Placebo «Protect Me From What I Want» http://pleer.com/search?q=Protect+me+from+what+I+want
— Дорогая, я сегодня буду поздно: два судебных заседания, а вечером совещание юридического отдела Уэйна — кто-то на него пытается, хм, наехать. — Питер О’Шонесси одевался в холле, попутно отпивая из чашки кофе. — Хорошо, Пит, я найду чем заняться, не волнуйся, — с легкой иронией ответила из кухни Клэр. Она завтракала и просматривала готэмскую прессу. — Я надеюсь, ты не забыла про сегодняшнюю встречу? — Питер заглянул в кухню, завязывая галстук. — Господи, с тобой разве забудешь хоть что-нибудь! — Она встала из-за стола, подошла и чмокнула его в щеку. — И пожалуйста, не опаздывай, это неприлично, — он застегнул пиджак, взял портфель и обнял обреченно кивающую в ответ на его слова жену. — Ты невыносимый зануда! — Клэр в шутку толкнула его к двери. — И горжусь этим! — Это твои предки могут этим гордиться на своем Туманном Альбионе, — она скрестила руки на груди. Клэр часто подтрунивала над трепетным отношением Питера О'Шонесси к своим ирландским корням. — Но-но, я — потомок эльфов с Изумрудного острова, — он бросил укоризненный взгляд, застегнул портфель и гордо вскинул голову, приподняв одну бровь. Клэр вздохнула и покачала головой: — Стрелы не забудь, Леголас. Питер послал воздушный поцелуй и вышел. У Клэр вдруг чертенок вспыхнул во взгляде, она высунулась вслед за ним из-за входной двери: — Пирожки для Гендальфа взял? Питер оглянулся и только рукой махнул. — Арагорну — приветик, — не унималась она. — Не обижай Голлума и не ссорься больше с Сауроном, а то опять все выходные орков от тюрьмы отмазывать будешь. И уже из окна гостиной: — Сэма в лобик поцелуй, а главное, Пи-ит, Энтов, Энтов не забудь полить, сегодня последний раз в этом году! Садясь в машину, адвокат смеялся. Клэр закрыла окно, и улыбка вмиг сошла с ее губ. Возвращаясь за кухонный стол, проходя мимо зеркала, вдруг задержалась... Сейчас она выглядела именно так, как в ту ночь: бледная, без косметики, слегка растрепанные волосы, большие светло-зеленые глаза, чуть вздернутый нос и розоватые, немного припухшие губы с контуром в виде мягкого округлого бантика. Даже одежда почти та же: футболка и джинсы. Только совсем другой взгляд, без всяких там разноцветных лампочек, которые загорались при одной мысли о нем. Именно такая, она позволяла ему сделать с ней все, что он хотел. И он сделал. Привычным жестом она дотронулась до уха, провела пальцами вниз по шее. Вздрогнула, словно вновь ощутив режущую боль в левом боку и одновременно стряхивая болезненные воспоминания. Опустила голову и побрела в кухню. ...Он пропал. Хорошо это или плохо? Вопрос странен. Джокер и обычные человеческие понятия добра и зла несовместимы. Если думать от имени горожан, то хорошо. А Клэр странная, поэтому ей без него не плохо и не хорошо. Ей без него пусто. Уже несколько месяцев она пытается все забыть, но не получается. Вначале какое-то время было только обидно и горько, потому что ее натура склонна сперва воспринимать все чувствами и эмоциями, а уже потом осмысливать и анализировать. Теперь она могла обдумать произошедшее. Если бы на его месте был кто-то другой, то и отношение к использованию ножа вместо тысячи доводов было бы иным. Но это Джокер. Он запросто мог перерезать ей горло. А если еще учесть тот момент, что он и не навязывался, то Клэр, как "пострадавшая", вообще, отбросив весь пафос, должна быть ему благодарна, что осталась жива. По прошествии времени Клэр казалось насколько она все сделала неправильно и какой идиоткой предстала перед Гением преступного мира. А с другой стороны, может быть, она как раз таки сделала все верно, раз до сих пор жива? При том скудном опыте общения с клоуном ее мозг просто не справлялся с потоком нервных импульсов, поступающих ото всех органов чувств. Сейчас думалось, будь она Джокером, то непременно убила бы подобную особу, если бы не... что? Однажды Клэр еле сдержала порыв расспросить Брюса Уэйна о Джокере. Но абсурдность ситуации остановила ее. Во-первых, не знала как вести себя с Уэйном-Бэтменом (ее посетили догадки о том, кто есть Летучая Мышь; но официально он ей "не представлялся", и напряжение между ними витало в воздухе). Во-вторых, понимала, что Брюс тоже в свою очередь кое о чем догадался. По ее представлениям они были квиты в своих тайнах. Сейчас ей было жутко стыдно смотреть в глаза и Уэйна, и еще более стыдно было бы взглянуть в прорези геройской маски Темного Рыцаря. В третьих, та ночь пересекла их судьбы отчасти по инициативе Клэр. А Брюс, пока вез ее раненую с аэродрома к себе в клинику, выдумал версию этой злополучной истории для Питера и полиции без участия Джокера с Бэтменом. Он повторял и повторял все обстоятельства и детали, пока Клэр не запомнила все до мелочей, борясь с обмороком. Короче, ситуация с вопросом «Бэтмен, ты случайно не знаешь где Джокер? А то я истосковалась вся!» казалась ей не очень хорошей идеей. В целом-то просто аховая ситуация: мистер О'Шонесси — адвокат Джокера, миссис О'Шонесси — его любовница. Клэр проводила вдруг найденные параллели: «Кстати, елки-палки, Питер теперь еще и адвокат Брюса Уэйна, а я (ой! этой параллели быть не может априори)... — она закатывала глаза. — А я... а я зато знаю кто такой Бэтмен!» — ее немного развеселили последние размышления, но ненадолго. Несколько раз она видела во сне Джозефа Керра, Джейкоба Карлайла и всего однажды Джокера, причем, сегодня. Проснулась вся в слезах рано утром, рассвет лишь чуть забрезжил. Так и пролежала, наблюдая, как постепенно сквозь лес небоскребов пробиваются солнечные лучи. Сон этот был настолько ярким, что все чувства вновь ожили, а нервы, только-только начавшие покрываться легким пушком времени, снова оголились… Маленькая пустая комната. Отсутствует осознание себя, места, времени и событий, существует лишь только одно — она стоит напротив закрытой двери и ждет его. За дверью слышны голоса — комната находится в какой-то квартире или доме. Остальные тоже ожидают его прихода. Они ожидают, а она ждет. С мучительной болью, приходящей с каждой бесконечно тянущейся секундой. И вот, голоса умолкают, а потом слышатся одобрительные возгласы. Он пришел. Теперь ожидание становится еще медленнее, еще мучительнее. Но вдруг звук приближающихся неспешных шагов сжимает сердце в тисках, заставляя его бороться за каждый удар. Возле самой двери шаги замирают вместе с биением сердца. Дверь распахивается, его глаза тут же находят ее, произведя внутренний взрыв, от которого остановившийся мотор захлебывается кровью, прежде чем заработать вновь. Он поворачивается к ней спиной, затворяя дверь и продолжает стоять так некоторое время. Потом резко оборачивается — она не выдерживает, бросается к нему и прижимается к его груди. Губы бесконтрольно лепечут: «Единственный... где же ты был... любимый мой... счастье мое... родной», — она тычется ему в грудь, царапая лицо о пуговицы. Время будто останавливается, но это обман, как сон во сне. И тут какая-то сила начинает отталкивать ее от источника эйфории. Она сопротивляется, но нет, она все дальше и дальше, уже на расстоянии его вытянутых рук. Эти руки и есть неумолимая, жестокая сила. «Нет, нет, нет, нет», — беспощадный язык злобно поворачивается в искаженном ненавистью кроваво-красном рту. Глаза его сливаются с темнотой, внезапно поглотившей все вокруг и... ветром. Ветер, холодный ветер, резвящийся на крышах небоскребов. Дерзкий, порывистый, сильный. Неисправимый шутник, срывающий шляпы, толкающий в спину, и беспредельный ураган, складывающий постройки, как карточные домики. Ветер. Он так похож на НЕГО, оттолкнувшего ее навсегда. Она стоит на самом краю небоскреба и смотрит вниз на ночные огни города в предвкушении головокружительного полета и долгожданной свободы! Она расставляет руки в стороны и слегка наклоняется вперед... сейчас... еще миг, и ветер подхватит ее и закружит в последнем танце... но... что-то срывает ее с края небоскреба, подобно порыву ветра, и валит наземь. Руки, все те же неумолимые руки крепко держат ее тело, лишая шанса обрести свободу, не давая пошевелиться. Теперь эти руки прижимают ее к нему, качают и убаюкивают, гладят по волосам, заботливо укрывают полами пальто... Где его лицо? Она хочет его видеть, но он отворачивается, она вновь пытается заглянуть – он уклоняется. Она делает еще попытку и касается ладонью его нагримированной щеки — что это?! Что за влага на бугристой коже?.. Он позволяет ей посмотреть на себя: темные глаза полны слез, которые льются по бело-красным щекам, оставляя грязные разводы. Она берет лицо клоуна в ладони, чтобы подарить всю свою нежность, и тут он разражается самым своим убийственным смехом, завывая, как этот готэмский ветер, заглядывая в каждый уголок и закоулок, принуждая содрогаться от ужаса все вокруг. И каждым толчком диафрагмы и коротким выдохом, словно острием лезвия, его смех вонзается в ее сердце и душу, кромсая на куски все, что встречается на пути. И теперь слезы льются из ее глаз, льются вдвойне... «Дурацкий сон», — Клэр продолжала глотать эти слезы. Дурацкий сон разбередил только-только начавшие затягиваться раны. И сегодня все это навалилось совершенно некстати - уже через час нужно было выходить из дома. ...Проведенные с Джокером вечер и ночь показались ей по меньшей мере неделей по плотности событий и информации. Месяца два она не решалась переступить порог подвальчика, исправно выплачивая аренду — расстаться с этим местом окончательно не могла. Это противоречило желанию вычеркнуть недавнее прошлое из памяти, но с тех пор, как она помешалась на клоуне, настолько привыкла к непрерывному внутреннему конфликту, что на уровне инстинктов чувствовала — избавься она от этих метаний — жизнь остановится. В конце концов, желание заниматься и дальше своим хобби взяло верх, и она вошла в подвальчик. Разумеется, там все осталось на тех местах, на которых и было. Но то самое белое махровое полотенце, которым он вытирался, не было постирано и убрано в шкаф. Оно так и висело в ванной и давало Клэр призрачную надежду на то, что он вот-вот должен придти. И она старалась не прикасаться лишний раз к ворсистой ткани, лишь изредка слегка прислонялась к нему лицом. Все вроде бы налаживалось. Питер был на седьмом небе от счастья, когда жена показала ему результат теста — две полоски. Она была слегка удивлена после осмотра у врача, что срок уже 11-12 недель, по ее подсчетам должно быть всего недель 5 или 6. Но на таких сроках возможны и ошибки, она успокаивала себя, потому что страшные мысли посетили ее голову. Но, так или иначе, этому ребенку не суждено было появиться на свет: на 14-той неделе у Клэр случился выкидыш. Врачи, ознакомившись с ее историей болезни, высказывали как одну из самых вероятных причин — негативное воздействие антибиотиков, которые принимала Клэр во время восстановительного периода после ранения будучи уже в положении. Этот факт еще раз подтверждал, что сроки беременности были выставлены верно. Она потеряла ребенка. Единственное, что могло у нее остаться от... Конечно, не важно от кого был бы этот ребенок, главное, что он был ее. Снова больница, отвратительная процедура, и снова хандра, которая наслоилась на предыдущие события и переросла в депрессию. Клэр никуда не выходила и ни с кем не общалась. Она могла целый день просидеть за телевизором или компьютером, не сняв пижамы и не расчесав волосы. Выманить ее из дома могла только бутылка вина или упаковка пива в ближайшем супермаркете. Правда, она тщательно скрывала это от мужа, наивно полагая, что ей это успешно удается. Иногда она жалела о том, что Джокер не убил ее. В такие моменты она ненавидела и презирала себя. Муж старался по мере возможности, разговаривал, успокаивал, развлекал, обещал, что у них еще обязательно будут дети, но ни о каких детях она больше не хотела и слышать. Несколько раз он предлагал обратиться за помощью к психологам, но Клэр в душе ко всем этим беседам с промывкой мозгов относилась весьма скептически и с недоверием. Сравнивала подобную деятельность с гадалками и экстрасенсами, считая их шарлатанами. Часто посмеивалась этой привычке современных людей сразу дружно всей семьей вместе с домашними питомцами бежать к психологам, чуть завидев облако нестандартной формы. Терпению Питера пришел конец, когда тетка Клэр посетила офис его компании и рассказала о том, что она только что увидела у них дома: двери открыты чуть ли не настежь, а ее племянница мирно посапывает на веранде в обнимку с бутылкой в то время, как Готэм совсем не тот город, где можно позволять себе подобную роскошь. Готэм — город закрытых дверей, потому что совсем неизвестно какая нечисть может просочиться даже и в щели... Итак, она сдалась под двойным натиском, чтобы успокоить мужа и единственную родственницу. Это свершилось — через час у Клэр встреча с высококвалифицированным специалистом психологии.***
Паола Монти, уложив младшего сына спать, ожидала в холле окончания беседы мужа, комиссара полиции и начальника службы безопасности их семьи с Джованни. Хирург закончил накладывать швы, и парнишка мог ответить на вопросы о произошедшем пока действовало обезболивающее. Ей даже не дали подойти к нему. «Ничего. Так правильнее. Я только все испорчу...» — женщина стояла у окна и сжимала одеревеневшие, холодные, как лед тонкие пальцы. Натянутые до прозрачности нити нервов каким-то чудом оставались целыми. Вся ее кровь скопилась в области одного органа, который и не давал сейчас сойти с ума только ради любви к детям — сердца. Большие, черные, как маслины, глаза были сухи. Слез не было. За долгие годы замужества она научилась управлять этими глупыми солеными ручейками, которые много раз предавали ее раньше. И она продолжала сжимать руки, взывая к милости пресвятой Девы Марии, не отводя глаз от резной ручки двери гостиной, за которой сейчас находился ее мальчик. — Вам что-нибудь нужно, синьора? — горничная в белом фартучке бесшумно возникла на пороге. Она готовила синьорам кофе, но знала, что хозяйка не пьет кофе, а в это время обычно уже спит. — Спасибо, Рита. Мне ничего не нужно. Подай кофе, как только синьор Монти распорядится. — Да, синьора, — Рита сделала легкий, отточенный реверанс и удалилась в кухню. Наконец-то двери гостиной отворились, мужчины вышли и сразу направились к мэру в кабинет. — Витторио, — Паола окликнула мужа, с трудом скрывая излишнее волнение. Монти взглянул на жену, но сразу отвел глаза: — Сейчас у него врачи. Обожди, — сухо ответил он и последовал за комиссаром и Моретти. — Витторио, — женщина сделала два шага вперед. — Как он? — голос повысился всего лишь на полтона, глаза умоляюще заблестели. — Доктор Карризи тебе все объяснит. Не оборачиваясь, ее муж закрыл за собой дверь. «Я знала, что когда-нибудь ты погубишь и детей…» — Паола Монти глубоко вздохнула, проглатывая болезненный комок, и присела на стул, который ближе всего стоял к двери в гостиную...***
— Итак, Тони, — обратился Монти к шефу полиции Неаполя Антонио Коста, — я тебя внимательно слушаю. — Лучшие сыщики уже брошены заниматься этим делом. Эксперты, осмотревшие рану, изучают характер и особенности пореза, пытаются выяснить тип холодного оружия, — отчитался комиссар Коста. — Мне не дает покоя эта чертова карта, — мэр встал, вышел из-за стола и подошел к окну. — Никаких предположений? — Шеф полиции выпил остатки кофе и налил новую порцию. — Никаких, Тони, — Монти задумчиво качал головой. — Бастард… Что этот маньяк имел в виду? — он пожимал плечами. — Джованни — бастард? Это исключено, он — моя копия, если не считать глаз, которые достались ему от матери. — Может быть, кто-то намекает, что у тебя есть бастард, то есть внебрачный сын? Что ты можешь по этому поводу сказать, Витторио? — предположил Коста, допивая и эту чашку кофе. Послышался стук в дверь. Моретти, молча стоявший у дверей, отошел в сторону. — Войдите, — пригласил хозяин дома, оборачиваясь. Доктор Карризи вошел с весьма удрученным видом и начал с порога: — Хирург закончил и дал указания медсестре. Не стоит мальчика больше тревожить, пусть спит. Все необходимое у него есть, в восемь утра медсестру сменит другая. Разрез довольно большой, заживать будет долго и болезненно, — доктор сокрушенно покачал головой. — Впоследствии необходима пластическая операция, если Вы не хотите, чтобы шрам остался. Все рекомендации я написал. Личный врач мэра вздохнул и провел кончиками пальцев по бровям: — Это просто неслыханно! Чтобы в наше время вот так просто искалечить мальчика… К тому же, сына мэра города. Каким же монстром надо быть?.. — в трагическом изумлении он переводил взгляд с одного мужчины на другого. У Пьетро Моретти зазвонил телефон, и он удалился в другой угол кабинета. — Ну, он был бы не меньшим монстром, если бы искалечил любого другого ребенка, — заметил Витторио Монти. — Да-да, безусловно, — закивал Карризи. — Но мальчик в шоке, синьор, — обратился доктор к мэру, снизив тон. — Я настоятельно рекомендую помощь психолога. — Ничего. Он уже почти взрослый мужчина, все в порядке. — Синьор Монти, после того, что он рассказал, даже взрослому мужчине психолог не помешает. А Джованни только пятнадцать… — Доктор Карризи, это… ранение не опасно для жизни. Организм молодой, справится. — При всем уважении, синьор, я говорю не о телесном увечьи. Если все, что он рассказал — правда, то мой долг предупредить Вас о возможных последствиях. Я бы рекомендовал такую же беседу специалиста и с Вашим младшим сыном: учитывая его нежный возраст, реакция на нападение брата может быть непредсказуемой. Но указывать Вам я не имею права. Не смею более задерживать. — Я приму к сведению Ваше предупреждение. До свидания. — Всего доброго, — доктор раскланялся и вышел. Моретти, закончив разговор, прикрыл за доктором дверь и заявил: — Мои ребята выяснили, что нападавшим был мужчина в гриме или в маске белого цвета, высокий, в плаще или пальто темно-синего, сиреневого или фиолетового цвета. Появился, словно черт из коробочки, вел себя уверенно, нагло и очень быстро. — Вы нашли свидетеля? — поинтересовался комиссар. — Да. — Я хочу с ним лично поговорить, — Антонио Коста встал и засобирался. — Тогда придется кое-куда заехать, — Пьетро взялся за ручку двери. — Что там, мать твою, происходит? — Монти, сощурившись, вглядывался в окно. Моретти и Коста тут же подошли. На парковке перед особняком стояли две легковые машины, подъезжали еще две и микроавтобус. Рядом с автомобилями находились люди с предметами в руках, похожими на микрофоны и видеокамеры. У начальника охраны заговорила рация: «Шеф, журналисты». — Уже все пронюхали, с-суки! — мэр сжал губы и метнул злобные взгляды на Моретти с Костой. Механический голос рации продолжил: «Шеф, они требуют мэра». — Чего вылупились?! Гоните их в задницу! — крикнул мэр и опустил жалюзи на окне.***
...Витторио Монти не спал. Он сидел в своем кабинете, за своим массивным столом, в своем кожаном кресле, в своем доме. Все как обычно. Только с сегодняшнего вечера это самое "все" перестало быть обычным. Он вдруг начал замечать много разных деталей, о существовании которых ранее даже не догадывался. Например, на потолке, в углу, что напротив окон, паук свил паутину и заседал в самом ее центре, поджидая жертву. А на подоконнике лежала мертвая бабочка. «Что позволяет себе клининг-компания? Ни в какие ворота», — он дернулся к кнопке вызова секретаря, но рука замерла в воздухе и снова опустилась на стол. Витторио чертыхнулся, опомнившись, что находится дома, а на часах — четыре утра. К тому же, в ушах стоял какой-то еле уловимый монотонный гул. «Интересно, что бы это могло быть?» — он встал, вышел из-за стола и прошелся по кабинету в поисках возможного источника этого неприятного звука, но куда бы он не направился, гул не становился ни громче, ни тише. Не-ет. Он не намерен себя обманывать. Это странное состояние душевного дискомфорта было вызвано вовсе не тем, что его сына подвергли надругательству, а тем, что кто-то посмел посягнуть на его, Витторио Монти, существование и неприкосновенность. Издергавшись и озлобившись от абсолютного непонимания неизвестной угрозы, он все же решил прилечь. Приглушив свет, вытянулся на диване тут же, в кабинете, и провалился в темноту. На часах — 5:30. Телефонный звонок вырвал его из сна. Показалось, что прошла всего минута с того момента, как он сомкнул веки. Монти жмурит не отдохнувшие, режущие ножом глаза: часы показывают 6:20. Звонит Коста: — Витторио, у нас ЧП — только что две машины скорой помощи взорвались с промежутком в две минуты времени! — хриплый, не до конца проснувшийся голос комиссара отдался острым уколом в сердце. Монти закашлялся и поднялся: — Какие скорые? — Наши, Монти, НАШИ! — выкрикнул Коста, и короткие гудки отозвались эхом. — ...!!! Мэр зажмурился, в сухом после сна рту пересохло еще больше. Аморфный образ опасности начал формироваться в темную грозовую тучу над взрывающейся от внезапных подозрений головой. Где-то на дне сознания зашевелил своими леденящими душу щупальцами оживающий страх...***