Привет из прошлого: юный образ утраченных дней

      Цзинши встречает Лань Чжаня тишиной и спокойствием. Но не тем гнетущим чувством, что преследовало покои великого заклинателя в прошлом на протяжении тринадцати лет, а уютным. На столике оставлены листы с набросками новых исследований Вэй Ина. На постели смяты и оставлены в неподобающем виде подушки – видно, прежде, чем покинуть цзинши, Вэй Ин дремал или просто бездельничал, отдыхая на постели. И это все, напоминая о присутствии в его жизни драгоценного супруга, заставляет выдохнуть свободно, прогоняя страхи, что так или иначе преследуют Лань Чжаня до сих пор, стоит ему разлучиться с Вэй Ином больше, чем на сутки.       В этот раз они не виделись почти три дня.       Лань Чжань не торопясь подходит к рабочему столику, по пути оставляя Бичэнь в подставке возле кровати. Помимо незаконченных талисманов, внимание заклинателя привлекает оставленный супругом трактат, над которым Вэй Ин работает в последнее время, и несколько научных трудов, явно прихваченных в библиотеке. Лань Чжань берет в руки один из талисманов, внимательно рассматривая: обрывки символов, начертанных на бумаге, кажутся смутно знакомыми. Вот только никак не удается вспомнить, где и когда мужчина видел их. Странно, учитывая феноменальную память. Может ли быть, что?..       – Лань Чжань!       Посторонние мысли отходят на второй план, стоит услышать любимый голос. Дверь цзинши с громким стуком отворяется. Торопливый топот ног и, не проходит минуты, как на плечах чувствуется приятная тяжесть любимого тела, а чужие руки крепко обнимают за шею.       – Лань Чжань, – горячим дыханием опаляет ухо, – я скучал, Лань Чжань! – поцелуй в висок. – С возвращением!       – Мгм.       Лань Чжань оставляет листы на столике, разворачивается к супругу и заключает того в ответные объятия, с готовностью целуя приоткрывшиеся губы. Отстраняться никто не спешит, лишь сильнее жмутся друг к другу, углубляя поцелуй, пока легкие не начинает жечь от недостатка кислорода. Первым, в итоге, сдается Вэй Ин – его выдержка всегда уступала Лань Чжаню. Темный заклинатель отстраняется, напоследок мазнув языком по верхней губе любимого.       – По пути сюда я распорядился, чтобы нам доставили ужин, – Вэй Ин не разрывает объятий, но и не позволяет себя поцеловать. Знает, чем может закончиться, если они продолжат. – Не думаю, что ваши адепты, – запинается, встречая нахмуренный взгляд мужа. Прокашлявшись, поправляется. – Наши адепты, – и недовольство в золотистых глазах тут же сменяется снисходительностью, – будут рады, застав достопочтенного Ханьгуан-цзюня за столь неблагочестивым занятием, – озорно смеется, – пусть и со своим единственным и неповторимым супругом.       – Время ужина прошло.       – Прошло, – согласно кивает Вэй Ин, – вот только готов поспорить на кувшин «Улыбки Императора», что ты с утра ничего не ел, – хитро прищуривается, – потому что очень спешил попасть в мои объятия.       Лань Чжань молчит: Вэй Ин слишком хорошо изучил его.       – Поэтому я, как самый лучший муж на свете…       – Вэй Ин и есть самый лучший муж на свете.       – …просто обязан позаботиться о том, чтобы накормить тебя. А уж потом, – тянется к уху, пристав на цыпочках, с запалом нашептывая разнообразные пошлости, которые мужчина намеревался исполнить в ближайшее время, дабы наверстать упущенные «каждые дни».       Стук в дверь заставляет прерваться: необходимо забрать поднос с ужином, негоже заставлять юных адептов ждать. Вэй Ин отстраняется и, подмигнув супругу, удаляется в сторону двери, краем уха слыша тихое, но твердое: «Ты сам этого захотел» – от Лань Чжаня.       Что ж… похоже Вэй Ин в очередной раз загнал себя в ловушку. Впрочем, он ничуть этим не расстроен.       Пока Лань Чжань ужинает, Вэй Ин бегает за водой, подготавливая бочку для омовения супруга. И только прикрепив на бочку талисман, поддерживающий температуру воды, Вэй Усянь позволяет себе опуститься против Ванцзи, устремляя на любимого все свое внимание.       – Лань Чжань, Лань Чжань, – с нежностью зовет он, оперевшись локтями о поверхность столика, – я люблю тебя.       Рука заклинателя застывает в воздухе, не донося палочки до рта. Всего на мгновение, но этого хватает Вэй Ину, чтобы заметить. Он растягивает губы в довольной улыбке, читая в золотистых глазах «люблю тебя» в ответ.       Закончив с трапезой и убрав посуду, Вэй Ин тянет Лань Чжаня к бочке:       – Искупаемся вместе?       – Мгм.       – Тогда позволь, – останавливается, тянется руками к одеждам супруга и, смотря в золотистые глаза, принимается развязывать чужой пояс, – помочь тебе раздеться. А также, – приподнимается на носочках, прихватывает губами мочку уха, а после соблазнительно шепчет, – помоги раздеться мне.       Повторять дважды не требуется. Сильные руки Лань Чжаня мгновенно оказываются на талии Вэй Ина, разрывая несчастный пояс в клочья. Темный заклинатель звонко смеется несдержанности супруга, избавляя его от пояса и верхнего одеяния. Ладони привычно распахивают нижние одежды, касаясь оголенной кожи. Губы находят чужие, и больше ничего на свете не имеет значение.       Вэй Ин не замечает, как его собственное ханьфу падает на пол. Широкие ладони собственнически сжимают округлые ягодицы, и Вэй Усянь, ослабив завязки на штанах мужа, не в силах сдерживаться от столь откровенных и будоражащих прикосновений, подтягивается, обвивает шею Лань Чжаня руками, а крепкую талию – ногами, скрещивая лодыжки на чужой пояснице.       – К гулям бочку, – приглушенно шепчет в губы, пальцами зарывается в густые черные волосы, путаясь в завязках лобной ленты, – возьми меня сей…ммм…       Когда и где Лань Чжань успел раздобыть масло, Вэй Ин не понял. Но чужая ладонь, чуть влажная, гладкая, касается чувствительной кожи под приспущенными штанами темного заклинателя, два пальца скользят вдоль ложбинки меж ягодиц, смазывая и медленно проникая внутрь, срывая с губ Вэй Ина судорожный вздох.       – Лань Чжань… – на грани слышимости, вновь вовлекая губы супруга в страстный, головокружительный поцелуй.       Скорее бы закончить с прелюдиями и приступить к самому главному, но…       Удар Бичэня о пол отрезвляет, привлекая к себе внимание, и оба супруга, разорвав поцелуй, синхронно оборачиваются на звук, в сторону двери, где застыв, подобно нефритовой статуе, стоит юный Лань Ванцзи.       В мыслях юноши пустота. Даже все выходки Вэй Ина ничто, по сравнению с той картиной, что он видит сейчас своими глазами. Или это тоже происки Вэй Ина? Нет, даже для него подобное бесстыдство слишком.       Или нет?       Лань Чжань теряется в мыслях, растерянно взирая на двух мужчин, застывших в крепких объятиях друг друга в очень неприличной позе в центре его собственного цзинши. Один из мужчин похож на самого Лань Чжаня, разве что выглядит несколько старше; второго же заклинатель и вовсе не знает.       Немая сцена длится мучительно долго. Неловко всем, даже Вэй Ину, который начал соображать, что юный Лань Чжань мог попасть сюда через талисман, над которым он работал вместе с учениками.       «Цзинъи, – первая мысль о том, кто мог изменить и активировать оставленный в библиотеке недоработанный талисман. Больше некому: ни Сычжуй, ни Цзычжэнь никогда не полезут без необходимости в его вещи. Вэй Ин мысленно обещает себе проучить мальчишку в будущем так, что наказания Лань Чжаня и Лань Цижэня покажутся ему радостью. – Угощу-ка его своим фирменным острым блюдом»       Однако с Цзинъи он разобраться сможет и позже. Сейчас же у Вэй Ина несколько иная проблема.       Старейшина Илин первым берет себя в руки в этом затянувшемся молчании. Он хлопает ладонями по плечам супруга, расцепляет скрещенные на его пояснице ноги и медленно опускается на пол, машинально бесстыдно охая, когда пальцы Ханьгуан-цзюня, все еще находящиеся в нем, проникают глубже, подушечками упираясь в простату.       Как же неловко… Благо, в порыве страсти не успели до конца снять нижние одежды, так что самые интимные места мужчин прикрыты обрывками испорченных ханьфу, разорванных Лань Чжанем.       Юный Второй Нефрит сглатывает вязкую слюну, не в силах пошевелиться или хотя бы отвести взгляд от бесстыдной картины.       Лань Ванцзи не спешит выпускать мужа из объятий. Напротив, крепче сжимает ладонями его задницу, прижимая ближе, будто предупреждая вторженца: «моё». От этих действий тянет сострить, но вместо шуток, Вэй Ин ответно натягивает на плечи мужа нижние одеяния, скрывая под белой тканью исполосованные шрамами спину и плечи. Он не ревнует, даже в мыслях, просто не хочет, чтобы кто-то еще видел увечья на теле любимого человека.       Юный Лань Чжань чувствует, как вместе с ушами горит и шея. Действия своей взрослой копии он прекрасно видит и осознает: левая рука, юноша видит, сжимает ягодицу неизвестного мужчины поверх нижних одежд; правая, даже представить страшно, явно совершает что-то постыдное под чужими темными одеяниями. Все во взрослом Лань Ванцзи говорит о том, что он ни в коем случае не позволит кому-либо постороннему приблизиться к человеку, которого он в этот момент держит в своих руках.       «Почему не Вэй Ин?..» – мельком проносится в мыслях, оседая неприятной горечью в сердце.       – Кажется, – нервно посмеиваясь, начинает Вэй Ин, про себя радуясь, что близкий контакт с телом супруга отлично скрывает от чужих глаз явное возбуждение обоих, – в этом есть доля моей вины. Я…       – Ханьгуан-цзюнь! Учитель Вэй!       Договорить не получается. В цзинши, с извинениями и невнятными объяснениями, влетает трио старших учеников вместе с юным Вэй Ином, а взрослому Вэй Ину в тот же миг хочется провалиться сквозь землю.       Увидев распахнутые настежь двери цзинши и застывшего на пороге юного Ханьгуан-цзюня, Сычжуй необдуманно влетает в покои отцов. Он частый гость в цзинши Ханьгуан-цзюня – сработал рефлекс. За ним в чужие покои ворвались и остальные.       – Эти ученики просят прощение за нарушение и позднее вторжение, но дело срочн…       Стоит оказаться внутри и повернуть головы в сторону хозяев, все слова застревают в горле.       «Блять» – страдальческий внутренний писк Старейшины Илин, кажется, ощутил только его супруг. А Сычжуй, как верное и преданное дитя, прочитал всё по обреченному взгляду отца.       – Простите, – Оуян Цзычжэнь выкрикивает извинение, закрывая глаза руками, – этот ученик ничего не видел, – и бросается в сторону выхода. Промахивается, лбом влетая в косяк, теряет равновесие и заваливается обратно в цзинши, беспомощно падая на пол.       Сычжуй, краснея, закрывает глаза сам и тянет руки к сматерившемуся рядом Цзинъи, накрывая глаза друга своими ладонями.       От вида открывшейся картины, с губ юного Вэй Ина срывается смешок. А наблюдая, как еще больше краснеют кончики ушей и шея взрослого, как он догадывается, Лань Чжаня, и вовсе срывается на смех:       – Кто бы мог подумать, что холодный и всегда сдержанный второй нефрит клана Лань не такой уж и холодный за закрытыми дверьми собственных покоев, – с усмешкой бросает заклинатель, испытывая неясное, неприятное чувство в груди. И почему его так задевает происходящее? Двадцать лет прошло, естественно, что Лань Чжань успел связать себя узами брака с какой-нибудь кроткой и послушной девушкой, которую наверняка, Вэй Ин не удивится, ему подобрал вечно сварливый дядя. Он и сам наверняка уже тоже обзавелся своей спутницей на тропе самосовершенствования.       Интересно, какая она… Только представить кого-то, кроме как взрослого прекрасного мужчину, что видит перед собой, Вэй Ин так и не может.       Досадно.       Вэй Усянь присматривается лучше к жмущимся друг к другу людям, замечая одну интересную деталь:       – Ого, – присвистывает он, – ещё и с мужчиной, – присматривается внимательнее, щурится.       – Вэй Ин, – сдержанно выдыхает взрослый Ванцзи, рефлекторно сжимая пальцы на заднице супруга, от которого даже не думает отстраняться.       – Мне жутко хочется ударить самого себя, – нервно хихикает Старейшина Илин, и чудом не ржет в голос, когда его юное лицо окрашивается румянцем.       Неужто дошло!       – Погодите, – доходит до будущего темного заклинателя. Он громко выкрикивает, указывая пальцем в сторону взрослого себя, привлекая внимание и юного Лань Чжаня. – Это что – я?!       – Сюрприз, – подмигивает младшему себе Вэй Усянь, наслаждаясь реакцией обоих юношей, пришедших из прошлого, забывая, где и в каком положении сейчас находится. – Охуительный у нас в будущем супруг будет, да?!       – Простите, – приглушенно, сквозь смех, кряхтит Цзинъи. Он, таща за собой все ещё закрывающего ему глаза Сычжуя, интуитивно плетется к выходу, стараясь выбраться наружу. – Я больше не могу.       Цзинъи, по пути запнувшись об лежачего на полу Цзычжэня и подхватив его за шкирку, вываливается на улице, чуть не кувыркнувшись со ступеней цзинши, срываясь на несдержанный смех, в секунду прерванный заклятием молчания старанием Сычжуя.       – С-супруг?..       Юноша по-новому смотрит на застывших перед ним людей, только сейчас полностью осознавая, в какой именно позе застали их. Взрослый Лань Чжань так крепко, по-собственнически, прижимает к себе Вэй Усяня, что у юного заклинателя от подобной картины невольно перехватывает дыхание.       «Каково в этих крепких объятиях?..»       – Думаю, будет лучше, – прокашлявшись, вновь говорит Старейшина Илин, – если вы, – обращаясь к своей младшей версии, – покинете ненадолго цзинши и дадите нам время привести себя в порядок. Понимаю, что тебе, Лань Чжань, – переводит взгляд на Ванцзи, – странно слышать подобное от меня, но, хочу отметить, что в данном времени это место, – искренне улыбается, – считается и моим домом тоже.       В ответ никакой реакции. Нефритовое изваяние никак не шелохнулось, даже не моргнуло. Зато юный Вэй Ин был готов открыть рот, дабы сострить, но старший его опередил.       – В противном случае, – улыбка искажается озорным оскалом, рука соскальзывает с шеи супруга и тянется к его лицу, оглаживая скулу, пока сам Вэй Ин недвусмысленно смотрит на юношей, – мы можем переодеться и при вас. Готовы ли вы увидеть, что творит мой дорогой супруг в эту самую секунду своими божественными, длинными пальцами? Ещё и…       – Хватит, – вновь покраснев, выкрикивает юный Усянь, против воли бросая взгляд на задницу своей взрослой версии. Одна рука Лань Чжаня скрыта темными одеяниями, и богатое воображение юноши, перечитавшего весенних картинок, отнюдь не невинное. – Лань Чжань, – подлетает к своему юному «приятелю», хватает за руку и тянет к выходу, – лучше поторопимся. Я знаю, этот человек не шутит!       Ванцзи по-прежнему в прострации глядит перед собой, на супругов. Мысли где-то далеко, где-то, где его крепкие руки чувственно сжимают в объятиях тело несносного и невыносимого Вэй Ина. Второй нефрит, не сопротивляясь, позволяет вывести себя из цзинши, но даже оказавшись на свежем воздухе, не сразу возвращает себе ясность мыслей.       – Кажется, – смеется взрослый Вэй Ин, как только они с супругом остались наедине, – мы нечаянно сломали юного тебя.       – Он справится, – тихо отвечает Ванцзи, наконец вынимая пальцы из тела Усяня.       – Конечно справится, – отстраняется Вэй Ин, не забыв перед этим оставить на нижней губе мужчины трепетный поцелуй. – Ведь он – это ты.       ***       – Это правда? – в который раз за последние десять минут неверяще переспрашивает юный Вэй Ин, прожигая внимательным взглядом свою взрослую версию и Ханьгуан-цзюня. – Я и Лань Чжань… мы… супруги?!       – Да! – резко произносит Цзинъи, вскидывая руками. – Святой источник, даже идиот бы уже понял! Хватит притворяться дураком, нам уже известно, какой ты на самом деле!       – Он не притворяется, – снисходительно улыбается старейшина Илин. – В те времена я и правда не мог представить, что моим спутником на стезе самосовершенствования станет мужчина. Тем более Лань Чжань. Я искренне верил, что он меня ненавидит.       – Я не ненавидел тебя, – возражает Ханьгуан-цзюнь.       – Знаю-знаю, – доверительно кивает. – Но, согласись, в этом возрасте, – указывает в сторону своих юных версий, – мы оба были глупы и наивны. Ты, например, принимал все мои слова за пустое дурачество, – ловит на себе недвусмысленный взгляд супруга. – Хорошо, признаю, половина из сказанного мной и впрямь было обычным дурачеством. Но то было от безысходности, ведь ты так настойчиво игнорировал все мои попытки подружиться с тобой!       – Был не прав, – с сожалением.       – Ладно, не будем об этом, – примирительно машет перед собой ладонью. – Надо решить, что нам делать дальше, и как исправить сложившуюся ситуацию…       После того, как взрослые привели себя в надлежащий вид, они все, включая учеников и гостей из прошлого, расположились в цзинши.       – Это наша вина, – Сычжуй виновато склоняет голову.       Его примеру следует и Цзычжэнь:       – Эти ученики готовы принять любое наказание. И за произошедшее с талисманом, и за... – юноша запинается, краснеет, – и за то, что побеспокоили вас.       Цзинъи старательно отводит взгляд.       Ханьгуан-цзюнь не проронил больше ни слова с тех самых пор, как они расположились вокруг небольшого стола. Лишь мельком обводит внимательным взглядом каждого присутствующего, отдельное внимание отдавая юным гостям из прошлого. Особенно Вэй Ину.       Юный Лань Чжань тоже молчит. Он испытывает дикий дискомфорт от того, что внутри цзинши так много людей. А произошедшее совсем недавно… картина, которую он застал, «вернувшись в свои покои», лишь усугубляет его душевное равновесие.       Вэй Ина же, из прошлого, происходящее, кажется, забавляет. Он не выглядит возмущенным, узнав, что свяжет свою жизнь с мужчиной. Скорее, взбудораженным, возбуждённым. Наворачивает круги вокруг взрослой версии Ванцзи, не замолкая, осыпая его однотипными вопросами.       – Разве в подобное можно поверить?! – не успокаивается юный адепт Ордена Юньмэн Цзян, усаживаясь, наконец, против Ханьгуан-цзюня, рядом с Сычжуем.       – Да будет вам, будет, – беззаботно смеется Старейшина Илин на очередные извинения учеников. Медленно обходит вокруг стола, останавливается за спинами юношей и, резко склонившись над Цзинъи, приобнимает одной рукой за плечи, отчего юноша непроизвольно бледнеет. – Цзинъи, – голос темного заклинателя не обещает ничего хорошего, – ответь-ка мне, что ты добавил в талисман?       Лань Цзинъи шумно сглотнул:       – Подправил твою кривую каллиграфию… и… кажется, немного смазал чернила, – неуверенно заканчивает он.       – Талисман остался в библиотеке?       – Да. Он убран вместе с остальными исследованиями на твоем рабочем столе.       – Хорошо, завтра я посмотрю на твое творение, – усмехается, – а тебе…       – Переписать два раза главу о «Надлежащем поведении», – заканчивает за супруга Лань Чжань. Переводит взгляд на сына. – Сычжуй.       – Этот адепт обещает переписать главу о «Надлежащем поведении» два раза, – с готовностью отвечает юноша. Оуян Цзычжэнь согласно кивает вслед за другом.       – Одного раза будет достаточно, – поправляет сына Ванцзи.       – Вы понимаете, за что получили общее наказание? – Вэй Усянь лукаво обводит взглядом учеников.       – За то, что нарушили комендантский час и покинули покои после отбоя? – высказывает предположение Цзычжэнь.       Вэй Усянь отрицательно машет головой:       – Нет, – скрещивает руки на груди, выпрямляясь. – В сложившейся ситуации, вы правильно сделали, решив поставить нас в известность. Но…       – Нам не следовало вторгаться в цзинши без предупреждения, – понимающе улыбается Сычжуй.       – Верно, – Усянь ободряюще гладит сына по макушке, – после отбоя наступает то самое время, когда супружеские пары…       – Вэй Ин, – предупреждающий голос Ханьгуан-цзюня.       – Молчу-молчу, – смеется. И этот смех подхватывает Цзинъи, больше от облегчения: переписать два раза правила наименьшее, чего он мог ожидать за свой проступок.       Со своего места поднимается юный Вэй Ин, подходит к своей взрослой версии. Он сразу заметил, что с его будущим телом что-то не так, человек перед ним вроде и похож на него самого, и в тоже время отличается. Словно другое тело.       – Лань Чжаня я сразу узнал, как только увидел, – недоверчиво смотрит в глаза взрослого заклинателя. – Но вот ты… я… мы отличаемся. Похожи, – пытается правильно подобрать слова, чтобы донести свои мысли, – но отличаемся.       Старейшина Илин понимает. Тело, что было даровано ему больше двух лет назад Мо Сюаньюем, со временем впитало энергию души Вэй Усяня, и он чуть больше стал походить на прежнего себя, каким был до смерти. Однако, это тело по-прежнему уступало прежнему Вэй Усяню что в росте, что в физических данных.       Вот только объяснить причину такого состояния и ответить на вопрос юного Вэй Ина никто не торопился. Нельзя говорить того, о чем знать им не положено в силу многих обстоятельств.       – Я не могу ответить на этот вопрос, – спустя время, произносит Вэй Усянь. – Есть вещи, о которых вам рано знать, и которые нельзя изменить.       – Значит, я прав. Мы… отличаемся? – Старейшина Илин неоднозначно пожимает плечами. Отводит взгляд, пересекаясь с золотистыми глазами юного Лань Чжаня, что внимательно слушает каждое произнесенное слово двух Вэй Инов. – Почему?       Вэй Усянь открывает рот, собираясь что-то ответить, но Ханьгуан-цзюнь опережает супруга:       – Мы не имеем права вмешиваться в прошлое и менять его. Последствия могут быть необратимы для настоящего, – непреклонно говорит он. Как бы ему ни хотелось изменить прошлое, защитить Вэй Ина от тех проблем, что ожидают его впереди, от всей той боли, что свалится на плечи любимого, Ванцзи не мог рисковать. Велик шанс, что он может потерять Вэй Ина полностью, лишив их обоих того будущего, которое имеют сейчас.       Старейшина Илин того же мнения, потому и не вмешивается. Не открывает страшной тайны. Их юные версии и так уже узнали много лишнего. Надо бы и с их памятью что-то сделать.       Юный Вэй Ин некоторое время неотрывно смотрит в глаза Ханьгуан-цзюня, словно выпрашивая нормальный ответ. Безрезультатно. Юноша недовольно фыркает:       – Ладно, пусть так. Скажи, – обращаясь к взрослой версии себя, – как мы с ним, – указывает взглядом на будущего супруга, – поженились? Кто признался первым?       – Это…       Вспоминает события в храме Гуанин. Рассказ Сичэня о прошлом. И правда, кто в итоге признался первым? По факту – Лань Чжань, а по итогу…       – …это длинная история.       И вновь тот самый раздражающий ответ, который Вэй Ин слышал сегодня ни раз, и ни два.       – На сегодня закончим, – подводит итог внезапному собранию Ханьгуан-цзюнь. – Возвращайтесь в ученические покои, – обращается к ученикам.       – А они? – интересуется Цзинъи.       – Останутся здесь.       На том и порешали.       Провожая учеников, задержавшись у выхода, Ванцзи окликнул сына:       – Сычжуй, – юноша обернулся, в ожидании склонил голову вбок, показывая, что внимательно слушает. – Распорядись утром, чтобы в цзинши доставили завтрак на пять человек.       – На пять? – удивленно.       – Мгм, – золотистый взгляд теплеет. Сычжуй знает, мужчина по-своему улыбается. А следующая фраза заставляет самому улыбнуться в ответ. – Присоединишься к нам за трапезой.       – Хорошо, отец.       Юноша кланяется на прощание всем родителям – и взрослым, и юным – и спешно, на сколько позволяют правила, покидает цзинши вслед за друзьями, которые поджидали его на улице.       Гости из прошлого так и замирают посреди покоев. «Как это… отец?..» – проносится в мыслях Вэй Ина. Лань Чжань в поисках ответов потеряно смотрит на взрослого себя.       Старейшина Илин незаметно подкрадывается с их спин, вклинивается между юношами и приобнимает обоих за плечи, прижимая каждого к себе.       – Видали, – не без гордости восклицает он, – какого замечательного сына вы вырастите в будущем!       ***       Время давно перевалило за полночь, однако в цзинши никто и не думает спать. Старейшина Илин вовсю занят своим трактатом, примерно догадываясь, какие именно «каракули» мог подправить Цзинъи. Ханьгуан-цзюнь помогает ему, выслушивая теории супруга и, реже, делясь своими предположениями.       Этакая семейная идиллия, за которой неустанно наблюдает юный Лань Чжань, расположившись за столиком для гуциня. Он сравнивает свое времяпровождение с Вэй Ином в библиотеке, когда неугомонный адепт был наказан на месяц переписыванием правил, и то, что видит сейчас… Ему определенно нравится.       – Дядя принял? – неожиданно даже для самого себя вырывается у заклинателя.       – Скорее, – нервный смешок Усяня, – смирился.       – Принял, – все же отвечает Ханьгуан-цзюнь. – И брат тоже.       – Цзэу-цзюнь помог осознать, что наши чувства взаимны. Кто знает, – горькая усмешка, – чем все закончилось бы в тот день, если бы не он.       – Так понимаю, спрашивать про «тот день» – бессмысленно, – юный Вэй Ин разлегся в неподобающей позе на широком супружеском ложе, размышляя обо всем, что успел сегодня узнать. За прошедшие двадцать лет произошло что-то, что изменило его внешность. Не просто изменило, внутри нового тела словно ощущается иная энергия, непривычная обычному Пути Меча.       Помимо его самого, изменился и Лань Чжань. Не внешне, нет. Характер. Или… ему только кажется?..       За своими размышлениями Вэй Ин постепенно погружается в крепкий сон.       Во втором часу ночи уснул и темный заклинатель, удобно устроив свою голову на сложенных на столе руках. Ванцзи не стал его будить. Он подошел к кровати, где давно спал юноша, аккуратно вытащил из-под него одеяло и так же аккуратно переложил спящее тело ближе к окошку, освобождая половину кровати для своего супруга.       Затем вернулся за уснувшим за столом Усянем. Бережно поднял мужчину на руки, действуя как можно осторожнее, чтобы не разбудить, и отнес супруга в постель, заботливо укрывая обоих Вэй Инов одеялом. Он по очереди гладит по голове обе версии своего возлюбленного, с неким сожалением задерживаясь на юноше. Однако не теряет нежности в своих действиях.       Юный Лань Чжань по-прежнему наблюдает за всем со своего места. Только сейчас он решил встать и подойти к рабочему месту нынешних хозяев цзинши, чтобы посмотреть, над чем работали взрослые мужчины.       – Вэй Ин использует в своих исследованиях технику темного пути? – интересуется юный заклинатель у вернувшегося к столику Ванцзи.       Мужчина тяжело выдыхает, усаживается на свое рабочее место, дожидается, пока против него опустится юноша:       – В какой-то момент у него не оставалось иного выбора.       – Его тело – результат темного пути? – догадывается Лань Чжань.       – В какой-то степени.       Короткий разговор о том, что путь к их будущему будет полон потерь и сожалений. Ханьгуан-цзюнь смотрит на юного себя, а перед глазами проносятся события прошлых лет. Война. Постоянные ссоры с Вэй Ином из-за недопонимания друг друга. Смерть Вэй Ина. Тринадцать лет ожидания и… долгожданная встреча на горе Дафань.       Ханьгуан-цзюнь склоняет голову, ловя взглядом пламя свечи, и просит прощение у самого себя за то, что не говорит о грядущих событиях:       – Если бы я сказал ему раньше о том, что чувствую, многих ошибок можно было бы избежать. Но теперь… Мы давно отбросили сожаления. Сейчас всё так, как должно быть.