Любовь зла — полюбишь и Кощея, или Как два Иванушки друга выручали

За всю ночь у бабы Яги на печи Ваня Евстигнеев почти не сомкнул глаз: Ванечка рядом ворочался, вздыхал, тихо бормотал что-то, а едва забрезжил рассвет, поднял на уши всю избушку, требуя немедленного отправления во дворец к Кощею. Мрачно цокнув языком, Яга попыталась хотя бы накормить их своей фирменной клейкой субстанцией, которую гордо именовала кашей, но куда там: пока она гремела горшками, Ванечка уже выволакивал из чулана ступу. Как он узнал, что она хранится именно там — загадка. Скорее всего, тишком выведал у змеи или мыши. Яга на такое самоуправство насупила кустистые брови, грозно взмахивая ухватом, но перед ней возникла Марья, протирая глаза и облачаясь в свои доспехи. — Оставьте, мама, — махнула она рукой. — Видите, не в себе молодец, чуток умом помрачился от беспокойства. — Это что ж теперь, всяким Ивашкам позволять по моей избе самовольно шастать? — возмутилась Яга. — Можно и простить на первый раз, — флегматично постановила Марья. — Сами гляньте, соколик-то наш из иномирья, а дружбу верную ценит, это редкое качество по нынешним временам. Не губите порыв. Да и непрост этот Иванушка, чую я. — Ишь, добрые все стали, — проворчала та, но ухват опустила, плюнула с досады. Прижавшись к косяку, Ваня слушал их беседу из-за приоткрытой в баню двери. Выдохнул с облегчением, расправив плечи. Спасибо Марье, разрулила ситуацию, а то отхватил бы Ванечка по щам. Драться с Ягой Ване ой как не хотелось, та вспыльчивая и склочная баба, развела бы скандал на пустом месте, не чихнула. Он вышел в горницу, на ходу вытирая помятое после бессонной ночи лицо полотенцем. — Спасибо вам, бабуля, за хлеб-соль и помощь, — дипломатично поблагодарил, смягчая ситуацию. — Нам и вправду пора, не обессудьте. — Ну и чешите, — сварливо буркнула та. — Ступу, вижу, сами нашли и захапали, авось и помелом сами управлять смогёте? — Не думаю, — спокойно ответил Ваня. — Я плавать хорошо умею, летать не особо, если честно. Ванечка тоже вряд ли... — Это что ж, мне ещё вас и доставлять до супостата? — негодующе ахнула Яга. — Я и так сколько вам помогла почём зря! Оно мне надо? Да вас сожрать дешевше бы вышло! — Мы вас с Гришей помирили и волшебный клубок вернули, — резонно возразил Ванечка, подбоченился, бесстрашно вставая напротив Яги. — И Марье тоже помогали, дров нарубили, избу починили. Я лично целый мешок с травами ей насобирал, вот. Вам если надо чего, так прямо и скажите, чё воздух зря сотрясать. От такой наглости Яга застыла истуканом. Близко посаженные маленькие глазки чуть не выпрыгнули на крючковатый нос. Ваня снова напрягся, опасаясь, что разборок не избежать, но Яга ухмыльнулась и махнула рукой. — Настырник негодный, — припечатала ворчливо. — Твоё счастье, люблю я бойких. Геть с глаз моих, пока не передумала. — Она демонстративно отвернулась к печи, завозилась там. — Однако ж, как хотите, так и выкручивайтесь, но к супостату вас не повезу, ишшо чего не хватало. Не по статусу! — Я доставлю, — подала голос Марья, заправляя за пояс меч. — Давно уж научилась управлять вашей ступой, хоть она и норовит порой своевольничать и не слушаться. Помело у вас, правда, совсем капризное, не признаёт никого, окромя вас, но ничего, усмирю, есть у меня один порошок и заклинание нужное. Яга покосилась на неё. — Нешто и впрямь к этому охальнику, злодею, ироду проклятому в берлогу полетишь? — Есть у меня одна мысль дельная, — туманно ответила та. — Авось выгорит. — Я извиняюсь, но не пора ли нам? — встрял в разговор угрюмый Ванечка, машинально поглаживая мышь на плече. — Базары свои потом добазарите, лады? — Ванечка! — предупредительно сказал Ваня и завёл глаза, но тот только раздражённо дёрнул плечом. — Полезайте все в ступу! — мрачно зыркнув, велела Яга и вручила Марье помело. — Тюрухайлы заморские, уморили бабку ужо с самого утра! Брысь. — Где Гриша? — спохватился Ваня. — Тут я, — мурлыкнул ленивый голос откуда-то снизу. Ваня заглянул в ступу и увидел на дне свернувшийся рыжий комок меха. — Жду, когда вы перестанете ругаться, чтобы полететь. Вот, место себе забил козырное. — А ну, кыш отсюда, — шугнула его Марья. — Место он себе забил, вы только посмотрите! Поедешь на одном из этих, — она мотнула подбородком на парней. — Здесь и так теснота, не продохнуть. Ну, все влезли? В путь! * * * — Я всегда с тобой, где бы ты ни был... Кощей резко проснулся, словно кто-то в плечо пихнул. Славин голос всё ещё звучал в голове. Ему даже на один миг показалось, что весь кошмар всего лишь приснился, что Слава привычно свалил в свою мастерскую, и, стоит только зайти в ветхий сарай, он приветливо улыбнётся, не вставая, притянет к себе, уткнётся носом в его грудь, глубоко вздохнёт и засмеётся: — Пиздец ты дрыхнуть! — а у Кощея где-то под рёбрами ёкнет, забьётся, затрепыхается, и он поймёт, что готов отдать весь мир, всё своё долбанное бессмертие, лишь бы этот момент не заканчивался никогда. Что он самый везучий сукин сын, потому что Слава с ним рядом живой и здоровый. Он с трудом повернул голову. Слава и вправду лежал почти вплотную к нему, но холодный и безучастный. Неестественно спокойное выражение его лица, так несвойственное привычному Славе, вызвало дрожь во всём теле и безнадёжный стон. Кощей провёл кончиками пальцев по впалой щеке, твёрдым губам, и слёзы снова навернулись на глаза. Кожа Славы стала будто прозрачной, тонкой, пугающей. У них остался только день, всего один день, но Кощей, как ни старался, не мог придумать способ помочь любимому. Никогда он не чувствовал себя таким беспомощным, слабым и уязвимым. Внутри вскипела злость на Порчу. Зачем он опоил его! Так Кощей потерял несколько драгоценных часов, которые мог бы провести рядом со Славой. Он вскочил, не готовый сдаться. Должно быть средство, обязательно должно. Он то метался по комнате, вытаскивая из сундуков различные амулеты, вещицы или старинные свитки в надежде, что всё же найдёт хоть малейший вариант отменить проклятие, то, теряя надежду и выбившись из сил, сидел рядом, гладил его лицо, руки, тело, шептал, как любит его, и уговаривал не уходить. Но упрямая и настойчивая натура Кощея не позволяла ему долго находиться в апатии, и он опять срывался с места, мчался в кабинет и там, перерыв все, что можно, возвращался обратно, и всё повторялось снова. За последние двое суток он похудел, почернел лицом, ничего не ел и, если бы не Порча, то и не пил бы. Ему нужно найти было способ спасения Славы, остальное просто не имело значения. — Ваше бессмертие, — тихий голос Порчи вывел его из задумчивости. Кощей поднял на него красные, воспалённые глаза и прохрипел: — Зачем ты меня опоил? — Ваше бессмертие, — Порча тут же оказался рядом, — даже вам нужен отдых. Если сляжете ещё и вы, нам не вытащить Славу. Вам нужны силы. — Не знаю, что ещё придумать, — с трудом проскрежетал Кощей. — Я исчерпал все возможности. — Нет, Ваше бессмертие, нет! — зачастил Порча, подошёл почти вплотную к нему и осторожно дотронулся до его руки. — Ночью Кикимора использовала свой дар и вызвала всех на совет. Мы попросили помощи у лесных жителей и нашли способ помочь Славе. — Что?! Какой способ? Ну, говори, не тяни! — взвился Кощей. Надежда, хоть и совсем слабая, призрачная, снова замаячила впереди, и это придало ему стойкости и уверенности. — Марья Моревна — сильная колдунья и лучшая знахарка, — сообщил Порча. — Её волшебство и умения смогут победить чары царицы. Иллюзия шанса блеснула и тут же погасла. Кощей обречённо выдохнул и опустил голову. — Она не станет мне помогать, — прошептал он, — слишком сильная вражда между нами. — Мы написали ей письмо с просьбой, — не унимался Порча. — Конёк вызвался письмо доставить. Надеемся, что согласится Марья, не откажет и к утру прибудет. На улице почти рассвело, значит, недолго ждать осталось. — Если она поможет, — Кощей прикоснулся своими губами к Славиной руке, — в вечном долгу перед ней буду. Пусть просит, чего пожелает, всё выполню. Лишь бы Славу вернула. А подданным моим передай, что помощь их никогда не забуду и вознагражу каждого. — Да разве ж мы за награду старались? — отмахнулся Порча. — Мы же из уважения к вам, Ваше бессмертие, и из-за привязанности к Славе. Вспомните, в Лукоморье и раньше приходили из того мира. Да только никчемные какие-то, то увидят кого из нечисти, от страха обделаются и обратно сбегут, то больно падки до волшебства да штучек премудрых и колдовских, а кто и до каменьев самоцветных. Слава совсем другой. Нет в нём ни жадности, ни корысти. Открытое сердце у него, доброе. Все в наших краях его почитают и ценят. Даже Горыныч на сходку прилетел, и Чудо-юдо явился, он таки и предложил Марьюшку позвать. — Спасибо вам всем, — краешком губ улыбнулся Кощей. — Что бы я без вас делал? * * * Дорогу к Кощею Ваня Евстигнеев запомнил плохо. Он не соврал про нелюбовь к полётам, на высоте его мутило. Ванечка, несмотря на непреходящую тревогу за друга, весь путь восторженно глазел по сторонам, а Ваня мирно задремал, поглаживая Гришу на коленях, и очнулся, когда ступа с глухим стуком приземлилась на знакомом мрачном дворе перед огромным замком. Их встречали. Низенький юркий человечек отбил поклон Марье, приветствуя, молча махнул рукой остальным и поманил за собой, ведя в обширный тронный зал. Ставни были опущены, кругом царил полумрак, поэтому новоприбывшие не сразу разглядели сгорбившегося на троне их старого недоброго знакомца. Ваня даже заморгал, до того тот не напоминал себя прежнего. Какой-то высохший, буквально почерневший, несчастный мужик, а не статный надменный красавец. Вот теперь он мог сойти за образ того Кощея, которого изображают в классических сказках. При их появлении Кощей встрепенулся, оглядел всю компанию потусторонним взглядом, тёмным и страшным. — Раз сюда пожаловали, о моей беде, стало быть, знаете, — произнёс безучастно. — Коли в силах помочь, говорите. Марья выступила вперёд. Выглядела она ошарашенной, будто не ожидала застать давнего врага в таком плачевном состоянии. Строгое упрямое лицо её заметно смягчилось, она даже сунула обратно в ножны меч, который до этого держала наготове. — Что ж, Кощей, вот и свиделись, — начала она. — Признаюсь, я сюда летела, чтобы поквитаться с тобой, но, вижу, судьба наперёд меня расстаралась. Неужто и вправду так дорог тебе тот молодец? Кощей помолчал и отвёл глаза. — Дорог, — ответил глухо, но твёрдо. — Всё я испробовал, не помогло, слишком крепкое заклятье. Больше не знаю, что предпринять. Нет у меня ресурсов против колдовства Шамаханской стервы. — Что она навела на парня? — Пыльцу забвения, — пустым голосом поведал тот. — Коли не снять за трое суток — исчезнет Слава. Сроку остался один день, сегодня в полночь всё будет кончено. — Пыльца забвения... — отрешённо повторила Марья, и в тоне проскользнуло что-то такое, что Кощей поднял голову, уставился на неё. В глазах вспыхнула безумная надежда. — Если помочь сдюжишь — проси чего хочешь, — пообещал он. — Ничего не пожалею. Марья усмехнулась, шагая к нему. — И свой фамильный фолиант тоже? — спросила негромко. — С недоступными никому заклинаниями, о которых легенды ходят? Единственная вещь, которая у Кощеев из рода в род передаётся, тайными знаниями пополняется. Отдашь? Дрогнув лицом, Кощей замешкался на миг, но сразу непоколебимо кивнул: — Забирай. Странно покосившись — явно не ожидая такой сговорчивости, — Марья быстро взяла себя в руки. Сосредоточенно нахмурилась, подобралась, поджимая губы. Отстегнула доспехи, сбросила на пол, закатала рукава вышитой рубахи. Открыла подсумок, зашелестела древними пергаментами, аккуратно уложенными стопкой. — Веди меня в алхимическую комнату, — деловито обратилась к Кощею. — Есть способ, правда, экспериментальный. Сама разрабатывала, а испробовать не довелось, слишком ингредиенты редкие. Точнее, один. Она обернулась к своим попутчикам, так и переминающимся с ноги на ногу у порога. — Ну как, соколики, пожертвуете артефакт для друга своего? Молодильный апельсин — единственный в мире, много мощи в себе таит, вечную юность, здоровье, противоядие от хворей любых. Вы его честно добыли, так что он ваш. Однако его сила как раз и сгодится. Ежели не пожалеете отдать. Кощей встрепенулся, глядя на парней так, будто только заметил в зале кого-то ещё, кроме Марьи. Прищурился, моргая. — Снова вы? — удивился вяло, но вроде искренне. — Я думал, что... — Что мы у Чудо-юда сдохли? — с сарказмом уточнил Ванечка и фыркнул. — Не дождёшься, дядь. И Чудо твой теперь евнух. Сам виноват. Ваня даже не стал по привычке пихать его в бок, чтобы прикусил язык. Он был полностью согласен, кинул на Кощея полный укора взгляд, но решил не заострять — слишком момент неподходящий. Времени мало опять же. Поэтому молча закопался в свой рюкзак и выудил многострадальный апельсин, вручил Моревне. — Держи, — сказал легко. — Не всрался он нам, вечную юность мы себе и другим способом обретём. Василиса поможет. Вдруг апельсин Ванечкиному другу пригодится, значит, всё было не напрасно. — Ага, — активно закивал тот. — Мы ж его так и так собирались у Кощея на Славку выменять. На хуй нам ваша цитрусовая магия. Мы и сами не пальцем деланные. — Так тому и быть, — резюмировала Марья и вопросительно посмотрела на Кощея. Тот поднялся со своего трона, щёлкнул пальцами, вызывая слуг. — Разместите гостей со всеми удобствами, — приказал негромко. — Удовлетворять любую потребность, всё, что пожелают, ясно? Нас с Марьей Моревной не беспокоить, не то головы сверну. Ступайте. — Он направился к выходу. — Спасибо, — произнёс одними губами, проходя мимо парней, и скрылся в коридоре, не оборачиваясь. Марья ушла за ним. — Да на здоровье, — бросил им вслед Ванечка, скривился и потёр красные от усталости глаза. Посмотрел на Ваню. — Слушай, я ни хрена не понял. Разве Славка не должен типа сидеть здесь в темнице? Чего-то Кощей не похож на тюремщика, вон как убивается, будто реально о любимой невесте, роднее которой у него никого нет. Получается, Славка не пленник? Нас наебали, что ли? — Я тоже не понял, — подтвердил Ваня. — Идём, у этого мелкого спросим, который нас в воротах встречал. Это, походу, домовой, значит, должен знать. — Так он нам и расскажет. Ваня посмотрел на него хитро. — Ты, Ванечка, реально ещё не допёр, — усмехнулся он. — Слышал, что Кощей сказал? Мы теперь в его замке самые дорогие гости, потому что апельсин добыли и не пожалели отдать. Нас тут все с ног до головы облизывать будут, вот увидишь. — Вот только домовые меня ещё не лизали, — пробурчал тот, но не по-настоящему, а так, для вида. Хмыкнул и сцапал Ванину руку. — Ладно, идём. Разведаем обстановочку. * * * — Успех не обещаю, — сразу предупредила Марья, едва они с Кощеем вошли в просторную комнату в самом дальнем крыле замка. В одном углу притулилась печь, в другом небольшой горн, вдоль стены — широкий каменный стол с самыми разнообразными склянками да пробирками. Под сводом крест-накрест простирались верёвки, на которых висели травяные пучки и сушёные лапки зверей и птиц. В целом устроено всё было отлично, богато, Марья даже позавидовала на миг, но сразу отмахнулась от ненужного чувства: чтобы иметь такую лабораторию, нужно вести осёдлый образ жизни, а ей мало ли что иной раз на ум придёт, в путешествие отправиться али на войну. Не любит она на одном месте подолгу торчать. Походный мешок с зельями всегда с собой, остальное дело наживное. — Располагайся, — широким жестом взмахнул кистью Кощей. Выглядел он приободрённым, не то что давеча, когда они только пришли к нему. Надеется. Верит. Так отчаялся, что даже ей, заклятой супостатке, верит. Видать, накрепко прикипел он к тому молодцу. Вот бы взглянуть на него хоть одним глазком, полюбоваться на того, кто единственный на всём свете сумел сердце Кощеево похитить, к себе привязать. Она уж считала, невозможно это, высох совсем костлявый злыдень, ни на что не способен. А оно вон как обернулось. — Сколько нужно времени, чтобы приготовить противоядие? — нарушил между тем тишину Кощей, и Марья вздрогнула, гоня мысли. Что ж, она от слов своих не откажется, обещала, так поможет, не настолько уж они с Кощеем и враги. В прошлом давно всё, быльём поросло, пора бы и забыть. Тем более что обещал ей Кощей такую драгоценность, книгу заветную. Это с лихвой окупало все мелкие недоразумения между ними. На молодца посмотреть всё ещё любопытно, но то успеется, посмотрит обязательно, а сейчас пора и делом заняться. Марья шагнула к столу, внимательно оглядывая утварь. — Четверть суток, чтобы сварилось, и столько же — чтобы настоялось как надобно, — ответила она. Кощей помрачнел ещё больше. — Совсем впритык получается. Что ж, давай свой рецепт, попытаемся. Мне терять нечего. С этого момента время для Марьи понеслось что морской парусник с попутным ветром. Они с Кощеем соединяли компоненты, кипятили, заваривали, цедили, вновь намешивали, без устали шепча нужные заклинания. Зелье бурлило, меняя цвет, то становилось мутным, то снова оседало. Плохо, что невозможно было определить, правильно ли они всё делают, не закралась ли ошибка, поскольку готовила на практике Марья его впервые. И хотя разрабатывала и рассчитывала в своё время тщательно, проверить никак не могла. Варили на свой страх и риск, оставалось надеяться, что нигде не напутали. Кощей помогал сосредоточенно и молча, будто воды в рот набрал. Исподволь поглядывал в окно, на неумолимо катящееся к закату солнце, и лишь поджимал упрямо губы. Наконец наступил ответственный момент. Марья аккуратно проткнула ножом молодильный апельсин, занесла над котлом и с силой сдавила. Живительный сок брызнул в кипящее зелье, над ним взвился сноп золотистых искр. — В печь его, — хрипло выдавила Марья и утёрла выступивший от волнения пот. Кощей переместил котёл на огонь, с интересом наблюдая за реакцией. Марья тоже подошла, глянула и нахмурилась. — Что-то не так, — процедила сквозь зубы. — Не понимаю... — Что? — тут же затормошил её за плечо Кощей. — Почему не так? — Соответственно расчётам, должно бурлить крупными пузырями жёлтого цвета. А здесь что, смотри. Кипит, но пузырей и вовсе нету. Может, огонь слабоват? Переставь-ка в горн, авось поможет. Без споров Кощей выполнил требуемое. В горне пламя и вправду горело ярче. Зелье весело закипело, окрашиваясь в слабый лимонный цвет. — Не хватает мощи! — с досадой воскликнула Марья. — Видно, простой огонь не подходит, нужен такой жар, чтобы аж кости ломило, чтобы плавилось всё и воздух дрожал. Это разве что колдовской какой. Где его взять! Не успел Кощей ответить, в дверь робко кто-то поскрёбся. — Кто там ещё? — загрохотал Кощей. — Я же не велел беспокоить! — Ну, не велели, да, — в комнате возник бледный и решительный Порча с блюдом в руках, накрытым салфеткой. Насупился, зыркая глазюками исподлобья. — Ваше бессмертие! Не извольте орать, как потерпевший. Я всё понимаю, делом важным вы заняты, однако где это видано, чтобы без еды почитай цельный день? Вам силы нужны, как и гостье вашей, многоуважаемой Марьюшке Моревне. Вот, печка пирогов передала, перекусите, не побрезгуйте. — Печка? — глупо переспросил Кощей и даже пошатнулся, в последний момент опираясь ладонью на столешницу. — Печка! Как я сразу не подумал. Марья, есть у нас во дворце колдовской огонь! — гаркнул, подхватывая магией котёл и стремительно направляясь к выходу. — Печка говорящая на кухне у меня окопалась с недавних пор. — Та самая, Киевского князя? — уточнила Марья, подбирая свои листы с рецептом. В них находились последние заклинания, которые нужно было прочесть над почти готовым зельем. — Откуда она здесь взялась? — Долгая история, — отмахнулся Кощей. — Главное, чтобы помогла, шельма. Недаром же я её у себя во дворце приютил. Как чувствовал, пригодится. К тому же именно Слава её в лесу и отыскал, совсем одичавшую и облезлую. Лично после заново белил и дымоход как-то по-современному чистил да совершенствовал. Марья усмехнулась. Загадочный Слава нравился ей всё больше. Тем более они должны его спасти, очень уж хотелось познакомиться с такой личностью. Печка на кухне громко причитала, что зазря она, голубушка, себя утруждала, стряпала-старалась, раз весь замок будто вымер и никому её усилия не нужны. — Нужны, — отозвался Кощей, практически вбегая в помещение. — Печка, на тебя вся надежда, матушка. Вот зелье для Славы, нужно его на колдовском огне пропарить, простой не подходит. Справишься? Та расплылась в улыбке печной заслонкой, пыхнула сизым дымком. — А то как же, конечно! — крякнула довольно. — Жарче моего огня на свете нету! Давайте своё зелье, да поскорее, поскорее. Я сейчас пламя пошибче разведу! Едва стоило сунуть котёл в жерло печи, как стало ясно: всё получилось. Зелье враз запузырилось как надо, перекрашиваясь в золотистый цвет, и Марья торопливо развернула в руках нужную страницу с заклинанием, прошептала пару строк на латыни и расслабилась, обернулась к Кощею. — Вот и всё. Теперь должно настояться на окошке, после можно больному давать. Надеюсь, сработает. — Я тоже надеюсь, — отозвался Кощей еле слышно и устало опустился на лавку. — Пойду Славу проведаю. Марья, если ты голодная, угощайся, печка покормит. После, коль желаешь, Порча тебя до твоих покоев проводит. Мне нужно побыть одному. Он щёлкнул пальцами и исчез. Покачав головой, Марья потёрла руки и с аппетитом накинулась на угощение. Шутка ли — четверть суток колдовать без продыху, силы пополнить как раз самое время. — Эй, Порча? — позвала она. — Да, Марья Моревна? — возник тот перед ней. — Что там Иванушки поделывают? — Так ничего особенного, — хмыкнул тот. — По дворцу шарахаются, всё им интересно. Со мной беседу недавно вели. Занятные молодцы. — Зови их сюда, — предложила та. — Скучно одной трапезничать, глянулись мне они. В самом деле занятные. — Сию минуту. — Порча исчез и сразу же появился, держа за руки обоих Вань. — Ну как? — с дикими глазами накинулся на Марью чернявый и вредный, которого в основном все кликали Ванечкой. — Нахреначили зелье для Славяна? — Нахреначили, — подтвердила Марья, плохо понимая значение этого слова, но интуитивно догадываясь, и усмехнулась: её забавляла такая речь. — Сейчас подождём немного — и надобно будет пробовать. — Поможет? — Отколь мне знать? — пожала она плечами. — Сама впервой его готовила. Надеюсь, поможет. Вы обедали? Высокий белокурый Ваня — Марья не сразу, но узнала в нём сына Морского царя, хотя изменился тот довольно сильно, — отрицательно помотал головой, и Марья пригласительно махнула рукой. — Садитесь, печка пирогов напекла. Всё одно делать пока нечего, только ждать. Парни устроились на лавке, Порча, подумав, плюхнулся рядом, потом и Гриша прискакал, и они принялись за ужин, то и дело поглядывая на остывающее на подоконнике зелье. * * * Кощей вернулся в покои и привычно примостился около Славы. Чем меньше оставалось времени, тем призрачнее тот выглядел. После полуночи, если Марьино зелье не подействует, Кощей забудет о нём, все забудут, а его умный, весёлый Слава растворится навсегда. Тем и страшна пыльца забвения, что исправить ничего нельзя. Убитого мечом или булавой можно оживить мёртвой и живой водой. Похищенного вернуть: благодаря блюдечку и наливному яблочку найти вообще не проблема. Зачарованного или превращённого расколдовать, может, не сразу, но способов немало, да и по времени никаких оговорок. И только пыльца отнимает человека с концами. Потерявший никогда не вспомнит того, кого лишился, и напомнить некому. И искать, пробуя различные возможности, не станет, раз напрочь забыл. Только душа ныть не прекратит. Болеть станет, изводить. Постепенно высохнет человек изнутри, ничего его интересовать не будет, жизнь не мила окажется, а причину такого угасания ни один лекарь и знахарка не найдут. А Кощей даже и умереть от тоски не сможет, так и будет сохнуть вечность. Но за себя он вообще не волновался, не важно, что станет с ним, если исчезнет Слава. Он поднялся, настежь распахнул створки окна, впуская в комнату нагретый за день воздух. Сколько раз они стояли вдвоём и смотрели на блестевшую вдалеке реку или Колдовской лес. Что-то обсуждали, ржали и целовались. А сейчас он внимательно следил за временем, чтобы не упустить ни единой лишней секунды. Когда час наступил, он, пошатываясь от голода и пережитого кошмара, с трудом спустился на кухню. Марья осторожно переливала серебристо-жёлтый эликсир в стакан. — Готово? — прохрипел он ей в спину. — Да, — кивнула та, передавая ему заветную склянку. — Осторожно, не пролей. — Ни за что, — прошептал Кощей и поспешил в опочивальню. В коридоре его поджидали Порча и оба Вани. — Ваше бессмертие, давайте я помогу, — предложил домовой. — Нет, Порча, — отмахнулся Кощей, — я должен сам. — Он поправится? — Друг Славы сейчас совсем не походил на того, кто впервые заявился к нему во дворец вместе с Ивашкой. Бравады и нахальства в нём явно поубавилось. Он тоже переживал за Славу, и Кощей был ему искренне благодарен за это. — Вы только скажите, мы всё сделаем, что надо. — Спасибо, что нашли апельсин, — поблагодарил Кощей, — в остальном я справлюсь. Оба гостя в унисон кивнули, и Кощей шагнул в спальню. В комнате он подтащил ближе к кровати дубовую лавку, поставил на неё стакан и приподнял Славу, укладывая его головой к себе на колени. Медленно, не торопясь, чтобы не расплескать ни капли, влил ему в рот живительный напиток и трясущейся рукой кое-как вернул пустой стакан обратно на лавку. Минуты ожидания растянулись в вечность. Чем больше проходило времени, тем меньше оставалось надежды. Тело напряглось, в голове крутилась только одна мысль: «Очнись, умоляю тебя, очнись». Слава вдруг глубоко вздохнул, поморщился, повёл занемевшими плечами, потянулся и наконец открыл глаза. — Жив, — выдохнул Кощей и, всхлипнув, уткнулся ему в плечо. — Мироша, ты чего? — в недоумении просипел Слава, моргая. Кощей покачал головой. Безумное счастье затопило всё внутри, и он, прижимаясь к плечу любимого, с трудом вытолкнул: — Я думал, что потерял тебя навсегда. * * * Сон казался странным, каким-то вязким, тяжёлым. Обычно ему снилась его прежняя жизнь в Питере, Ванька, Андрюха, иногда мама или сестра Дашка, которую он почти год не видел; та жила с семьёй в Москве и в гости приезжала крайне редко. Или снился Кощей, смеющийся над его шутками, тренирующийся в зале с призрачными бойцами; реже — Порча и другая нечисть здесь, в Лукоморье. Иногда сон переплетался, и мама оказывалась у Кики в гостях, а сам Славка катался на колесе обозрения в компании Кощея. Но сейчас не снилось вообще ничего. Душное марево накатывало из раза в раз. От этого становилось трудно дышать, горячий воздух словно обжигал лёгкие и не давал вздохнуть полной грудью. Славка бродил в этой сгустившейся пелене и не понимал, что ищет, зачем он тут вообще, пытался звать Кощея, но голос не слушался его. Полная тишина не приносила успокоения, наоборот, ощущалась тревожной или даже угрожающей, правда, он не паниковал, не психовал, на него навалилось полное равнодушие. Потом вдруг послышалось журчание воды. Только сейчас понимая, настолько пересохло горло и запеклись губы, Славка рванул на этот звук. Из ниоткуда бил малюсенький ключ: тонкая струйка прозрачной воды чуть серебрилась и, разбиваясь о то, что лишь с натяжкой можно назвать полом, рассыпалась почему-то на желтоватые, цвета апельсина, брызги. Славка подставил под воду сложенные лодочкой ладони, с нетерпением набрал сколько смог и жадно выпил. Ключ сразу исчез, но ему хватило и этого. Лёгкие словно очищались от чужеродного осадка, сердце застучало в груди быстрее от предвкушения перемен. Сизое марево медленно растворялось, удушливая тяжесть отпускала, и Славка почувствовал, как у него затекло всё тело, словно он пролежал в одной позе долгое время. Инстинктивно он повёл плечами, окончательно сбрасывая странный сон, и понял, что лежит головой на чём-то жёстком. Он открыл глаза и сразу увидел Кощея. Но осознать, насколько тот не похож на себя привычного, не успел. Кощей уткнулся в его плечо, издавая то ли стон радости, то ли всхлип отчаявшегося вконец человека. Непонятный страх неожиданно охватил Славку. — Мироша, ты чего? — с огромным трудом вытолкнул из себя он, не успев сообразить, почему его голос звучит так, словно кто-то водит пенопластом по стеклу, а горло будто наждачкой изнутри натёрли. Славка закашлялся, хватаясь за шею, а Кощей отвернулся, но он всё равно заметил дорожки слёз на впалых щеках и услышал тихое: — Я думал, что потерял тебя насовсем. Славка ничего не понимал. Всего несколько минут назад они расстались на балконе, и Кощей ушёл провожать гостей, а сейчас у того вид измождённого, убитого горем человека. Пугающе потемневшее лицо, глубокая складка между бровей, красные, налитые кровью глаза, словно он не спал долгое время. Сам он похудел, одежда болталась на нём, как на вешалке, а ещё будто враз постарел, сгорбился и потерял свою былую силу. Не так давно Кощей лишился сознания, но тогда уверил Славку, что он бессмертный и с ним ничего не может случиться. Вдруг он только успокаивал его, а на самом деле ему становилось всё хуже? Славка вздрогнул всем телом, понимая, что попросту сойдёт с ума, если с Кощеем что-то случится. Тот давно стал смыслом его жизни, и не признавать этот факт уже глупо. — Мироша. — Он хотел дёрнуть Кощея на себя, но ставшее словно чужим тело плохо слушалось, и получилось только слегка потянуть того на себя. Однако Кощей и сам всё понял: уложил Славку на подушку, повернув его на бок, и сразу прижался к нему всем телом. — Скажи мне, только не скрывай ничего. Ты болен? — Нет, — кое-как улыбнулся тот. — Это ты был болен. — Я? — не понял Славка. — Когда? С чего ты взял, вроде всё норм... — Он замолчал, наконец осознавая, что с ним действительно не всё в порядке. Прислушался к себе, и сразу стало ясно, что чувствует он себя, как после очень продолжительной и затяжной болезни. А слабость навалилась такая, что даже руку поднять сил нет. Когда-то давно, ещё пацаном, Славка сильно простыл, и мама вызвала «скорую», испугавшись очень высокой температуры. А потом он почти месяц провалялся в больнице с двусторонней пневмонией, и даже когда его выписали, чувствовал себя какое-то время новорожденным котёнком, беспомощным и постоянно уставшим. И вот сейчас это состояние снова вернулось. — Что со мной произошло? — прохрипел он, внимательно глядя Кощею в глаза. — Шамаханская царица... — начал тот, но Славка вдруг всё вспомнил и рыкнул: — Точно! Эта блядища дунула в меня какой-то мерзкой хуетой и... Он силился понять, что же произошло дальше, и не мог. На ум приходил только странный сизый туман. — Пыльца забвения, — пробормотал Кощей и прикрыл на миг глаза. — Вот как называлось то, чем она тебя околдовала. У нас было только три дня на то, чтобы снять её проклятие. — А потом? — снова перебил Славка. — Если бы не сняли? — Сначала бы исчез ты, а потом все, кто тебя знал, забыли бы навсегда, что ты когда-то существовал, — поведал ему Кощей. Славка опять вздрогнул и еле слышно спросил: — И ты? — И я, — кивнул Кощей. Походу, его жизнь висела на волоске, а он и не знал. — Сколько я пролежал? — Он прижался к Кощею плотнее, вдыхая привычный запах. — В тот момент, когда я поил тебя противоядием, истекли последние минуты. Вот сейчас стало по-настоящему страшно. Видимо, откат от случившегося, но Кощей, который сегодня чертовски тонко чувствовал его, мягко прикоснулся к его губам своими, прошелся пальцами по волосам и наконец спустился на спину, поглаживая её ладонью и успокаивая. — Всё уже позади, хороший мой, всё закончилось. Мы спасли тебя, и теперь ты будешь жить долго и счастливо, а я уничтожу каждого, кто хотя бы косо на тебя посмотрит. Кощей рассказывал ему, как каждый в Лукоморье пытался помочь. Про Порчу, который вместе с ним не отходил от Славки, и что Кики даже свой дар отдала, и про то, что такое «зов». А также, что Марья Моревна приготовила противоядие, которое и сняло гнусные чары. Славка молча лежал рядом и внимательно слушал рассказ. В этот момент в коридоре послышалась неясная возня, и дверь, скрипнув, приоткрылась. — Ванечка, не ходи, — Славка не узнал того, кто так настойчиво шептал, — ты вечно как бульдозер в антикварной лавке. — Сам ты трактор, — буркнул до боли знакомый голос. — Хули этот лысый не выходит? Что со Славяном? А если этот ваш эликсир не помог? — Ванька, — с недоверием прошептал Славка. Тот не мог тут появиться ни при каких обстоятельствах. Но, непонятно как и откуда, это точно был он. Славка ошарашенно переводил взгляд от стоявшего у двери и странно молчавшего друга на Кощея и обратно. — Вань, ты же не глюк? — Нет, Слав, не глюк. — Тот сглотнул, подбирая слова. — Я тебя... — Давайте отложим ваш разговор, — влез Кощей. — Слава, можно сказать, с того света только вернулся, слаб совсем. Ванька уже открыл рот, явно собираясь высказаться, как он всегда умел, но неожиданно передумал. — А, ну да, — смущённо пробормотал он. — Ты, Славян, давай, поправляйся, рад, что ты жив. Я позже зайду, попиздим. — И скрылся за дверью. — Мироша, я что-то пропустил? Откуда в Лукоморье Ванька? — обессиленно прошелестел Славка. — Успокойся, — притянул его к себе Кощей. — Пришёл твой друг сам, на собственных ногах, я его точно не крал. А тебе волноваться вредно, вот оклемаешься малость, тогда и поговорите. Славку действительно клонило в сон, тело будто свинцом налилось. Он прижался к груди Кощея и вдруг хохотнул: — Ванька сроду никого не смущался, а ты его одним взглядом заткнуться заставил. — Как же, этого заставишь! На нём где сядешь, там и слезешь, — проворчал Кощей. — А ты смотри, не засыпай, покормить тебя надо. Три дня голодом, шутка ли. Славка только и смог, что кивнуть. Радость от появления Ваньки отняла последние силы. Кощей щёлкнул пальцами, и из сундука вылетела скатерть-самобранка. — Подай-ка нам, матушка, чего-нибудь лёгкого, но сытного и компот свой фирменный брусничный не забудь, — распорядился Кощей. Когда Славка, накормленный наваристым куриным бульоном, дремал у Кощея на плече, тот тихо прошептал: — Люблю тебя, — но ответить ему он не успел, провалился в крепкий лечебный сон.