Коснуться радуги

— Значит, решила? — радостно улыбаясь, спросил Найтмэр, когда они с Сандерс остались одни. Джулиус вернулся к работе — он и так выбивался из графика из-за циркового шоу, а «приключения» Джоанн ещё больше заставили его отвлечься от обязанностей. Алиса направилась готовить ужин, а Грей куда-то ушел с бумагами. В итоге, в комнате остались только Готтшалк и Джоанн. Девушке не составило труда понять о чём он говорит. Ясное дело, опять читал её мысли. А значит и отрицать смысла не имеет. — Да, решила, — утвердительно кивнула она, — Если за месяц с починкой телепорта так ничего и не выйдет, я остаюсь. Только… — Знаю-знаю, это большой секрет, — губы парня изогнулись в лукавой улыбке, — Я прочитал и это. Знаешь, давно пора, а то ходите вокруг да около… Кстати, — он вдруг стал серьезным, — Ты извини, что так вышло. Это я сказал Джулиусу, чтобы он не держал тебя на цирковом представлении. А ты, бедняжечка, из-за этого такого страха натерпелась… — в глазах (а точнее в единственном видимом глазе) Найтмэра читалось искреннее сожаление. — Да брось, — улыбнулась Джоанн, — Никто ж не знал, что так выйдет. Слушай, а что там с Алисой в итоге произошло? А то толком ничего и не рассказали. — Да ничего особенного, — поморщился Найтмэр, — Она оказалась в тюрьме, а я помог из нее выйти. — Слушай, но ведь Джокер в разговоре с Питером сказал, что в этот раз она оказалась там сама, без его помощи, — растерянно помотала головой девушка, — Я уже вообще ничего не понимаю, что у вас за «тяги-перетяги» такие? Почему одни так стараются утянуть её в тюрьму, в то время как другие пытаются всеми силами помочь ей избежать этого. И это при том, что Алиса вроде как по доброй воле туда попадает. Или я чего-то не понимаю? Найтмэр вздохнул и воспарил над диванчиком, на котором они сидели. — Всё так и не совсем так… Это гораздо сложнее, чем ты думаешь. Алиса испытывает чувство вины, но не помнит из-за чего. — наконец пояснил ей парень, — А мы не хотим, чтобы она вспомнила и попала в тюрьму. Ну а Джокеры считают, что она должна вспомнить. Вот и всё. — Знаешь, — Джоанн задумчиво постучала пальцами по подлокотнику, откинувшись на спинку дивана, — Если бы я узнала об этом, когда только попала сюда, я пожалуй, встала бы на сторону Джокеров, но сейчас… когда я на себе прочувствовала, как могут быть опасны воспоминания, я уже не знаю, кто прав… Скажи, Алиса действительно что-то сделала в своем мире? — Нет. Ничего такого, — покачал головой Найтмэр, делая в воздухе петлю, — Просто чувствует себя виноватой. Но тебе ни к чему об этом знать… — Гипертрофированное чувство вины, значит, — понимающе кивнула Джоанн. Она совсем не обиделась, что её оставили в неведении. Если ролевики хотят сохранить всё в тайне от Алисы, то чем меньше народа об этом знают, тем лучше. — Скоро твоя речь на Ассамблее, — напомнила она, меняя тему, — Переживаешь? — И хотел бы сказать, что нет, но увы… — вздохнул парень. — Ну-ну, — улыбнулась Джоанн, — Уверена, что всё пройдёт отлично. Найтмэр одарил её в ответ благодарной улыбкой и сказал, что тоже в этом уверен, потому что девушка будет рядом. — А вот этого я бы пожалуй, наоборот, опасалась, — резонно заметила Сандерс, — С моей-то способностью притягивать неприятности… Они засмеялись. *** Джоанне было скучно. Джулиус ушел за деталями для часов и ещё не вернулся. Эх! Надо было идти с ним, пока предлагал. Но нет же! После того, как девушка решила дать себе месяц срока (её наручные часы позволяли ей определять даты), Сандерс просто не могла работать вполсилы, это было бы равнозначно мошенничеству. Если уж она останется в Стране сердец — её совесть должна быть чиста. Поэтому девушка наметила себе примерный график и старалась неотступно ему следовать. Но без перерывов чинить Джоанн тоже не могла. Сандерс по опыту знала, что лучше всего разнообразить деятельность, иначе глаз замыливается и можно упустить что-то важное. А потому она сейчас слонялась по башне, придумывая сама себе работу. Кофемолка была проапгрейдена и отлажена, петли на дверях смазаны, да девушка уже даже трубы с вентилями в подвале проверила и всё равно не знала, чем заняться. И тут её взор упал на дверцу шкафчика. Ага! Перекошена — так и требует того, чтобы подкрутили пару болтов. Сказано — сделано! Джоанн взяла инструмент и направилась в сторону требующей починки мебели. В шкафчике лежали какие-то листы бумаги, однако девушка не обратила на них никакого внимания — копаться в чужих вещах было не в её привычках. Через пару минут Джоанн уже пожалела о своей затее: всё же в одиночку оказалось сложновато чинить дверцу — лучше, чтобы ту кто-нибудь придержал, пока девушка крутит болт. Но надо доделать, раз уж начала. Ну отлично! Отвёртка соскользнула, дверца поехала назад и Сандерс, чтобы не прищемить палец, резко одернула руку. Слишком резко — зацепила часть листов, сметая их на пол. Чертыхнувшись, Джоанн принялась подбирать то, что уронила. Её взгляд зацепился за упавший лицевой стороной лист бумаги и она замерла с открытым ртом. На нем был набросок, сделанный то ли пастелью, то ли восковыми мелками — роза в цветочном горшке. Её роза. Что? Джулиус рисует?! Больше-то некому. Алиса бы уже давно рассказала и показала, да и хранила бы у себя в комнате. Но когда часовщик успел? И тут Джоанн осенило. Ну конечно! Это было в тот момент, когда Часовая башня пропала и они с Джулиусом оказались в разных временных плоскостях. Роза-то оставалась в башне. Плохо понимая, что она делает, Джоанн перевернула другой лист и, подняв, чуть снова не выронила его. На нём тоже был набросок, но совсем иного рода. Это был незаконченный портрет. Её портрет. Правда, девушка сильно удивилась, внимательно разглядывая его. Неужели у неё настолько пушистые ресницы и мягкий взгляд? Глаза, которые казалось, лучились светом благодаря застывшим в них золотым точкам и бликам, невидимого на рисунке, освещения. Портрет, написанный мягкими тонами, нежно, так что и не скажешь, что его писал мужчина. Джоанн трепетно прижала к себе рисунок и едва не разрыдалась. А она, глупая, ещё сомневалась, нравится она Джулиусу или нет! Совершенно точно никто не будет писать портрет того, к кому ты безразличен, если ты, конечно, не профессиональный художник-портретист. А значит, события после бала не были случайным порывом, вызванным последствиями принятия алкоголя… Выходит, Джулиус её любит и достаточно давно. Девушка сейчас была невероятно счастлива и несчастна одновременно. Что толку в чувствах, если вынужден о них молчать? Ещё никогда Джоанн так не желала всей душой, чтобы телепорт остался неисправен. Ну вот и как, скажите на милость, теперь вытерпеть этот длиннющий месяц? Джоанн быстро собрала упавшие листы бумаги. Спросить бы у Джулиуса про его талант к рисованию, но тогда пришлось бы признаться, что она видела портрет. А это бы уже говорило о том, что она рылась в его вещах. Ну а кому захочется иметь такую репутацию в глазах того, кто тебе отчаянно нравится? Уже кладя рисунки на место, взгляд девушки упал на полку ниже и она вновь застыла с вытаращенными глазами. Там лежал футляр, похоже, скрипки. «Джулиус, да сколько же у тебя талантов?!» — Джоанн, сидя на полу, вытащила на свет футляр, рассматривая изящный узор на нём. Что ей нравилось в Стране сердец, так это то, что здесь было много красивых предметов, изготовленных под старину. Это разительно отличалось от её мира, где больше ценились удобство и комфорт, нежели красота. Девушка провела пальцем по замочкам на футляре, так и не решаясь открыть инструмент. — Джо, что ты делаешь? — услышала она удивлённый голос сверху. Ну надо же! Настолько увлеклась новыми открытиями, что не услышала шагов Джулиуса. Она подняла испуганный взгляд на часовщика, смотрящего на неё сверху вниз и, так и продолжая сидеть на полу и прижимать к себе футляр, пролепетала: — Я не хотела, честно. Я просто дверцу шкафа решила починить и случайно увидела его… — Джо, не сиди на полу. Простудишься, — сильные руки подняли девушку вместе со скрипкой вверх, ставя на ноги, — Ты увидела… только футляр? Джоанн испуганно закивала. Пожалуй даже слишком быстро для той, кто «ничего не видел». Что и сказать, Джулиус застиг её врасплох и ей было неудобно, что она случайно раскрыла секреты человека. Да ещё какие! Так что ни к чему его, пожалуй, волновать — успокаивала свою совесть Сандерс. — Я думаю нет ничего страшного в том, что ты увидела скрипку, — вздохнул Монрей, забирая у неё из рук инструмент и стараясь, чтобы голос звучал привычно ровно, — Это не более, чем хобби. Он видел, что девушке явно было неловко от того, что она нечаянно узнала чуть больше, чем следовало и поспешил её успокоить. Хотя мужчине и самому было не по себе. Хорошо хоть портрет не увидела… Не увидела же? Он внимательно взглянул на Джоанн. Испуг на её лице уже сменился почти детским любопытством и она, обхватив одной рукой локоть другой, застенчиво попросила: — Джулиус, сыграй для меня, пожалуйста… Если бы его попросил кто-то другой, Монрей не задумываясь бы отказался. Не то, чтобы он не попытался сделать это сейчас… — Джоанн, я весьма средненько играю, на уровне любителя… — Ну и что, я всё равно хочу послушать. — упрямо качнула головой девушка, её кофейного цвета глаза смотрели умоляюще-просяще, — Ну Джулиус, ну пожалуйста! Ну что тебе, жалко что ли? Ну вот и как отказать, когда на тебя так смотрят? Правильно, никак. Поэтому часовой мастер вздохнул и достал скрипку из футляра. Немного подкрутив колки, он положил инструмент на плечо, поставив в специальное углубление подбородок, и задумчиво провёл смычком по струнам. Задумчиво – потому что ещё не решил, что будет играть. Что-то из того, что у них считается классикой или более современную композицию? Монрей искоса взглянул на Джоанн — та не отрывала восхищенно-лучистый взор от него и инструмента. Похоже, ей уже нравилось всё: то как он держит скрипку, то, что он вообще собирается играть для неё… Тогда Джулиус наконец решил, что будет играть и провел смычком по струнам ещё раз, уже более уверенно, вовлекая свою единственную слушательницу в прекрасный мир музыки и тайны… Его тайны. Джоанн восхищённо наблюдала за плавными движениями рук часовщика, ловя каждое его движение. Она и раньше замечала, что пальцы у Монрея длинные и тонкие, как у музыканта. И теперь, когда он держал в руках изящную скрипку, ей казалось, что так и должно быть. А от ощущения того, что Джулиус сейчас играет для неё и только для неё, по телу бежали лёгкие мурашки, приводя девушку в волнение и трепет. Мелодия, которую услышала Джоанн, захватила её моментально. Ничего похожего девушка до этого не слышала. Сперва музыка была трепетно-нежной, словно лучащейся солнечным светом. Затем в неё прокрались более волнующие, тревожные нотки, переворачивающие всё внутри и заставляющие замереть в ожидании финала, а точнее того, каким он будет. Станет ли мелодия вновь сотканной из воздуха и лучей света или же окончится на более трагичной ноте? Неожиданно музыка смолкла. — А? — Джоанн удивлённо оторвалась от созерцания скрипки в руках Монрея, словно очнувшись от сладкого сна, в который её только что погрузили. Но очнувшись с лёгким разочарованием, как будто ей пообещали красивый финал и обманули, забыв об этом. Джулиус, переводя дыхание, так как мелодия в конце была достаточно интенсивной, вопросительно смотрел на девушку, ожидая её реакции. — Но ты ведь не закончил, так? — вопросительно-утвердительно произнесла Джоанн, склонив голову набок. Монрей выглядел смущённым. Он отвёл глаза и произнёс: — Дело в том, что я и сам не знаю, каким будет финал. Не мог же он объяснить девушке, что это про неё. Что это их история. Джоанн ворвалась в его жизнь прекрасной мелодией, но ему всё время приходится за неё тревожиться и переживать. Не только за то, что с девушкой может что-то случиться. Один из его самых больших страхов заключался в том, что Джоанн уйдет навсегда и вместо чарующей музыки останется лишь тишина, прерываемая бесконечным тиканьем часов… Отвлекли Джулиуса от этих мыслей одиночные хлопки и он удивлённо взглянул на девушку. Оказалось, та подскочила со своего места и аплодировала стоя. В её глазах читались нескрываемые искренние восторг и восхищение, а золотые точки в них светились яркими фейерверками. Внезапно мужчина почувствовал, что стрелка часов в груди, кажется, начинает сходить с ума, отбивая ритм через раз от осознания одного единственного момента — того, как Джоанн смотрела сейчас на него. Так не смотрят на друга, даже на самого лучшего. Она смотрела на него глазами полными любви и восхищения, как будто никого и ничего вокруг больше не существовало. «Так значит, она тоже...» — Джулиус на мгновение прикрыл глаза, счастливо выдыхая. Жаль, что на смену этому осознанию пришла другая мысль: «Ну и чему ты радуешься, болван? Ей нужно возвращаться в тот мир, который она оставила». Но эта мысль тоже была прервана и ничем иным, как восторженным голосом Джоанн. — Джулиус, так ты сам её сочинил? Это потрясающе! Ты – потрясающий! И невероятно талантливый! — взахлёб принялась она выражать эмоции. Монрей хотел было поспорить, что это вовсе не профессиональное исполнение, но так и не стал, невольно залюбовавшись самой слушательницей. Джоанн говорила похвалы горячо, немного сбивчиво, в волнении то прижимая руки к груди, то теребя края туники и вся, казалось, сама трепетала и вибрировала, как натянутая струна. Джулиусу сейчас как никогда захотелось притянуть девушку к себе, усадить на колени и неспешно целовать, касаясь пушистых каштановых волос и нежной кожи. И смотреть, смотреть в эти невероятно-лучистые карие глаза, читая в них такую же любовь и нежность, какие испытывал он сам. Но всё, что мужчина мог себе позволить, это смущённо улыбаясь, поблагодарить девушку. А в ответ на удивлённый взгляд потрепать ту по голове, а затем наклониться, убирая скрипку в футляр, чтобы Джоанн не увидела пылающих щек, и не прочитала того волнения, в которое его привели недавние мысли о ней самой. — Джо, — сказал Джулиус как можно более ровным голосом, — Могу я попросить тебя никому не говорить о том, что я играю на скрипке. — Ну конечно, — серьезно кивнула та, потихоньку осознавая, что она только что наговорила и тоже бесконечно смущаясь от этого, — Пусть это будет нашим секретом. Секретом на двоих. Джоанн явно нравилась такая мысль. Возможно, это было немного эгоистично, но ей было приятно, что Джулиус играл только для неё, притом то, что он сам же и сочинил. Она украдкой взглянула на часовщика и увидела, что тот улыбается одними уголками губ — кажется, эта мысль тоже пришлась ему по душе.