первой пары неудачных разговоров все свои домыслы Оджи держит при себе, лишь украдкой при возможности поглядывая на море через окна — не против он вдоль берега прогуляться, но одной набежавшей волны хватает, чтобы конечности парализовало, в груди стало тесно от недостатка воздуха, а голову наводнили беспорядочные тёмные мысли вперемешку с отчаянными мольбами — и не сразу получалось понять, что это всего лишь воспоминания. Добрых три недели принцу понадобилось, чтобы научиться спокойно к морю приближаться, и чувствовал он себя за это виноватым — а вдруг русалка возвращалась, искала его, хотела проведать? Много чести такого внимания ожидать, возможно, но если бы он ей был безразличен — она бы его не спасла. Оджи не мог видеть всех перспектив встречи с созданием, чьё существование подвергалось сомнениям, но если эта русалка — настоящая, он очень хочет её хотя бы поблагодарить. И, если не откажет, попросить ещё разок спеть.

***

Сейрен то и дело беспокойно туда-обратно мечется — от поверхности, к знакомой бухте, до тёмных, холодных, одиноких глубин, где можно предаваться размышлениям без боязни быть потревоженной. Где-то в этих глубинах живёт морская ведьма, что давно уже мечтает своими цепкими костлявыми руками вытащить из её горла голос — в обмен на любую услугу, чтобы выглядело всё не так уж чудовищно, но у Сейрен от одной этой мысли руки тянутся к шее, чтобы её прикрыть. Как сильно ей бы не хотелось рядом с человеком быть, даже ради него она не расстанется со своим величайшим сокровищем. Иногда ей кажется дельной мысль обратиться к морскому царю с его чудесным трезубцем — никого из других русалок её уход не огорчит, а она сможет подняться на поверхность такой, какой хочет быть — но какой у грозного влыдыки морей может быть повод отпустить её к людям, которых он презирает, и не посчитает ли он её предательницей за такие прошения? Сейрен мрачно щурит яркие золотые глаза, всматриваясь в сумрак подводной пещеры — она знает, что ведьма и сейчас за ней следит, поэтому молчит надменно, не позволяя себе даже плакать от безысходности, дабы не проронить перед ней ни одного лишнего звука. Глухие стенания пропащих душ, что загубила ведьма и что томятся теперь в её логове, лишь убеждают Сейрен в собственной правоте. Пусть она в этом мире ни для кого ничего не значит, преподносить себя чудовищу ради шанса вырваться в мир другой она не собирается.

***

Сидя на прогретом песке в ставшей знакомой бухте, Оджи пытается наиграть на флейте мотив прекрасной русалочьей песни — вдруг она услышит и решит приблизиться? Вволю набегавшийся по пляжу пёс прижимается к его боку, прячась от солнца в тени хозяина, но вдруг глубоко втягивает носом воздух, вскакивает на лапы и таким лаем заливается, что Оджи с перепугу едва не выпускает флейту из рук. Подбежав к кромке, где волны омывали песок, пёс продолжает звонко лаять на море, нетерпеливо притопывая, и только на ноги встав и сильно прищурившись, принц замечает рядом с торчащим из воды камнем не полностью показавшуюся над поверхностью голову — тёмную макушку, высокий лоб, чуть сдвинутые брови и узкие от настороженного любопытства глаза яркого, почти солнечного цвета. Всматривается он ещё достаточно долго, чтобы убедиться — это не игра воображения, не мираж, не обман зрения — в море действительно кто-то есть. «Кто-то» его рассматривает не менее придирчиво и взволнованно, после чего Оджи, сбросив обувь, делает первые несколько робких шагов в море, а на наклонный уплощённый камень выбирается с выверенной ловкостью стройная темноволосая русалка с цепким раскосым золотым взглядом — садится, поджав под себя крепкий гибкий хвост, и выжидает. Оджи теряется, завороженно на неё глядя и забывая порой моргать, и не знает, с чего начать разговор — но стоит ему неуверенно открыть рот, как русалка без особых церемоний, с напускной излишней грубостью перебивает тем самым голосом: — Только попробуй на поиски ещё кого-то из нас пуститься — в море утащу. — Зачем? — растерянно переспрашивает сбитый с толку принц, не ожидавший такого приёма. — Как зачем? Не болтал чтобы, — русалка оправдываться и не думает, глядя всё так же цепко и резко, словно пытаясь скрыть любую возможную мягкость. — А то охотников сразу очень много найдётся. Оджи замолкает озадаченно, задумавшись — а нужны ли русалке с таким настроем от него какие-то благодарности? Впрочем, грозная морская дева оказывается отходчивой и, его состояние заметив, смягчается и опускает напряжённые плечи, кивнув на сжатую в руке парня флейту. — Даже песню мою запомнил? — Конечно, — с облегчением и радостью переходит Оджи к куда более приятной теме, улыбаясь с восхищением. — Никогда красивее голоса не слышал. Русалка хмыкает, довольно сощурившись, и, вытянув хвост, ложится на камне, устроив голову на сложенных руках — глубокого фиолетового цвета роскошные блестящие волосы плавно сходят с правого плеча, концами коснувшись волнующегося моря. — Может быть, просто мало слушал. Не то что она это скрывает, но Оджи видит, что от скромности его спасительница точно не страдает. — Немало, поверьте, — уверяет он её схожим тоном, между делом перекладывая из руки в руку флейту и набираясь смелости. Русалка молчит, с только ей понятным удовольствием на него глядя и украдкой улыбаясь, и лишь на локтях приподнимается, когда Оджи подходит ещё на шаг ближе и почтительно кланяется. — Благодарю вас за то, что спасли меня. — Большого выбора у меня не было, — с притворным безразличием тянет русалка, приподняв повыше голову. — Не так просто смотреть, как кто-то задыхается. Оджи не огорчает её ответ — он уже начинает находить её манеру общения в какой-то степени забавной, если не занимательной. — А я могу для вас что-нибудь сделать? Русалка удивлённо поднимает брови и смотрит с недоумением — неужели настолько не ожидала предложения отплатить за доброе дело? — но вскоре садится прямо и изготавливается к разговору собранной и гордой. — Пожалуй. Оджи услужливо ждёт её просьбы, чуть склонив голову. — Расскажешь мне, — громко спрашивает русалка, указывая пальцем на оставшегося на берегу пса, — что это такое? Принц оборачивается на пару мгновений, и, прикрыв глаза, загадочно улыбается, прежде чем ответить. — Расскажу, если ещё раз споёте.