Morpho

      — Мидзуно может повесить это фото в своем офисе, — хищно усмехается Рикидо. — «Мичи Сакугава — лучший работник месяца». Тебе тоже скинуть? В знак моего уважения и в память об этой теплой встрече, — нарочито повторяет уже сказанные слова, и только сейчас до вакагасира доходит их истинный смысл.       — Какая же ты тварь, — хрипит Мичи, неловко перекатываясь на бок. Делать это с завязанными руками неудобно, а еще он сплевывает на футон кровь от прокушенной губы и падает в свои же собственные телесные жидкости.       Тэхена, молчаливо наблюдающего за происходящим, прошивает волной дрожи от омерзения и чувства грязи, въевшегося в кожу. Кажется, Рикидо Миото превзошел самого себя. А еще, кажется, прожженный жизнью и немалыми трудностями Тэхен совсем не разбирается в людях, хотя судьба не раз давала ему хлесткую пощечину заставляя открыть глаза — слепые и по-детски наивные, что вопреки всему искали в этом мире добро, понимание и человечность. Хер там, думает Тэхен. Приветливые улыбки, принадлежавшие его хозяину, теперь видятся омеге оскалом раненого зверя.       Он знает, что такие кусаются больнее всего.       Ровно через пару минут в комнате как по команде появляется Минхо со своими ребятами. Сначала он кидает обеспокоенный взгляд на Ви, а потом переводит его на Мичи. На лице помощника оябуна нет ни удивления, ни сожаления — он пришел выполнять свою работу как всегда хорошо и профессионально. Возможно, именно эти навыки позволяют ему скрыть ту единственную эмоцию, от которой сердце в груди мигом сжимается и снова запускается в ударах. Тэхен сквозь пелену слез смотрит на ребят, не веря, что все закончилось.       — Уберите его, — приказывает Рики, наблюдая, как те поднимают вакагасира. Брюки и нижнее белье, спавшие до щиколоток, нелепо болтаются и мешают тому передвигать ногами, но помощники Миото и не ждут, что японский гость уйдет на своих двоих. Его, жалкого и униженного, стремительно выпихивают из комнаты, даже не тратя время на то, чтобы освободить руки. Тэ благодарит Будду, что всего остального он уже не увидит. Пусть с Мичи разбираются внизу или где-то еще — кошмар этого дня запомнится Ви надолго.       — И футон тоже сожгите, — кричит молодой оябун вдогонку. В дверях снова появляются охранники и быстро убирают футон.       О словах «тоже сожгите» Ви предпочитает пока не думать. Для него все происходящее вокруг, как черно-белое кино — старое, затертое и местами заедающее. В истерзанном сознании омеги картинка с нависающим над ним насильником — стоп-кадр. Ви крепко зажмуривает веки до белых пятен и головной боли, чтобы стереть из памяти противную рожу Сакугава.       — Испугался? — спрашивает Рики, когда они остаются одни. В его глазах еще плещется злость, и Тэ подгибает колени, сильнее толкаясь босыми пятками в пол, но дальше ползти некуда — позвоночник больно упирается в стенку. Омега молчит, смотря на хозяина исподлобья. — Помойся после него хорошенько, — брезгливо кидает Миото, не проявляя к Ви особого интереса. Он разрядился и получил свою дозу адреналина, поэтому все, что его волнует сейчас — это ёбаный порт в Пусане, скрытый за семью замками, попасть в который ему пока не удается.       Ключевое слово — пока.       — Кто у нас сейчас в Европе? — Миото звонит по телефону, не обращая внимание на поскуливающего у стены Ви. Альфа полностью погружается в разговор, потирая лоб и расхаживая по комнате.       Первичный шок после случившегося отступает, и омега чувствует весь спектр эмоций, которые сознание насильно блокировало в его голове в качестве защитной реакции. Теперь что угодно — хоть плачь, хоть рви на себе волосы, хоть устраивай истерики, раздирая горло будто наждачкой до боли — ничего из этого не проймет Рикидо. Ви нервно вскрикнул, не узнавая свой голос, и тут же закусил ребро ладони, чтобы больше не звучать. Если Миото вывести из себя, он и его не пожалеет.       — Да, мне нужно убрать одного человека, — говорит решительно, даже не давая самому себе усомниться в собственной сучести и кровожадности. Тэхен Рикидо почти не слушает но, слышит: — Это шавка Коллекционера, Леонардо Дженетти. Хочу дать ему знак, потому что разговоры о пусанском порте не увенчались успехом. Припугнуть? Нет, думаю, ты можешь делать все, что хочешь. В этот раз я не настаиваю. Отлично, жду результат. Позвони, когда все закончится.       Закончив звонок, Миото останавливается у окна и упрямо смотрит в даль, находя успокоение в вечерней мгле. На мегаполис уже опустилась завораживающая темнота — полупрозрачная, с легкой дымкой фонарного света, дрожащего над ночными дорогами. Ему сегодня нужно в центр, и он уже предвкушает, как будет рассекать по трассе наперегонки с ветром и огоньками, пытающимися угнаться за его автомобиль. Кто бы что ни говорил, Рики любит Сеул, что стал ему вторым домом. Огромный город никогда не подводил, всегда давал убежище, окружил его надежными людьми, подарил крылья и веру в то, что все его мечты сбудутся. Япония хотя и является его исторической родиной, но свое будущее он связывает только с Сеулом. Здесь хорошо все, кроме факта, что этот город принадлежит не ему.       — Рики, — слабый хрип с дрожащей ноткой надежды прерывает размышления альфы. — Скажи, ты бы остановил его?       Миото, наконец, оборачивается и удивленно смотрит на заплаканного парнишку, посмевшего проигнорировать здравый смысл и инстинкт самосохранения. На теле Ви еще не сошли красные пятна от пальцев Мичи, и Рикидо ничего не стоит добавить собственных отпечатков, но уже поздно. Альфа погасил свою вспышку злости, утопив ее во мгле ночного города.       — Почему ты позволил ему сделать это? — утирает слезы краем кимоно, размазывая по лицу оставшуюся помаду, и совершенно не контролирует рыдания, которым давно стоило найти выход. — Неужели тебе все равно, когда он… Озвучивать то, что Ви пытается забыть, нет сил. Тэхену кажется, его слова станут настолько реальными, что он перенесется во времени и вновь окажется лежащим под Сакугава. В ушах слышится его мерзкий раздражающий смех, в нос бьет противный запах, а в глазах оживает картина, что бы произошло, если бы Мичи довел дело до конца. Только от представленного ужаса живот внизу сводит болезненным спазмом.       — Не драматизируй, — альфа отвечает так, словно ничего страшного не произошло, и бросает небрежное: — Купи себе что-нибудь подороже.       Рики достает бумажник, вытаскивает черную карту и оставляет ее на столе, как способ заплатить за боль, причиненную Ви. Он выходит из комнаты не задерживаясь, словно даже остановиться с омегой рядом мерзко и тошно. Смотря на Рики, Тэ понимает очевидное — для него он всего лишь шлюха. Без права на любовь, но с ценником на шее, где не вписано даже суммы. Рики назначает ее сам, сам определяя, насколько Тэхену больно от нанесенной обиды. Ким ударяется затылком об стену, чтобы вбить себе в голову это слово покрепче. Посильнее. И никогда не забывать.       Шлюха.       Шлюха.       Шлюха.       С каждым ударом приходит лишь жгучая боль, но никак не принятие того, что теперь он не человек. Просто вещь, которую используют. Тэхен готов записать это слово на обратной стороне век, чтобы лежа в постели под оябуном, не забыть, кого поистине трахает Рикидо.       Шлюху.       Криво усмехаясь разбитой губой, омега снова ненавидит всех альф в этом мире. Своего отца, Рикидо, Мичи Сакугаву и вообще всех, внутри кого живет этот зверь. Когда они выпускают его наружу во всей красе — ничего хорошего не жди. Все будет в точности, как сейчас. Глупые надежды на лучшую жизнь треснули, как кожа в уголку его рта. Так же больно и непредсказуемо. Тэ растирает по лицу кровавую полосу, когда запекшаяся ранка расходится краями от улыбки, и чувствует липкость на пальцах.       Он надеялся, что с момента, когда его выкупили из борделя для Рикидо, жизнь постепенно наладится. Удивительно, как скоро человек привыкает к роскоши, и Тэ наивно верил, что он органично вписывается в этот дом своей дорогой красотой и лоском. Омеге с детства твердили, что он смазливый; когда чуть повзрослел и стал подростком — называли красивым, в борделе Тэмина его считали исключительным, а сам хозяин Ли — сумасшедшим. Да, пожалуй, в отношении Тэмина так и было.       Ви правда плевать, для кого раздвигать ноги, но Миото вызывал если не любовь, то хотя бы чувство глубокого уважения. Находясь рядом с ним, Тэ чувствовал себя в этом доме ценностью. Дорогим и от того эксклюзивным приобретением. Одной из тех дизайнерских статуэток, что украшают ступеньки лестницы, ведущей на второй этаж. Когда его впервые привезли в этот дом, Тэ спросил, нахрена хозяину бездушные камни, если он может держать целый гарем омежек, греющих его постель двадцать четыре на семь, но ответа так и не получил. Возможно, Рикидо из тех, кто умеет ценить красоту, тогда почему его, Тэхена, он ни во что не ставит? Теперь к Миото не осталось и уважения — лишь ненависть и злость, раздирающие душу изнутри. Их скопилось слишком много, только выплеснуть некуда.       Ви расслабляет плечи и прикрывает глаза, собирая в себе силы, чтобы подняться. Никогда еще омега не чувствовал себя таким грязным и падшим в действительности. Даже когда впервые в четырнадцать отсосал первому встречному за пачку рамена, потому что они с папой голодали, а социальное пособие для малоимущих давно закончилось.       Потому что ему, блядь, в этом возрасте, когда его одногодки-омеги еще читали книжки о принцессах и розовых пони, пришлось взять ответственность за их маленькую семью из двух человек.       Потому что ему чертовски хотелось выжить, но любовники папы приносили только соджу и никто не догадался купить хоть быстрой лапши, чтобы покормить мелкого, пока они трахали в спальне старшего омегу.       В такие вечера Тэхен закрывал уши, залезал под одеяло и мечтал о школьном столовском завтраке с пресным рисом и кислым кимчи, но урчащий от голода желудок предательски делал свое дело — трепал воспаленные стенки болезненными спазмами, пока омегу не начинало рвать желчью. Тогда Тэхен понял, что даже думать о еде — это больно. Но не думать о ней он не мог. Потому что очень сильно хотел жить.       Он честно пытался устроиться на подработку с того момента, когда ему стукнуло двенадцать, и он слишком рано повзрослел. Тогда на день рождения к нему не пришли даже те, кто перекидывался в школе парой ничего не значащих слов. Тэ по своей детской наивности принимал это за дружбу, поэтому пригласил ребят в небольшое кафе, что держал их сосед этажом выше. Тот сжалился над парнишкой и решил устроить ему праздник. Под новый год прибыль в заведении возросла, и в предпоследний день месяца ему ничего не стоило выделить один столик и оплатить ребятишкам по порции самгепсаля, маринованного папоротника и настоящих пуноппанов с мятным мороженым.       Тридцатого декабря никто не пришел. Тэ так и просидел в одиночестве до вечера, резко осознав, что детство закончилось. Теперь он точно знал все ответы на вопросы. Детство — это когда куча друзей, парк развлечений, воздушные шары и подарки, а через пару дней — фотоальбом с бережно вставленными в кармашки фотографиями и надписью «С двенадцатым днем рождения, любимый Тэ». Ничего из этого у него не было. Ни друзей, ни подарков, ни фотографий. Собственно, как и родителей. При живых отце и папе он был сиротой.       В тот же вечер он набрался смелости и попросился к соседу мыть тарелки в кафе, но получил вежливый отказ, а в качестве подарка — скрученные в трубочку пятьдесят тысяч вон.       — Ты еще маленький, Тэхени, — потрепал его Сувон-щи по волосам, сдерживая дрожь в голосе.       Сумма небольшая, но на нее Тэ смог купить домой дешевой еды — несколько пачек лапши быстрого приготовления и два килограмма риса, а когда запасы закончились, он снова пошел искать работу. Легально устроиться ему не светило. Мальчишку нигде не брали из-за возраста: понести наказание в виде огромного штрафа за несовершеннолетнего работника, даже подсобного, не хотел ни один работодатель, хотя ничего другого, как мыть и убирать в помещениях, Тэ не умел. Да и то только потому, что занимался этим дома вместо папы. Лишь однажды мальчишке повезло устроиться разносчиком флаеров от одного из клубов, но после того, как он часами стоял у метро на морозе и тыкал цветные бумажки в руки молодежи, парень свалился с температурой и на следующий день не пришел в клуб за новой пачкой листовок. А когда появился через неделю, бледный и осунувшийся после болезни, услышал следующее:       — Мне нужна нормальные распространители, а не такие сопляки, как ты, — бросил ему менеджер, по-хозяйски обходя столики и проверяя их на чистоту перед открытием заведения. Тэхен думал, что вполне мог бы их вытирать, а при особой надобности — и вылизывать языком до чистоты, лишь бы его оставили здесь на подработке. — А что будет потом, когда у тебя начнется течка? Не будешь появляться неделю?       Он брезгливо окинул Тэ взглядом, а тот от страха втянул голову в шею. У некоторых одноклассников загадочная для него течка уже свершилась, и они гордились тем, что теперь возбуждали альф своими феромонами, советовали друг другу таблетки-подавители, а особо продвинутые болтали о контрацепции. Всего этого Тэхен боялся как огня, старался не слушать сверстников, но не знать в общих чертах о физиологии омег он не мог.       — У тебя нет денег даже на таблетки, — менеджер подошел ближе, смерил разносчика листовок многозначительным взглядом, добавив уничижительное: — Оборвыш.       Чуть кривоватый палец администратора замер на уровне носа Тэхена так, что он мог рассмотреть идеальные пальцы без заусенцев с ногтями, покрытыми молочно-белым гель-лаком. Они почему-то запомнились ему больше всего. На контрасте со своими, вечно поломанными и обгрызанными, с запекшейся кровью от оторванных заусенцев, такие ухоженные руки казались Киму несбыточной мечтой и неизменным атрибутом омег из того мира, где у людей все хорошо, сыто и обеспечено.       — Проваливай отсюда, пока от тебя не начались проблемы, — палец угрожающе закачался из стороны в сторону перед глазами Тэхена, в которых от обиды скопились слезы. — Сдохнешь где-нибудь у клуба от передоза, или изнасилуют тебя, а мне потом от полиции откупаться. Так что больше не появляйся тут, понял?       Разве он виноват, что родился омегой? Разве его вина, что альфы не могут держать член в штанах при виде течных омег? Разве он виноват в том, что у него нет денег на долбанные таблетки?       Виноват.       Виноват.       Виноват.       Тэхен попятился назад, сдерживая острое желание вцепиться менеджеру в патлы и доказать, что он не такой, а все эти глупые предположения не имеют оснований. Вот если бы завязалась драка, он бы точно обломал наглецу все острые коготки. Проходящий мимо официант нечаянно толкнул мальчишку плечом, возвращая в реальность — нет смысла спорить и что-то доказывать. Судьба вновь дала ему пощечину.       На выходе из клуба Тэ встретил ребят, нетерпеливо топтавшихся под дверью в ожидании открытия. Сегодня тут тематическая вечеринка на белый день, полный аншлаг и какая-то крутая молодежная группа на сцене с живой музыкой. Влюбленные парочки зажимались по углам, кто-то спешил сюда с цветами, компании омежек стыдливо хихикали и присматривались к альфам, подбирая пару на вечер, и наряду с этим совсем откровенно осматривали машины, на которых те подъезжали к клубу, чтобы определить, стоит ли отдаваться такому кавалеру на первом свидании.       Тэхен увидел то, что ему не надо было видеть, слишком рано.       Несправедливо обиженный клубным менеджером, он бесцельно слонялся по району, пиная мартовский снег промокшими кроссовками, и в очередной раз проклинал свой никчемный день, который заканчивался как всегда одинаково — либо буянящим папой, либо беспробудно спящим родителем, либо гостями в спальне за стеной, куда, к счастью, всегда закрывали двери. Три варианта, из которых один всегда четко совпадал. Тэ молил всех богов, чтобы никогда не посмотреть даже в щелку комнаты, если ту неосторожно оставят случайные приятели папы.       Когда Ким вернулся к клубу, куда ноги неосознанно привели сами собой, потому что домой идти не хотелось, он лицезрел то, чего боялся, во всей красе — один из альф, чьего лица он не видел в темноте, трахал несчастного омежку, прислонив того к обоссанной посетителями стене здания. Тэ чуть не вывернуло от увиденной картины, но он прикрыл рот рукой и наблюдал через дорогу, не в силах отвести глаз от сцены на задворках клуба.       Ему казалось, что этот омега сейчас умрет. Нет, точно же умрет, его нужно спасать! Тэхен быстро перебежал через дорогу и прислонился к холодной стене, подглядывая из-за угла. Он вспомнил, что у него нет даже мобильного телефона, чтобы вызвать полицию, и сник. Вариант закричать и затеять скандал отпал следующим. Это альфа просто отмутузит его и тут же бросит, если Тэ хоть пикнет в защиту парнишки. И это хорошо, если не надругается над ним.       Интерес пересилил собственную беспомощность, и Ким, задержав дыхание, молча наблюдал за происходящим. Омега на вид выглядел старше его. В свете фонаря Тэ различил его выкрашенные в розовый волосы, увидел тонкую талию, оценил соблазнительные бедра и длинные стройные ножки, которыми парень упирался в землю, чтобы не упасть. Тот самый омежка, образ которого маячил в голове Тэхена. Ему, нескладной шпале, таким никогда не стать. Тэ казалось, что плоские бедра к нему приклеились навсегда, не собираясь приобретать соблазнительные округлости, и в общем, не виноват физрук, закрывавший им все дырки в команде по баскетболу — с Тэхеном они выигрывали каждый школьный турнир, когда мальчишка, ростом выше остальных одногодок, легко забрасывал мяч в корзину и приносил команде желанные очки.       Отвлекшись от самобичевания за фигуру и подавив зависть, Тэ продолжал смотреть. Омега у клуба кричал так пронзительно, сбиваясь в дыхании, но потом переходил на завывающие стоны, когда альфа, придерживая его за волосы, входил резко и, очевидно, глубоко. Он скулил, как побитая собачка, когда альфа хлестко и размашисто погружался между половинок, а потом оттягивал попу омежки, почти выходил из него и снова врывался без разрешения под надрывные жалкие стоны.       Из чувства солидарности с жертвой насилия Тэхен так переволновался, что впервые в жизни испытал режущую боль внизу живота, словно долбились не только в парнишку, но и в него тоже. Потом, когда омега, упираясь руками в стену, оттопырил свой зад и повилял им перед лицом альфы, а тот, вынув еще стоящий орган, пару раз звонко шлепнул по ягодицам рукой, Тэ понял, что партнеру это… нравится. Он издавал звуки такого блаженства, которые однажды издал Ким, когда классный руководитель купил ему вату на палочке в день похода в парк по случаю окончания седьмого учебного года. Тэ, как сейчас, вспомнил сладкий вкус липкого сахара на губах и сглотнул выделившуюся от наслаждения слюну.       Глядя на выстанывающего омегу, теперь явно наслаждающегося процессом, Тэ вытер слюну с уголка рта, почувствовал тепло в низу живота, а следом — и нечто другое, что прошило его тело дрожью, пробежав тысячами мурашек от макушки до пят, взорвавшись фейерверком под инстинктивно прикрытыми веками и настоящим извержением вулкана в трусах. Это не было чем-то неприятным, скорее — волнительным и неожиданным. Тем, что заставляло ощущать себя чуточку взрослее и … желаннее.       Когда альфа продолжил свое дело и вогнал стояк между двух половинок, Тэ увидел, как спустя пару фрикций омега сжал ноги, жалобно пискнул, а с его члена на землю начала брызгать влага. Очевидно, альфа тоже получил наслаждение — он вжался плотнее, перестал двигаться, схватил омежку за талию и вдавился пахом в его зад.       — Сильнее… — бормотал парень, нуждаясь в той боли, которую ему доставляли. — Еще, пожалуйста…       После довольного утробного рыка альфа вынул член, стащил с него презерватив, выкинув тут же неподалеку, и застегнул брюки. Омега уже поправлял шорты, до неприличия оголяющие ноги в чулках, и разглаживал помявшуюся под грудью футболку, когда альфа вынул из кармана сложенные в трубочку деньги и протянул парню. Тот забрал всю сумму, расплылся в довольной улыбке и помахал рукой.       — Увидимся, — задорно пококетничал парнишка, отпустив мужчине воздушный поцелуй.       — Возможно, — бросил тот довольным тоном, но без особого энтузиазма. Очевидно, что этот жест вызвал больше раздражения, и альфа, не глянув на омегу, вернулся в клуб.       — Эй, чего стоишь?! — крикнул парень в темноту, и Тэхен дернулся, прижавшись к влажным кирпичам. Неужели его спалили? Неловко-то как. Пока омега выбирал, в какую сторону дать деру, его снова окликнули: — Можешь не прятаться, я видел, что ты за нами подсматривал.       Ого! Это оказывается так просто. Говорить о том, что произошло, можно так легко и без стеснения. Тэхен вышел из темноты и ступил в арку, аккуратно минуя мартовскую квашню под ногами, чтобы не замочить их еще больше.       — Ты кто такой? — совершенно спокойным голосом спросил омега, словно не его минуту назад раздирали надвое крики и стоны. — Тебя в клуб что-ли провести? — недовольно прищурился, безошибочно угадывая, зачем чаще всего мнутся в нерешительности парни у черного входа. — Да ты совсем пиздюк, — присвистнул, делая окончательный вывод и рассматривая лицо Тэхена под тусклым фонарем.       — Будто ты намного старше, — буркнул обиженно Ким, косясь на собеседника. Парень пригладил растрепанные альфой волосы, чтобы не мешали, и достал пачку сигарет.       — Будешь? — протянул ее Тэ, предлагая.       — Я не курю, — мотнул тот головой, но не потому, что не хотел, а потому, что никогда этого не делал. — Не умею.       — Прикольная шняга, — омега присел на ящики из-под стеклянной тары, сложенные во дворе, и расстроенно зашипел, смотря на свои ноги. — Сука, чулки порвались. Вот же блядство.       — Ты красивый, — ляпнул Тэхен комплимент, чтобы его собеседник не расстраивался по мелочам. Поближе омега и правда выглядел как куколка.       — Меня Инсо зовут, а тебя?       — Тэхен.       — Будем знакомы, если не соврал, Тэхен.       — Много за это платят? — едва выдавил Ким, присаживаясь рядом. Его не приглашали на беседу, но дурацкая атмосфера омежьей солидарности уже разлилась в воздухе, провоцируя откровенный разговор с незнакомцем. Тот самый, когда ты чужому человеку можешь без стыда вывалить все проблемы, да хоть признаться в убийстве, а потом уйти, зная, что больше никогда в жизни его не встретишь и тайна останется тайной.       — По-разному, — пожал плечами парень, довольно затягиваясь. Тэхену нравилось смотреть на кончик сигареты, который, как по волшебству, загорался ярко-оранжевым, когда омега втягивал щеки, деловито выпуская после этого сладковатый дым. — Здесь на месяц хватит, если экономить, — похлопал по карману куртки, где лежали заработанные деньги. — Замерз? — спросил он у Тэхена, ёжившегося от вечернего холода. — Жрать хочешь?       — Ага, — признался Тэ, потому что теперь живот сводило отнюдь не желания, а от голода, когда желудочный сок снова начинал пожирать его стенки. Школьный доктор называл это заумным словом «гастрит».       — Погоди, сейчас что-нибудь раздобуду, — Инсо дал понять, что осталось пару тяг и он вернется в клуб.       — Там? — неверяще кивнул Ким на дверь заведения, откуда его выставили пару часов назад. — Не-е-е. Менеджер Сок сожрет тебя сам, если ты попытаешься проникнуть на кухню, а покупать еду здесь дорого, не стоит.       — Менеджер Сок получает с нас денежку, поэтому ему невыгодно меня жра-а-ать, — нараспев протянул омега. — Погоди, откуда ты его знаешь?       — Я тут подрабатывал. Рекламу разносил, но он меня выгнал.       — Вот же ублюдок, — сплюнул Инсо напоследок сигаретную горечь, затоптал окурок и приказал: — Жди меня здесь.       Тэхен сжался в комок и подтянул ноги к себе, чтобы немного согреться. Мокрые трусы противно холодили в паху, и он только сейчас вспомнил, что с ним произошло. С одной стороны это было круто и немного стыдно, но в целом — ничего трагичного. Он не умер от того, что впервые кончил, увидев, как люди занимаются сексом, и это уже хорошо. А еще он понял, что испытывают омеги, которые уже дружат с противоположным полом. «Дружить в таком смысле, оказывается, приятно», — думал Тэхен до того момента, пока его девственное тело не касались руки чужих альф. Он с волнением положил ладошку на свой пах, сжал член и вновь почувствовал волну возбуждения, когда перед ним появились воспоминания этого вечера. — Эй, чего забалдел? — растормошил его блаженство своим громким криком омега с розовыми волосами. — Помоги мне.       Ким увидел, что Инсо нес несколько контейнеров с едой в одной руке, одновременно пытаясь ногой захлопнуть дверь в клуб, и подскочил помочь. Из помещения валил сладковатый дым раскуренной травки и доносилась громкая ритмичная музыка, под которую веселились собравшиеся. Тэ прикрыл дверь, забрал пару пластиковых коробочек, и омеги вернулись на то же место, раскладывая еду на ящиках.       — Тебе удалось пробраться на кухню? — с горящими глазами Тэхен рассматривал, как на их импровизированном столе появилось несколько порций риса с морепродуктами, коробочка кимчи и еще несколько кимпабов.       — Меньше задавай вопросов — больше ешь, — не особо дружелюбно бросил парень. Переживая, что из-за него тому могло достаться, Тэхен молча взял раздобытые на кухне палочки и подцепил небольшой комочек риса. — Слушай, ешь нормально, а! — прикрикнул Инсо. — Я вообще-то тебе все принес. Я на диете.       — Мне? — неловко захлопав глазами, Тэ чуть не расплакался от щедрости доброты совершенно незнакомого ему человека.       — А ты думал, я столько съем? Мне фигуру надо беречь, иначе… — дальше замолчал, но Тэ и без лишних слов все понял.       — И давно ты тут зарабатываешь? — спросил он, тщательно пережевывая рис. Чтобы насытиться, ему хватит одной коробочки, а остальное он отнесет папе.       — Почти год, — омега перекинул ногу на ногу и наблюдал за жующим мальчишкой. — Раньше в другом месте был, но там жлобский район и платят мало.       — Решил перейти сюда? М-м-м, — с видом знатока, только впервые сегодня своими глазами увидев секс, Тэхен покачал головой так, будто сам имел стаж ночной бабочки с десяток лет.       — Ты совсем видно дурак, — рассмеялся Инсо, раскусив беднягу. — Не в любой клуб можно устроиться, лошарик. Сначала ты платишь кругленькую сумму за вход, а уже потом начинаешь отбивать бабки.       — А по флаеру неплохая скидка, — довольно добавил Тэхен в ожидании похвалы за смекалку. Он подсказал Инсо классную идею, между прочим, мог бы ему и спасибо сказать.       — Идиота кусок, — с легким раздражением, но без злобы, бросил его благодетель. — «Вход» не в клуб, а в бизнес. Сначала ты платишь менеджеру пятьсот тысяч вон в месяц, а уже потом клиенты платят тебе. Теперь дошло?       От озвученной суммы Тэхен чуть не подавился. Рис комком застрял в горле, а диафрагма подперла легкие, пока Ким подсчитывал, сколько всего можно купить на пятьсот тысяч вон. Для них с папой это целое состояние!        — А ты что тоже решил сюда податься? — присвистнул Инсо, кивая на клуб. — Зачем интересуешься?       — Просто так, — неуверенно пробормотал и добавил: — Тебе это… нравится? Ну... быть с альфами?       Слова Тэхену давались чертовски трудно, будто он только вчера научился говорить. А расспрашивать о таком интимном — в десятки раз сложнее.       — С альфами по-разному. Есть такие жлобы, которые хорошо трахают, но мало платят, есть те, кто трахают хреново, зато дают кучу денег. А есть гандоны, от которых толком ни секса, ни бабла.       — А тот, с которым ты был сегодня… — Тэхен почувствовал, как его уши загорелись от стыда, но другого способа разузнать запретное, похоже, у него не подвернется. — Он из каких?       — Я не видел его здесь раньше. Кажется, он японец, имя какое-то странное, но я не запомнил. Вряд ли он еще появится в клубе. Залетные они такие — приходят порешать свои дела и все: пиши пропало. Можно сказать, мне просто повезло.       — Так как он? — не терпелось узнать Тэхену. Судя по реакции омеги, то должен понравиться.       — Классный, да и заплатил хорошо — цокнул парень, мечтательно прикрывая глаза. — Я кончил с ним дважды, пока он дол… Эй! Мелкий ты еще!       Забывшись, что парнишке рядом едва ли исполнилось пятнадцать, омега спросил:       — Тебе сколько?       — Тринадцатый, — гордо буркнул Тэхен.       — А точнее?! — не отставал парень.       — Тридцатого декабря двенадцать было.       — Ну нихуя се, — свистнул тот, осматривая младшего.       — Я просто высокий, — добавил Тэ, словно извиняясь за свою несовершенную природу. Он тощий, совершенно не сформировавшийся, будто застрявший в половом развитии.       — Вот и забудь об этом, пока маленький, — дерзко фыркнул Инсо. — Не надо оно тебе еще.       — Мне семью кормить нужно, — уперто ответил Тэхен, сам не понимая, зачем так пристально расспрашивает о том, о чем ему знать действительно не стоит.       — Семью? — недоверчиво посмотрел старший и точно не поверил.       — Папу. Мы вдвоем живем.       — А отец у тебя есть? Он где?       — Есть… — пробормотал Тэхен. — И отец, и…       — А, ладно, — отмахнулся парень. — Все альфы козлы.       Предложение прозвучало как справедливый приговор, просто тогда Тэхен еще верил в чудеса. В то, что от добрых людей можно получить сладкую вату и рис с кимчи, что стоят перед ним сейчас. Все это измерялось простым человеческим инстинктом выживания и ничем иным. На большее Ким просто не рассчитывал.       — Зато омеги бывают ничего, — внезапно разоткровенничался парень.       — Что? — Тэ округлил глаза так, что аж верхние веки заболели от напряжения.       — Что-что? — засмеялся парень. — Ты думаешь, трахаться можно только с альфами? Хороший омега — настоящее сокровище. Бриллиант! И денег даст, и перепихнуться можно без резинки — все равно не залетишь. Если не заразный, конечно, — наставительно добавляет, демонстрируя знание дела. — У меня был один такой клиент. Почти полгода мутили, пока он в Сингапур не уехал. Командировочный. Проект тут какой-то научный писал. Умный до жути, но трахался, как боженька.       От такого сравнения Тэхена хотя и передернуло, но еще больше накалило интерес.       — А есть разница? Ну между омегой и альфой?       — Ка-а-анешна-а, — вновь нараспев протянул Инсо. Его явно забавляла реакция Тэхена на все, что он рассказывал, а поскольку скрывать особо стало нечего, он плюнул на приличия и продолжил: С омегой можешь трахать ты, а могут тебя — тут по договоренности, кто что любит. С альфами хер там плавал — им всегда только задницу подставляй. Омеги обычно более нежные, хотя мне попадались всякие.       — А разве это правильно? — у Тэхена все еще болели веки, а правый глаз, кажется, уже начал дергаться.       — Правильно-неправильно, какая разница? Жить так, как мы — тоже неправильно, но никого это ебёт, малыш, — вдруг расчувствовался Инсо, шмыгая носом. Тэхену показалось, он сейчас расплачется. — Если мы сдохнем прямо сейчас, по нам ведь никто не заплачет, верно?       — Верно, — секунду подумав, подтвердил Тэхен. Его папа редко когда смотрел на него осмысленным взглядом, а когда обращался, называл другим именем. На его надгробной плите, наверное, так и напишут — Ким Тэ…       — Да не кисни ты, — потрепал Инсо его по волосам, заметив, что мальчишка загрустил. — Просто постарайся держаться от этих мест подальше.       — Можно я остальное домой заберу? — ткнул Тэ в остатки еды, которых было больше, чем он съел.       — Валяй, мне не жалко.       Когда Тэхен закончил есть и аккуратно закрыл коробочки с едой, омега снова достал сигарету и закурил. По привычке предложив Тэхену, он удивленно приподнял бровь, когда тот не отказался.       — Как хочешь, — пожал плечами.       Травить себя или нет — сугубо дело каждого. Он поднес зажигалку, и Тэ, повторяя за старшим, втянул щеки, чтобы подкурить, но тут же закашлялся.       — Научишься, дурное дело не хитрое.       Спустя пару минут Тэ уже довольно делал первые короткие затяжки, вытирал слезы на глазах и сдерживал кашель, чтобы не быть осмеянным, когда в груди сдавливало и хотелось прочистить дерущее горло от табака. Он стойко докурил первую и растер бычок на асфальте, повторяя за новым знакомым.       — Ладно, я пошел, мне надо работать, — омега спрятал сигареты и отряхнул попу. — Вали домой, а то замерзнешь.       — Спасибо тебе за все, — прошептал Ким еле слышно, прижимая к груди контейнеры с едой для папы.       — Не стоит. Мы с тобой в одной команде.       Провожая взглядом Инсо, Тэхен проследил за ним до двери клуба и инстинктивно кивнул в закрытую дверь, прощаясь.       Вечер хоть и оказался непредсказуемым, дома оставалось все стабильно. В спальне папы горел ночник, но когда омега вернулся домой было тихо. Тэ прошмыгнул по коридору, едва не зацепившись в темноте за стул, который придурок-любовник вытащил на середину комнаты, и залетел к себе в спальню. Он поставил еду на стол, снял курточку и первым делом сменил мокрое белье. Оно уже почти подсохло, но противно липло к яйцам, поэтому парнишка безжалостно содрал трусы и затолкнул их подальше в старый комод, вытаскивая чистые. Сухие приятно грели тело, а сверху он надел треники с растянутыми коленями и свитер потеплее, потому что в этом месяце они не заплатили за отопление, и в доме было так холодно, что в одной футболке не походишь.       Тэ залез под одеяло, накрылся с головой, но заснуть так и не смог. То, что происходило за стенкой его комнате, и чего он раньше никогда не видел, теперь живо представлялось в воображении после сегодняшнего вечера. А подогревал ситуацию тот факт, что все это происходило с его родным человеком. Тэ не питал иллюзий по поводу своего родителя, а на злобные комментарии одноклассников отвечал гордым факом в лицо, но это все не меняло тот факт, что они были правы: его папа — омега легкого поведения. Не такой, как Инсо, который продавался за большие деньги, а та потаскуха, которая готова была подставиться за бутылку соджу и пачку сигарет. Именно их Тэхен находил в спальне после бурных соитий пару раз в неделю. «Будто соджу можно напиться, а сигаретами — наесться», — удивлялся он, собирая пустую тару для приемного пункта.       Может он слишком впечатлительный, но Тэ ворочался почти полчаса, пока не понял, что со сном сегодня полная непруха. На цыпочках мальчик подошел к двери своей комнаты и прислушался к тому, что происходило за стеной. Возня возобновилась, а значит они отдохнули и снова стали… Тэ сделал решительный шаг в общий коридор, прислонился к двери и замер. Аккуратно, чтобы его не услышали, он толкнул ее и сделал небольшую щелочку. Сам не знал, зачем ему доказательства. Все было ясно, как белый день, но Тэ напряженно всматривался в полутемную комнату, где на широкой старой кровати лежал его папа, а сверху на нем какой-то мужик. Он вколачивался в папу, как в последнюю блядь, жадно стонавшую под ним в алкогольном бреду. Тэ до последнего думал, что папа пьет для того, чтобы заниматься этим в забытьи, но до него долетали вполне осознанные слова, пусть и сказанные сквозь опьянение.       Такие же лживо-честные, которые произносил у клуба Инсо. Тэхен не мог их винить — он просто смотрел.       Альфа навалился на папу всем телом, надавил одной рукой на плечо, а второй тянул за волосы, сжирая шею старшего омеги Ким с громким животным хрюканьем. Не целовал, а именно сжирал, как делают животные с плотью доставшейся на охоте добычи. В этом не было ничего красивого или романтичного, но насилие… Тэхена оно возбуждало. Он смотрел на происходящее и не мог понять, почему внутри появляется то же чувство тепла, испытанное у клуба. Ведь это правда жутко: чем грубее вел себя альфа, тем довольнее стонал под ним папа, но Тэ не мог не признать того, что внизу живота становилось все жарче и все тяжелее.       Опомнившись, чтобы его не раскрыли, он прикрыл дверь и увидел на стуле в коридоре пачку сигарет. Вытащив наугад пару штук и схватив с кухни спички, мальчишка закрыл дверь в свою комнату, забрался с ногами на подоконник, приоткрыл окно и курил как взрослый, думая о том, что сегодня произошло. Он понял: секс это круто, его живот тут же подтвердил это, но Тэ старался не концентрироваться на образах. Еще он узнал, что делать это можно и с альфами, и с омегами, а с последними бывает даже круче. За неимением хоть какого-то опыта, эти знания парнишка затолкнул поглубже в голову, авось когда нибудь пригодятся. И самое главное, что он понял — за секс можно неплохо заработать. Докурив одну сигарету, он выкинул ее прямо в окно, благо они жили на первом этаже, и тут же принялся за вторую. Закончив и с ней, Тэ услышал, как в комнате папы началось активное шевеление и любовник вышел в коридор. Мальчишку всегда удивлял тот факт, что они прощались коротко и быстро, словно малознакомые люди. Ничего не должные и никому не нужные. Они будто сталкивались во вселенной случайно, как молекулы при броуновском движении — так же хаотично, бесцельно и бесполезно.       Тэ закрыл окно и лег под одеяло, сделав вид, что спит. После щелчка входной двери послышался скрип его — папа вошел, но будить сына не стал. Он пьяно шатался по комнате, громко шаркая тапочками по полу, и вышел. Заметил ли он, что сын уже вернулся домой, Тэ так и не понял. Зато вспомнил слова Инсо:       — Если мы сдохнем прямо сейчас, по нам ведь никто не заплачет, верно?       Утром он накормил папу рисом и кимчи, стойко выдержав допрос и клятвенно пообещал, что ничего из принесенного он не украл и не попрошайничал. «Странно, где бы я мог это достать, если бы не встретил Инсо?», — подумал про себя Тэ, пододвигая папе тарелку.       — Ешь, пока теплый.       Газ им еще не отключили. Тэ исправно воровал из полученного папой пособия деньги на оплату электричества и газа, потому что старший омега приходящими счетами не интересовался. Воду можно нагреть, а вот без электрики и плитки на две конфорки совсем никуда.       — Мне этого много, — папа смотрел на рис, нехотя ковыряя палочками еду. Тэхен знал, как тяжело втолкнуть в него хоть что-то; ослабленный постоянной выпивкой, его организм потерял аппетит, и даже самая вкусная еда не вызывала желания наброситься на тарелку так, как вчера это делал Тэ у клуба.       — Точно не своровал? — недоверчиво повел бровью старший и посмотрел на сына затуманенным взглядом.       — Точно, — улыбнулся омега. — Все будет хорошо, пап. Ешь, это вкусно.       Он сам не понимал, зачем говорил эти слова. Лгал, зная, что ни завтра, ни послезавтра «хорошо» не будет. Не настанет тот волшебный день, когда папа бросит пить, к ним перестанут ходить его ёбари, а сам Тэхен заживет жизнью обычного подростка — найдет друзей, пусть и не самых крутых, но верных, чтобы с ними в волейбол поиграть на школьном дворе, пойдет на секцию обучения игры на саксофоне, которую открыли в Доме культуры… У него еще очень много планов, но они так и остались детской мечтой.       Потому что жизнь поменялась слишком круто и практически в один день, когда он нашел родителя спустя очередного алкомарафона лежащим в комнате на полу. Тэ только пришел со школы, успел сбросить на пол старенький рюкзак, как услышал странные хрипы, доносившиеся из спальни папы. Это не походило на те звуки, когда родитель развлекался с альфами; в его голосе слышались мольбы о помощи, и Тэ, не раздумывая, забежал в комнату.       Омега корчился в судорогах на полу, обхватив руками живот, и не мог сказать ни слова.       — Папа! — прокричал Тэ и склонился над старшим. С ним бывало всякое, но в таком состоянии омега оказался впервые. — Что случилось, пап? Тебя из... били?       Об изнасиловании Тэхен спросить побоялся, но бегло осмотрел папу и понял, что повреждений на нем нет — ни синяков, ни ран, ни, тем более, следов борьбы с кем-то, кто мог принудить его к сексу.       — Айщ! Ну что же делать?! — он заламывал руки, не зная, как поступить. Ему нужно вызвать скорую помощь, но телефона у него не было, а значит надо бежать к соседям. Корчащийся от боли папа не позволял ему отойти ни на шаг, он вцепился в руку мальчика и что-то бессвязно бормотал, закатывая глаза с полопавшимися от давления сосудами.       Жуткое зрелище.       — Опять! — закричал Тэхен, не выдерживая многолетней пытки призраком, стоявшим между ними. — Ты опять называешь меня его именем! Папа, это же я, Тэхен! Пап, очнись! Не умирай, слышишь, папочка, только не умирай!       От осознания того, что он практически ничем не может помочь, хотелось рвать на себе волосы. Омега не мог даже поднять худое тело с пола, только лишь попробовал сдвинуть, но поднять и положить на кровать — никак. Он оказался полностью бесполезен тогда, когда его помощь нужна папе больше всего. Тот дернулся на полу в судорогах, его ноги и руки начали неестественно изгибаться, рот искривился ужасной гримасой, чем он еще больше напугал и без того бледного Тэхена, готового упасть в обморок.       Детское сердечко просто не вмещало столько горя, сколько свалилось на него в одночасье.       — Я вызову врачей, пап! Погоди, не умирай, слышишь! — кричал он, будто это можно приказывать или контролировать. — Я вернусь, слышишь!       Тэ открыл дверь и выбежал в подъезд. Квартира соседа, в которую он начал тарабанить, была закрыта. Видимо, тот был еще на работе. Еще в одной дома была маленькая девочка, которую Тэхен умолял открыть, чтобы он мог позвонить в скорую, но та сказал, что родители ей строго-настрого приказали никого не впускать. Со злости долбанув ногой в дверь, он побежал на второй этаж и начал колотить во все квартиры по очереди. Открыли только две — в одной квартире соседка недавно родила малыша, и ее муж вышел навалять ему пиздюлей, что тот не дает ребенку спать, а из другой, напротив, показалась старушка, что частенько подкармливала омегу булочками. Ринувшись к ней от верзилы, что уже занес руку над парнем, Тэ едва объяснил, что стряслось — он плакал и заламывал руки, заикался и не мог толком описать состояние папы.       Махнув рукой, соседка позвонила медикам и велела мальчишке спускаться домой. Подойдя к двери, которую он оставил распахнутой, Тэ боялся заходить внутрь. Прислушивался к звукам и молил услышать хоть что-то, похожее на человеческое. Он осторожно ступил в коридор, глянул на брошенный рюкзак и вошел в комнату. Папа лежал все там же, судороги прекратились, он выглядел мертвецки бледным, с явно обозначившимися синюшными кругами под глазами.       — Пап, это я, — жалобно всхлипнул Тэ, размазывая слезы и сопли по лицу. — Пап, ты меня разве не узнаешь?       Омега едва дышал. Казалось, Тэ видел, как его покидает жизнь. Сначала она ушла из глаз — папа перестал смотреть на него, уставившись будто сквозь, словно сына рядом и не было. Затем ослабели его руки, которыми он цеплялся за запястье Тэхена. Омежка почувствовал, как они медленно разжались, будто раздумая, делать это или нет. Смерть побеждала жизнь на глазах, а он, беспомощный, сидел на полу и выл от того, что не мог ничем помочь.       Медики приехали быстро. Они осмотрели больного и попросили Тэхена открыть окно. Омега давно внюхался в этот запах соджу и нестиранных вещей, но врач брезгливо дернул ноздрями и скривил губы. Он достал из кармана фонарик, посветил в глаза папе и прощупал пульс — дежурные манипуляции и больше ничего. Медсестра, даже не присев рядом с больным, ждала указаний, нетерпеливо топая ногой по полу, а Тэхен давил в себе истерический крик с просьбой сделать хоть что-нибудь, чтобы папе стало лучше.       — Время смерти 15:18, — сказал врач медсестре, державшей наготове документы. — Причина: отравление метанолом.       — Что? Как смерти? — Тэ хлопал глазами, пока медик что-то диктовал и куда-то параллельно звонил. Он не мог произнести ни слова больше, непонимающе переводя взгляд с доктора на медсестру и опять на доктора.       — Сейчас приедут полицейские для оформления документов. Кто-то из взрослых дома есть? — спросил врач, больно сжав Тэхена за худенькое плечо. — Эй, мальчик, очнись!       — Нет, — прохрипел Тэ прорезавшимся после шока голосом и мотнул головой.       — Отец где?       — Он с нами не живет.       — Ладно, это будешь разбираться с социальными службами. Сейчас приедут из морга и заберут тело на экспертизу, — объяснял он Тэхену, как тому самому единственному взрослому. — Мы выдадим справку о смерти после вскрытия, но я почти уверен в диагнозе. Твой папа пил всякую дрянь, вот и умер. Держись, парень! — похлопал его по плечу и вышел на улицу дожидаться полицию и труповозку.       Дальше дни потянулись непонятной чередой. Тэхен узнал, что у папы случился «паралич дыхательного центра из-за острой интоксикации метиловым спиртом» — это он позже прочитал в справке, которую ему сунул в руки соцработник, желая побыстрее закончить здесь и удалиться из жуткой, пропахшей перегаром, квартиры умершего Ким Джихе. Впрочем, теперь вся жилплощадь оставалась Тэхену, осталось только переоформить кое-какие документы в коммунальных службах.       — Отравление паленым соджу, а может еще чего похлеще хапанул, — сказал тот в ответ на вопрос омеги, что же случилось с его папой, и сунул желтую бумажку, сложенную вчетверо. — Сейчас чего только не достать — и наркоты, и курева, и алкоголя.       Не слишком внимательный, социальный работник с тоненькой черной папкой под мышкой важно обошел жилье, подчеркивая свою исключительную значимость в этом доме. Тэхен бледным привидением бродил за ним, послушно отвечая на вопросы:       — Где ты спишь? — брезгливо спросил незваный гость. В ответ на показанную мальчиком кровать, он поставил галочку в листе. Осматривать комнатушку не стал, чтобы лишний раз не запачкаться даже воздухом.       — Письменный стол есть? Ты же ходишь в школу?       Тэхен ничего не сказал, только шире приоткрыл дверь , чтобы соцработник мог убедиться — какая-никакая мебель, пусть и старая, у него имеется.       — Н-да, — многозначительно протянул тот, но Тэ мало что понял.       Демонстративно прихрюкнув пару раз, чтобы выразить свое общее «фи» обстановке в квартире, он снова что-то записал в листе. Время от времени он отвлекался от своей писанины и цеплял ногтем облупившийся лак на соседнем, уделяя маникюру больше внимания, чем работе по осмотру жилплощади несовершеннолетнего.       — Родственники у тебя имеются, мы все проверили, поэтому круглой сиротой ты не считаешься! — бодро сказал он, ставя точку и подписывая бумагу. По интонации так сообщил, словно сотней миллионов вон осчастливил.       — Ага, — буркнул Тэ, чтобы его не сочли за недоразвитого. Он с момента смерти папы ни с кем не разговаривал, поэтому каждое слово сухим, изодранным рыданиями горлом давалось с трудом.       — Обследование жилищный условий — удовлетворительно, — махнул броский росчерк в конце листа. — Кошмар, если честно, — хихикнув, шепнул и по-дурацки округлил глаза, как в американских фильмах 70-х. Будто ребенок, потерявший пару дней назад отца, в состоянии оценить его искрометный юмор!       По тому, как он быстро убирался из квартиры, Тэ понял, что больше его никто не потревожит. Соцработнику плевать, приедет ли отец за Тэхеном и на какие деньги он вообще будет существовать, покупать еду, одежду, платить за квартиру. Перечисленный в голове омеги список явно намекал на лишнюю позицию. Первым пунктом Тэхен мысленно вычеркнул одежду. Соседи, что уехали полгода назад, оставили ему достаточно вещей, и если он не вытянется за лето, то вполне влезет в старые свитера, футболки и джинсы. Модные такие, с протертыми коленками. Только вот кроссовки у него одни, и это проблема.       — Ладно, не грусти, твой отец обязательно что-то решит, — примирительно улыбнулся омега и хотел было похлопать его по плечу, но быстро передумал. Тонкая рука соцработника с парой дешевеньких браслетиков зависла над мальчиком, после чего неестественно потянулась поправить прядь блестящих темных волос. От Тэхена не ускользнул ни один жест. И даже если бы ему хотелось, чтобы его пожалели, никто этого делать не будет.       Потому что если отец жив — значит не сирота. Только толку от того, что его отец жив, если даже его родной папа называл сына чужим именем.       После похорон, на которые пришел только Тэ, он вернулся в пустую квартиру и сел на стул посреди коридора чтобы понять, как ему жить дальше. День всепоглощающего отчаяния разделился на до и после, как и сама жизнь. Теперь каждый его вздох — борьба за будущее и новый рассвет. Он не виноват в том, что родился не в том месте и не в то время, но именно ему расплачиваться за родительские грехи. Тэхену совсем не хочется думать о том, что в этом мире он остался совсем один. Один в поле не воин, и сколько не маши мечом, не кутайся в рыцарские доспехи — против пиздеца не попрешь. Иллюзия присутствия папы хотя бы грела его сознание и кутала невидимым коконом, словно он кому-то еще нужен. Пятнадцатилетний мальчишка жил в своем воздушном замке, привычно пугающем его неизвестностью, но теперь реальность больно давала под дых надгробным камнем с криво написанным именем Ким Джихе. И он обещает себе жить лучше и стать счастливее, чем папа.       Его похоронили быстро — за счет городских властей, без особых прелюдий и поминальных речей над могилой усопшего. Дозвониться бывшему супругу не смогли, а по адресу проживания такого не оказалось. Почему-то Тэхен не удивлен, что отец киданул не только их с папой, но даже соцслужбы. «Везучий ублюдок», — подумал омега, который хотел, на самом деле, просто взглянуть ему в глаза. Хоть раз посмотреть на того, от кого он плоть и кровь, чтобы понять, насколько ужасным может стать человек с такой наследственностью.       Сидя на пресловутом стуле, Тэ потерял все мысли и продолжал механически грызть заусенцы на красивых руках. На самом деле у него тонкая кисть и вытянутые правильной формы ногти, за которыми нужно было только немного ухаживать. Ничего подобного пилочке для ногтей он в их квартире никогда не видел. Тэ не заметил, как надорвал кожицу до крови, и опомнился только тогда, когда по щекам покатились слезы. То ли от боли, то ли от жалости к себе.       Ни одной умной мысли за это время не пришло, кроме той, что придется бросить школу и заняться поиском работы. Теперь он стал единственным, кто способен что-то изменить. Он вымыл полы в спальне, помыл окна, снял паутину и закрыл дверь в папину комнату на ключ. Там, в кромешной тьме, осталась вся его прошлая жизнь — воспоминания о родителе, которого но по-своему любил, старые фотографии близких, какие-то мелочи, что папа хранил как напоминание. Хотя, в последнее время он мало что помнил. Даже собственного имени на смертном одре Тэхен так и не дождался.       Спустя пару дней Тэхен вспоминал об этом с болью. Каждый бессмысленный день казался ему вызовом, который он не в силах принять. Желание отправиться вслед за папой было всепоглощающим, но сделать что-то с собой ссыкотно. Он десятки раз смотрел на бритву с ржавыми лезвиями, просроченные таблетки, в которых совершенно не разбирался, и хлопающее от ветра окно. Подводило даже оно — невысоко, насмерть не разобьешься, а оплачивать лечение он не может, нет страховки. С силой перетирая себя об ежедневную наждачку собственных страхов, он откладывал и лезвие, и аптечку. Прикрывал посильнее окно, ложился в кровать и рыдал в пустой комнате, не сдерживая детских слез, прятавшихся в броне за взрослым образом. Он знал, что детство закончилось еще в двенадцать, а по сути — его и не было, но пока жив был папа, он чувствовал себя ребенком. Пусть папе плевать на шалости сына, за которые всех детей ругают, Тэ все равно представлял себя именно таким — маленьким мальчиком, которого распекают за выбитое мячом окно.       Спустя неделю Тэхен вспоминал об этом без капли сожаления. Злость на папу, что оставил его так рано сиротой, переполняла детское сердце, в котором осталось совсем мало места для любви. Папа выбрал соджу и альф вместо него. Он еще не готов простить такого предательства и думал, что когда-то вряд ли сможет. Если любить ребенка так сложно, лучше у него пусть никогда не будет детей, чем они испытают то же самое, что и он. Ненависть выпихивала любовь пинками под зад, прочно обосновываясь в растрескавшейся сердечной мышце. Тэхену казалось, оно и биться стало медленнее, равнодушнее что ли.       Спустя месяц Тэхен об этом вообще не вспоминал. Его жизнь — сплошной квест на выживание. Войдешь не в ту дверь и можешь вообще не выйти, поверишь не тому человеку — не сносишь головы. Он продолжал ходить в школу, чтобы учителя не нажаловались в социальные службы, а по вечерам околачивался возле клубов разного пошиба. По оценкам Тэ скатился, потому что делать уроки некогда. Он жил на старую заначку, чудом найденную у папы, и ее хватало только на еду и электричество.       За газ он уже не платил, а рамен заваривал на электроплитке.