Любовь зла — полюбишь и Кощея, или Как два Иванушки друга выручали

Кощей потянулся всем телом и открыл глаза. Он уже и забыл, когда так хорошо высыпался, и только сейчас понял, что находится совсем не в своей опочивальне, а в комнате для гостей. Кощей сразу вспомнил прошедшую ночь и Славу. Тот, что удивительно, не хамил, не бранился, иногда скорее по привычке немного цеплял его, но совсем не обидно. И посиделки такие Кощею очень понравились, ни с кем ему раньше не приходилось обсуждать любимые книги или ещё что-то. Да, с Порчей они тоже немало разговаривали, но всё больше по делу, да и читать тот не очень любил, больше музыку предпочитал. Засунет в уши штуки эти маленькие и мурлычет чего-то себе под нос. Сказал, что это плеер и наушники, ему, мол, их Карма подарил. Со Славой не так, он много книг читал и даже посоветовал некоторые Кощею. А ещё про кино рассказал и что ему, Кощею, фильмы бы понравились. Возможно и так, только где эту фильму взять, Кощей понятия не имел, а спросить постеснялся, не хотелось перед Славой невеждой выглядеть. Между тем солнце уже вовсю припекало, но Порча почему-то до сих пор не появился, и Кощей, вздохнув, отправился облачаться. Он долго копался в своём гардеробе, но все вещи казались ему слишком вычурными и богатыми. А хотелось надеть что-то простое и удобное. К тому же за последнее время Слава частенько высмеивал его одежду, да и латы уже очень надоели. Носить-то их полагалось, конечно, тем более гость во дворце, а этикет Кощей всегда чтил, только от тех в такую жару хоть на стенку лезь. Наконец он остановился на обыкновенных льняных штанах и простой сорочке. Решив, что проще некуда, надел их и вышел на двор. Порча так и не появился, как и Слава, и Кощея это озадачило. Почему-то не хотелось верить, что тот сбежал, предварительно усыпив его бдительность. — Где Порча? — спросил он у стражников. — Домовой убежал в деревню! — отрапортовал один из них. — А гость? — добавил Кощей. — В старом сарае за конюшней! — с готовностью выпалил другой. — В сарае? — не понял Кощей. — Что он там делает? — Не можем знать, Ваше бессмертие! — гаркнули стражники в два голоса. — Что этот неугомонный ещё придумал? — пробормотал Кощей, пытаясь отыскать наречённого. — Ни дня без приключений. Только из темницы вышел. Другой на его месте три дня бы отсыпался в тепле и уюте, а этого опять куда-то неладная понесла. Дверь покосившегося сруба оказалась распахнутой настежь, и Кощей осторожно заглянул внутрь. Потом, одёрнув себя, мысленно выругался — чай хозяин он! — и зашёл в полумрак сарая. На наспех сколоченном столе стояли две керосинки, а немного в стороне, наклонившись над непонятным сооружением, возился Слава. Что он делал, Кощей не понимал и решил немедленно выяснить. — Что происходит? — грозно спросил он. — Почему без моего ведома? — О! — вскинулся Слава. — Хорошо, что пришёл. Вот тебе ключ, держи вот так болт, а я пока гайку закручу. У Кощея лицо вытянулось. Он уже собрался отчитать неугомонного жениха, но тот, не поднимая головы и не переставая что-то делать, фыркнул: — Оглох, блядь, что ли? Кощей возмущённо закатил глаза, но спорить не стал, понимая, что проку в этом никакого нет. Славе всё равно плевать, что он тут главный. Потом обречённо вздохнул и взял какую-то железку, на которую тот указал. — Сильнее держи! Да чтоб тебя! — загорланил Слава, когда этот самый ключ сорвался в четвёртый или пятый раз. — Пиздец ты криволапый, ебануться можно! — Ты чего на меня орёшь? — не выдержал Кощей. — Совсем распоясался, снова в темницу захотел? — А ты меня не пугай, пуганый! — окрысился тот. — Лучше бы признался, что ни хуя делать не умеешь. Колдовать-то каждый дебик сможет, а вот собственными ручками поработать — это слабо. — Так я и не холоп, чтобы уметь, — отбрил Кощей. — Если ты такой гений, взял бы и показал. А то разорался тут. Слава задумчиво почесал затылок и, поморщившись, улыбнулся. — Ладно, чёт я и вправду погорячился. — Он хлопнул Кощея по плечу и присел на пустой ящик. — Хочу вам штуку одну сделать, в ней рыба будет готовиться особым способом. Попробуешь, пальчики оближешь. Кощей с сомнением посмотрел на свои грязные ладони и решил для себя, что лизать точно ничего не будет, даже если Слава наизнанку вывернется. — ...А главное, — между тем продолжал Слава, — такую рыбу можно довольно долго хранить. Уверен, что и покупателей на неё немало найдётся. Он пытался ему что-то ещё объяснять, но Кощей мало вникал, только головой больше кивал, соглашаясь. Тем более что если штука эта так полезна в хозяйстве, пусть строит, лишь бы бежать снова не пробовал. Когда они всё закрутили, Кощей собирался уйти и заняться своими важными делами, но Слава вдруг попросил: — Слушай, помоги мне ещё немного. Порча к рыбакам побежал насчёт солёной рыбы договариваться, а одному неудобно. Я тебе покажу, как надо, это несложно. Он согласился, и работа закипела. Незаметно Кощей увлёкся процессом и даже не злился больше, когда Слава называл его чугунком или бездарем, или даже «хуйлом безруким», наоборот, беззлобно огрызался в ответ и пытался сделать всё правильно. Наконец, коптильня была готова. Кощей, хоть и чумазый, как поросёнок, чувствовал странное удовлетворение, что с ним случалось крайне редко. Да и Слава оказался прав, копчёная рыба получилась вкусной и душистой. Порча слопал несколько рыбин и всё не переставал нахваливать Славу. * * * — Ванечка, просыпайся, — произнёс кто-то над ухом, и Ваня мигом открыл глаза. — Мам, мне ко второй паре, — простонал сипло и с трудом поднялся на колени, уже не заботясь о том, чтобы прикрыться. Игнорируя заинтересованный взгляд в упор, нашарил рядом шмотки, оделся, ёжась от вечерней прохлады. Зевнул от души. — Ну что, дядь? Сработал способ? — Сейчас проверим. — Тоже полностью одетый, Евстигнеев протянул ему замусоленную карту, придвинулся ближе, опуская взгляд на нарисованный ландшафт. — Что видишь? Позёвывая, Ваня тщательно протёр глаза, посмотрел вниз. — Вижу, что мы в лесу, вот поляна, а болото — аж вот где. А у тебя? Тот удовлетворённо кивнул. — Порядок, — констатировал он. — Мы почти пришли, получается. Ещё пара опушек и... — Мы ночью к бабе Яге попрёмся? — перебил его Ваня. — А что? — Дядь, ты совсем? Она же нас захомячит. — Она и днём захомячить может, — равнодушно заметил тот. — При чём здесь время суток? — Стрёмно, — скривился Ваня. — Не люблю, когда меня едят. Как этого избежать? — Понравиться ей, я же говорил, ты не помнишь? — Вань, ты тормоз! — психанул тот. — Конечно, блядь, помню, склерозом не страдаю пока. Я спрашиваю — как это сделать? Со сказочными старухами-людоедками раньше не контактировал, в душе не имею, как себя вести. Евстигнеев задумался. — Я вживую с ней тоже не встречался. После Терёшечки, который её младшую дочь Олёнку угробил, она детей люто ненавидит, а после того, как Баюн от неё слинял — и котов, так что об этом не упоминай. К Кощею, кстати, она тоже не очень. — Чего так? — У Вани уже голова кругом шла. — Так он же на её старшенькой, Марье Моревне, не женился. — Ага, вместо этого Славку в невесты похитил, придурок. — Это пока точно не известно, — возразил Евстигнеев. — Может, не в невесты, а так, на опыты. — Спасибо, дядь, утешил! — злобно буркнул Ваня. Подумал секунду. — Что, если на этом и сыграть? — осенило его. — По хуям, как на самом деле, наболтаем, что в невесты! И получится, что Яге будет выгодно, если мы Славку от Кощея вырвем: тот останется без «невесты» и снова станет женихом её Марьи. Сверившись в очередной раз по карте, Евстигнеев осторожно высунулся из-за куста и помахал рукой, подзывая Ваню. — Давай попробуем, — ответил негромко. — Мы пришли, вон её избушка. Сгорая от любопытства и бесшабашно-весёлого ужаса — не каждый день воочию видишь настоящее жилище бабы Яги! — Ваня раздвинул ветки, выглянул из чащи. Перед ним раскинулась небольшая поляна, обнесённая частоколом, на каждом дрыне болтался череп, вроде бы лошадиный, в потёмках плохо было видно. В центре переминалась на толстых куриных лапах совсем не избушка, а вполне приличный коттедж размером со стандартную питерскую «трёшку», явно недавно отстроенный — новые жёлтые доски аж сверкали свежеоструганными боками. Около куриных ног ютилось несколько пристроек, из одной доносилось тихое ржание. — Идём? — полушёпотом позвал Евстигнеев и непроизвольно нашарил ладонь Вани, сжал несильно. Ваня понял, что тот тоже волнуется, хоть и не показывает виду. Про него самого и говорить нечего — скулы сводило от напряжения, что их могло поджидать в гостях у сумасшедшей бабы, которая всех ненавидит. — Идём, — решительно ответил он и подался вперёд, увлекая своего спутника за собой. Они подошли к дому. Тот возвышался над ними, как венецианский палафит(1), маня окнами где-то на уровне третьего этажа. И как туда попасть? В альпинисты податься? — Никакого сервиса, — недовольно пробурчал Ваня. Шагнул вперёд, демонстративно топнул ногой и заорал: — Эй, избушка! Как там это — повернись к нам передом, к лесу задницей... в смысле, задом. И лестницу какую-нибудь скиньте, пожалуйста! Лучше, конечно, лифт, хотя откуда у вас тут лифт... Несколько секунд ничего не происходило. Ваня набрал в лёгкие воздуха, собираясь опять заорать, но в этот момент изба медленно покачнулась, тяжело переваливаясь на своих лапах. — О, пошло дело, — обрадовался Ваня. — Говорить буду я, — спокойно предупредил Евстигнеев и поднял руку, прерывая готовый пролиться поток возмущения. — Ты слишком много хуйни несёшь, Ванечка. Тот скривился, но промолчал. Не поспоришь ведь. Избушка между тем развернулась до конца. Сверху свалилась плетёная верёвочная лесенка. — Да вы издеваетесь... — начал Ваня, но поймал чужой красноречивый взгляд и покорно заткнулся, завёл глаза. — Ладно, полезли. Кое-как они вскарабкались по этой хилой стремянке. Вспомнился облезлый школьный канат, свисающий с потолка в физкультурном зале, и Ваня в который раз пожалел, что директриса не спалила их с Михалычем тогда. Оказывается, физкультура — очень полезная вещь. Почему он, дурак, не хотел на неё ходить! Едва они переползли за порог, справа раздался скрипучий бас: — Фу-фу, русским духом пахнет! Евстигнеев первым поднялся с четверенек, махнул рукой: — Не надо, бабушка, мы из реального мира. Вот, по делу заглянули. Очень важно. — А-а, современная молодёжь, — проворчала та в ответ. — Оба, что ли? — Почти... Вполуха прислушиваясь к мирному — пока! — диалогу, Ваня тоже поднялся с пола, завертел головой, отыскивая хозяйку помещения. Та обнаружилась за дубовым столом в углу: сидела и полировала древко здоровенной метлы, как заправский Оливер Вуд. Выглядела, кстати, не устрашающе — обычная бабка, на вид не добрая, не злая, разве что маленькие тёмные глазки-бусинки блестели нездоровым азартом. — Здрасьте, — вежливо поздоровался Ваня. Та прищурилась, впивая в него острый взгляд. — С чем пожаловали? — Нам нужно... — начал Евстигнеев, но Ваня перебил его, всё-таки не удержавшись. — Бабусь, ну чё ты как неродная, — прогнусавил он, игнорируя болезненный тычок в рёбра от своего напарника. Желудок от голода так сжимался, что Ваня ни о чём и думать не мог. Он не нанимался целыми днями рыскать по лесам без крошки съестного во рту. В конце концов, он тоже в детстве сказки читал, кое-что точно помнит. Откашлявшись, он продолжил: — Мы хоть и современные, но местные правила знаем. Ты нас сперва в бане попарь, накорми, напои, а потом за дело перетрём, а? Очень кушать хочется, — добавил, скроив жалобную мину. Старуха молчала, по-прежнему буравя их своими глазками-бусинками, будто рентгеном просвечивала. Парни напряжённо ждали. Ваня поёжился, ощущая себя под этим взглядом совсем голым и беспомощным, он почти физически начал чувствовать, как с него, шмотка за шмоткой, исчезает одежда, хоть за трусы хватайся, как за последний оплот защиты. Незаметно провёл потной ладонью по бедру, проверяя, на месте ли джинсы, и тайком облегчённо выдохнул. Старуха медленно поднялась из-за стола. Распялила рот в недоброй усмешке. — Вот, значит, какие нынешние Иванушки пошли, — проскрежетала она, надвигаясь на них, повела крючковатым носом, подозрительно принюхиваясь. Не сговариваясь, парни синхронно отшатнулись. Сзади раздался громкий хлопок закрывшейся двери. Ваня сглотнул, покосился на бледного Евстигнеева и снова нащупал его ладонь, ободряюще сжимая. Бабка заметила этот жест, нахмурила кустистые брови. — Раньше скромные были да почтительные, — продолжила, напирая на них. Парни вжались спинами в массивную дверь. Дальше пятиться было некуда. — Лишний раз рот не открывали, тряслись со страху, что зайцы под кустом. А теперь нахальные, шустрые, никакого почтения к старшим... — Бабка нависла над ними, пристально вглядываясь в посеревшие от ужаса лица. Парни зажмурились. — Ну прям как я в молодости! — заключила неожиданно. Ваня, успевший похоронить и себя, и Евстигнеева, приоткрыл один глаз, недоверчиво моргая. Отступив назад и склонив косматую голову набок, бабка умильно скалилась, показывая крепкие желтоватые зубы. — Я в своё время такая оторва была, ух! — Она довольно цокнула языком от приятных воспоминаний. — Тихонь, что только и способны глазами лупать, как жертвенные бараны, не люблю, — сообщила авторитетно. — Таких на лопату посадить да в печи изжарить, больше ни на что не годятся. А вы, я смотрю, молодцы не промах. Она повернулась и прошлёпала в соседнюю комнату, не переставая бубнить под нос. Появилась на пороге, неся перед собой охапку махровых полотенец, халатов, и вроде бы даже пара старинных вышитых косовороток там имелась. Бухнула гору барахла на стол. Парни переглянулись, старательно сдерживая смех. Яга беззлобно погрозила гостям узловатым пальцем. — Что ж, будь по-вашему. Правда, баня во дворе не работает — мне давеча бригада бобров ремонт производила, избу обновили, целый месяц пилили-строгали, ироды. А до бани не добрались, контракт вышел. Зато прямо в избе мне вариант устроили — аль-тер-на-тив-ный! — произнесла, чеканя слоги и пристукивая в такт кулаком по столу. — Заморский проект аж из самих тюркских земель! «Хаммам» называется. Так что марш туда оба, пока не передумала. Я пока на стол соберу. * * * Порча всегда в глубине души считал себя внимательным и смышлёным домовёнком. Только вот перемены в отношении Славы и Кощея неожиданно прошли мимо него. А всё Карма виноват. Хозяин дома, где тот жил, уехал по делам на целую неделю. — Ромыча семь деньков не будет, — расстроенно вздохнул он. — Приходи ко мне чаи гонять. А ещё у меня коньяк есть и классная порнушка, позависаем. Скучал бро по этому Ромычу. Так это и правильно, домовые к хозяевам очень привязываются, если, конечно, общий язык находят. А иначе и тем плохо, и домовой постепенно угасает. Но Карме повезло, Ромыч смешной, с ним весело. Поначалу тот так прикольно удивлялся, злился и даже бесился. Карма специально его доводил: то жалобно вздыхать начнёт, когда тот спать ляжет и свет выключит, то в шкаф полезет посудой греметь или босыми ногами по полу шлёпать. Ромыч вскакивал с постели весь белёхонький от страха, метался по квартире, ничего не понимая. Потом, наверное, узнал у кого про домовых, а может, привык, даже попытался подружиться. Молока Карме в блюдце налил и хлеба горбушку положил. Порча как увидел такое подношение, так и зашёлся смехом: братец ещё совсем молодым брагу молоку предпочитал да кусок хорошей телятины в придачу. Ох Карма и обиделся: молоко на бумаги на столе разлил, блюдце разбил, а хлеб в постель незадачливому хозяину раскрошил. Все шнурки на обуви связал, сахар по кухне рассыпал и в ванной кран с водой открыл. Ромыч вернулся с работы и долго матерился, убирая погром, устал, бедолага, вискаря себе бухнул в пузатый стакан, сел и задумался. Правда, смекнул быстро. Алкоголь в другое блюдце плеснул, острое куриное крылышко рядом положил и конфетку. Карма жуть как сладкое любил, вот и оттаял, принял подарки, с тех пор дружат. А пока Порча в гостях в том мире коньяком баловался, его родной хозяин со Славой не только перестал скандалить, но и общий язык нашёл. Больше того, они вместе отличные коптильни замастырили, Порча дара речи лишился, как увидел. И рыба до чего вкусная получилась, сил оторваться не было! Обрадованный первый министр царя обещал найти покупателей в ближайшее время. — Давно у меня эта идея зрела, — признался он Порче по секрету. — Да только где в Лукоморье мастера найти, чтобы собрал совсем не сказочную вещь? Ай да Кощей, ай да молодец, отыскал-таки специалиста. Порча предусмотрительно про Славу промолчал. Не по этикету Кощееву тайну направо и налево разглашать. Придёт время — сам всё расскажет, поэтому на уговоры пройдохи-министра не повёлся и не сказал, кто коптильни сделал. А тем временем жизнь в замке била ключом. Порча даже удивлялся, что Слава очень быстро и уверенно обжился у них. Как-то пожаловался ему Кощей, что Горыныч совсем без дела чахнет. Жрёт да пьёт только. — Либо от обжорства подохнет, — с досадой выдал он, — либо сопьётся вконец. Слава подумал недолго да и предложил того на кузню определить. Местный кузнец-то старый уже, трудно ему со всей работой справляться, а подмастерья нет, не больно молодёжь тяжёлым трудом заниматься хотела. А в Горыныче и сила есть, и горн разжигать не надо, своего пламени хватало. Пусть, мол, учится на здоровье. Ещё добавил, что в какой-то сказке читал, будто мечи и клинки, закалённые огнём дракона, самые крепкие и очень ценные. Так что и их продавать можно будет. Порча любил из всего выгоду иметь, так что идея и ему очень по душе пришлась, а Горыныч побузил малость, порычал на Кощея, но опосля согласился. Сейчас вот тюкает себе потихонечку в кузне, осваивает профессию. * * * После бани и позднего ужина Ваню разморило. Лениво попивая какой-то невкусный, но ароматный отвар, он тихонько дремал, подпирая кулаком подбородок, и слушал, как Евстигнеев деловито излагает Яге суть их визита, предлагая взаимовыгодное сотрудничество. Восхитился: классно тот бабульку окрутил, та прямо взбесилась, заслышав про «сватовство» Кощея. — Ах он, пень трухлявый! — загудела она. — От моей Марьюшки, значит, нос воротит, а сам чего удумал! Срамоту развёл, ославил на весь свет! Раньше Бессмертные хотя бы девиц воровали, а этот молодого парня умыкнул, блудня, развратник старый! Теперь позору не оберёшься. Доченька моя бедная! Ну, я его!.. Я ему!.. Не позволю! — Она хлопнула в ладоши. — Эй, изба, а ну-ка, чулан открывай. В полу тотчас распахнулся люк, зияя тёмным четырёхугольным провалом. Оттуда молнией шмыгнула серая тень, прошуршала у самых ног, вскарабкалась по ножке стола. Ваня вздрогнул, выпадая из дрёмы, уставился на крохотную мышку-полёвку, почтительно замершую на столе напротив Яги. Та склонилась над ней, что-то шепча. Мышь испуганно заверещала, нервно дёргая усиками. Яга грозно нахмурилась. — Не съест, не выдумывай, — отрезала сурово и щёлкнула зубами. — Лучшую мне найди, поняла? Обмерев от ужаса, мышь жалобно пискнула — и свалилась в обморок. Яга в досаде плеснула на неё остывшим отваром из кружки, бесцеремонно потыкала пальцем. Снова запищав, мышь вскочила, затрясла мордочкой, сложив лапки на груди и поджимая под себя мелко дрожащий длинный хвост, суетливо закивала и унеслась. Яга удовлетворённо ощерилась. — Подсказала бы вам дорогу, да Баюн, грабитель, расхититель частной собственности, в своё время сильно мне напакостил, — процедила она, но, вопреки словам, голос её не звучал зло, даже с ноткой мечтательной ностальгии. — Разбойник этакой. — Это вы про волшебный клубочек, бабусь? — осторожно уточнил Ваня, на всякий случай отодвигаясь подальше. — Про него, проклятый, — не удивившись вопросу, ответила та. — Слямзил, морда наглая, без стыда и совести, будто кусок мяса из котла, а не ценный артефакт. Вот и приходится выкручиваться. — Как выкручиваться? — вмешался в беседу Евстигнеев, явно тоже сгорая от любопытства. Ваня тайком воззрился на него, залип поневоле: порозовевший после бани, чистые светлые волосы торчали в беспорядке, но ему даже шло. Белая льняная рубаха чуть выше колен и тёмные штаны вместо замызганных десантных, которые тот самолично постирал и вывесил сушиться под потолок, делали его похожим на былинного персонажа. Сам Ваня в сказочных шмотках от кутюр бабы Яги выглядел как натуральный Иванушка-дурачок, а Евстигнееву очень шло, будто в них родился. Собственно, наверное, так и есть? С другой стороны, как-то мало он знает о здешних мутках. Так, по верхам нахватался, а копни глубже — и вообще не алё. Может, он только родился здесь, но быстро сбежал в реальный мир? Или наоборот — уроженец реального мира, которого как-то раз случайно сюда занесло, а после он вернулся домой и постарался забыть всё, как страшный сон. Тогда откуда у него комп-портал? И про Блуда он знал, и Лешего Лёшкой называл, как старого знакомого. «Кто ж ты такой, Иван Евстигнеев?» — засела в голове навязчивая мысль. Словно почувствовав его взгляд, тот дёрнул плечом, посмотрел мельком, и Ваня сразу отвернулся, принимая безразличный вид. — Сами завтра увидите, — не размениваясь на объяснения, постановила тем временем Яга. За окном гулко ухнул филин, кто-то завыл в лесу. — Вот что, добры молодцы, час нынче поздний, а у меня ещё дел полно. Так что брысь оба почивать, утро вечера мудренее. Полати у меня одни, вы полезайте на печь. Ничего, поместитесь, чай не баре-господа. Ыть! — и легонько пристукнула по столешнице кулаком, подгоняя осоловевших и вовсю зевающих парней. У Вани даже не хватило сил возмутиться и потребовать себе отдельное койко-место — хоть на лавке, хоть на коврике у порога. И не потому, что бабки боялся (хотя побаивался, конечно, что скрывать, всё-таки старушенция с приветом, мало ли что ей в башку стрельнет), а потому что с какой стати именно ему лишаться минимального комфорта, ютясь на жёсткой и неудобной лавке? Тем более коврике. Пусть вон Евстигнеев ютится, если ему надо. Но того перспектива совместной ночёвки практически в обнимку — печь у Яги была узкая, Ваня уже успел оценить намётанным глазом — явно не беспокоила: невозмутимо пожав плечами, он вскарабкался наверх и улёгся у стены, задумчиво таращась в потолок. Ваня полез следом. — Сплющи булки, дядь, чего развалился, — буркнул он, кое-как пытаясь уместиться в тесном закутке. — Вот разожрался-то, лось. — А ты капризная принцесска, — не остался в долгу тот и меланхолично добавил: — Спокойной ночи, Ванечка. Ваня вскинулся, порываясь ответить по достоинству, но опоздал: гадский Евстигнеев причмокнул губами и сладко засопел, уснув на полуслове. — Говнюк, — беззлобно усмехнулся Ваня, качая головой, кое-как утрамбовался на своё место и мгновенно отрубился, едва голова коснулась подушки. * * * День выдался особенно жаркий. Славка вытер пот рукавом рубашки и вышел из своей мастерской. Неподалёку виднелась река, и ему так искупаться захотелось, тем более после стольких часов в душном сарае. Прослышав о «чудесных» коптильнях, крестьяне потянулись к нему вереницей. То одно подремонтировать, то другое подлатать. Кого-то он отправлял в кузню к Горынычу, а за что и сам брался. Так и проходили дни. Временами Слава скучал по дому, по прежней работе, но больше всего ему не хватало Ваньки. Он бы сейчас всё отдал, лишь бы посидеть с другом, попить пивка, поржать над всякой фигнёй. Однако и к Кощею начал привыкать. Тот вообще-то прикольным оказался. Иногда ещё проскальзывало в нём въевшееся годами высокомерие, но со Славкой он уже был совсем другим. Они как будто научились подстраиваться друг под друга. Тем более разговоров про женитьбу Кощей больше не заводил и со всякой пидорской поебенью не лез. Зато знал много интересного, часто рассказывал, да и сам умел слушать. Так что норм пацан оказался, хоть и Кощей. Решив позвать его на речку, Славка зашёл во дворец. Он сейчас свободно перемещался по округе, слово дал, что не сбежит. И хотя иногда мелькала в голове крамольная мыслишка рвануть отсюда, пока никто не видит, понимал: нарушать обещание западло. В тронном зале Кощеевы вельможи стояли понурые и притихшие, сам же хозяин громыхал на весь дворец так, что уши закладывало. — Бездарные тупицы! — горланил он. — Ни на что не способные уёбки! Всех, нахуй, на дыбу! Со свету сживу, даже воспоминаний от вас не останется! Местная нечисть заскулила, запричитала, кто-то брякнулся на колени, а от Кощея перло таким гневом и силой, за версту можно было учуять. Славка только головой покачал и ухмыльнулся. Кощей с виду не такой уж и грозный и совсем не высокий, но было в нём что-то такое, что ужасные сказочные чудовища враз превращались в побитых щенков и не могли ослушаться приказа. Он даже ощутил за него нереально странную гордость. Но позабавило его не это. Уже не впервые он замечал, что Кощею сильно по душе пришёлся мат. Теперь он запросто и Славку в ебеня посылал, не стесняясь, как будто всегда так выражался. А нёхи, не понимая некоторых выражений, ещё сильнее дрожали от страха. — Чё за кипеж? — негромко спросил Славка, и Лихо, увидев старого знакомца, посмотрел на него с такой надеждой своим единственным глазом, словно Славка — Мессия всего человечества. Он кивнул ему, проходя мимо, и подмигнул Кикиморе, сложившей свои ручки-веточки в немой просьбе. — Что за шум, а драки нету? — обратился к Кощею. — У нас что, конец света? — А ну, пошли все к ёбаной матери, чтоб я вас не видел! — рыкнул Кощей. Потёр ладонями лицо и уже тихо добавил: — Долбоёбы. Тронный зал в секунду опустел. — Ну, что произошло? — Славка присел на подлокотник трона. — Давай, озвучь, а то скоро лопнешь от ярости. — Помнишь, я тебе рассказывал, что Горыныч, чтоб ему пусто было, уроду, в Тритринадцатом царстве богатыря сожрал? — начал Кощей. — А теперь там Соловей-разбойник объявился. Вот царь и прислал нашему Александру депешу: либо выдайте им нового богатыря, либо сами изгоняйте разбойника, не то обещал войной на нас пойти. Царю некогда разбираться, они с Порчей рыбой торгуют, у них там покупателей столько, что вопрос ему этот не с руки решать. — А ты прямо испугался войны, — хохотнул Славка. — Да нет, конечно, — отмахнулся Кощей. — Только кому она нужна, эта война? Один вред от неё да убыток крестьянам. — Так Соловья замочи — и все дела, — посоветовал Славка. — Не по статусу какому-то залётному Соловью со мной тягаться, — выпятил грудь Кощей. — И соседей нечего повожать(2), один раз на уступки пойдёшь, потом на шею сядут. Молодец нужен, а где взять? — Есть же у вас Илья Муромец и братки его, — подсказал Славка. — У былинных богатырей сейчас у самих забот полон рот, — вздохнул Кощей. — Незачем их с места дёргать. — А этих-то чего угнетал? — Славка кивнул на дверь, вспоминая несчастную нечистую силу, которая только что свалила из зала. — Чёт мало они на богатырей походят. Кощей поморщился и махнул рукой. — Совета просил, а они только мычат да юлят, никакой помощи. Славка задумчиво прошёлся по залу. И вдруг вспомнил: — Слушай, у вас есть Финист или он только в книжках? — Точно! — Кощей хлопнул себя ладонью по лбу. — Вот же голова садовая, про Соколика забыл совсем. Он быстренько что-то написал на свитке и, чуть ли не по пояс высунувшись в окно, громко свистнул. Тут же на резной подоконник опустился чёрный, как смола, ворон. Кощей вручил ему свиток. — Передай, чтобы к вечеру дома был, — строго велел он почтальону. Ворон громко каркнул и взмыл в небо. — Пойдем купаться? — предложил Славка. — Жара, пиздец. * * * Ещё не дойдя до берега, Славка практически на ходу стащил джинсы, сдёрнул футболку и, разбежавшись, ласточкой прыгнул в прохладную воду. Проплыл немного под водой, вынырнул, отфыркиваясь, и, не удержавшись, заржал на всю округу: Кощей стоял у кромки воды в одних трусах. Ярко-жёлтые в белую ромашку семейники смотрелись на довольно накачанном и подтянутом теле чем-то чужеродным. — Ебануться! — всхлипнул Славка. — Знатные у тебя парашюты, далеко видать! — Какие параш... — как всегда не понял Кощей, но Славка его перебил: — Забей, идём купаться. Они долго плавали. Славка несколько раз пытался шуточно утопить Кощея, но тот, как выяснилось, тоже довольно проворный, и он сам оказывался под водой чаще, чем хотел бы. А потом отплёвывался и возмущался, что так нечестно. Кощей только смеялся над ним. Когда они уже возвращались во дворец, прибежал взволнованный и запыхавшийся Леший и что-то зашептал Кощею на ухо. Тот сразу нахмурился. Понимая, что у тех важные дела и они однозначно его не касаются, Славка двинул в сарай, который служил ему мастерской. Работы у него оставалось ещё полно. Он ремонтировал домашнюю утварь, точил ножи и вилы, а мысленно опять и опять возвращался на речку. Перед глазами так и стоял смеющийся Кощей. И никак не вязался образ общепринятого Кощея Бессмертного из сказок с человеком, который недавно купался с ним. А ещё Славка впервые видел его осторожную, чуть стеснительную улыбку, и она удивительно преобразила лицо Кощея, делая его молодым и довольно привлекательным. И он неожиданно понял, что тот ему нравится. Не то чтобы Славка передумал и захотел жениться на нем, да и Кощей — тот ещё высокомерный, надменный и спесивый засранец, но стоило признать, что он ещё и умный, начитанный, очень любопытный и абсолютно не злой. Нежить, конечно, Кощея боялась, это правильно, однако от ужаса точно никто не трясся, скорее уж почитали и не хотели огорчать хозяина. — И вот что мне сейчас с тобой делать, чудовище, сука, неправильное? — пробормотал Славка, паяя очередную кастрюлю холодной сваркой. — Может, выебать тебя? Вдруг Вашему бессмертию не понравится хуй в жопе, и ты отправишь меня домой? Он хохотнул и покачал головой. Будущее немного пугало его, но он старался не заморачиваться, надеясь, что всё рано или поздно разрешится. _________ (1) Палафит (итал. palafitta, от pala — свая и fitta — вбитая) — жилище, возведённое на сваях над водой или на берегу болота. (2) Повожать (старорусск.) — потакать прихоти, идти на поводу.