***
Он встретил его весенним безоблачным днём, с первыми лепестками Сакуры. Нежный бриз дул в его сторону, разнося танцующие в воздухе розовые лепестки по округе, постепенно опадающие на твёрдую землю, походя на причудливый снег под ногами. Случайный порыв ветра взбудоражил его шевелюру приятного орехового оттенка, приподнимая и без того непослушные пряди вверх, заставляя повернуть голову в сторону парка. Там на зелёной лужайке под вишнёвым деревом сидел молодой черноволосый паренёк, которого он видел впервые. Он что-то активно расчёркивал в альбоме цветными карандашами, разбросанными в небольшом радиусе от него, как и остальные вещи, намекающие на то, что он, как и Киба Инузука, состоял в школе искусств. Неизвестный юноша выглядел так, словно сошёл с установленного на мольберт полотна, написанного масляными красками. Столь животрепещущий и «картинный» образ, заставил альфу достать свой альбом для зарисовок и сев прямо, там где он остановился, не обращая внимания на явную твёрдость почвы, с энтузиазмом принялся делать наброски. Герой со страниц, пока ещё белого листа, выглядел весьма экстравагантно, одетый в чёрный кроп-топ с фиолетовым отливом, джинсы с низкой посадкой и, что удивило не меньше, в их-то время, на его шее красовался широкий ошейник, который, судя по всему, служил некой преградой для слишком неугомонных альф. Такие причудливые аксессуары омеги носили ещё, наверное, во времена его бабушки. Они делались из особого материала, который было невозможно прогрызть зубами, даже такими острыми, как у представителей сильных мира сего. «А он, оказывается, весьма архаичен во взглядах, несмотря на свой внешний вид» — подумал Киба, продолжая всматриваться в заинтересовавший его, как художника, объект, и легкой рукой переносил его чёрным грифелем на плотный лист бумаги. Было сложно повторить этот, без слов, изысканный рельеф его тонкого, по-кошачьи грациозного тела, но он хотел вложить все своё мастерство в эту необычную временем и местом, работу. Но когда он уже сделал основной набросок и хотел было перейти к остальному, снова подняв глаза на невольного «натурщика», омега уже успел собрать свои вещи и исчезнуть в неизвестном направлении. Инузука раздосадовано посмотрел на незаконченный рисунок, проходясь по нему пальцами, обводя каждую линию, и, горько вздохнув, встал с пыльной дороги и устремился в свою мастерскую. Альфа учился на факультете живописи, поэтому большую часть времени он проводил в общей мастерской за льняным холстом вместе с остальными учениками его потока, рисуя то, что просила душа. А затем, закончив очередную картину, снова начинал сначала, как и в этот раз. Он решил из своих зарисовок создать настоящее произведение искусства, которое можно было бы представить на конкурсе и, возможно, даже выиграть с ней, на что, он собственно и надеялся. Установив весьма увесистый мольберт, состоящий из стандартной рамы, суженной вверху, и опорной ноги, он приступил к натягиванию холста на подрамник, прибивая скобы так, чтобы максимально улучшить будущий эффект, отображённый на задуманной картине, без провисаний, удерживая полотно на деревянном каркасе. Окончив свой нелёгкий труд, Киба надел специальный фартук с множеством отделений для кистей и карандашей, а затем сев напротив белого холста, взял грифель и начал зарисовывать тот образ, что по сей час не вылетал из его головы. Одни только угольные глаза чего стоили в этом идеальном, по его нескромному мнению, человеке, которые он больше всего хотел изобразить, но за не имением натурщика, который успел слинять раньше, он просто не смог бы сейчас передать всю глубину того сосредоточенного взгляда. Вокруг Инузука начала собираться кучка из тех, кто уже начал подходить в студию после него. Киба был одним из популярных художников и парней своего потока. Яркий, позитивный и по всем меркам справедливый альфа, был отличным собеседником и для многих, хорошим другом. Его работы часто брали на конкурсы, что не могло не подогревать интерес к его персоне. Сокурсники перешептывались, обсуждая между собой предположительную особу, ещё не до конца перенесенную на холст. — Отвратительно, — донёсся из толпы едкий комментарий. Киба, впервые слыша в свою сторону подобное нецелесообразное замечание, с раздражением повернулся на голос. Сердце тотчас пропустило через себя удар, когда он узнал в недовольном голосе, того самого омегу с его полотна. От того спокойного, ласково улыбающегося лица ни осталось и следа, оно отдавало прохладным настроем и, по непонятным причинам можно было разглядеть некое отвращение к альфе, в уголках его губ. — Ч-чего?! Постой! Эй, ты! — крикнул Киба, уходящему парню, — что это за высокомерный тон?! И что значит это твоё «отвратительно»?! Кто вообще говорит подобное другому человеку? Юноша развернулся в ухмылке и, прежде чем снова испариться, произнёс лишь одну фразу, адресованную уже непосредственно самому Инузука: — Мерзкий. У альфы аж задёргался глаз от такого отношения. Кто бы ни был тот парень, но он точно не отличался манерами. От одной интонации в его голосе, можно было превратиться в кусок льда. — Да кто он вообще такой?! — не выдержал альфа, крича буквально на всю мастерскую. — Он-то? Акаши Сай, с факультета скульптуры. Неудивительно, что вы не пересекались. Ты ведь все школьные мероприятия пропускаешь, не вылезая из студии, — сдержанно ответил Нара Шикомару, альфа и лучший друг Инузука, — я видел его пару раз, когда наблюдал за облаками в парке. Он там часто ошивается. — Ну и странные же у тебя увлечения, Шикамару… — сказал Инузука, не представляя, что интересного можно найти в обыденном природном явлении, — но за информацию спасибо. — Так, это его ты рисуешь сейчас? — предположил Нара, когда все разошлись, вглядываюсь в черты изображения. — Как ты узнал, черт?! — шуганулся Киба, думая, что не круто рисовать парня, который только что тебя прилюдно унизил. — Это называется дедуктивное мышление, придурок. Ну и что делать собираешься? Забросишь работу на полпути? — Ещё чего! Я выставлю эту работу в галерее ему назло! — взбунтовался шатен, продолжая своё дело. — А ты не думаешь, что нужно получить на это разрешение? Он же тебя возненавидит за это. — Он уже меня ненавидит. Ты вообще видел эту перекошенную рожу?! Омега, а ведёт себя, как… — Да что с тобой, идиот? Не припоминаю, чтобы из тебя лилось подобное дерьмо о разделении людей по вторичному полу. Ты же сам говорил, что омеги такие же, как и все и они не обязаны быть милашками и угождать альфам. — Но он это… это совсем другое! Это вопрос чести и защиты достоинства человека искусства! Он осквернил своими словами мой труд, а затем и меня! Он пожалеет об этом! — Да делай ты что хочешь, только не ори так. У меня сейчас барабанные перепонки лопнут, — потирая уши, ответил Нара, лениво шагая к своему месту. Инузука, полный решимости довести работу до её логического завершения, по наводке друга, начал каждое утро приходить в тот парк, где-нибудь затаиваясь и тайно продолжая рисовать бледнолицего брюнета. Вот и сегодня губы омеги расползлись в подобии улыбки, когда его тонкая кисть, держащая цветной карандаш, что-то переносила на бумагу. Хоть он и создавал скульптуры, но было видно, что рисование с натуры ему тоже было не чуждо. Кибе стало интересно, что именно так привлекало Сая в здешнем ландшафте, что он каждый день неустанно продолжал приходить сюда? Хотя сам Инузука тоже был в числе посетителей этого парка, периодически рисуя пейзажи. Хотя это и не было его спецификой, отдавая предпочтение портретам, но он не отказывал и этой части его души, особенно во время цветения японской вишни. Таких работ у Кибы было, как минимум с десяток, нарисованных с натуры в этом центральном парке. Вот и сейчас решив передохнуть, он сел в тенек и калякал новые наброски. Что-то становилось его портфолио, а что-то оставалось в тени от лишних глаз. Когда его взгляд ненароком метнулся в сторону омеги, его снова не оказалось на месте. «Он вообще человек?» — подумал Киба, не понимая, как ему удавалось так легко ускользать из его поля зрения. Альфа вернулся к мольберту, все чётче вырисовывая плавные линии, чтобы это было больше похоже на реального человека. Последним штрихом перед нанесением краски, стали его миндалевидные безмятежные глаза с длинными ресницами. Вынув из сумки тюбики масляных красок разных оттенков, он принялся смешивать их до нужной ему консистенции и цвета, чтобы придать рисунку больше жизни. Прямо лежащие короткие чёрные волосы, немного спадающие на лицо, если не заправлять за ухо или закалывать чем-нибудь, тонкие розовые губы, бледная кожа, тонкая талия, округлые по-омежьи бёдра вкупе с приоткрывающимся животиком из-за слишком короткой одежды и гладкий чёрный ошейник, отдающий ретро — эстетика его первой любви и непримиримого врага. Сам же Киба не совсем понимал, чем заслужил подобное от омеги, которого он впервые увидел лишь в один погожий весенний день.***
Акаши Сай был своего рода гением, создавая необычайно реалистичные скульптуры из камня. Он видел искусство в чём-то вечном и незабвенном, что осталось бы даже после его смерти. Камень, как раз был тем инструментом, который воплощал в себе всю ту утончённость, постоянность и нетленность в своей твердости. Неподвластные и несгибаемые твёрдые породы, с каждым разом придавали Акаши ещё большей уверенности на выбранном им пути. Несмотря на это, он мог согласиться, что любое искусство — прекрасно, преисполненное рукой истинного мастера. Будь то живопись, графика или даже прозаические произведения, все сводилось лишь к тому, что в понимании самого Сая, работы, в которых не было вложено души, были не больше чем мусором. Лишь истинный творец, вложивший время, сердце, эмоции в свою работу, мог назвать своё детище шедевром. Скульптура, как величайшее из искусств, мастерство созидания и созерцание мира сквозь бессмертную вуаль, было тем, чем Сай хотел заниматься всю свою жизнь. Но однажды порядок вещей в его голове, нагло и непрошено изменил один альфа, который маячил у него перед носом во время отдыха. Омега почувствовал, как его бросает в жар от смущения, стоило ему лишь завидеть Инузука Кибу, который даже не подозревал о его существовании. Этот яркий и шумный парень приходил в тот самый парк, на территории школы и всячески сбивал его с мысли. Он видел, как альфа доброжелательно относился и к бетам и к омегам, не выказывая собственного превосходства над другими. Возможно, это и стало основной причиной, по которой, он постепенно заставлял сердце омеги стучать для него. Робкий и необщительный брюнет не знал, как именно завести разговор с альфой, опасаясь, что он не сможет скрыть свою симпатию и тем самым окажется осмеянным. Поэтому он приходил сюда рисовать, не зная, когда точно сможет увидеть этого по-своему притягивающего к себе шатена, каждый день располагаясь под деревом в тени, чтобы его никто не мог потревожить. Он нарисовал десятки эскизов альфы, но так и не решался познакомиться. Однажды, проходя мимо чужой мастерской, он увидел, как вокруг какого-то парня, собралась целая толпа, которые восхищались его картиной. Саю просто стало интересно, что вызвало у них такую реакцию, но каково было его удивление, когда он увидел альфу с татуировками на щеках, склонившимся над портретом, на котором был изображён, он собственной персоной под тем самым деревом. Решив, что альфа как-то узнал о его чувствах и решил таким образом поиздеваться над ним, он гневно высказал, что считает это отвратительным, но он вовсе не имел ввиду картину, а саму ситуацию. Он был смущён, растерян и подавлен, явным пренебрежением его чистыми помыслами со стороны человека, которого он считал совсем другим. Он просто не мог поверить, что Киба хочет выставить его на посмешище, написав картину о нём, высмеивая его чувства. Когда Инузука пытался его остановить, крича ему вслед, Сай стыдливо зажмурился и чтобы не выдать себя, повернулся к нему и кинул в его адрес оскорбление, считая, что это низко смеяться над чужим сердцем. В тот день Акаши проплакал весь оставшийся день, оставаясь в общежитии. Его первая любовь грозила закончиться настоящим разочарованием. Даже работа не спасала от этого неприятного ощущения в груди. Собравшись с мыслями, он решил, что раз уж этот альфа, делает все, что ему вздумается, то и он сделает так же. Он создаст его скульптуру и выставит на всеобщее обозрение. И вот из принципа не будет спрашивать его разрешения! Сай с присущей ему эйфорией принялся за дело, взяв за основу кальцитовый алебастр, для изготовления более прочной гипсовой скульптуры и по своим наброскам принялся творить, отливая нужную ему форму. Такая кропотливая работа из порошкообразного камня, должна была занять какое-то время, но посчитав, что если сократить время на отдых, он как раз успеет к конкурсу, так что он отмёл все за и против, чтобы без устали продолжать работать. На пятые сутки под его глазами залегли огромные тени от недосыпа, но это не мешало ему со всей ответственностью подходить к делу. Сталкиваясь с Кибой в коридоре, он быстро пробегал мимо, не желая выслушивать его подтрунивания на тему его влюблённости в него. Несмотря на то, что альфа ещё не высказался на эту тему публично, ему в лицо, всё нутро омеги не хотело слушать его, наверняка, нелицеприятные мысли о нём. Его картина уже достаточно дала понять, что Сай его интересует не более, чем лабораторная мышь, за которой, наверное, было очень приятно наблюдать, зная всю правду.***
Киба был весьма обеспокоен странным поведением омеги после увиденной им картины. Он и вправду не хотел обижать его, да и, возможно, он бы просто попросил прощение за то, что нарисовал его без спроса, если бы он не повёл себя так надменно. От тех глаз, свежий образ которых до сих пор жив в памяти, веяло жутким могильным холодом. Инузука, как можно чаще старался с ним сталкиваться, чтобы при случае выяснить причину столь открытой неприязни к его персоне, но омега снова смотрел на него с презрением и пробегал мимо, будто он сделал ему что-то поистине ужасное. Голова просто раскалывалась от того, что этот наглый, заносчивый и гордый омега днями и ночами не выходил из его мыслей. Может, если бы они могли поговорить, по-человечески, и все между собой прояснить, с ним бы не происходили подобные вспышки отчаянья. Его брала злость в то время, как он вспоминал его слова и желание подойти к нему, видя его тёмные круги под глазами от плохого сна и однозначного недостатка в отдыхе. Ему казалось, что он даже как-то осунулся с тех пор, как он ненамеренно запечатлел его. Инузука хотел как-то ненавязчиво извиниться за сказанные тогда Шикамару слова. Хоть омега их и не слышал, в душе он считал, что он и вправду погорячился. Он спросил у знающих людей, где можно разыскать Акаши и ему любезно подсказали месторасположение студии, в которой он пропадал. Киба накупил разных вкусностей и напитков, в числе которых был и его любимый яблочный пирог, чтобы отдать ему и извиниться, но, войдя в мастерскую, он никого там не застал. Пройдя внутрь, он начал с неприкрытым интересом рассматривать работы ребят с этого факультета, а затем увидел одну скульптуру накрытую сверху огромным холщовым полотном. Любопытство взяло над ним верх и он, не зная, насколько она могла быть хрупкой, аккуратно приподнял непроницаемую ткань, а затем немного оступился от шока. На него смотрела его недоработанная копия и то, что это был образ списанный с него самого, не поддавалось сомнениям. Даже его торчащий зуб — клычок, который он так и не стал вправлять, оставляя это своей особенностью, так же выглядывал и у гипсового изваяния. Киба воспринял это, как настоящую войну и, оставив пакет с едой, пошёл прямиком регистрировать свою картину на конкурс, которую ещё недавно подумывал не выставлять без разрешения «натурщика».***
Сай вернулся в мастерскую, дав себе законные пять минут, чтобы освежить лицо и увидел, на своём рабочем столе кем-то принесённый пакет с закусками. Внутри не было ни записки, ни намёка на владельца, но судя по тому, что он стоял здесь, это предназначалось ему. «Что? Тайный поклонник?» — ненамеренно подумал Сай, не зная, как ему на это реагировать. Он, можно сказать, и сам имел тайные сокровенные чувства к альфе и, если кто-то так пытался сказать ему, что омега ему не безразличен, ему было жаль, что он не может так легко уничтожить свою зародившуюся в недрах любовь к Кибе, хотя и стоило это сделать. Омега хоть и выглядел отстранённо и холодно, в душе был тем ещё романтиком, желая любви и ласки. Даже этот ошейник он носил, чтобы не достаться какому-то безызвестному альфе, который трахнет его и выбросит за ненадобностью. Он позволит себя укусить только человеку, которого полюбит и лишь тому, кто полюбит его в ответ. Сай уже становился заложником течки и это было не самое приятное ощущение, когда каждая клеточка твоего мозга просит альфу, а ты до последнего сопротивляешься инстинктам, переживая агонию в одиночестве. Он бы ни под каким предлогом не лёг под нелюбимого человека ради удовольствия и забавы. Некоторые назвали бы его старомодным по нынешним меркам, но он просто считал, что должен быть связан и душой и телом с одним-единственным альфой на всю жизнь, и эти убеждения для него были очень важны. Однако годы шли, но альфы обращали на него внимание лишь, как на сексуальный объект, не видя в нем, в первую очередь, такого же человека. Поэтому в свои полные восемнадцать лет, он все ещё был невинен. Дальше поцелуев дело не заходило. Он боялся ошибиться и связать себя не с тем человеком. Но то, что творилось с ним сейчас — нечто другое. Он впервые по-настоящему влюбился и объект его любви не отвечал взаимностью. От грустных мыслей его отвлекли закуски, которые он лопал, не задумываясь, особенно его привлёк яблочный пирог, который был его любимым лакомством. Этот человек явно знал его предпочтения, раз подобрал для него такой лакомый перекус. А дальше, он снова засел за работу, желая успеть к установленным срокам.***
Наступил день Х и Киба приехал в галерею, куда заранее отправил свою картину, облачившись в элегантный чёрный костюм, скроенный по фигуре, и чёрную шёлковую рубашку под низ всё это, совместив с кожаными туфлями. Пригладив волосы назад и одев в ухо серьгу, подчеркнув тем самым свой характер, он расхаживал по залу так же увлечённо, следя и за другими художниками. Здесь в холле были выставлялись не только художники, но и скульпторы, писатели и авторы современного искусства, которое Киба однозначно не понимал. Наконец, проходя в зал скульптур, почти все успев перетрогать руками, хоть это и запрещалось правилами, он увидел на стенде и ту самую работу, которую он случайно увидел в студии Сая. — Ты?! — крикнул омега на ходу, явно чем-то обозлённый, оставляя альфу в ещё большем недоумении от происходящего.***
Сай долго собирался с духом, чтобы отправиться на выставку в крупный торговый центр, куда несколько дней назад направил свою уже готовую скульптуру. Было весьма волнительно, он мысленно прикидывал, как воспримут её судьи, самые привередливые искушённые ценители и просто любители, которые там соберутся. На таких крупных мероприятиях были и те, кто скупал приглянувшийся шедевр за приличные деньги, и те кто, зашёл туда не более, чем от скуки, не отличая хорошо проделанную работу от посредственности. Одевшись немного более сдержанно: в лаконичный чёрно-белый образ, состоящий из простой белой футболки, кардигана и брюк, он заколол волосы с двух сторон, чтобы они не спадали на глаза, в таком образе посетил уже переполненный народом выставочный центр. Ему нравилось рассматривать картины, висящие на стенах в красивых рамах. Каждая такая работа была подписана автором и имело название, чтобы люди, которые заинтересуются автором, могли с ним связаться. Всё шло отлично: культурная атмосфера, лёгкая классическая музыка, со вкусом одетые вокруг люди. Но его настроение было испорчено неожиданной находкой: картина с кратким и ёмким названием «Он» художник Киба Инузука. Омега даже не подозревал, что они окажутся на одном мероприятии. Его невероятно злило, что Киба все-таки это сделал. Хотя он тоже отличился в этом плане, омега оправдывал себя тем, что он сделал это не более чем в отместку и первым всю кашу заварил альфа. Но надо было признать, что художник действительно постарался. Сай впервые увидел себя таким… красивым. Каждый мазок кисти был сделан с профессиональной точностью, передавая уникальную атмосферу и игру красок, которая, вероятно, и была задумана творцом. Если Киба хотел опозорить его, то почему в его картине было отражено столько… любви? Или же он намеренно пытался сделать его столь ослепительным на холсте, чем он есть на самом деле, как бы доказывая, что реальный Сай ничего не стоит? Снова это щемящее чувство грусти, которое не покидает его с тех пор. Ну почему ему так больно видеть эту картину?! Акаши хотел, наконец, проверить и свою работу, чтобы убедиться, что она не повредилась в пути, надеясь, что Инузука либо покинул мероприятие, либо они не столкнутся с ним сейчас, но судьба оказалась не так справедлива к нему. Шатен стоял спиной, рассматривая его гипсовый портрет, с особой щепетильностью прикасаясь к нему. — Ты?! — прокричал Сай, — живо убрал свои руки! Ты что, разбить её пытаешься?! — Эй-эй, да что с тобой не так?! — бесился Киба, повернувшись в сторону омеги, мысленно отметив, что сегодня он выглядел особенно милым с этими заколочками в волосах. — Это ты без моего ведома слепил моё лицо и выставил всем на потеху! — ставя своё лицо рядом с своей копией, как бы указывая, что это незаконный плагиат. — Я бы этого не сделал, если бы ты не рисовал меня без разрешения! — не унимался Акаши, не желая считать себя виновным во всем. — Я писал твой портрет, потому что ты мне нравишься, идиот! — сам того не ожидая, признался Инузука. Омега услышав это, пришёл в ступор, не зная, что противопоставить такому громкому заявлению. Он стоял, словно проглотив язык, с головы до ног покрывшись краской и чувствуя, как стыд подступает к горлу.Так это что, получается, они просто не так поняли друг друга?
— Прости, не хотел тебя этим пугать… мы были не знакомы и я… ну, не знал, могу ли… но ты был таким красивым и я… невольно начал тебя рисовать, а потом завертелось и… чёрт… почему мне так неловко?! Сай не мог поверить своим ушам, что столько времени он принимал поступки альфы за насмешку над его чувствами, даже не разобравшись, в чём дело и сам же страдал от этого. Непроизвольно, к глазам подступили непрошеные слёзы. — Чёрт, не делай такое лицо, прошу! — подходя ближе и неуверенно стирая солоноватую жидкость, не давая ей скатиться по щекам, — пойдём со мной. Схватив омегу за руку, он вывел его через зал к парковке и когда они оба оказались в машине, он резко притянул его к себе, наконец, сделав то, чего так долго желал. Их первый поцелуй получился мокрым и соленым от слез, но таким приторно сладким от осознания того, что оба сердца хотели одного и того же. Сай тоже старался не отставать и дарил своей первой любви всё то счастье, что сейчас было внутри него. — Боже, какой же я дурак, что сразу не поговорил с тобой. Тогда бы мы не бегали несколько месяцев друг от друга, — оторвавшись от сочных губ, на выдохе сказал Киба, чувствуя сильное сожаление, что сразу не расставил все точки на i и не сделал омегу своим уже тогда. — Я так боялся, что это не взаимно, что тоже… сглупил. Я правда… люблю тебя, Киба-кун, — робко признался омега, с такой нежностью смотря на альфу, что тот просто разрывался от желания сцепиться с ним и установить все свои права на него, официально подтвердив их статус пары. — Сейчас я покажу тебе, как сильно я люблю тебя, Сай-кун, — ответил Инузука, инстинктивно снова ища губы партнёра, нежно играясь с его язычком, руками расстёгивая кардиган и отбрасывая назад. — М-мы сделаем это прямо… здесь? — уже изрядно заведясь, смущенно спросил омега, когда губы Кибы спустились на его подбородок, а ладони во всю хозяйничали под его футболкой, приходясь по стройной талии. — Я остановлюсь, если ты не хочешь… мы можем сделать это и в другой раз, — твёрдо ответил Киба, не желая делать что-то против воли брюнета. — Н-нет, пожалуйста, продолжай. Если это ты, Киба-кун, то я буду в порядке, — честно ответил Сай, всем сердцем желая слиться с ним воедино. — Тогда, могу я?.. — не зная, мог ли он снять ошейник с его хрупкой шеи, чтобы подступиться к опасной зоне, уточнил он. — Д-да, сними его, — немного побаиваясь, попросил он, заранее понимая, что обратного пути у них не будет и если Киба укусит его, это навсегда. — Я сделаю тебя счастливым, Сай-кун, — сказал он, перед тем, как убрать с его нежной шейки всякую преграду, открывая перед ним возможность вонзить в него свои зубы, доказывая его принадлежность одному единственному альфе. Прежде чем слиться телами, он хотел сделать так, чтобы у Сая больше не оставалось сомнений, что они останутся вместе навсегда. — Закрой глаза, если тебе страшно, — попросил шатен, проходясь языком по затылку, прицеливаясь перед укусом. Акаши зажмурил веки, немного подрагивая в руках любимого альфы, наконец, почувствовав сладкую боль, которая пронзила его загривок, оставляя на том месте глубокую метку, которая никогда не сойдёт, демонстрируя их нерушимую связь. — Теперь ты мой, Сай-кун, — нежно прошептал шатен ему в ушко, а затем прошёлся языком по свежей ране, ощущая настоящее удовольствие от единения со своим омегой. — Д-да, твой, — чувствуя, как его первая любовь, наконец, полностью расцвела, подтвердил брюнет, желая полностью раствориться в своей паре. Кибе не хотелось нарушать этот миг словами, поэтому он продолжил свои манипуляции с телом омеги, даря ему первое в жизни наслаждение. Понимая, что он неопытен в таких вещах, ему не хотелось спешить и делать что-то резко, чтобы не нарушать целостность момента. Тело Сая горело от поцелуев альфы, которые он оставлял на каждом кусочке плоти. Руки, плечи, ключицы, ничего не оставалось без внимания партнёра. Это был их первый раз и он хотел сделать все идеально. Сама идея того, что все происходящее было не в разгар течки, а в здравом уме и ясном сознании, делало этот момент ещё более особенным и трепетным. Вне этого периода омеги не выделяли такое количество смазки, что делало вторжение чужой плоти несколько непривычным и более болезненным, но в то же время, сейчас они не делали это по указке своей природы, никто не брал другого силой, каждое прикосновение было наполнено любовью одного к другому. Откинув сиденье, он позволил омеге принять лежачую позу, от чего тот смутился за неимением на нём хоть какой-то одежды. Киба впервые видел его обнаженным и это было так сексуально, что он был готов кончить прямо себе в штаны ещё до того, как лишит свою пару девственности. Инузука сбросил с себя ненужный элемент одежды, отправляя его броском к остальным вещам, оставаясь лишь в боксерах, но это не могло скрыть его возбуждение от глаз омеги, который со стыда закрыл глаза, все ещё посматривая в ту сторону через щёлочки между пальцев. — Он… слишком б-большой! Он не в-войдёт, Киба-кун! — Не бойся, я не буду сейчас входить. Для начала я хорошо подготовлю тебя. Только, постарайся немного расслабиться. Не зажимайся, хорошо? — Я-я… х-хорошо, — ответил омега, но когда шатен развёл его ноги, чтобы продолжить, омега снова сжал их вместе. — Я буду нежен. Верь мне, — ответил Киба, целуя свою омегу в лоб и снова разведя колени в сторону, ложась между ними. Чтобы как-то успокоить Сая, он какое-то время не предпринимал активных действий, вовлекая его в новый поцелуй, а затем начал играться с коричневыми сосочками, то облизывая, то немного покусывая, отчего они немного набухли от возбуждения. — Ты такой красивый… везде… — прошептал Инузука, спускаясь ниже. Когда он задел губами стоящий орган омеги, тот сам того не ведая, начал громко стонать. А затем, смутившись этого пошлого звука, закрыл рот ладонью. — Не сдерживайся. Так я пойму, что тебе действительно приятно. Убрав ладони омеги со рта, он начал облизывать основание его члена, играясь языком с уретрой, чем заставил омегу ещё сильнее кричать в экстазе. Омега неосознанно схватил альфу за волосы, когда тот заглотил член полностью, делая возвратно-поступательные движения и ещё шире развёл длинные ноги. Оторвавшись на миг от его органа, он нашёл в бардачке презерватив и крем для рук, прежде чем предварительно обильно смазал тугую дырочку, вошёл одним пальцем внутрь. Омега беспомощно вскрикнул от неприятных ощущений, но альфа снова взял его член в рот, попутно разрабатывая его внизу. Благодаря этому брюнет начал ощущать удовольствие и даже этот пальчик, орудующий внутри, него уже не ощущался, как что-то инородное. Он уже сам стал на него насаживаться и это был знак, чтобы подключить следующий за ним. В таком положении, они пробыли какое-то время, а затем в ход пошёл и третий палец, четвёртый, уже больше напоминая настоящие фрикции. Хотя альфа все же боялся, что его орган будет больше четырёх пальцев по ощущениям и это могло принести некий дискомфорт. — Могу я войти, Сай-кун? — спросил он, вынимая пальцы из текущей дырочки. — Х-хорошо, только медленно, Киба-кун, — согласился брюнет, почувствовав лёгкую пустоту в заднем проходе. Инузука разорвал пачку зубами, натягивая на свой, вот-вот готовый взорваться орган, презерватив и подставил головку к входу. Видя в глазах подтверждение, что он готов к этому, Киба начал медленно продвигаться внутрь, стараясь не навредить. Сай начал часто дышать, пытаясь принять в себя такой большой чужеродный объект, стараясь расслабить дырочку и пустить его полностью в себя. Медленно, но верно, альфа достал до самой матки, какое-то время оставался в неподвижном положении, давая ему возможность привыкнуть к нему. Альфа целовал его живот, рёбра, даря ему ощущение защищённости. — Я х-хочу взять тебя за руки, Киба-кун, — попросил Сай, потянув к нему руки. Они крепко сцепились пальцами, а затем, когда он получил кивок в знак согласия продолжать, начал постепенно двигаться внутри своей пары. Ощущения, сначала причиняющие боль, стали приносить наслаждение, забирая их тела в плен страсти и разврата. Сай вовсю двигал бёдрами навстречу своему альфе, а затем альфа расцепил их руки и перевернул его, ставя на колени, чтобы войти сзади. — Однажды я заполню твою матку своим семенем и ты родишь мне нашего ребёнка, слышишь? — поглаживая его живот, сказал Киба, чувствуя, что готов прожить с омегой всю свою жизнь. — Д-да, я хочу от тебя малыша, Киба-кун, — страстно произнёс Акаши, — кончи в меня. — Не сегодня, любимый, мы сделаем это правильно, — ответил Инузука, вбиваясь в его тело. Хотя желание наполнить нутро омеги было диким, он хотел для начала сделать ему предложение, как положено. — Я… я люблю тебя, Киба-кун, Киба-кун, люблю, Киба-кун, — на помня себя, стонал омега, чувствуя что вот-вот готов излиться. — Я тоже, люблю тебя, Сай-кун. Давай кончим вместе! — предчувствуя приближение желанной разрядки, выкрикнул альфа. Киба бурно кончил внутрь в презерватив, а омега на кресло машины, пытаясь отдышаться. — Ты станешь для меня всем, — даря самый нежный поцелуй, на который был способен, произнёс альфа в его губы.***
А что было дальше? Картина и скульптура, положившие начало их сильной и крепкой любви теперь стали украшать их совместный дом, напоминая о поре их юности. Хотя, стоит ли говорить, что Киба так и не перестал рисовать своего омегу, даже спустя годы все ещё видя в нём объект вдохновения? Сай, сидя в кресле, укутанный в тёплую шаль, поглаживая свой большой живот, как обычно что-то черкал в своём старом школьном альбоме. На его безымянном пальце красовалось элегантное золотое колечко. Киба вошёл в гостиную с двумя кружками тёплого какао, передавая один в руки своего супруга. Он присел рядом с ним, кладя голову на животик и прислушиваясь, как уже во всю пинается их малыш. — Харуки, сегодня особенно много активнивничает, да, мамочка? — Я же смущаюсь, Киба-кун! — двумя руками обхватывая горячую кружку, ответил омега, слегка зардевшись. — Когда ты понял, что влюбился в меня? — с задором спросил Инузука. — Ещё на первом курсе, — смущённо признался Сай, поправляя выпавшую прядку за ухо. — Что? Уже тогда?! Как же много времени мы потеряли… Я до сих пор жалею о каждом потерянном дне. — Главное, что мы вместе, Киба-кун. Ты, я и Хару, — нежно положив руку на макушку мужа, подбадривал омега. — Я люблю тебя, Сай-кун. — И я тебя, — принимая поцелуй от единственного мужчины и альфы, ласково ответил супруг.