Morpho

      Чимин мечтательно прислоняется к автомобильному стеклу и наблюдает, как в отражении бокового зеркала позади остаются оживленные проспекты, и бугатти сворачивает на тихие улочки, где машин намного меньше, а еще через полчаса Чонгук тормозит на незнакомом пустыре и гасит мотор. Привычного страха, который в подобной ситуации есть у каждого человека, Чимин не чувствует. А оттого замечает, что происходит такое только рядом с Чонгуком, но анализировать происходящее не пытается. Возможно, он слишком много придумывает лишнего, да и в целом это скоро закончится, так что размышлять тут не над чем. Они вернутся каждый в свои миры и вряд ли больше встретятся даже здесь, в этом Богом забытом месте.       «Здесь» немного озадачивает своей отстраненностью и холодностью, словно они сели на космический корабль и высадились на неизведанной поверхности другой планеты, но Чимин замечает, что непроглядная тьма очень идет Чонгуку. Или наоборот, Чонгук подходит этому месту — он идеально гармонирует с мглой, а ночь ласково облизывает его профиль мягким лунным светом, проникая через затемненное лобовое стекло автомобиля. Чимин снова безбожно залипает на профиле альфы, когда Чон сосредоточенно облизывает губы, всматриваясь в темноту дороги.       — Приехали! — оповещает Гук и включает дальний свет.       Чимина ждет сегодня еще один сюрприз, о котором он даже не подозревает. Альфа привозит его на полигон, где хранятся битые автомобили, и Минни завороженно смотрит на груду покореженного металла, представшего перед ним. Он никогда еще не видел огромную гору из машин — они напоминают ему свалку сломанных роботов из аниме, и омега не может отделаться от мысли, что попал в другое измерение, как минимум — в сказочное. Отстегнув ремень безопасности, Чон выходит из автомобиля и открывает омеге дверь.       — Ну ничего себе?! — вздыхает впечатленный Чимин, рассматривая представшее перед ним зрелище. — Ты серьезно?       — Прошу, — альфа подает руку и помогает своему спутнику выйти из непривычно низкого салона.       Машину Чонгука Пак находит сразу, она стоит сбоку с неснятыми номерами, будто ее не бросили ржаветь навечно, а пригнали и аккуратно поставили рядом до лучших времен. Чимин отчетливо помнит скрежет, который оглушил его тогда, и больше ничего, а теперь видит, как сильно смят капот от удара. Но и это не самое главное — Пак узнает решетку радиатора, которая в его сне превращалась в огромный уродливый рот с клацающими гнилыми зубами, похожими на акульи. Теперь, видя тачку побитой и совершенно неопасной, Чимин удовлетворенно улыбается и легонько пинает ее в колесо.       — Вот же зараза, — смеется он. — Теперь ты никого не задавишь, развалюха.       — Думаю, настало время от нее избавиться, — Чонгук подмигивает Паку и возвращается к бугатти. Альфа достает канистру с бензином и протягивает омеге: — Давай сделаем это вместе.       — Что? — до Чимина сначала не доходит идея, но потом он догадывается, что в канистре бензин и Чон собирается поджечь тачку. — Нет! Зачем?! — протестует омега.       Несмотря на то, что железный монстр чуть не убил Чимина, ему становится жалко жечь такой автомобиль. Да и вообще попахивает хулиганством и приводом в полицию.       — Ты разве никогда не хотел сделать что-то необычное? — подбивает его Чонгук на самое сумасшедшее, что могло бы быть в жизни омеги. — Ну же, решайся!       Чимин не знает, что им движет, но послушно берет канистру в руки и внутренне соглашается с тем, что его существование и правда слишком правильное и скучное. Он с детства трудится на льду, живет по расписанию и приходит на тренировки даже с температурой или головной болью. Плевать, лишь бы сделать все лучше и правильнее. Слова Чонгука теперь предстают в совершенно ином для него ключе. А не настало ли время выкинуть что-то из ряда вон выходящее, чтобы почувствовать жизнь? Пойти против всего мира, правил и собственной совести? Сделать то, что поможет облегчить душу?       Чимин, широко улыбаясь, откручивает крышку, а Чонгук, придерживая тяжелую емкость, помогает ему облить машину с разных сторон. Когда их руки напрочь воняют бензином, а животы уже болят от смеха, Чон отводит омегу на безопасное расстояние и бросает во внедорожник горящую деревяшку, найденную на земле. За секунду огонь охватывает всю тачку, а они устраиваются на капоте спорткара и наблюдают за тем, как красно-оранжевые языки пламени жадно пожирают металл.       — Вау! — только и произносит Пак, широко раскрытыми глазами уставившись на пожар. Омеге кажется, что все это сделали не они, а кто-то другой, но алкоголь постепенно отпускает, и он задает вполне резонный вопрос:       — Не жалко?       — Нет, если она напоминает тебе о том, что произошло, — запросто отвечает альфа и потирает руки.       У Чимина остается странное послевкусие от услышанных слов. Он всю жизнь считал себя маленьким человеком на вторых ролях, и уж точно не тем, ради кого стоит палить внедорожник за миллионы долларов. Вопросов к альфе в его голове возникает еще больше, но все они пресекаются одним приказом Чонгука:       — Идем со мной.       Омега снова не спрашивает куда. Пожарище отгорает, и за какие-то пятнадцать минут машина превращается в обуглившееся ничтожество. Теперь Чимин точно знает, что больше она не потревожит его сон. Железная уродина зияет огромными дырками вместо стекол, а кое-где еще тлеет салон, а Чимин отворачивается от нее и послушно следует за Чонгуком.       Альфа идет впереди него и заворачивает за бетонное ограждение, останавливаясь в паре метров от удивительного зрелища — перед ними виднеется весь город, как на ладони великана, показывающего им свою драгоценность. Чимин очень любит Сеул. Он сотни раз видел его под крылом самолета, когда летал на соревнования, но сейчас это совершенно иное чувство — особенное, волнующее, интимное. И он впервые за долгое время понимает, что готов разделить его с человеком, стоящим рядом. И плевать, что они знакомы несколько часов — чувство важности и нужности подсказывает Чимину, что новому знакомому можно доверять.       Чимин здесь впервые, и это даже романтично. Он стоит у края площадки и смотрит вдаль на засыпающий мегаполис. Обволакивающий туман скрывает небоскребы, лишь кое-где позволяя им нагло торчать среди густой молочной пелены. Башня Намсан еще подсвечивается огнями, значит нет одиннадцати, но скоро и она погаснет, окуная столицу в кромешную темноту. Здесь, на пустыре, уже темно, но ничуть не страшно. Волосы Чимина развеваются на ветру, он доверчиво смотрит в темное небо и рассматривает звезды, подмигивающие пришедшим сюда путникам своим тусклым светом. А еще ему нравится ночь, такая тихая, как сейчас.       — Смотри, какая красота, — говорит омеге Чонгук, обводя город рукой. — Только из этого места можно посмотреть на весь Сеул.       — Это невероятно, — из головы уже выветрился весь алкоголь, и Чимин воспринимает все происходящее совершенно по-другому. Ему совсем немного стыдно за сожженный автомобиль и ребяческое поведение, но сейчас Чонгук его вновь удивляет своей многогранностью и умением замечать красивое. — Где мы? — спохватывается Чимин, вспоминая о собственной безопасности. Слова Джина в голове всплывают очень не вовремя.       — Окружная дорога, недалеко от трассы на Йонсан. Мало кто знает это кладбище старых автомобилей, но я иногда приезжаю сюда, когда расстаюсь с очередным железным другом.       — И много раз такое случалось?       — Бывает, — пожимает плечами альфа.       — Я правда хотел задать несколько вопросов, — Чимин любуется гаснущими высотками и наблюдает, как мрак поглощает и это место. Он вспоминает, наконец, зачем встретился с Чонгуком и приехал сюда. Омеге кажется очень легкомысленным находиться ночью одному на пустыре с малознакомым мужчиной, и он даже подергивает плечами от пробежавших мурашек, но Чонгук замечает это, снимает пальто и набрасывает Чимину на плечи. Пак открывает рот, чтобы запротестовать, и тут же закрывает его, как только сталкивается с взглядом, не терпящим возражений. Внутренний омега просит довериться альфе, и ради собственного спокойствия Пак решает действовать так, как велит его зверь.       — Задавай, — альфа смотрит прямо в глаза, отнимая у омеги речь, и Чимин понимает, что Чонгук полностью контролирует их разговор. Проявлять инициативу получается из рук вон плохо, а былая смелость, держащаяся на последних каплях спиртного, уже улетучилась.       — Я… Мне… Квартира, в которой я живу, почему она не принадлежит Миндже? В агентстве сказали, что это ваша… то есть, твоя квартира.       — Совершенно верно, — отвечает Чонгук, а у Чимина подкашиваются ноги от услышанного.       Неужели Джин оказался прав, и Миндже ему врал. Значит, он теперь бездомный?       — Это служебная квартира, которую я отдал на время Миндже. Она все равно простаивала, так почему бы и нет…       — Но у меня есть документы на покупку, — вяло протестует Чимин и сталкивается с полнейшим безразличием от собеседника.       — Я не знаю ни о каких документах.       У Чимина нет повода не верить. А желания копать — и того меньше. Сейчас открываются такие детали, в которые он не может врубиться сам, так что тут говорить о Чонгуке.       — А домик в Японии? — с надеждой спрашивает Пак. Он был там всего один раз, сразу после приобретения, зато наслушался от Миндже горы рассказов о том, как они будут приезжать туда на отдых, когда перестанут выступать и откроют собственную школу фигурного катания.       — И домик в Японии.       — А… — слова «счета в банке» мучительно застревают у него в горле. Пак не хочет казаться меркантильным подонком, но это еще один факт, который ему необходимо выяснить. Странный друг Миндже владеет явно намного большей информацией, чем выдает Чимину. Одно радует, что говорит честно и открыто. Теперь Пак хотя бы в курсе, что никакой недвижимости у него нет.       — Нет, это деньги Миндже, — отвечает Чон и мысленно ставит галочку не забыть разблокировать счета этого подонка. Там сущие копейки, но Чимину хватит, чтобы не отказывать себе в качественной еде, брендовых шмотках и побрякушках. — Если тебе нужны услуги квалифицированного юриста, чтобы уладить все дела, я могу посоветовать хорошего специалиста.       — Да, спасибо, — мнется Чимин. — Я еще не занимался вопросами наследства, хотел только продать квартиру и вот… — он растерянно смотрит на альфу, будто ждет совета или поддержки и неожиданно получает больше, о чем даже и не помышлял. — Но я съеду в ближайшее время, не переживай, — тараторит Пак, внезапно чувствуя себя виноватым.       — Зачем же съезжать? — удивляется Чонгук, приподнимая бровь. — Ты можешь жить в ней как и раньше. Мне она все равно не нужна.       — Но это же служебное жилье, — протестует омега.       — Я могу позволить себе не одну квартиру, Чимин, — ласково уговаривает альфа. — Поэтому нет ничего страшного, если ты привык там жить.       — Привык, — вздыхает омега.       Чимин действительно любит эту квартиру, что давно стала для него убежищем. И пусть сейчас в ней оставаться тяжело, он еще помнит, как снимал дурацкие видео для Миндже, когда тот уезжал по делам или задерживался на тренировке, как слушал музыку на всю громкость, а потом соседи пригрозили штрафом, как погибла его первая фиалка, не выдержав засухи. Помнит и то, как смаковал на балконе дешевое вино и зализывал душевные раны от колких фраз супруга, как маскировал в ванной синяки на теле после выяснения отношений с альфой; как по утрам, невыспавшийся, пек тому придурку блинчики, а Миндже убегал ни свет ни заря, даже не заходя на кухню.       Там осталось слишком много ценного, как напоминание о прошлой неудавшейся жизни. И только для того, чтобы знать, чего он больше никогда не допустит, Чимин бережно раскладывает все моменты по полочкам, записывая болезненный опыт семейной жизни на подкорку головного мозга. Он для Миндже был никем: не главнее подставки для зубных щеток или новой занавески, которую супруг раздраженно отодвигал рукой. Как отодвигал и Чимина, заполучив его в постель и наигравшись с ним в первые месяцы супружеской жизни.       Чонгук показывает ему, что бывает по-другому. Омега может стать для кого-то центром вселенной и даже целым миром, которым для него был Миндже. Пак подозрительно смотрит на альфу и думает, что потихоньку сходит с ума, когда слышит:       — Тебе нужна перезагрузка, — Чон прерывает его самокопание и вырывает из грустных воспоминаний. — Мир меняется каждый день и не стоит цепляться за прошлое, когда есть возможность идти вперед.       Чон кивает омеге на несколько стоящих неподалеку бетонных плит, которые оказались недостроем, и присаживается на них, оставляя рядом место омеге.       — Не холодно?       — Нет, — довольно мотает головой Пак, зарываясь в воротник пальто. Верхняя одежда хранит на себе запах альфы, он Чимина успокаивает и умиротворяет. Омега устраивается рядом и чувствует себя как никогда счастливым от того, что просто болтает с малознакомым человеком, будто знает его всю жизнь. Чимин впервые за долгое время покидает тесную ракушку и пытается впустить в свое пространство нового человека. Похоже, этот Чонгук может стать неплохим другом.       — Чего ты хочешь добиться в жизни? — вдруг спрашивает мужчина, и Чимин впадает в легкий ступор. Он внезапно понимает, что даже не задумывался об этом. Плыл по течению, работал на результат, собирал награды и дипломы, а чего он хочет добиться в жизни — не знает. Так странно задать себе этот вопрос прямо сейчас, и Чимин не уверен в правдивости своего ответа.       — Олимпийской медали, — пожимает плечами и улыбается сам себе. — Это моя детская мечта — стоять на одном пьедестале с Олимпийскими чемпионами.       Чонгук смотрит понимающе и в то же время с некоторым недоверием. Неужели это все, чем грезит омега? Ему так мало надо для счастья? Золотая медаль?       — А потом? После Олимпийской медали? Жизнь ведь на этом не заканчивается?       Чимину от вопросов становится неуютно, а вот рядом с Чонгуком очень комфортно. Омега чувствует себя если не глупым, то очень ограниченным, когда такой шикарный альфа ставит его в тупик своими вопросами. Его прежняя жизнь, заключенная в коробку ледяной арены, рассыплется, словно карточный домик, как только он достигнет своей цели — пьедестала первенства. Действительно, а что потом?       — Открою свою школу фигурного катания, буду учить детей, возить на соревнования. Мы с Миндже хотели когда-то передавать свой опыт малышам, но ты прав — мир изменился, — Чимин вздыхает, думая о своем, а Чонгуку очень хочется заставить омегу навсегда забыть имя покойного супруга. Произнесенное вслух, оно невероятно раздражает, но Чон терпит, сцепив зубы. — А каков твой мир? — спрашивает Чимин, надеясь на искренний ответ. — Ты занимаешься бизнесом? Политикой?       На лице Чонгука проскальзывает горькая ухмылка.       «Наркотиками, людьми, оружием — чем тебя еще удивить из этого списка?», — думает альфа, но произносит:       — Бизнесом. Торговлей.       — Ого, это интересно, — оживляется Пак, глядя на собеседника. — Расскажи мне больше о себе. Так нечестно, я выболтал про себя все, но совершенно ничего не знаю о человеке, с которым коротаю ночь на безлюдном пустыре. А вдруг ты меня убьешь?       Омега развлекает сам себя, подкидывая нелепые мысли, а Чонгук изучает его лицо. В свете луны оно смотрится еще красивее: бледные лучи подчеркивают скулы Чимина, очерчивают его худые щеки, идеально ровный маленький носик и линию челюсти, о которую можно порезаться. Когда Пак смеется, Чон замечает милую привычку прикрывать рот ладошкой, позволяя альфе рассматривать пухлые пальчики с несколькими дешевыми серебряными колечками. Чон хочет заменить их на золото и платину, чтобы целовать каждый пальчик Чимина перед сном до того, как будет целовать его тело и заставлять партнера просить больше.       От этих мыслей выделяется слюна и чешутся клыки. Чон никогда прежде не ощущал такого желания обладать кем-то так, чтобы не только брать, но и отдавать частицу себя. Это ощущается максимально странно, но Чимин и правда какой-то особенный — Гуку не нравятся собственные мысли, делающие его слабым, зато омега продолжает изводить альфу наивными вопросами, которые сыпятся как из рога изобилия.       — Не убью, — на полном серьезе говорит альфа, заставляя собеседника замолчать и захлопать ресницами от страха. — Моя жизнь действительно полна опасностей. Это как поле боя, на котором каждый день приходится сражаться за то будущее, которое я хочу видеть.       Здесь Чонгук не лжет. Умалчивать придется лишь первое время, а потом Пак все равно узнает и лучше, если от него. Он не хочет давать Чимину пустых надежд и скрывать то, чем он занимается. Люди вокруг него знают, насколько опасно находиться рядом с Коллекционером. Но это их жизнь и их взвешенное решение. Именно поэтому Чон больше всего ценит доверие. Единственное, что он может обещать Чимину — максимальную защиту, но в ответ на это Чон должен знать, что никогда не получит удар. Такого он не прощает, а убивать Чимина ему не хочется. Пока не хочется.       — В моем мире много крови, смертей и предательства. Здесь можно погибнуть молодым, а можно дожить и до старческого маразма — все зависит от воли случая и капельки везения.       — Ты специально сочиняешь сказки, чтобы казаться крутым, да? — Чимину становится весело от подобной ерунды, в которую он мало верит, поэтому омега наклоняется к Чонгуку и легонько толкает того плечом в плечо, будто наказывая за обман.       — Да, — соглашается альфа, глядя на взбудораженного рассказом Чимина. — Чтобы казаться крутым.       Пака этот ответ вполне устраивает, в его глаза возвращается спокойствие, а взгляд снова становится бархатным и теплым. «Пока ему хватит того, что он знает,» — думает Чонгук, поглядывая на смешного омежку.       — У тебя есть семья? Расскажи мне о ней, — Пак не замечает, как прислоняется к Чонгуку и кладет ему голову на плечо. — У тебя есть родители?       — У всех людей есть родители, — замечает альфа. — А как я по-твоему появился на свет?       — Прости, я ступил, — соглашается Чимин, признавая очевидную глупость своего вопроса. — У меня вот только мама.       — А отец?       — Не знаю, она предпочитает не говорить об этом, а я и не спрашиваю. Вижу, что ей неприятны эти воспоминания.       — Ну, у меня большая семья, значит, — усмехается Чон. — Мать с отцом и братья.       — Братья? Старше, младше? — у Чимина просыпается омежий интерес и ему хочется узнать все-все-все на этом свете про Чонгука.       — Всякие, — не сдерживает улыбки Чонгук и легонько щелкает Чимина по кончику носа. Дотягивается очень быстро, потому что голова омеги еще покоится на его плече.       — Опять шутишь? — обижается Чимин. — Это слишком секретная информация, что ты мне не доверяешь?       — Доверие мне слишком дорого обходится, — бросает Чонгук, думая о том, как часто в этой жизни его обманывали. — Мне слишком сложно поверить кому-то и раскрыть всю свою душу. Довериться — это значит вложить человеку клинок, которым он может убить тебя в самое сердце. А я еще не хочу умирать.       Чимин на мгновение замолкает, переваривая сказанное. Чонгук довольно молод, но рассуждает так, словно прожил не один десяток лет. Так ли много горького опыта было в его судьбе?       — Тебя предавали? — вдруг спрашивает Чимин. — Прости, наверное, это личное…       — Предавали, — Чонгук охотно идет на контакт, потому что давно не чувствовал родственную душу, которой хотелось бы открыться. Маска, которую он носит перед всеми, иногда трещит по швам и ему нужно просто выговориться. Даже не мышке и не Тэмину, а просто другу. — А тебя?       Чимин задумывается. Лгать не хочет, но и говорить всю правду ему еще больно. Да и что говорить о предательстве: изменял ли ему Миндже? Выполнил ли он обещания, которые давал у алтаря? Не предал ли он его, когда Пак обнаружил поддельные документы на квартиру? А спрятанные наркотики? Что из этого называть предательством? Для кого-то предательство лежит исключительно в горизонтальной плоскости и ограничивается постелью, у него же доказательств физической измены Миндже нет, но если говорить о предательстве в понимании Чимина, то…       — Да, — признается омега. — Предавали.       — Миндже?       — Почему ты так думаешь? — с обидой спрашивает Чимин, поднимая на Чонгука взгляд. Его раскусили слишком быстро, или это так очевидно?       Упоминание Миндже делает альфу… угрожающим. На мгновение Чимину кажется, что никакие они не друзья, и Чонгук мог бы одними руками придушить бывшего супруга за все обиды, нанесенные Паку, но он тут же отмечает глупые мысли. Они же вместе выросли и ходили в школу, а это ого-го как много значит!       — Классика многих семейных отношений — предательство рушит все. Нож в спину получаешь от того, кого прикрывал своим телом. И к сожалению, такое оружие имеет имя. Нетрудно догадаться, что это Миндже.       — Мне показалось, что я один могу построить наш мир за двоих, — откровенничает Чимин, любуясь ночным небом. — Знаешь, я как сейчас помню фразы, которые хотел сказать Миндже, но почему-то не произнес ни одной, упустив драгоценное время. Мы пропустили с ним столько важного, а из самых кайфовых моментов часто получалась полная лажа. Все могло испортиться по глупой мелочи, и сейчас я понимаю, как это стало неважно. Я наивно думал, что это все пройдет, что это временной кризис, который бывает у всех, но мы стали меньше разговаривать друг с другом, а потом не осталось и тем для разговоров… Я пытался все спасти, но в одиночку это не работает. Если бы я знал, что у этой книги такой финал, я бы предпочел умереть в первой главе.       — Это печально, — подтверждает Чонгук, пытаясь утаить в интонации чувство полнейшего удовлетворения тем, что происходит. Жизнь с Миндже — полное дерьмо, как и сам альфа, и Гук рад, что Чимин это понимает. — Не все, кого мы любим, могут делать это так, как делаем мы. Это закон природы. В ней есть гармония, но она достигается только в паре, уравновешивая друг друга. Поэтому нет смысла предлагать свою любовь тому, кто ее не оценит — это противоестественно и не принесет никому счастья. Всегда найдутся люди, которые будут бережно обращаться с твоим сердцем.       — Ты романтик, — шепчет Чимин, стесняясь поднять глаза.       — Скорее, реалист. Просто в сердечке каждого омеги прячется маленький наивный мальчик, с которым я умею договариваться, — усмехается Чон, задорно поглядывая на Чимина.       — Эй, так нечестно! — Чимин пытается свести слишком серьезный разговор в шутку. Хватит тут разводить демагогию о высоких материях, когда на улице такая прекрасная ночь и грустить совсем не хочется. — Так что ты там говорил о братьях? Они красавчики? — смеется омега.       — Хочешь — могу познакомить прямо сейчас.       Штука принимает неожиданный оборот, а тон Чонгука слишком серьезный, чтобы списать все на ребячество.       — Нет, спасибо, как-нибудь в другой раз, — отвечает омега вежливым отказом и немного тушуется. Да кем он себя возомнил — знакомить с братьями!       — А ты так сразу отказываешься? Трусишка!       — Вовсе нет! — Чимин хочет показаться самым храбрым омегой во всем мире, но тут же вспоминает, о чем еще хотел поговорить с Чонгуком. — Кстати, а почему ты за мной следил? Не отпирайся, я знаю, что это был ты. Тогда на кладбище и потом, я видел тебя на льду…       — На кладбище мы бываем по известным причинам, — не стал оригинальничать и придумывать альфа. — Но я действительно заезжал посмотреть, как ты себя чувствуешь. Появилась необходимость удостовериться, что ты оправился от потери и вернулся в профессию.       — Да, я плохо помню похороны, — сникает Чимин, а в носу щекочут слезы. Он старается не расплакаться и держится молодцом. — Увидел только твою визитку.       — Оставил на всякий случай, если нужна помощь, — поясняет альфа.       — Спасибо, — Чимин громко хлюпает носом, а Чонгук обнимает его за плечи и притягивает к себе.       Отсутствие телефонного номера на визитке Чимина не смущает, он попросту забывает об этой мелочи, а с глаз срываются первые крупные слезинки.       — Не расстраивайся. Посмотри сколько звезд наблюдают за тем, как ты плачешь.       Более идиотского высказывания Чимин в своей жизни не слышал. Мама в детстве, конечно, говорила, что плакать при людях некрасиво, но плакать при звездах… Паку кажется, что холодные светила — вполне подходящая компания, чтобы поплакать вместе с ними, но Чонгук так не считает.       — Ты реально думаешь, что они светят только для того, чтобы увидеть твое опухшее от слез лицо?       Да что б тебя! Чимин вытирает ладошками слезы и быстро успокаивается. Голос Чонгука действует волшебно, забирая все грустные мысли. Прямо какой-то персональный ангел-хранитель! С Чонгуком легко и спокойно, он источает уверенность в себе и подавляющую ауру альфы, о защите которого каждому омеге остается только мечтать. Чимину такие, честно говоря, нравятся. Наверное, он бы и Миндже не заметил, если бы этот парень не катался, как Бог, и не вел себя так надменно, словно заговорить с ним могли только избранные, а уж кататься — тем более.       Чонгук из того типа альф, с которыми хочется просто быть рядом. С кем хочется сидеть на берегу реки Хан, смотреть на звезды, разгадывать загадки и вдыхать холодный воздух, как сейчас. С ним хочется кормить бездомную кошку, пинать осенние листья в парке и делать всякие глупости, которые делают парочки. С ним хочется чувствовать себя центром вселенной, а Чимин дико скучает по романтике. Пак искренне завидует омеге Чонгука, но вдруг спохватывается:       — Сколько времени уже?       Они заболтались так, что Пак теряет счет минутами.       — Мои часы показывают одно время — «никогда не поздно», — в контексте их разговора это звучит слишком двусмысленно. — Но если ты о наручных, то начало четвертого.       — О нет! — Чимин действительно не понимает, как они могли засидеться почти до утра. — Тебя, наверное, ждут?       — Да, десяток голодных ртов моих некормленных братьев, — на лице Чонгук не дергается ни один мускул, потому что он говорит правду.       — Я серьезно! — вновь с легкой обидой говорит Чимин.       — Нет никого, кому я должен отчитаться о том, с кем провожу свой вечер, — поясняет Чонгук и негромко добавляет: — И ночь тоже.       Внутри у Чимина довольно пищит один маленький глупенький омежка.       — Смотри туда, скоро поднимется солнце, — альфа показывает рукой на линию горизонта, и Пак напряженно всматривается вперед.       — Скоро, — довольно кивает Чимин, прижимаясь сильнее.       Они сидят до рассвета, пока горящий диск не озаряет город своим светом, пробуждая тех, кому рано идти на работу. Тонкий нежный туман рассеивается, по улицам начинают двигаться автомобили, кажущиеся с такой высоты маленькими мошками. Чимину не верится, что ночь прошла, как одно мгновение. Джин наверняка назовет его глупым, Хосок станет тревожиться еще сильнее, поэтому им Чимин решает ничего не говорить. Ну хотя бы хореографу уж точно.       — Нужно ехать, — нехотя бурчит Пак, совершенно не желая отдаляться от Чонгука. Он будто врастает в него и сцепляется невидимыми корнями, но тут же отдает себе отчет в том, что они даже не друзья. Просто случайные знакомые, которым суждено с рассветом разойтись. Чимин знает, что ночь порождает любовь, а утро разлуку, и он тяжело вздыхает, отдавая Чонгуку пальто. Пришло время ставить все на свои места. — Спасибо, что ответил на мои вопросы. Я чувствовал себя неловко, когда не понимал, что творится вокруг, но теперь все стало на свои места.       — Пойдем, я отвезу тебя домой.       Чимин не противится. Это самое обычное и необычное утро за всю его жизнь, и теперь он точно может сказать, что готов ко всему. Чонгук открывает дверцу автомобиля и подает Чимину руку. Неподалеку слышится рев автомобилей, трасса оживает от недолгого сна, и Пак блаженно садится в удобное пассажирское кресло. Чонгук включает печку, ежится от перепада температуры и заводит двигатель. От кондиционера в салоне автомобиля Чимин тут же засыпает, а его внутреннее тепло с лихвой компенсирует еще прохладный непрогревшийся салон — омеге снятся губы Чонгука на его собственных, и Пак тихонько постанывает во сне. Гук ведет машину осторожно, чтобы не разбудить омегу, и предусмотрительно сбрасывает скорость на поворотах. Спящий Чимин — настоящее сокровище. Чонгуку хочется смотреть на него часами, но вот уже перед ним маячит Каннам и ненавистный дом с нужным адресом, где Чимин пытал свое счастье с бывшим супругом. Гук надеется забрать омегу отсюда поскорее, чтобы напрочь стереть воспоминания о подонке Кане и подарить своей бабочке новый кокон — уютный и безопасный.       На слове безопасность Чон слегка подвисает, а в кармане как назло звонит телефон. Контакты ранним утром, как правило, хороших новостей не приносят. Чимин дергается от звука мобильника, но не просыпается, только переворачивается на другой бок, лицом к альфе, и продолжает дремать. Не принимая звонок, Чон легонько касается пряди его волос, убирает с лица и только потом занимается смартфоном.       — Слушаю тебя, Югем, — цедит, стиснув зубы, альфа.       — Недоброе утро, Чонгук, — встревоженный голос на мгновение замирает, словно собираясь с силами. — Прости, что так рано.       — Я тебя слушаю.       — Сегодня в Италии устранили Леонардо Дженетти. Мне позвонил человек от него, как только произошла эта трагедия.       На той стороне замирает тишина.       Коллекционер откидывается на спинку сиденья и сосредоточенно потирает лоб. Новости из Европы чрезвычайно важны, потому что ниточки оттуда ведут в Латинскую Америку, где у Чона есть бизнес. Дженетти отвечал за канал связей с бразильскими и колумбийскими партнерами и был связующим по всем вопросам. Блядь, всем!       — Что известно на данный момент? — напряженно спрашивает Чон, пытаясь со злости не ударить кулаком по рулю и не разбудить Чимина. — Есть подозрения, кто это мог сделать?       — Есть не только подозрения, но и вполне конкретная информация. Убийца без маски вышел из отеля и даже посмотрел в камеру. Намеренно. Видео от охраны гостиницы забрали ребята Дженетти и уже распознали убийцу. Человек из окружения Сынри.       Ну кто же еще! Чонгук и сам понимает, что ноги растут от Рикидо. Сынри его очередная шестерка, верный пес, на поводке которого есть еще несколько глав преступных группировок, что не побрезгуют ничем. Вырежут собственную семью, лишь бы доказать свою верность Сынхену. Наглец из Японии пытается прибрать к рукам его бизнес, обвалить авторитет и устроить западню… И то, что случилось на промзоне, и убийство Дженетти — череда однопорядковых событий. Каждое из них — звоночек для Чонгука, чтобы тот снизил цену на мет для Поднебесной. Выгода японцев очевидна — правительство начнет продвигать идею защиты собственного рынка от проникновения дешевого китайского метамфетамина на острова, и кто-то возглавит весь наркобизнес вполне легально. И если этот кто-то — Рикидо, то за ним должны стоять крупные якудза, что не хотят марать руки об политику. Такие знания стары как мир, и Чонгук об этом осведомлен слишком хорошо. Он сам пошел против системы и сломал то, что строилось годами. Он единственный человек в Азии, который не только находится под контролем, но и сам может влиять на представителей политической элиты Кореи. Добиться этого было нелегко, но черт возьми, оно того стоило. И он не позволит зарвавшемуся японцу подкосить основы империи, которую он едва-едва поднял на ноги.       — Это открытая война, Югем.       — Война, босс. Поэтому будьте осторожны. Берегите себя.       — Хорошо. До связи.       Чонгук отключает телефон и возвращает свое внимание Чимину. Тот возится на сиденье и нехотя открывает глаза после сладкого сна.       — Что-то случилось? — Пак трет глаза, усаживается в кресле ровно и доверчиво хлопает ресницами на Чонгука. Часть услышанных из разговора слов ему, наверное, приснилась, но голос альфы звучал встревоженно.       — Ничего такого, о чем стоит волноваться, — Гук улыбается широко и искренне, с восхищением и вожделением рассматривая Чимина. — Надеюсь, я заслужил прощение за тот ужасный дождливый вечер.       — Ты очень мило извиняешься, — смеется Чимин, у которого вмиг исчезает тревога по поводу телефонного разговора. Рядом с этим альфой ощущается такая защита и надежность, что слово «война» ему точно приснилось.       — А я абсолютно очарован тем, какой ты милый, когда спишь, — парирует Чон, а в груди что-то подозрительно теплеет. Он бы мог сказать, что это тает его ледяное сердце, но вряд ли этот орган хоть когда-то чувствовал нечто большее, чем его дернувшийся в штанах член. За годы существования в этом мире Чонгук знает, что все продается и покупается. Даже самые дорогие бабочки в его коллекции имеют цену. Просто пока еще он не может сложить ее для Чимина, и кажется в мире нет столько денег, чтобы купить эту искреннюю смущенную улыбку.       — Мне неловко, Чонгук, — протестует омега, краснея щечками. — На самом деле, я страдаю бессонницей, но здесь почему-то меня просто вырубило.       — Я рад стать хранителем твоего драгоценного сна, — говорит альфа и протягивает ладонь Чимину. — Надеюсь, когда-нибудь мы повторим это снова.       Разговор уходит в самое ненужное русло, и Чимин что-то бурчит, скомканно благодарит альфу и выходит из машины, помахав рукой.       — В моей постели, — добавляет Гук, жадно облизывая пересохшие губы.