«Проклятый демон!»
Это случилось без предупреждения. Так естественно, словно ему пожелали доброго утра.«Сначала глаза…»
Он вышел из дома и как всегда направился к лесу. Он поприветствовал проходившего мимо соседа, но тот не ответил. Катастрофа случилась в центре деревни. Односельчане, с которыми он прежде никогда не разговаривал, окружили его. Теперь ему уже не суждено было вернуться.«Эй, левый оставь на потом!»
Церемонию проводили хладнокровно. По всей видимости, он был самим дьяволом. Этот новый даже для него факт заставил людей почувствовать печаль и отвращение. В конце концов, их ярость воспламенилась, и его судьба была решена.«Шумный засранец. Надо бы с горлом разобраться!»
В нём было больше неверия, чем страха. Почему? Зачем? Почему это происходит? Почему это должно было случиться именно с ним? Он не мог найти ни единой предпосылки для происходящего, как бы ни пытался. …Да и… как?..«Давай. Дышать может… и ладно…»
Как они могли так поступить?«Перережь сухожилия на руках и ногах. Но только сухожилия: его тело принадлежит каждому в этой деревне. Хватить должно всем.»
Несколько мужчин участвовали в церемонии. Он был проклят практически всеми, кого знал; его руки и ноги уже не функционировали, сохранив лишь форму. «Это тебе за то, что не дал нам жизни в изобилии!» — сказали они и определили наказание для каждой части его тела.«Язык тоже вырежь. Так мы и позволили ему умереть.»
Он был полит грязью, обруган всеми, кого знал. «Вот что тебе полагается за угрозу нашим жизням!» — сказали они, вымещая всё своё неудовлетворение на каждой части его тела.«Поделом тебе, грёбаный демон!»
Это был конец его человеческой жизни. Боль от потери тела уничтожила его эмоции. Его мыслящий рассудок угас из-за тоски от потери чувства собственного достоинства.УБЬЮ.
И вот так… Он стоял на коленях целую вечность. Он не издал ни единого стона. Ветвь, пронзившая его горло начала гнить. Его язык давно был вырван. Его горло горело пламенем после ночи истошного крика.ПОЧЕМУ?
Люди, которые знали его, люди, которые ранее и не слышали о нём — все издевались над ним одинаково. Осуществлению справедливости не нужны причины. Они, вооружившись своими моральными устоями и праведным гневом, без зазрения совести ненавидели демона, заключённого на вершине горы. «Такие, как ты, не должны жить», — смеялись они. Но при этом они продолжали безжалостно держать его в живых. Ненависть порождает лишь большую ненависть. Однажды она пробудилась и в нём, когда ужаса и смятения оказалось недостаточно. НО на кого она должна быть направлена? Почему? Почему? Почему? Он думал об этом, он облекал это в слова. Столько раз, что не сосчитать. Даже когда один его глаз был раздавлен, а пальцы отрезаны чем-то похожим на ножницы, единственным, что он мог выдавить из горла, было: «Почему я?». Никто из жителей деревни не ответил ему. Пожалуйста, остановитесь. Пожалуйста, дайте мне уйти. Пожалуйста, спасите меня. Он так и не высказал эти желания, на исполнение которых уже и не надеялся. Он наконец принял свою судьбу, когда последний его палец — большой палец левой ноги — отрезал человек, когда-то бывший ему отцом. У него осталось только одно желание. «Почему я?» — получить ответ на этот вопрос стало его последним желанием, которое никто никогда не исполнил. Как только он обрёл ответ, он стал настоящим демоном. Не было причины, по которой он им стал. Не было причины, по которой он стал жертвой. Начать с того, что старейшины деревни — люди, обладавшие властью — ничего о нём не знали. Подошёл бы любой. Его возненавидели не за грехи. Его заточили не за благие поступки. Его, ничем не выдающимся, заурядного человека, выбрали абсолютно случайно. …Ради собственной сиюминутной роскоши люди, которых он никогда не встречал, оборвали жизнь человека, которого они никогда не знали. Вот и всё, что за этим стоит. Ради исполнения желания одной ночи его жизнь, вскармливаемая десятки лет, была растоптана и раздавлена.Этим миром управляют бесчеловечные создания.
Как только он понял это, он нашёл объект своей ненависти. «Всё Зло Мира» — Ангра-Майнью. Так почитаемый людьми образ стал настоящим демоном. Яйцо, из которого ничего не проклюнется. Антигерой этого мирка, который очистил его от всех грехов. У него не было конечностей, чтобы извиваться от боли. Они были отрублены. Только сердце ещё билось. Ни рук, ни ног, ни человеческого достоинства. У него не было возможности быть человеком — и только чувство боли работало исправно. Он впитал неисчислимое количество ненависти… … порождая в свою очередь столь же бесконечную ненависть. Его разрушенная личность обрела собственный изломанный порядок. Он был камнем. Он так и не покинул свою каменную темницу: его телу не было позволено пошевелиться и мускулом. Веко его оставшегося левого глаза было закреплено и не позволяло ему закрыться. Его сухое, растрескавшиеся глазное яблоко продолжало смотреть на мир. Словно каменная статуя. Статуя, обладающая сознанием. Не делая ни шагу со своего места, он наблюдал одну и ту же картину месяц, год, десятилетия. Он не мог ни отвернуться, ни закрыть свой глаз. До самой его смерти продолжалась эта пытка, которая заставила его забыть о том, что он жив до того, как скука погубила разум. И лишь осознание того, что эти муки, которые невозможно вытерпеть и день, будут длиться всю его жизнь, вселяло в него ужас… Рассудок любого нормального человека наверняка рассыпался бы на куски к седьмому дню. Но его рассудок был разрушен; именно это позволило ему вынести эту боль и сохранило его душу. Неизменный вид не сломает его. Его глазу открывался вид на родную деревню. На людей, которые называли его демоном, превращая его в настоящего демона. На деревню, что породила ненависть. Он всё это видел. Это омерзительное стадо, прикрывающееся доброй волей, процветает благодаря тому, что жертвует слабыми. Всю оставшуюся жизнь он будет ненавидеть. Этот абсурд. Эту скрытую омерзительную натуру человечества. Этот излишне терпимый мир, допустивший такое. Всё, что осталось в этой каменной тюрьме, — это жгучая ненависть. Здесь нет ни личности, ни тела, что когда-то ему принадлежали. Душа, жившая в его физическом теле, была уничтожена давным-давно. Он уже стал чем-то иным. Только зародившаяся в нём ненависть продолжает тлеть и по сей день… Кто знает, сколько лет прошло. Для него, потерявшего всякое чувство времени, мир продолжал свои ошеломительные превращения, даже не меняясь ни капли. Не были исключением и узы, оставшиеся со времён человеческой жизни. Люди, которые обрекли его на это; люди, которые забрали его руки и ноги; люди, которые были его родственниками; люди, которые ненавидели его; люди, которых он любил. Их ненависть не продлилось столь же долго, как ненависть их жертвы. Люди, отнявшие у него всё, ушли из этого мира раньше него. …Как падающие звёзды. Яркий, безжалостный отблеск грядущих дней был выжжен на его глазном яблоке. На долгое время… Его оставили там под лучами солнца. Он видел так много жизней. Результат слишком многих бессмысленных жизней. Люди растрачивали время и пространство, бессмысленно прожигали свои жизни, заводили детей, наращивали состояние… и исчезали без следа. Их жизни были пусты, но не бессмысленны. Пусть они закончились, но они продолжились. Колесо времён продолжает вращаться. Жизни увядают и расцветают вновь — замкнутый круг расцвета и увядания. Вид перед ним продолжал сменяться. Он видел разрушение, принесённое последователями другой веры. Он видел расширение деревни и приход новых жителей. Через всё это он пронёс свою ненависть. Ненависть была его единственной связью с происходящем. «…На горе заключено зло, оно дышит злобой на всех нас», — это стало учениям, передаваемым в деревне из поколения в поколение с давних времён. Пока существует ненависть, пока его ненавидят, он не умрёт. Новые жители ненавидели его, поклонялись ему, благодарили его как своего ежедневного врага. Подростка, ставшего демоном, там уже не было. Ненависть, что породила пустоту. Пустое место, существующие для того, чтобы жизнь шла гладко день за днём. Зияющая дыра в повседневности, свалка для бьющих через край эмоций. Какая удобная… ложная пустота, которая не сможет стать ничем. Та деревня тоже исчезла в мгновение ока. Ни в процветании, ни в упадке. Времена сменились, люди сменились, и горная деревня, выполнив свою роль, превратилась в чистое поле. Всё, что он ненавидел — испарилось без следа. Он потерял своё имя и тело, он не мог найти даже свою душу. В конце концов, даже ненависть оставила его. И всё-таки он до сих пор здесь, связан с этим местом. Прошло много лет. Люди и деревня обратились в прах, но даже после смерти своего тела он не может покинуть это место. Выжженная здесь ненависть неизменна и нетленна. Пока существует мир людей, существует и она. На этой пустой земле. Вечно ожидая конца света…***
Кости разбиты, органы повреждены, сердце не бьются и дыхания нет. Как ни крути — тело более не функционировало. Моя пустая сущность находилась в мёртвом сосуде несчитанное количество времени, пожирая саму себя подобно змею Уроборосу. И когда ничего не осталось — всё началось с самого начала. Снова агония, подменяющая понятие «жить». Моё новое перерождение стимулировало тело через боль. Это уже было — давнее воспоминание. И миллионы тысяч подобных забытых образов. Мой разум воспалился, видя лишь деревню с горы — картина, отпечатавшаяся во мне навсегда. Подобное вызывало ненависть, что развеивала густую апатию. Наконец — сердце забилось, кровь потекла по венам, а лёгкие начали работу, насыщая эту самую кровь кислородом. По нервам прошёлся мощный импульс — мои органы заработали. — Гха-а-а! — я сделал «первый» в новой жизни вздох. Перед глазами плясали тёмные пятна, а тело отзывалось с неохотой. Требовалось ещё немного времени, чтобы окончательно прийти в себя, но факт оставался фактом — я жив. Я жив вопреки здравому смыслу. Мертвец в очередной раз вступил в царство живых. Это было противоестественно, но такова реальность. Всё ещё имелось одно желание, которое удерживало меня здесь. К слову… «здесь» я был не один. — Ты проснулся, — заключил чей-то голос, который звучал довольно глухо, как бывает под водой. — Хотя нет, выражение «проснулся» здесь неверно. Добро пожаловать снова в мир живых, «Лазарь», — с отчётливым интересом добавил после. Я собрал глаза в кучу, борясь с неприятными ощущениями. Медленно побродив прищуренным взглядом по маленькой комнате, наткнулся на чьё-то смутно знакомое лицо, что принадлежало какому-то мужчине средних лет с чёрным ежиком волос и тёмно-карими глазами. — Ты… кто? — с трудом выдал я, не в силах припомнить его среди своих знакомых. — Я священник, засвидетельствовавший чудо воскрешения. Моё имя Котомине Кирей, — спокойно ответил он, правда с торжественной сутью слов это не вязалось. Взамен придирчиво осмотрел его внешний вид, сразу, насколько возможно в нынешнем состоянии, выявляя грубое несоответствие со сказанным: его одежда больше походила на импровизированную форму повара какой-нибудь забегаловки. Опять же этот платочек для волос, спортивная олимпийка, серый фартук с кандзи, который разобрать ныне не могу, но точно что-то связанное с едой… Кажется, меня пытались развести. Моё выражение лица было столь красноречиво, что визави всё сразу понял. — Ты больше веришь моей одежде, чем словам? — тот поднялся со стула, на коем до сего момента сидел. — Глупо. В этом поколении принципы сильно изменились, — попытался пожурить меня, но не видя никакой реакции… — Ладно, поскольку ты, кажется, несёшь следы веры и ожиданий, позволь мне одеться в нечто более подходящее. — …передумал. — Да мне без разницы, — сбиваю его благородный порыв. — Лучше скажи какой сейчас год и что в мире творится, — говорю я. Пусть всё шло с трудом, но я чувствовал, что с каждым разом дела идут всё лучше и лучше, хотя… нет, мне не полегчало, скорее, всё начало становится обыденностью. Было слишком глупо надеяться, что мне хватит пару минут, чтобы прийти в себя. — Вот как? Похоже нынешнее поколение не совсем уж пропащее, — и вновь уселся на стул, внимательно посматривая на меня. — Но не думаю, что сейчас тебе стоит знать текущее положение… да только-ж ты не успокоишься, — констатировал он. — Когда тебя принесли ко мне, я увидел лишь труп. Я здраво посчитал что-то делать бессмысленным, но отчаянные молитвы твоего благодетеля не оставили мне выбора, — по мере его рассказа, у меня возникали определённые вопросы, которые были разумно отложены на потом. — И всё же случилось чудо. Виной тому искренние молитвы, либо же сама Божья воля, но… Несмотря на всё, твоё мёртвое тело в течение четырёх дней будто пребывало в стазисе, а после ты вернулся на этот свет. Воистину — повторение чудесного воскрешения Лазаря! — не на шутку воодушевился церковник. Раздражает. — Четыре дня… значит… — чеканю я, пытаясь подняться. Потихоньку, но таки с определённым успехом, смог заставить это чёртово тело зашевелиться. Где-то за пару минут, проходящих в полной тишине да под заинтересованным взором Котомине, я принял сидячее положение. На столике рядом оказалась моя потрёпанная одежда, что я тут же напялил на себя, ощутив некий прилив уверенности. Выглядел я не очень презентабельно, чуть краше в гроб кладут, но это немалое достижение для того, кто пять минут назад был трупом. «Да точно…» — я осмотрел и ощупал себя на предмет напоминаний о ранах, но ничего не было. — Всё внешнее я исцелил, — хмыкнул мужчина, видя эту пантомиму. — Откровенно говоря — я и мог-то сделать лишь это… — его взгляд блеснул странным любопытством. — Что? — глухо отозвался на его наигранную загадочность. — Раздробленные кости, разрывы сосудов, повреждения внутренних органов, уж не говоря о «мелких» ушибах и порезах, — степенно перечислил священник. — Первым делом я посмотрел на самые проблемные участки. Знаешь что я там увидел? — снова пауза. — Что? — уже более нервно спросил его, криво ухмыльнувшись. — Множество мелких клинков, — ответил он, задумчиво потерев подбородок. — Клинки сплавились с твоими костями, удерживая их на месте. Клинки остановили кровь в разорванных артериях. Клинки даже защитили сердце от пробившего твою грудь оружия, — Котомине говорил медленно, но при этом вкладывая в слова море эмоций. — Впервые такое вижу. Удовлетвори любопытство — в чём причина? — Наверное… Наверное, я просто благословлён мечами, — это было единственное объяснения случившегося. Мой исток. То, воплощением чего я являюсь. Меч. — Вот как. Хорошо, — кивнул мужчина, принимая столь расплывчатое объяснения. — Я бы рекомендовал тебе отдохнуть, но если ты такой нетерпеливый, то спускайся вниз, — то ли с заботой, то ли с издёвкой проговорил он, после чего обернулся к выходу из комнатушки, оставив меня наедине с самим собой. Когда постороннее присутствие более перестало давить, я позволил себе вздохнуть чуть свободнее. Бросил взгляд на свои ладони, которые тряслись с неимоверной силой, будто те принадлежат не молодому парню, а глубокому старцу. Хотя ради справедливости стоит заметить, что это касалось не только рук: ноги бесконтрольно отбивали чечётку, а тело билось в сильнейшем ознобе. Кажется… у меня жар. — Может ли быть хуже? — выразил то ли мнение о ситуации, либо описал своё состояние. Магические цепи тоже отзывались «приятными» ощущениями. Мыслить рационально на всём этом фоне, казалось, невозможным занятием, но мне удавалось это, несмотря на то, что многие другие точно бы поехали кукушкой. Мысли о получении какого-нибудь особо мощного обезболивающего посещали мою голову, только вот быстро были зарублены на корню. Пора привыкать и платить цену спасения. — Ну ничего. Временные трудности, — пробубнил я, щуря глаза в попытке удержать в глазах чёткость кадра. Аккуратно поднявшись на ноги, борясь с дрожью в коленях и головокружением, направился в сторону предполагаемого выхода. Разлёживаться у не пойми кого — не дело. Захотелось уже разузнать некоторые детали происшествия да понять мотивы этого странного священника. В том, что он всё же священник удалось убедиться благодаря зданию, в котором мы находились. Верно, местная церковь. Окинув ленивым взглядом зал для… как оно называется? «Проповеди», вроде? В общем, развалившись на одной из скамей для прихожан, я стал тупо смотреть в потолок. Здешняя атмосфера была спокойной… смертельно спокойной, позволяя передохнуть после моего спуска со второго этажа, который гипотетические наблюдатели могли бы назвать эпическим. — Добро пожаловать в церковь Фуюки, заблудшее дитя, — от созерцания архитектуры меня отвлёк появившейся неизвестно откуда Котомине, что сменил прошлый наряд уже на знакомую робу. И правда, священник. — Спасибо за помощь, старик, — благодарю его за труды, что всё же несмотря на ранние слова явно заняли времени и сил. — Не стоит благодарности, ведь таков мой долг пред Господом, — и вот, создав репутацию положительного человека. — Да и все расходы были покрыты, — тот её сразу разрушил. — Аж самому стало интересно, кто же оказался столь щедр на заботу? — задумчиво протянул я. — Одна девушка, которая в бреду отказывала признавать факт твоей смерти, — чему-то улыбнулся Кирей. — Хороший у тебя друг, раз готов отдать всё, что есть, лишь бы твоё тело находилось здесь. Мне даже совестно, что веры в ней оказалось больше, чем у меня, настоятеля этой церкви, — с тщательно сокрытым восхищением произнёс он. Я невольно замер — догадка о личности благодетеля оставляла закономерные вопросы. — Понятно, — несмотря на это задавать их стоит совершенно точно не нынешнему собеседнику. — Кирей, ты же, определённо, в курсе по поводу мира под луной, — констатирую я. — Скажи, ты знаешь что-нибудь о тех, кто напал на меня? — и тут же задаю вопрос о главной для меня теме. — Возможно, ты хотел спросить, кто похитил Чудо, полученное пять лет назад? — он демонстративно выгибает бровь, с искренним интересом наблюдая за моим вперившимся в него подозрительным прищуром. Этот странный дядька знает слишком много, а ещё обладает раздражающим характером. Ему точно нравиться смотреть на устроенный в Фуюки спектакль. И сейчас, тот вполне может использовать меня как одну из марионеток этого больного кукольного театра, причём наверняка Котомине даже лгать не придётся. Бесит. — Не буду спрашивать, откуда тебе всё это известно, но рекомендую не тратить моё драгоценное время переливанием из пустого в порожнее, — предупреждаю его. — Лучше ответить, ты знаешь где Сакацуки Мию? — спросил я, аж дыхание затаив в ожидании всякого. Он сделал небольшую паузу, явно из желания добить меня, но, видимо, после всё же сжалился. — Семья Айнсворт, — и почему эти слова звучат, будто удар молотка судьи? — Знаменитая семья магов, тысячелетиями скитавшаяся по миру. Их специальность — убогое магическое перемещение, — он чуть усмехнулся на этом моменте. — Правда, с помощью её они могут переписывать законы мира в своих мастерских. Интеллект и уникальные знания, передаваемые из поколения в поколение, делают из них прославленных и удивительных людей, — Кирей заложил руки за спину, и с видом строго учителя тихо ходил то сюда, то туда, чем ещё больше действовал мне на нервы. — Так, значит пространственно-временное смещение? — задумался я, вновь вспомнив о продемонстрированных способностях в битве. — Ну, Америку ты мне не открыл, — скорее для себя, чем для собеседника тихо проговорил это. — У них есть конкретные цели? — интересуюсь дальше. Как говорится, узнать врага — это уже половина победы… или там немного не так было? Не важно. — Конечно. Столь детское и идеалистическое, то, с которым ты, определённо, сталкивался ранее. Продолжение человеческой истории, — на что-то непрозрачно намекнул Кирей. А я аж застыл. Честно говоря, много чего успел прикинуть, но все идеи основывались на личной выгоде или же касались чародейства, например, достижение Акаши, но, похоже, да, человек предполагает, а Бог располагает. И вся эта кутерьма со спасением человечества невольно наводили мысли о почившем Кирицугу. Прослеживается некая ирония в том, что он упёр «чудо» у тех, кто также хотел «спасти людей», видать, сам того не подозревая. Какая-то злая шутка судьбы, ибо «герой справедливости» своими руками лишил мир шанса на спасение тогда. Очень уморительно. — Ха… — издал смешок, который быстро перерос в настоящий смех. — ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА! — от натуги даже слёзы появились. — Х-а-а-а… Фу-у-ух… Так говоришь «спасение мира»? Подразумеваешь ли ты под этим гору трупов на пути к цели? — и, быть может, я вернулся в норму, только вот осознания всей отвратительности лицемерия, скрытого под бравым лозунгом, заставляла губы кривиться в злобной усмешке. — Верно, — он кивнул в согласии. М-да, сказать, что проблемы предстали передо мной огромные — это ничего не сказать. Противостояние целой семье, что умудряется использовать Благородные Фантазмы. Кстати, к слову об этом… — Старик, а каким образом они собираются спасти… ну, человечество? — скривился, не особо понимая таких безумных альтруистов. — А это самая интересная часть истории, — Котомине приложил руку к подбородку, будто что-то вспоминал, хотя я думал, что тот просто позёр. — Это произошло около двухсот лет назад. Тогда они устремили свой взор на Святой Грааль, недоступный человеческому пониманию. И создали ритуал, называемый Войной Святого Грааля, — начал он мне заливать. — Тот самый? — скептически выгнул бровь, испытывая… скажем так, «небольшие» сомнения. — Хм, нет, конечно! Да, сейчас, в этот век «морозной тишины» даже религия и вера исчезли, а церковь потеряла своё значение со статусом, отчего и меня вполне можно назвать пустышкой, но раньше… В те времена всё было иначе, посему раз Грааль был бы истинным, то недолго бы какие-то маги смогли им обладать, — хмыкнул священник. — Значит, имитация, — констатирую, понятливо кивнув. — Но ведь вполне хорошая, чтобы привлечь внимание Святой Церкви. И раз так, то всегда должен быть наблюдатель, способный проконтролировать ситуацию, я прав? — протягиваю я. — Всё так и есть. Айнсвортов ранее прозвали имитаторами за то, что они не способны были создать что-то значимое, лишь подделывать уже существующее. Только вот посмотри, видимо в неудержимом желании двигаться вперёд, даже фальшивки совершили невозможное, — он ненадолго прикрыл глаза. — И тогда действительно был выдвинут наблюдатель и контролёр в одном лице. Четырежды свершался ритуал, но все попытки оканчивались неудачей. А так последняя, пять лет назад, привела к наихудшему результату. Город поглотила неописуемая тьма, чему ты… был свидетелем? — на его вопрос я лишь кивнул. — Да уж, чёртовы экспериментаторы. Но если с Церковью всё ясно, то что насчёт других магических родов? Не могли же они спокойно стоять в стороне, когда на кону судьба мира, — новый вопрос тут же сорвался с языка, даже раньше, чем его успел его осознать я. — Они и не стали. Айнсворты объединились с двумя семьями магов. Первые предоставили сосуд, что должен был стать вместилищем Грааля, вторые — систему призыва Героических Духов, третьи — землю, пронизанную магическими линиями. Так, совместными усилиями и был создан ритуал, — с готовностью пояснил священник, сегодня исполняющий роль энциклопедии. Это отвечает на определённые вопросы, но пока не до конца. — Ладненько. Говоришь, включая Айнсвортов, было три семьи? Ё-моё… — перспективы стали ещё ужаснее. Если раньше ожидалось противостояние лишь с одним родом, то теперь их стало в три раза больше. Хотя мне это во многом безразлично — всех в порошок сотру. — Да, только ключевое слово «было», — спокойно с нотками мрачного удовлетворения протянул он. — А? — недоумённо склоняю голову, не сразу понимая смысл его слов. — Что ты имеешь в виду, старик? — последнее слово выделил наиболее сильно, как бы в отместку. — То самое. Пять лет назад погибли многие люди, и участники ритуала не исключение. Главы каждой из семей сложили свои головы. Единственный выживший же, Джулиан, присвоил систему призыва и земли Фуюки. А теперь у него есть и сосуд, Сакацуки Мию. Отныне, никакая сторонняя помощь ему не требуется, — пожал плечами Кирей. «Сосуд»? Звучало всё это… плохо. — Ясно, в принципе, расклад понятен, только, — я вновь вспомнил девушку с Благородными Фантазмами, или тем, что очень похоже на них, — как проводится ритуал? — новая подача от меня. — Здесь всё ещё интереснее. Как я упомянул ранее, была создана система призыва Героических Духов. Используются мистические коды или тело как медиум, который впитывает в себя часть силы призываемого духа, что дарует его силу магу. Далее эти фальшивки перебивают друг друга, а победителю достаётся Грааль, — он пожал плечами, мол, всё очевидно. Я же не мог не поразиться такому феномену. Дотянуться до Трона Героев? Нет, гипотетически возможно, строили и теории, имелись даже данные о Благородных Фантазмах и прочих редких деталях, но на практике трудновыполнимо. Это место находится вне досягаемости, насколько мне известно, лишь Миру дозволено призвать героя. Но, видимо, мои знания знатно устарели. Подумать только, чтобы совершить ТАКОЕ! Я, конечно, тоже та ещё аномалия, учитывая нахождение здесь и сейчас, но это не умаляло феноменальности данного события. Ладно, сейчас не об этом. — Спасибо за развёрнутые ответы. Но задам последний вопрос: где мастерская Айнсвортов? — говорю я, поднимаясь на ноги. — Хочешь оспорить их желание о спасении мира? Отбросишь идеалы своего отца, хотя это будет идеальный шанс, чтобы искупить вину перед ним? — серьёзно спросил Кирей, медленно, но неотвратимо подходя ко мне. Я хмуро взирал на него, намереваясь неплохо вмазать ему, если тот продолжит пороть чушь. — Хмпф. Какое желание? Ты про этот акт лицемерия? Прости, мне просто тошно даже слышать об этой чуши. Никакое всё это не спасение, а путь, ведущий в никуда, что оставляет бессмысленные жертвы позади, — горестно улыбнулся, осознавая, что проходят века, а ничего не меняется. — А вина… Что мне дело до потерянных душ? — во взгляд были вложены все эмоции и направлены на Кирея. — Пускай живут своими пустыми жизнями, а я проживу свою, — чуть усмехнулся, видя непроницаемую и бесящую рожу собеседника. Он издал неопределённый хмык. — Заблудшее дитя, хорошо, я скажу, но постарайся не умереть после того, как недавно вернулся в мир живых. Слушай же… — Кирей отвернулся.***
Ночь и звёзды, когда-то, во времена моей бытности трупом, вызывавшие во мне некую обиду, ныне были прекрасны, только вот мне совсем не до их красот. Поместье Сакацуки, или же его останки, ничуть не изменилось за прошедшее время. Именно здесь я впервые встретил Мию, отчего это место всё же находило некий эмоциональный отклик в душе. Даже до странного удивительно, что раннее не приходил сюда. Но это оказалось к лучшему, учитывая обстоятельства. Трясясь от холода, сильнее кутаюсь в потрёпанные вещи, внимательно осматривая кратер. Собравшись с духом, двинулся в его направлении, освещая «любезно» подогнанным Котомине фонарём. «Тысяча йен за час! Торгаш, а не священник!» — чуть не свалившись во время спуска, десять раз проклял свою затею. Ступая всё дальше отсчитываю пройденное расстояние, помня о словах Кирея и различных подлянках искажённого пространства. Подлый трюк не заставил себя ждать, когда я едва не сверзился вниз с противоположного конца разлома! Учитывая то, что диаметр кратера составляет более двух километров, а я совершенно точно не мог пройти такое расстояние, да и вообще стремился как бы к центру, то волей-неволей поймёшь, что происходила чертовщина. «Область, скрытая искажением пространства. Достаточно большое скрывающее и ограничивающее поле, что не позволяет людям достигнуть центра, где сокрыт целый, мать его, замок», — устало выдохнул, сетуя на свою импульсивность. Котомине чётко намекнул о бесполезности затеи, что я стойко проигнорировал. Стоит уже поприветствовать «друга». — Джулиан… или кто ты там ещё такой… я знаю, что ты меня прекрасно слышишь. Зачем я пришёл сюда? Молить о том, чтобы он расчувствовался и вернул Мию? Было бы слишком наивно. Моих унижений он сегодня не получит. Я умер, потому что оказался слаб, но я же и вернулся со вторым шансом. Мне нужно больше силы. И пустыми мольбами делу не поможешь. — К твоему сожалению я ещё жив, — продолжил говорить в пустоту. — Не считаешь это провалом? Я твоя самая большая головная боль. Так что приготовься. Я отберу у тебя всё, а потом ты умрёшь, — я поднял лицо к потемневшему небу, с которого начал падать снег. — И главное — верну ту, что принадлежит мне. Верну Мию. Это была моя клятва. Клятва под снегом.***
Мияма была погружена во тьму, и лишь вдали, в Синто, сиял свет. Наглядная разность двух условных городков, объединённых общим названием. Ступая в этом мраке, освещая путь еле работающим фонариком, моя дорога вела меня к церкви. Я разобрался в себе, так что требовалось решить ещё один насущный вопрос. Возможно, Кирей меня просто пошлёт, посчитав, что и так сделал чересчур много, но с этим как-то сомнительно, учитывая его некий мотив во всём происходящем. Так, вот нужное мне здание. Открыв довольно массивные двери под их жуткий скрип, вошёл внутрь, где уже со снисходительной улыбкой стоял священник на полставки. Он для пущего эффекта держал в руках, наверняка, на случайно открытой странице Библию, всем своим видом говоря «я же предупреждал». Его определённо забавляли мои метания. Пускай смотрит, главное, чтобы был толк. — Ну, ты не умер. Снова, — первым заговорил он, искажая губы в лёгкой усмешке. — Хмпф! — лишь раздражённо фыркнул, с ощущением неимоверной усталости в ногах и всём теле плюхнувшись на одну из многочисленных скамей. — Тебе нужны деньги? Я дам тебе кучу денег, — спокойно произнёс я, серьёзно смотря на столь странного человека. Неизвестная переменная, с которой нужно держать ухо востро, всё-таки лучше в роли условного союзника, а не врага. — Считай, заинтриговал. Только не проси ничего невозможного и помни, что всё имеет свою цену, — довольно легко согласился священник, отвечая мне внимательным взглядом холодных глаз. Ну, это уже половина дела. — Во-первых, мне нужно кое-что из снаряжения экзекуторов, а именно чёрные ключи, — говорю ему будто бы о сущей мелочи. — Во-вторых, ты должно быть сведущ в духовном целительстве, так что от тебя требуется провести одну серьёзную операцию. Также хотелось бы уточнить, известен ли тебе способ проникнуть через барьер Айнсвортов? — были означены следующие пункты. Котомине сразу не ответил, чем начал накалять обстановку. А я же, блин, понимал, что уже прошу многого, но раз уж у него сложилась столь плачевная ситуация в целом, то грех не воспользоваться моментом. Пусть меня вполне могут послать, причём хорошо, если без применения физической силы, риск стоит того. — Начнём по порядку. Сможешь ли ты эффективно их использовать? Я просто не наблюдаю у тебя хоть каких-то признаков веры. В курсе ли ты хоть каких-то деяний Господних? — насмешка и констатация факта в едином высказывании. Хороший вопрос. — А что вообще за хрен этот ваш Господь? — незаинтересованно выгнул бровь. — Пока не прочтёшь Библию и не выучишь её назубок, твою просьбу не выполню, — строго ответил он, на что я слабо пожал плечами. — Что касается второго, то мне нужно знать о сути операции. — Пересадка магической родовой метки, — коротко пояснил я. — Насколько мне известно, не слишком ли поздно просить о таком? — выразил сомнения в данной затеи священник. — Твой отец точно бы передал её тебе, будь это возможным. — Он опасался, что я не переживу операцию. Но он умер, а после того, что случилось — не мне бояться смерти, — без колебаний выдал ему, на мгновение прикрыв глаза. — Ну так что, справишься? — Полагаю, да. Хотя за исход я не в ответе, — чуть улыбнулся он, будто не против позволить мне ещё раз дать помереть и проверить возможность повторного воскрешения. — Ладно, с этими решили. Теперь по поводу барьера. Это специализация Айнсортов, концентрация тысячелетнего опыта магического рода. Простая, но очень эффективная система защиты. Боюсь, требуется сильная магия для прорыва. Ни мне, ни, особенно, тебе не подвластно проникнуть туда. Хотя можешь попробовать хорошо попросить, и тогда они, может быть, выйдут, — он явно забавлялся, умышленно действуя на мои нервы. — Не выйдут, — тихо ответил ему. — Ну раз так, то придётся дождаться начала ритуала, — смирился с невозможностью действовать прямо сейчас. Как ни больно от осознания, что Мию находилась у них, я не могу пока ничего сделать. Ничего, кроме как стать сильнее к началу ритуала и уже тогда спасти её. Требовалось закрыть своё сердце и сосредоточиться именно на этом, иначе рискую потерять время впустую и провалиться. Снова. — Я приду завтра, старик, — поднялся наконец со скамьи и направился к выходу. — Будь готов. — Иди с Богом, дитя, — прилетел его ответ в спину. «Бог мёртв», — констатировал в сущности простую истину. — «Люди давно убили его». И после я медленно побрёл в сторону родного поместья. Каких-либо мыслей в голове более не водилось, усталость взяла своё. Неимоверно хотелось спать, чтобы восполнить силы хоть немного, даже если из сновидений мне ничего, кроме кошмаров, не видать. Всё же бред, кто говорит, что на том свете можно сполна отдохнуть. Я лишь сильнее измотался, словно только-только закончилась заварушка с Айнсвортами. Ноги волочились еле-еле, уже с трудом удерживая тушку, и стопудовые веки грозились вот-вот опуститься. Случилось чудо — мне всё-таки удалось достигнуть родных стен, не промахнувшись домом и не свалившись на пустой улице. А какая была эпопея с ключом, который никак не желал попадать в замок, будучи в моих одеревеневших руках! Минут десять на столь простое действие ушло точно. Неудивительно, что и мысли снимать обувь или менять грязные от крови и пыли вещи у меня не возникло. Просто на мышечной памяти достиг ближайшей гостевой комнаты, завалился на кровать и вырубился ещё в падении.