Дорогие и любимые мои читатели! Я поздравляю вас с Новым годом и Рождеством! Желаю новых радостей, новых впечатлений, новых знаний, новых возможностей. Много пламени в сердце и больше льда в голове. Всем желаю истинного счастья! Как и обещала, новая глава. Текст не доведен до ума, потому что я жёстко, буквально за волосы, оторвала себя от кое-кого другого, чтобы сдержать слово к праздникам. :D Надеюсь, что всё же читабельна в этом виде, но будет редактироваться по мере возможности. Люблю вас всех! Всегда ваша, ๖ۣۣۜCḩąŗįŋą ♥ Глава посвящается снова ДЖИН.
.•°*”˜˜”*°•♥●•٠٠•●♥•°*”˜˜”*°•.
— И что же, целебно для здоровья это местечко? — спрашивает путник, проезжающий через маленький итальянский городок со святым источником. — Ещё бы! — отвечает один из местных жителей. — Представьте себе, чтобы открыть кладбище, нам пришлось убить пару приезжих туристов!
(Из итальянского юмора)
На ватных ногах Витторио обошёл дом и обнаружил лишь охранников холле: они сидели на полу, в две группы вокруг колонн, прижимаясь к ним спинами, связанные друг с другом единой верёвкой таким образом, что, пытаясь освободиться, они ещё туже затягивали узлы. Пленники встретили его отчаянным мычанием, так как рты их были заклеены широким — на пол лица — скотчем. Мобильник Витторио зазвонил. — Ефли нас далагой папаська захосет снова увидеть всех-всех своих детифэк, — младенческий лепет в исполнении Джокера напустил хоррора, добавив к колоннам в стиле барокко элементы готики, — он канефно вэ плидёт на футбол! Но только, чул, один, без охланы. Ой! А охланы-то у него больфэ и нет. У-ха-ха-хах-х-кх-... — зашёлся в приступе смеха телефон, взгляд Монти вдруг встретился со взглядом одного из парней на полу, и до Витторио вдруг дошло, что в его доме нет ни одного знакомого лица... Возможно ли, что это просто сон? Пожалуйста... ... и все эти люди напуганы ещё больше, чем... Эй, а вдруг... ты давно лежишь в коме, а это всё тебе просто грезится? Стой, представь: ты попал на операционный стол, и прямо сейчас анестезиолог у твоего изголовья внимательно следит за показателями на приборах... Да брось, чувак! Может, ты просто наркоша под кайфом? Ну? Какие ещё спасательные круги бросает тебе твой отчаявшийся разум?.. Непозволительно тратить время — особенно когда его нет — на утопические надежды, но Монти делал это не специально, нет. Ведь совсем недавно он истово желал смерти Джокера, немногим позже почти что обрёл в нём сына и вдруг потерял всю семью разом, и это ещё не считая дамоклова меча, который занёс над ним Папа. Не всякий готов на такие повороты судьбы за короткий промежуток времени. Нечто схожее с приступом клаустрофобии ударило по нервам Монти, но бежать из дома вон он не решился, как и не смог взяться за нож, чтобы освободить пленников, — кто знает, какие сюрпризы уготовлены за каменными стенами и чего ждать от двух дюжин невесть кого, упакованных то ли как подарки, то ли как динамитные шашки. Огибая подальше связанных, сдавленными возгласами и красноречивыми взглядами требующих помочь освободиться от пут, Витторио на всякий случай подошёл к входным дверям и только оттуда позвонил комиссару Косте. — Витторио, к тебе уже выехали наряд полиции и бригада скорой помощи. — Это и есть дружба, Тони? — Не манипулируй понятиями. Всё, что нас связывало, побуждало меня выполнять либо свой долг, либо приказы начальства. Дружбы ты со мной не водил, так не говори о ней и сейчас. — Тони! Он забрал мою семью и выставил требования. Он что-то готовит, что-то должно случиться! Необходимо отменить матч! — Мы в курсе и принимаем меры. Твой телефон на прослушке, ты же не забыл? — Не могу поверить! Ты говоришь со мной так, будто я один из портовых бездельников! — Один из добропорядочных налогоплательщиков, ты хотел сказать? Монти вдруг услышал звуки подъехавших машин, приоткрыл двери и тут же захлопнул: — Пресса?! — Ты ведь персона грата, а не какой-то там «портовый бездельник». Народ хочет знать о своём градоначальнике всё. — Я тебя понял, комиссар Антонио Коста. Дудка, под которую ты пляшешь, сменила своего дударя. Только не думай, что тебе удастся избежать моей участи. После недолгого молчания Антонио Коста сказал: — Даже когда твои дети в заложниках у полоумного убийцы, ты занят только собой. Я совсем не удивляюсь всему происходящему вокруг тебя. Я глубоко сочувствую Паоле с мальчиками. И до конца дней я буду противен себе от одной мысли, что столько лет варился с тобой в одном бульоне, пропитываясь его гнилыми соками, — после этих слов настала пауза, во время которой Коста всё ещё качал головой, продолжая корить себя, а Монти не смел даже и вздохнуть, пока комиссар не продолжил: — Следователь даст тебе указания по звонку Джокера — выполни их в точности ради блага твоей семьи, если, конечно, она для тебя что-то значит. Вой полицейских сирен вклинился в разговор, Коста нажал отбой, и Витторио Монти в миг осунулся ещё больше, окончательно уяснив, что остался по-настоящему один. Вся помощь, на которую он может теперь рассчитывать, простая формальность. Теперь Витторио Монти практически рядовой итальянец, чиновник с запятнанной репутацией, исполняющий обязанности мэра города. — Где бы ты ни был сейчас, надеюсь, что ты наконец-то доволен, Джованни. Твой отец — рersona non grata*.***
— Всё под особым контролем моих людей и, если будет понятнее так, под моим личным присмотром, — уведомил ди Папарески начальника спецслужб Неаполя. — Эта игра состоится при любых обстоятельствах. Даже если будет объявлен официальный апокалипсис. У вас есть приказ. Вы решились его обсуждать, полковник? — Синьор, моим долгом было увериться лично, что вы располагаете самой последней информацией по этому делу. Марко поднялся со своего кресла, вынуждая обременённого службой посланника вытянуться и замереть насколько это возможно. Он подошёл к военному человеку в штатском и, глядя ему в глаза, не моргнув при этом ни разу, сказал: — Так уверьтесь. Или вместо погон на ваших плечах будет возлежать лишь эта перхоть. — Виноват. Так точно, синьор. Разрешите идти? — Идите. — Он брезгливо отвернулся. Марко больше недоумевал, чем негодовал, когда ему кто-то мог оказывать недоверие на таком уровне, да ещё по собственной инициативе. И дело ведь даже не в субординации, а в том, видите-ли, что объявились ратники порядка, ревнители нравственности и филантропы! По существу же всё донельзя прозаично: запахло жареным, и всяк на своём посту кинулся демонстрировать свою профессиональную пригодность, кто во что горазд. Марко с трудом удавалось оставаться наполовину сторонним наблюдателем того, как взлелеянное им, стабильно приносящее солидную долю место превратилось в клоаку, благодаря болвану Витто, которую теперь ещё и растягивают в разные стороны мелкие канальи, думающие только как бы побыстрее набить карманы, чтобы потом насытить брюхо, тупо надеясь, что хоть на этот раз их дон Папарески ослеп, оглох и стал слабоват на ум. Ничего. Осталось совсем чуть-чуть. Система произведёт чистку и обновление, и Неаполь вернётся в лоно прежней каморры. Конечно, весь непорядок среди нескольких капо** мог бы уже закончиться одним взмахом перста Папы. Вот только Марко не мог отказать себе в двойном удовольствии ликвидировать Монти руками Джокера: и дело сделано, и шоу на высшем уровне. Конечно, он знал, что без жертв среди так называемых «невинных душ» не обойтись. Но, по мировоззрению Папы, невинные души, рождённые на грешной земле, — это тот ещё оксюморон — раз; ради спасения большего всегда жертвуют меньшим — два; и вообще, жертвоприношение крови невинных агнцев во имя благой цели — это так, о, по-библейски одухотворённо и авансом смертельно красиво искупает все грехи — три. Джокер — недавно появившееся четыре. Причину интереса к Причине разрухи в Неаполе Марко с томным, глубинным трепетом обнаружил в Элликене. Джокер мог бы сойти на должность его ангела — тёмного посланника и зазывалу туда, где врата открыты для всех и каждого. Марко тешила не только мысль о том, что Джокер мог стать его карающей дланью. Марко изучил всю информацию о Джокере, какую только смог добыть — до скудного мало, и именно поэтому у него зародилась необычная мысль. Однажды Монти до гротеска примитивно попытался переманить Клоуна на свою сторону — видимо, страх окончательно помутил ему рассудок, раз он мог предположить, что может чем бы то ни было прельстить размалёванного фрика. Марко понял, что вот так банально «купить» Джокера нельзя — ну, или пока что неизвестно, чем именно можно «приманить» этого зверя, и возможно ли вообще какое-либо сотрудничество с «гангстером без рубежей». Марко изменил своё мнение о Джокере от равнодушного презрения до профессионального любопытства и почти что до нездорового желания иметь на своей стороне такого ферзя. Но. Не будь Марко ди Папарески самим собой, если всё вышесказанное не было бы таким ясным до слепоты в глазах оправданием. Не поймал себя на мысли, в какой момент его отношение к Джокеру изменилось. Если бы это был не Папа, а, к примеру, кто-нибудь из многотысячной толпы болельщиков, то, скорее всего, он в ужасе покинул бы это место, гонимый чувством самосохранения вон. Но на Марко это воздействовало иначе. Он знал, что было сделано всё надлежащее для обеспечения полной безопасности людей. Но всегда остаётся шанс на то, что всего предвидеть нельзя.***
Трибуны заполнены до отказа, ведь вход на матч свободный, а из-за карабинеров даже в проходах плюнуть было некуда. Персональным секьюрити Марко и ему лично докладывали обстановку в наушник, за видимой частью стадиона он наблюдал сверху, из-за стекла кабинки на комментаторской позиции. Между бровями пролегла глубокая складка: снова кружила мысль о том, что, несмотря на усиленные меры безопасности, всё равно может случиться какой-нибудь форс-мажор. И тут Марко оказывался верить в свои ощущения — совсем не стремление предотвратить всевозможные террористические выпады было причиной такого напряжённого внимания. Пускай все думают, что матч устроен для услаждения измученных террором горожан. На самом деле этот подарок Марко приготовил для Джокера. Ди Папарески прекрасно осознавал, что Клоун может использовать такую возможность, но никаких поблажек делать ему не собирался, наоборот, меры безопасности были даже излишними. Просто Марко должен был понять, как далеко может зайти Джокер. Перед началом игры выступил комиссар полиции Коста с заявлением, что перед тем как запустить сюда людей, каждый сантиметр стадиона снаружи и внутри был осмотрен, в том числе специалистами с немецкими овчарками. — Madonna mia! С трудом перевариваю такое скопище людей, — сетовал стоящий в оцеплении карабинер. — Зачем же ты пошёл в полицию, Флавиньо? — усмехнулся напарник. — Зачем-зачем. Да я только и делал что сидел за столом и время от времени смахивал пыль с бумаг! А теперь? Что я здесь делаю, Матео?! — Твоя правда. Задал нам работёнки заезжий клоун. — А кому мы теперь подчиняемся, знаешь? — Слышал, что напрямую самому, — сделал большие глаза Матео. — Хм, а я вот слыхал, что как раз таки ему, — стрельнул взглядом в небо Флавио, — нет больше никакого дела до нашего проклятого Наполи. — Скоро увидим, Матео, если не произойдёт чего похлеще. У нас поговаривают, что Джокер-то никуда не девался, как нас уверяли власти. Иначе, зачем ради одного матча подняли не только всю полицию города, но ещё и из области подмогу организовали? — Смотри, не накаркай. Предчувствие дурное. Марко хотел присутствовать здесь лично, увидеть своими глазами, на что способен Джокер. Он знал всё, что происходило между Бастардом из колоды карт и Монти, но до сих пор не вмешивался. Сегодня последний раз Марко посидит в зрителях и отныне более не потерпит какого-то психа со взрывчаткой на своей территории, и так уже задержавшегося дольше, чем позволяет всякий этикет. В эти минуты чьё-то дурное предчувствие меркло в трепетно свежем, как ветер в горах, противоречивом предощущении Марко, что он уже сомневался, было ли в его жизни хоть раз подобное: предвкушение чего-то особенного и очень, очень опасного. Воздух вокруг словно пахнул невидимой угрозой, как озоном перед грозой. Смертельная опасность, почти осязаемая всеми фибрами его души, всеми внутренностями, усиливалась с каждой минутой, приближающей начало матча, с каждой новой дозой адреналина в крови. Что ж, ожидания Марко чаще всего оправдывались. Наконец, команды объявлены. Футболисты, конечно, вышли, увешанные взрывчаткой, как рождественские деревья сладостями, и под присмотром семерых людей в форме карабинеров и масках на лицах, быстро распределились по периметру поля. На трибунах вспыхнула первая волна паники. Одновременно из динамиков полетело предупреждение, чтобы все оставались на своих местах, потому что стадион заминирован, и если кто-то решит вдруг ослушаться, то несколько мин взорвётся в случайном порядке, если ветер будет дуть с моря, или — не в случайном, если будет абсолютно безветренно. Марко проглотил слюну. Его окутало странное ощущение ирреальности происходящего. Он почему-то думал, что если это случится, то не сразу, а в разгар игры. Какая разница? События опередили ожидания, и Марко не справился с восприятием. — Вот и мы! — раздалось вслед за предупреждением из динамиков. В проёме показался уже всем в городе известный Джокер. Он принялся по-хозяйски прохаживаться по зелёному газону, оглядывая всё вркруг и оборачиваясь то к одной, то к другой трибунам. Махнул автоматом, поправил головной микрофон: — Знаю-знаю! Я не отличился оригинальностью, собрав вас здесь. Но, согласитесь, синьоры, если велосипед уже изобретён, почему бы нам не отбросить чёртову гордыню и не насладиться поездкой! — Он остановился, на манер артиста развёл руки в стороны и широко улыбнулся. Естественно, волна паники на трибунах бесконтрольно катилась дальше, карабинеры теперь следили, чтобы кто-нибудь не начал пороть горячку, потеряв от страха рассудок. Других распоряжений пока не поступало. — Мы на прежних позициях. Поменять их сейчас не сможем. Снайперы на точках, — доложили в наушник Марко. — Ваши приказы? — Ждать. — Давайте не будем тянуть кота за хвост и начнём развлекаться — разве не за этим вы все сюда пришли? — закивал Джокер. — Игра состоится незамедлительно! — он похлопал по автомату, призывая к овациям. — А теперь, покажите, где тут у нас дорогой мэр? На одном из двух больших мониторов появилось изображение Витторио Монти, сидящего на трибуне с видом человека, у которого минуту назад остановилось сердце. — Сюда его, — указал на место рядом с собой, и Флавиньо и рядом стоящий карабинер тут же поднялись на трибуну и подхватили Монти под руки. — Что ты творишь?! — вытаращился на напарника Матео, когда те вели мэра вниз. — Он обещал убить мою семью. — Сколько вас таких среди нас? — успел прошептать Матео. — Много, — одними губами ответил Флавиньо. — Как насчёт команды противника? — Джокер повернулся другому монитору напротив первого, где сначала с помехами, затем достаточно чётко возникла картинка заросшего пустыря, потом появился звук, и все сначала услышали тихий плач и вслед за этим увидели сыновей и супругу Монти, стоявших в окружении вооружённых людей в масках на краю свежевырытой ямы. Трибуны всколыхнули охи-вздохи и редкие недовольные возгласы. — О, никаких причин для беспокойства у вас нет. Если, конечно, вы не хотите поменяться с ними местами. Есть желающие? — он окинул взглядом стадион, используя ствол вместо указательного пальца, и ропот стих. — Итак. Мэр с одной стороны, его семья — с другой. Синьоры и синьорины, игра начинается! Давайте поприветствуем участников, подбодрим их, ведь сейчас они будут нас развлекать, а это не так просто, как кажется на первый взгляд. Он встретил аплодисментами и Витторио Монти, идущего к нему, на ногах, которые не слушались. — Все знают этого человека? — обратился он к трибунам, когда мэр поравнялся с ним в центре поля. Вскинул автомат и приложил ладонь к уху: — Громче, я не слышу! С трибун начали доноситься выкрики, сначала робко, потом всё увереннее. — А теперь ответьте сами себе, хороший этот человек или плохой. Да или нет? На этот раз ответы последовали сразу же и в большинстве своём единогласные. Джокер довольно хмыкнул: — Приятно работать с отзывчивой достопочтенной публикой! Поэтому, чтобы никого не задерживать, предоставим нашему первому игроку сделать первый ход. Он положил руку на плечо полумёртвого Монти и вместе с ним снова повернулся ко второму монитору. — Смотри. Сейчас их будут сталкивать в яму. По одному. И засыпать землёй. И никто не сможет помочь им. Кроме тебя. — Есть предположения относительно координат пустыря? — осведомился Папа. — Ищем, синьор. — Отпустите Женщин и детей! — вдруг крикнул кто-то. — Вы правда этого хотите? — Джокер сделал вид, что задумался и провёл рукой по волосам. — Но это бессмысленно, ведь вторая команда состоит только из них. И как же наша игра? — состряпал скучную мину. — Отпустите женщин и детей со стадиона! — Бинго! Всем плевать на семью какого-то жалкого мэра! — он радостно взглянул на Монти. — Но я не Санта и желаний не исполняю! — Хотя бы детей! — проголосил уже кто-то другой. — Но почему? Почему я должен это сделать, м? — искренне удивился и пожал плечами Джокер, повернувшись на молящий голос. — Вы думаете, что я могу причинить им зло? Нет, вы уверены, что сейчас я могу причинить им зло, гораздо большее, чем вы это делаете ежедневно? Как с вами это делали ваши папочки и мамочки? — он, не торопясь, зашагал вперёд. — Вы должны благодарить меня за то, что я исправляю ваши ошибки в их воспитании! Только вдумайтесь, не вы — я даю им информацию к размышлению; не вы — я даю им шанс не повторить ваших ошибок. Пусть они наконец-то поймут, что вы, рассказывая сказки о прекрасном мире, где добро всегда побеждает, бессовестно обманываете отпрысков, искажая реальность. Я показываю им правду, вы — ложь. И кого, скажите на милость, после этого они будут ценить и уважать на самом деле? Тех, кто всё время вешал им лапшу на розовые очки, или меня, который дал им по микроскопу и подзорной трубе? Он прошёлся вдоль ряда футболистов, стоящих к нему спинами и вновь обратился к слегка притихшим зрителям: — Где ваши сказки сейчас? Где бог, добрая фея, волшебник, белый маг, которые их спасут? Где они? Их не-е-т. Джокер вернулся к Монти, который к этому моменту был бы благодарен, если бы его снова взяли под руки, так как ноги отказывались служить. — Их жизнь не в сказках, — продолжил он, глядя на Монти. — Их жизнь — здесь и сейчас. У меня много вопросов, но ответьте на один: что вы сделаете, чтобы защитить своих детей? А? Может, начнёте рассказывать о доброй фее или боге? Прошу, кто начнёт? Есть желающие? — громко спрашивал Джокер у всех, заглядывая в лицо одному Витторио. — Нет? Как и всегда. Скучно. Но у нас есть один человек, которому придётся так или иначе ответить. Так что же всё-таки сделает наш дорогой мэр, чтобы защитить свою семью? Витторио ощущал себя мёртвым. Он действительно хотел бы сейчас упасть и больше не вставать никогда. Он бы согласился на эфтаназию. Чтобы не было больно. Он старался проглотить ком своим мёртвым горлом, но оно не слушалось своего мёртвого хозяина. Его мёртвый кадык рефлекторно подёргивался, вызывая хмурую реакцию на лице Клоуна. — Кажется, наш мэр желает что-то сказать? Выдать ему микрофон, ведь все хотят это услышать. На Монти нацепили такой же головной, как и у Джокера. Но он не смог вымолвить ни слова своим мёртвым языком. Джокер безразлично посмотрел на второй монитор: — Право хода предоставляется второму игроку. И сделайте погромче. На мониторе человек в маске взял за шкирку Карлито и, как котёнка, бросил в яму. Паола не просто кричала, она визжала, до хрипоты, исторгая из себя голосовые связки вместе со своей душой, и рвалась, и рвалась к сыну, но не могла и двинуться с места, потому что её держали трое сильных и крепких мужчин. Джованни молчал и смотрел в камеру, его чёрные глаза и заживающий рот не дрогнули даже когда камера взяла его крупным планом. — Джованни-бой, — Джокер поднял вверх сжатый кулак в знак приветствия. — Отличный компаньон! Отличный компаньон. Отличный. Отличный компаньон. Отличная... Складка на лбу Марко вдруг углубилась, он несколько раз подряд моргнул, ноздри затрепетали, а рот открылся от резко участившегося дыхания. Его вдруг осенило, что он сам снабдил Джокера всем необходимым арсеналом для проворачивания терактов в Неаполе. Все его последние сделки и тайный щедрый покупатель, оставшийся весьма довольным, это... «Отличная сделка...» — Синьор, ди Папарески? — ожил наушник голосом человека в штатском с перхотью на плечах. — Снайпер мож... — Ждать! — рявкнул Марко через возмущённый гул толпы. Ему захотелось сорвать с себя портативную рацию, растоптать её, выйти на поле и голыми руками размозжить башку этому фрику. Витторио упал на колени перед своим истязателем: — Что же ты делаешь, сынок?! Я же, я же твой отец! А это твои братья. Джек! Джек. — Сынок?! — издевательский сарказм в интонации обескуражил Монти. Джокер, вволю насладившись коктейлем из удивления, разочарования, недоверия и страха, спокойно продолжил: — Хочешь, я расскажу, откуда у меня эти шрамы? — Если ты хочешь, только, умоляю! Не... — Моя мать была-а, — не обращая внимания, продолжил Джокер, — наркоманкой. И потаскухой. И как-то раз она... — Н-нет, — проскулил Витторио, — это неправда. Лючия не была такой! — Лю-ччи-я-не-бы-ла-та-кой! — передразнил Джокер и, злобно скалясь, наклонился и хорошенько встряхнул Монти за грудки. — Понятия не имею, какой была какая-то там Лючия, а-ха-ха! Кста-ати, а я сейчас не о ней — так что слушай. — Как же? Как не о ней? Ты же сказал, что Лючия — твоя мать, а я — твой от... — М-м, я что-то говорил? — Да, Джек, ты не помнишь? Ты пришёл ко мне и рассказал свою, то есть вашу, э-э, нашу историю. — О, а ты знаешь, что потом случается с теми, кому я рассказываю истории, м? — Джек, мы — похожи. Помнишь? Посмотри же, — продолжал хвататься за призрачную надежду Монти, — ты сам говорил, и фотографии, помнишь? Наши фотогр... — Как-то р-р-ра-аз, — ещё раз хорошенько встряхнув Монти, продолжил Клоун, — она привела в нашу халупу очередного дружка-наркошу. Они ширялись и трахались у меня на глазах, очевидно даже не замечая, что где-то в тёмном углу, в загаженных тряпках, подыхает от голода какой-то молокосос. И вот, после очередной дозы мамочкин дружок словил приход: он заявил, что в углу завелась нечисть, взял со стола нож и пошёл прямо на меня. Ха, я, конечно, был хоть и костлявый, но жилистый и шустрый малый, но куда там — соревноваться коротким ножкам шестилетнего зоморыша с ногами взрослого, хоть и напрочь обдолбанного верзилы. Он догнал меня, схватил за шею и сказал: «А почему это ты не орёшь? Обычно такие как ты всегда верещат, как грязные поросята. Может, у тебя слишком маленький рот? Так давай я сделаю его побольше, чтобы тебя было лучше слышно!» С этими словами он поперёк встиснул огромное лезвие ножа в мой маленький рот и, как окорок, разрезал сразу обе щеки от уха до уха. Вот так, — изобразил жестом, как нож двигается туда-сюда. — Этого... не может быть. Ты хочешь сделать мне больно, и я это понимаю, но, пожалуйста... — Первый игрок опять пропускает свой ход, — выпрямился Джокер взглянул на первый монитор, где были они с Монти, и снова обратился ко второму: — Ваш ход. Люди в масках схватили Джованни, но Паола нашла в себе силы и рванулась к ним, еле удерживаемая за руки: — Меня! Меня! Не его, умоляю, ради ваших матерей, заклинаю вас! Джокер глубоко вздохнул и покачал головой, глядя на Монти: — Хочешь, чтобы она осталась вместо Джованни? Монти не понял вопроса. Он терял рассудок прямо в эти самые мгновенья. Джокер поцокал языком: — Ему всё равно. На мониторе в яму столкнули Паолу, камера проследила, и все увидели, как она схватила, прижала к себе Карлито и гладила, гладила его по голове в неистовстве последних минут своей жизни. — Джек! — нашёл в себе второе дыхание Витторио. — Ты сказал, что я могу спасти их. Что я должен сделать? — О. Всё очень просто. Я великодушно предоставлю выбор тебе самому. — Я предоставлю ему выбор, — обратился он уже к трибунам, — достойный не какого-то там мэришки, но императора. — Сними его, — скомандовал Марко к снайперу. Джокер заметил ползающую красную точку на своей груди, глядя на один из мониторов. — О, о, о, — поднял руку, предупредительно выставив указательный палец вверх. — Per-r-rdoni mi,*** но это худший выбор. И кто тут у нас самый смелый? Или самый умный? — спросил он, глядя в сторону, откуда предположительно был направлен луч. — Выходи на свет. Поболтаем. — Позволь людям разойтись! Это не наши разборки! — донеслось со скамеек. — Хотите свалить, проверьте прогноз погоды на наличие ветра, — между делом заметил Джокер. И вновь задал вопрос снайперу: — Хочешь узнать правду? Только не ту, в которую веришь ты или твой босс, — он покачал в разные стороны оружием в знак отрицания, — а в истинную правду — ту, которую знаю только я. — Сними его, — повторил ди Папарески. — О, какая жалость — он, что, приказывает стрелять на поражение, да? Давай, сделай это. Сделай это прямо сейчас! — перехватил автомат и расстегнул тренч: — Та-да-а! — на нём был одет жилет из взрывчатки, мощности которой хватило бы на полтора таких стадиона. — В голову тоже стрелять не рекомендую, как, в прочем, в любую другую часть тела, так как не мне вам объяснять, как тут всё устроено. Кстати, Ма-а-арко! А ты на сто процентов уверен в своей охране? — Он блефует. Снимай. — А если нет? — Снайпер колебался. — Стреляй прямо сейчас. — Простите, босс, но я скорее поверю ему, а не вам. — Босс, я вам не советую, — сказал один из рядом стоящих секьюрити. — Это не похоже на блеф, пой... — он вдруг отшатнулся от Марко. — Вы... под прицелом. На лбу Марко краснела такая же точка, как и у Джокера на груди. — Почти вся охрана и полиция куплены. Кто сейчас рядом с тобой? М? — услышал Папа порядком надоевший голос и почувствовал, как мелкие волоски на его спине встают дыбом, волна мурашек приятно прокатывается по телу. — Ты сам продал мне всё это, любезно сделав скидку за большой заказ. Ты не страдаешь склерозом, как наш дорогой Монти, Ма-а-рко? Папа обратил внимание, что Джокер намеренно растягивает гласные его имени, от чего становилось очень и очень неспокойно внутри, и почему — необъяснимо, а поэтому волнение не проходило. Марко очень хотел увидеть, как Бастард расправится с Монти. Но что-то ранило его очень глубоко, что-то, над чем ему придётся хорошенько подумать. — Я не продал бы тебе ни одной использованной гильзы! — сказал Марко в микрофон, и его слова эхом пронеслись над стадионом. Джокер рассмеялся. — Однако мы отвлеклись. Первый игрок пропустил ещё один ход, — взглягул на второй монитор и взмахнул рукой. Люди в масках столкнули в яму Джованни, взялись за лопаты и стали сбрасывать туда землю. Джокер почувствовал, как кто-то дёргает его за полы пальто: — Я хочу сделать свой ход, если это поможет моей семье остаться жить, — тихо сказал Монти. Джокер кивнул, и Витторио тут же выдали пистолет. — Я даю тебе шанс вернуть свою честь. Уподобься одному из своих доблестных предков, великому Нерону****, Монти, искупи свой позор перед всеми этими людьми. Тогда все будут живы и здоровы, насколько хватит их здоровья, конечно. Я не спрашиваю их, что с тобой сделать, казнить или помиловать. Это не суд. Это игра. Твой ход — первый и последний.***
Ну вот ты и подходишь к заветной границе — той самой, где стоят стражи. Они охраняют её от кого-то. Ты хочешь пройти мимо, потому что знаешь — спасение за невидимой чертой. Но тебя не про-пу-ска-ют. Стражи охраняют эту границу от... тебя. Убей их. Ты ведь хочешь сделать это. Ты хочешь попасть на ту сторону. Но стражи не пропустят тебя. — Нет никакой «той стороны», кроме... — его рука вдруг сама вскинула пистолет, палец нажал на курок. Витторио Монти выстрелил себе в рот. — В конце концов, это всё ты.***