Династия

«Unbelievers get down on your knees. We can rule the world…» © Seafret — Be My Queen

      Никях. Кто бы подумал, что этот день станет величайшим праздником всей империи? Сегодня женится сам султан на великолепном воине, на умной и доброй женщине, чьим детям суждено стать великими. Лале Султан. Мартовское солнце лило свой свет на переполненные улицы Эдирне. Город старался запомнить этот день, который вознесет на вершину всю Османскую Империю. Не было ни единого свободного клочка земли. Повсюду стояли разноцветные палатки, пахло различными пряностями и, конечно же, повсюду были развешаны дорогие шелка и парча, расшитая золотом и драгоценностями. Разумеется, все это могли приобрести лишь богачи, а обычные рабочие просто радовались празднику. Они боготворили их Балу-хатун, хотя и негодовали от того, что султан нарушил древнюю традицию: не жениться на своих наложницах.       Во дворце, обычно сонном с утра, сейчас царила суматоха. И Хюме Султан она показалась намного суетливее, чем была в день никяха Сафие Султан и Рустема-паши. Еще бы, ведь сегодня случится бракосочетание самого Мехмеда Хана и Лале Султан. Повсюду бегали служанки, таская то рулоны ткани, то платья, то шкатулки. Евнухи носились от госпожи к госпоже, чтобы передать те или иные пожелание на кухню Шекеру-аге, который, к слову, ориентировался на кухне в такой день куда более спокойно, нежели в обычный. Все у него было схвачено: там рыба, здесь лукум, тут айва под взбитыми сливками, а еще пирожки с мясом и большой пирог с персиками, которые так любила Лале.       — Нигяр-калфа, почему в такую рань весь Эдирне на ногах? — раздраженно спросила Пелин, отходя от кровати. Она все еще не переоделась в дневное платье, стоя с растрепанными волосами в белой чересчур легкой рубашке, рукава которой волочились за ней по полу. Льдистые глаза смотрели с презрением, будто бы сама калфа была виновата в таком переполохе.       — Да как же это, Пелин-хатун? Разве не знаете Вы, что повелитель женится? — не подавая вида испуга, честно ответила Нигяр, готовая в любой момент сбежать от разъяренной персиянки. Пелин шумно втянула воздух, медленно, но верно, наступая на беззащитную калфу.       — Как он посмел? Жениться? Это не по закону. Аллах да покарает его и его невесту, — точно змея, шипела Пелин, стискивая тонкую шею Нигяр. Калфа прохрипела что-то про «падишаха, который сам решает, что ему делать», но рыжая персиянка не хотела ее слушать. За дверью послышались шаги. Пелин отшвырнула от себя задыхающуюся Нигяр, будто та была ненужной вещью, трогать которую было противно, не то что держать ее подле себя. Рука калфы бережно придерживала свою шею, будто бы не веря в то, что она цела.       — Пелин-хатун, Лале Султан велела Вам прийти, — Гюль-ага, поклонившись, вошел в покои персиянки. Взгляд его упал на Нигяр и ее помутневшие глаза. Женщина слишком поздно убрала руку, чтобы евнух не успел заметить. Однако Гюль-ага нахмурился, понимая происходящее. Он тряхнул головой и сделал приглашающий жест к двери.       — Это срочно? Зачем она меня позвала? — без особого интереса выпалила Пелин, очевидно, не горя желанием покидать уютную обитель, где она воображала себя султаншей всего мира. — Выйдите, мне надо переодеться.       — Лале Султан сказала, что Вы переоденетесь в ее покоях, — оборвал Гюль-ага, с сочувствием глядя на Нигяр. Калфа медленно возвращала свое дыхание в норму, благодарно приподнимая уголки губ.       Пелин, вздернув нос, сама раскрыла двери, направляясь к Лале Султан. За ней вышли Гюль и Нигяр. Евнух прикоснулся к плечу женщины, заглядывая в темные раскосые глаза:       — Что же между вами произошло? Мне страшно подумать, что она могла сделать с тобой, не успей я вовремя.       — Не думай об этом. У тебя что, дел нет? Шел бы на кухню. Мало ли, Шекеру-аге понадобится твоя помощь. И зачем госпожа позвала Пелин? Ты ведь сказал это не просто так, чтобы меня защитить.       — Госпожа правда позвала ее. Но, между нами, я бы не доверял ей. Помнишь, что случилось с Аслы? Пелин ее отравила. А по гарему вот уже больше полугода ходят слухи о том, что это Пелин приказала Йетер украсть и убить Фатьму Султан.       — Об этом до сих пор никто не знает? Гюль-ага, ты с ума сошел? Почему ты не рассказал об этом Рустему-паше или Дайе-хатун? Ты же понимаешь, что за утаивание всего этого с нас с тобой головы снимут, — Нигяр на каждом слове тыкала Гюлю в грудь пальцем, показывая, кого именно лишат головы.       — Конечно, Нигяр-калфа, но разве нам с тобой кто-то поверит? К тому же Йетер уже давно мертва. Лучше идем на кухню. У Шекера-аги должны быть готовы твои любимые пирожки с мясом, — заговорщически подмигнул евнух. В ответ на что получил взгляд «ты издеваешься?» вкупе с такой же хитрой улыбкой. А уже в следующую секунду друзья двинулись по определившемуся маршруту.       В покоях Лале суетились служанки. Они носили еду госпоже и ее детям, в то время, как Лале ждала момента, когда ей принесут ее платье для никяха. Баязед за обе щеки уплетал перепелок, а вот его сестры и брат тихо и мирно сопели в отдаленной комнате, чтобы никому не мешать и чтобы им самим не мешали. В комнате возникла служанка, чьего имени Лале не удалось узнать. Молоденькая, лет семнадцати, со вьющимися каштановыми волосами девушка смотрела на госпожу извиняющимися большими голубыми глазами. Служанка поклонилась и пролепетала что-то про Пелин-хатун, которая пожаловала в покои Лале Султан.       — Зови, — девушка кивнула, и в следующую минуту в покоях султанши появилась знакомая рыжая персиянка. — Здравствуй, Пелин-хатун. Подойди. У меня для тебя подарок.       — Какой, Лале Султан? — удивилась Пелин, явно не ожидавшая такого поворота событий. Лале махнула рукой, и одна из ее служанок, имя которой звучало как Зара, поднесла к госпоже сундук. — Что это?       — Открой, — Пелин извлекла из него алое платье, расшитое золотыми нитями и рубинами, серебром и ониксами. Голубые глаза той непонимающе перескочили с платья на Лале и снова на платье. — Ты ведь хотела такой наряд. Это мой тебе подарок. Хоть ты и обычная хатун, но тебе следует выглядеть, как госпожа. Все-таки ты была фавориткой султана Мурада, и мне жаль, что с твоим ребенком случилась такая беда. А пока тебе стоит переодеться.       — Спасибо, Лале Султан. Это дорогой подарок. Я приму его, как самый ценный дар, ценнее, чем имя, данное мне султаном Мурадом.       — Насколько я помню, ты из Персии. Как тебя звали до попадания в гарем? — обычное любопытство, которое может позволить Лале узнать Пелин получше.       — Азэр. На нашем языке это имя означало «огненная».       — Твои родители дали тебе отличное имя. Оно так тебе подходит, — Лале провела пальцами по рыжим волосам.       И всего через несколько минут перед Лале стояла прекрасная молодая женщина в невероятном платье, которое выглядело в несколько раз богаче, нежели платья султанш. Лале удовлетворенно улыбнулась, глядя на Пелин. Персиянке, по правде сказать, действительно был к лицу цвет рассвета. Возможно даже больше, чем Сафие. Лале рассчитывала, что сегодня увидит дорогую подругу и любимую племянницу. Сама Лале уже успела облачиться в новое лиловое платье из парчи. Длинные многослойные рукава переходили от локтей к воздушной ткани, которая, казалось, была соткана из самого воздуха. Вырез был вышит синими и черными самоцветами, а сам выглядел так, будто Лале все еще пребывала в холодной Англии. Это было сделано по приказу султанши, которая верила, что Энни сможет увидеть ее из рая. Все-таки, она очень скучала по маме и мечтала о том, чтобы та благословила ее на брак с султаном. Но вместо этого Хюма Султан дала свое согласие на этот никях. На плечи Лале накинули окрашенный в лиловый мех, чтобы на мартовском холоде не замерзнуть. Светлые волосы собрали в аккуратную прическу, выпустив у лица одну прядь.       — Мама, какая ты красивая, — с восторгом заметил Баязед.       — Баязед, мой смелый шехзаде. Сегодня я и повелитель совершим обряд никяха.       — А что такое «никях»? — искренне удивился мальчик, отправляя в рот пирожок. Лале не успела ответить, как Пелин сделала это за нее.       — Никях — это обряд бракосочетания. Когда жена принадлежит только мужу, а муж — только жене. Когда-нибудь и Ваши сестры, шехзаде, совершат подобный.       — Так ты невеста?       — Верно, невеста, — ответила Лале, обнимая сына.       — А когда моя Фатьма вырастет, она должна стать женой Кемаля-паши.       — Конечно. Фатьма Султан станет женой того, кто достоин ее. Она ведь дочь повелителя. И у нее есть такой замечательный брат, — Лале оставила на лбу сына поцелуй. — Мне нужно поздороваться с валиде-султан. Зара, султанш и шехзаде вверяю тебе. Как только мастера принесут корону, незамедлительно ищи Гюля-агу или Нигяр-калфу. Пелин-хатун, а ты пойдешь со мной.       Лале, взметнув длинные рукава, двинулась точно каравелла по дворцовым коридорам. Каждая калфа и каждая служанка посчитала своим долгом пожелать Лале доброго утра, удачи и благословения Аллаха. Султанша благодарила всех их, а последней подошедшей, которой оказалась управляющая султанским гаремом Эсма-калфа, Лале приказала приготовить сладости, чтобы порадовать девушек из гаремов. Все-таки они заслужили это, раз всем сердцем желали получить покровительство матери шехзаде.       В покоях Хюмы Султан царило невероятное спокойствие, о котором можно было только мечтать. Женщина вышивала гобелен, когда к ней вошла Сафие Султан, на руках с Гюльбахар. Она опустилась на диван подле валиде, и та отложила свою работу, глядя на вошедшую султаншу с дочерью. А следом вошла Лале в компании Пелин.       Увидев их, Сафие сжала губы в тонкую ниточку, не позволяя эмоциям взять верх, иначе это могло полностью омрачить сегодняшний светлый день. Султанша на руках у матери мирно сопела, когда Лале и Пелин по очереди коснулись губами пальцев Хюмы.       — Сафие Султан, валиде, Вы великолепно выглядите, — Лале повернулась к Сафие, сидевшей в красивом нежно-розовом платье с длинными рукавами. — Ваше платье, госпожа, дополняет Вашу красоту. Вы похожи на весну. А Вы, валиде, так напомнили мне Ее Светлость герцогиню Нортфлэйм.       При упоминании Энни Хюма изменилась в лице, будто что-то знала, но лишь на секунду. Столь малую, что Лале подумала, может, показалось? Пелин рассматривала личико спящей Гюльбахар и подумывала над тем, что же с ней станет, если Сафие вдруг умрет? Рустем-паша наверняка снимет с Пелин голову, когда узнает о том, что она сделала с султаншей.       — Пелин-хатун, скажи, как тебе твой наряд? — спросила Сафие не для того, чтобы узнать, а для того, чтобы занять неловкую тишину, которая образовалась сама по себе.       — Платье просто прекрасно, госпожа. Лале Султан послала мне отличную ткань, — Пелин широко улыбнулась. И целью этой улыбки было не великое счастье, а элементарное желание довести Сафие до белого каления. Султаншу такая улыбка внешне позабавила, а внутренне — подняло желание задушить ее прямо здесь. Пелин повезло, что в покоях находились Лале, Хюма и Гюльбахар. Иначе рыжей персиянке бы не поздоровилось. Видя, как атмосфера накаляется, Пелин-хатун решила воспользоваться случаем и тактично оставить валиде наедине с султаншами.       — С Вашего позволения, валиде-султан, госпожи, я вернусь в свои покои. Уверена, что у вас есть, о чем поговорить без моих ушей.       — Конечно, Пелин-хатун, ступай, — кивнула Сафие, только и ожидая того, как персиянка оставит их наедине. Как только дверь за той с глухим стуком закрылась, султанша обернулась к Лале, сверкая злыми глазами. — Лале Султан, позволь узнать, что Пелин-хатун забыла рядом с тобой?       — Мы хорошо общаемся, госпожа. Неужели это запрещено правилами дворца? — Лале было неприятно, что Сафие так отреагировала, хотя в глубине души понимала, что сам вела себя точно так же, как только познакомилась с Сессилией. Тогда ей было всего семь. Джулиан устроил небольшой званый ужин, пригласив давних друзей — барона и баронессу Скоттиш. Они обещали привести свою дочь, чтобы маленькой Лайе не было скучно вместе со взрослым братом. Бенедикт в тот вечер уделял двенадцатилетней Сессилии гораздо больше внимания, чем двоюродной сестре, чему Лайя не была рада. Она огрызалась с ней и сказала Энни, что не хочет видеть ее в поместье Бернеллов, на что получила ответ «оставь ее, Бенедикт любит тебя больше». Если бы Энни была права… Лале поняла это только сейчас: все время, проведенное с Бенедиктом и Сессилией сводилось к тому, что те двое обменивались мимолетными взглядами и касаниями, пока Лайя упорно делала вид, что не замечает. Девочке было столь неприятно, что она в какой-то степени была даже рада тому, что османы похитили ее с берегов родной Англии. — Госпожа, я приношу свои извинения, что доставила Вам столь неприятное настроение… С Вашего позволения, найду повелителя.       Лале, не дожидаясь ответа, поднялась и покинула покои Хюмы…       Близился вечер никяха. Сафие надела на Лале ее высокую корону с инкрустированными сапфирами, а Зара — капюшон лилового плаща. Все, чтобы госпожа не замерзла. Она глубоко вдохнула, стараясь успокоить бешено колотящееся сердце. Живот ее сворачивался в узел, предвещая важное событие в ее жизни. Лале шла к месту проведения никяха в сопровождении Зары, Эсмы и Нигяр. Она следила за каждым шагом процессии, думая, как бы ей не упасть…       Будь она в Англии, Лайя вышла бы замуж за Бенедикта. Ее могли облачить в нежное скромное платье кремового цвета. Войдя в церковь, она бы ощутила, как сверху на нее сыпется пшеница, а прямо перед ней важно шествует девочка, раскидывая лепестки. Под локоть Лайю бы держал Джулиан, а после передал бы ее в руки жениху, кем стал бы Бенедикт. А после они дали бы друг другу клятву верности и обещание никогда не расставаться.       Здесь, в Империи, английские традиции не принимались. В жаркой стране было принято плакать в ночь хны, ибо чем больше слез прольешь, тем счастливее будет твой брак. Сама Лале искренне не понимала, для чего это было придумано, а потом и лить слезы почем зря не хотела. Она верила, что все в их силах — ее и Мехмеда.       Наконец султан кивнул служанкам, беря руку Лале в свою и заглядывая в ее глаза. Она подняла уголки губ, когда Мехмед подвел свою будущую хасеки к окну, сквозь прорези которого было отлично слышно, как совершается никях. Трое мужчин сидели друг напротив друга, слушая, как каждый из них отвечает на заданные вопросы.       — По воле Всемогущего Аллаха. По закону Избранного пророка. По решению Улемов. В присутствии свидетелей, — Лале ощутила, как слезы вот-вот скатятся по щекам, срываясь в холодную траву. Рядом с ней был тот, за кем султанша была готова идти в огонь и воду. По тончайшему льду, в самую Преисподнюю. Она стиснула его пальцы, слушая, как совершается важный обряд. — Как ее представитель, берешь ли ты в мужья султана Мехмеда Хана, сына султана Мурада Хана, давшего калым пятьсот тысяч золотых акче?       — Беру, — отозвался Гюль-ага.       — Как представитель султана Мехмеда Хана, принимаешь ли ты в жены Лале Султан, дочь Догана, которую вы просили?       — Принимаю, — ответил неизвестный Лале мужчина. Очевидно, Мехмед ему доверял, раз вверил ему такое важное дело.       — А вы, — он обратился к тем, кто не принимал участия в клятвах, — в качестве свидетелей, подтверждаете?       — Подтверждаем, — хором произнесли мужчины.       — В присутствии свидетелей объявляю этот никях совершенным.       Лале обернулась к Мехмеду, читая в черных глазах отголоски того счастья, о котором он мечтал. Султан со всей нежностью огладил лицо своей теперь уже жены, касаясь губами уголка ее губ.       — Моя хасеки Лале Султан…