****СПОЙЛЕРЫ СПОЙЛЕРЫ СПОЙЛЕРЫ СПОЙЛЕРЫ****
================= К слову, если вам интересно прочесть всё от начала и до конца — можете начинать прямо с первого абзаца. Однако должна предупредить — текста будет довольно много, и делить его на главы я не буду. Поэтому для вашего удобства оставлю здесь небольшое оглавление. Оно поделено, скорее, условно — я всё равно буду то и дело съезжать с намеченного маршрута, вспоминая что-нибудь ещё, но навигацию это должно упростить. Оно не кликабельно, но вы можете ткнуть в Поиск по странице (для быстрого вызова строчки — Ctrl+F с ПК, что удобнее, или с телефона через три точки) и вбить в него один из следующих пунктов. А для возврата сюда просто пробейте туда же ОГЛАВЛЕНИЕ. :) ВСТУПЛЕНИЕ НАЧАЛО РАБОТЫ 1 ЭТАП 2 ЭТАП 3 ЭТАП 4 ЭТАП 5 ЭТАП 6 ЭТАП 7 ЭТАП 8 ЭТАП 9 ЭТАП ПАРАЛЛЕЛИ (и прочие скрытые детальки) НЕВОШЕДШЕЕ ПОСЛЕСЛОВИЕ =================ВСТУПЛЕНИЕ
Итак, всё началось так. Будучи жителем Твиттера, я, как и обычно, зашла в одну из рандомных веток. Кажется, тема в первом твите там была «Что бы вы сказали юному/юной себе?». И, не особенно думая, я стала листать ответы к нему. Но тут мой взгляд наткнулся на один-единственный твит. И в нём девушка написала лишь одну фразу. «У тебя такие грустные глаза…» Помните? Уверена, что так. Ведь именно эта фраза стала отправной точкой моих мыслительных процессов — а также фразой, открывающей И (условно) закрывающей всю работу. Она оказала на меня наибольшее влияние, и, лишь увидев её, я больше не смогла вытряхнуть её из головы. Фраза отправилась в Заметки, а я — начала думать. «Интересно, на кого она бы легла?..» Первая мысль? Сяо, и Венти, из небезызвестного ныне Genshin Impact, по которому я в тот момент также творила (и до сих пор пребываю в фандоме). По этим двоим я ещё не писала, но мне они казались, и кажутся — таким источником нежности… Я решила, что это неплохая идея… для драббла, почему бы и нет? Но следом, почти в тот же момент ко мне пришла идея под номером два. Сасароши. Погодите, сасароши?.. Я ведь их и не знаю-то толком. А то, что мне до ужаса нравился Сасара, не делало бы мне за меня же всю работу. :'D О Рошо я на тот момент не знала буквально ничего сверх информации с англоязычной Википедии. Ни-че-го… Более того, я и голоса-то его отличать в песнях ещё не могла. Не знала, кем он, кроме бывшего напарника в комедийном дуэте (и нынешнего сокомандника), приходился Сасаре. Не имела ни даже малейшего понятия, каков его характер и мотивы. Манга с ними на тот момент мной прочитана не была. Сд-драмы? Пфффф.)))) Я даже (почему-то) не думала браться за их прослушивание. А… вспомнила, почему. И сделаю оговорку. Я не считаю себя полностью имунной к спойлерам всех видов, однако я в целом переношу их довольно просто, и поэтому, кажется, ещё до начала работы ненароком словила несколько из них в лицо. Но о дх, и особенно о Рошо я до этого момента не знала почти ничего. Почему? Попросту не интересовалась. В фандоме я была совсем недавно, и нахватала себе фавов, в общем-то, отдельно от дивизионов — по внешности и песням+характерам, которые можно было выловить из этих самых песен. Мне на тот момент до сих пор было не совсем ясно, что творилось в основном сюжете, как к нему относился каждый из дивизионов — долгое время бо́льшая часть моих знаний, громко говоря, исходила из прослушанных мною песен и общих фактов со страниц Википедии. И Рошо относился к той малой категории персонажей, которых я не прогугливала в свободное время вовсе. (Выделяю именно Рошо, потому что о Сасаре из-за своей заинтересованности при малой осведомлённости я ещё могла делать какие-то выводы, а о Рошо… я даже фамилию его выучила только где-то в районе начала работы. Можете представлять масштаб трагедии (или комедии).))0) Однако в какой-то момент я поняла — у меня уже есть некоторое представление о них двоих как о шипе. И бросать всё и начинать знакомиться с каноном? Нет уж. Я уже понимала, что, при всём своём скептицизме по отношению к метке fix-it, головой я медденно но верно шла к ней. И теперь уже, узнай я сперва канон от начала до конца — я бы не смогла написать эту работу с той же свободой, которую в итоге обрела. Ведь сама идея (из увиденной в твите фразы) о написании работы пришла ко мне, когда я уже имела в голове те конкретные устоявшиеся наметки их образов. Даже мало зная о Рошо, и чуть больше — о Сасаре, я мысленно прикинула. С анализом персонажей и связыванием нитей в них воедино тут и там у меня не сказать, что большие проблемы. В анализ персонажей я могу, и это интересно. Так почему бы… не попробовать? И в тот момент мне стало ясно. Я решила проверить саму себя. Не просто написать — раскрыть Рошо (и Сасару заодно) как персонажа, не трогая, не знакомясь с каноном, не пошатывая того образа, что при почти полном отсутствии знаний о каноне у меня о нём в ходе размышлений сложился, и, конечно же, на полную раскрыть их отношения — стало делом принципиальной важности.))) И в этот момент всё началось.НАЧАЛО РАБОТЫ
Я начала работать. Только серверам гугла известно, сколько всего раз за работу (даже на последних её стадиях/главах) я заглядывала на их странички Википедии, как по крупицам (а об участниках дх там и вправду пока лишь крупицы) собирая всю инфу без больших спойлеров, что только могла из неё выжать, всматривалась в портреты, читала интересные факты, этимологию имён… Повторюсь снова, я взяла за принцип — не заглядывать ни в канонную мангу, ни слушать сд-драм — больше всего на свете боясь застопорить процесс, потому что канон в моей голове передавит все те образы, что я уже начала понемногу о них строить. Изначально эта работа, по этой самой задумке «У тебя такие грустные глаза», кажется, должна была быть драбблом. Но почти сразу после родилась немного иная мысль — а что, если сборник драбблов? Я могла бы написать несколько оторванных друг от друга, но в общем связанных по хронологии частей, от их детства-юношества до взросления и как становления как отдельных личностей, так и развития отношений между ними. Эти части должны были быть коротенькими, ощущаться как обрывки, или как фотографии из альбома. Работы немного... …думала я.)))) Но, конечно же, Естественно, в случае со мной этого провернуть не удалось. Уже на первой части я почувствовала — мне не хватает слов. И не хватает критически. Если вы знакомы с другими моими большими работами, или же знаете меня по сети, или даже сейчас читаете эту работу и часть, то наверняка знаете — изъясняться коротко и сжато я почти никогда не умею. В то же время я противник бесполезной воды (хотя сама вода и очень полезна, пейте воду!) — поэтому, несмотря на размах почти всех моих текстов, я уделяю все используемые слова делу. Описанию окружения, где нужно, внешности (где без неё никак), но, что намного важнее — чувств, мыслей, и слов, как высказанных, так и навсегда в мыслях персонажей запечатанных. Об этом огромном мире у меня просто не получается писать коротко. И ничего больше, чем эту свободу, я в писательстве, наверное, не ценю. Но вернёмся к самой работе (иногда буду называть её РМиП — по первым буквам слов названия). Я начала писать. И то, что я поняла уже на первых порах — мне тяжело. Сперва я никак не могла понять — почему? На первых порах от огня меня не потушить, я строчу сотни и тысячи слов, переполненная вдохновением, так что сейчас? Ответ нашёлся быстро. Дети. Дети, дети, дети… не поймите неверно, я, в общем, нормально отношусь к детям. Но проблема была не в этом. Я абсолютно не представляла, как работают их головы. О чём они думают, что чувствуют, как реагируют друг на друга, на чужие слова и поступки. До этого я лишь раз (той работы нет на фб) описывала кого-то, кто сошёл бы за детей — но это были уже юноши, с ними таких проблем и близко не возникало. Но в РМиПе же на самых первых главах передо мной встали Сасара и Рошо, которым не было и семи. Даже имея сиблинга примерно такого возраста, я не могла и представить, что творилось у него в голове, и чем он руководствовался, совершая те или иные поступки. А понимать это было критически важно. И естественно, что даже дети в возрасте пяти лет уже были разными, и описывать их, списывая всё с одного реального ребёнка — попросту неразумно. Ситуации совсем не помогал тот факт, что я до сих пор не могла чётко сформулировать их характеры у себя в голове. А ещё — каждый человек в детстве был не таким, каким стал, повзрослев. Как же именно изменились Сасара и Рошо? С Сасарой было немного проще — приветливый, улыбчивый и компанейский даже в то время ребёнок представлялся без особого труда. Но Рошо… это было отчасти жёстко. :'D Кем его представить? Плаксой? Тихоней? Ребёнком без особых черт? Но тогда не за чем будет особенно наблюдать. Ещё одна оговорка. Ещё на ранних стадиях работы, когда стало ясно, что драбблом всё не ограничится, и надо делать сборник (что впоследствии тоже поменялось, но об этом позже), я решила каждую главу поочерёдно отдавать перспективу повествования одному из них. Для тех, кому эта тема не очень знакома — читая фанфик или другое литературное произведение, где есть несколько главных героев — замечали, кому автор даёт «внутренний голос»? Чьи мысли доступны читателю, чьими глазами мы смотрим на окружающий мир и оцениваем других персонажей вокруг? Этот персонаж и владеет перспективой. Для краткости, уже понимая, что это значит, для себя я использовала слова «от лица того-то», что не совсем верно, конечно — перспектива может отдаваться и отдаётся при повествовании от третьего лица в том числе. Думаю, без труда сможете вспомнить или представить, как странно выглядит произведение, в котором читатель «читает» мысли сразу всех героев в кадре, и непонятно, чьё отношение выражается в тех событиях, что перед нами разворачиваются. Об этой перспективе я и говорю. Моим планом было: на одну часть отдать её Сасаре, потом Рошо, потом Сасаре, потом снова Рошо… и так до конца. Но, как видите, и здесь план вынужден был подвинуться перед суровой реальностью.)) А реальность была такова — некоторые части по примерному плану просто не хотели ложиться на того или иного персонажа, в какую сторону их ни прокрути. В одной просто позарез был нужен «взгляд» Рошо, в другой я уже придумала конкретную фразу, которую должен подумать Сасара, несмотря на план, по которому он должен был отдать перспективу Рошо в этой главе… В общем, в какой-то момент пошла путаница, и границы этого плана с передачей перспектив было решено опустить. Помните? Свобода. Несмотря на всю свою любовь к планам и структурированию информации как только возможно, писательство — процесс, и мой процесс, поэтому здесь логика уступает велению сердца во всех случаях, если оно что-то захочет велить.) И случилось совершенно удивительное и непредвиденное — Рошо стало больше. И не просто больше — а слишком много. Работа, даже отбросив план поочерёдных перспектив, уже не делилась по их количеству напополам. И тогда этот самый план окончательно полетел в топку.) То, что казалось мне ещё более странным — помните, как я говорила, что ничего не знаю о Рошо? Я крутила эту мысль и этот факт в голове постоянно, пока руки писали очередную часть с его перспективой. Я должна была его, Рошо, совершенно не понимать — должна была отдать место под прожекторами Сасаре, и как начинала писать на двигателе своей любви к нему, так и продолжить. Но чем больше я о Рошо писала, тем больше он мне, казалось, раскрывался — притом, что вся база данных в моей голове о нём ограничивалась огрызком странички Википедии. Но из него моими собственными руками стало вырастать и развиваться нечто большее. Вернёмся таки к линии повествования. Прошла первая глава — одна из тяжелейших по причине «дети» (я уверена, что хотела переписывать и перекраивать её — и в ней, к слову, видно, как я всё ещё не могла до конца определиться с перспективой). Прошла вторая, и всё ещё, по той же причине, было непросто. Третья. В процессе работы я не делила эту работу по главам, сделав это лишь на этапе выкладки, но текст примерно первых 3-4 глав оказался для меня наиболее тяжёлым. Каждое написанное слово я ощущала себя не в своей тарелке. Потому что на тот момент я одновременно пыталась совладать с «детьми» и повествованием от их перспективы, с неопределённостью по части формата работы (я всё ещё надеялась, что это будет нечто вроде сборника отрывистых ярких моментов их жизни, поэтому многое пыталась сжимать, что влияло на меня ещё хуже), по части объёма каждого из кусочков (я пыталась втиснуть себя в средне-малые рамки, несмотря на то, что знаю, что не могу свободно работать в таком режиме, когда приходится у самой себя отнимать слова ради краткости). Было много всего, что тянуло меня вниз. Но ни разу у меня не возникало серьёзной мысли бросить. Как, впрочем, и со всеми важными для меня делами и проектами. А закончить эту работу было принципиально важно. Это было моей первой работой по этому фандому, и эта идея настолько меня захватила, что я, поддавшись ей, вынужденно на время оставила другую крупную работу-впроцессник — лишь бы не потерять эту страсть и этот огонь. И довести дело до самого конца. В конце концов я смогла преодолеть тяжесть первых глав (несмотря на мой страх до сих пор, что глазу читателя эта разница и перевес в напряжении очень заметны (я надеюсь, что нет)). И уже дальше я рванула на всех парусах.))) Кажется, первым фрагментом, который пошёл у меня значительно лучше и легче, естественнее, было первое, «вступительное» занятие мандзай, со сценкой-примером от преподавателей — и судьбоносным избранием ролей Сасары и Рошо. К слову, об избрании. Вы ни за что не поверите, н а с к о л ь к о сложно мне было сделать этот выбор.))) Выбор, кого из них сделать цуккоми на сцене, а кого бокэ. Потому что — обратимся к канону, как к нему обращалась и я. Всё, что из уст преподавателей в работе было рассказано о жанре мандзай — правда. Поэтому напомню. «Снаряжение» цуккоми — веер, которым он с давних времён существования этого жанра традиционно хлопает бокэ по голове за глупость (пусть и сейчас в современности это редко встречается). У кого в каноне был веер? Сасара — это помним мы все. Но кто из них двоих больше всего подошёл бы на роль цуккоми? Без сомнения, Рошо. Все их взаимодействия — в песнях, в драмках, даже в манге (из того, что видела я) — построены, буквально пронизаны духом мандзай — Рошо вечно осаживает Сасару за «дурость» к месту и не к месту — традиционный пример мандзай в реальной жизни.)) Но что следовало сделать мне? У меня была задумка, или додумка о каноне. Что, если в их комедийном дуэте во время его существования веер по закону принадлежал Рошо, как истинному цуккоми? А после распада Сасара, оставшись в комедии один (и вынужденный начать сольную карьеру, не в силах найти достойной замены Рошо), «перенял» его веер себе — символически став и бокэ, и цуккоми в одном лице? Я находилась на перепутье. Что мне следовало выбрать?.. Это серьёзно было одной из тех дилемм, едва ли не мучивших меня ночами. :'D Ведь, не решив её, я не могла двинуться дальше. А от её исхода перевернулось бы всё повествование. Ведь это не просто «поменять имена местами» — это меняло сам ход большинства сюжетных линий. И в какой-то момент я всё же подумала — так почему мне не сделать всё с точностью до наоборот? Пусть веер, как и в каноне, остаётся у Сасары. Пусть будет цуккоми? Это будет выглядеть странно, возможно, даже комично — но это было и челленджем для меня. Возможно, я не хотела делать этот поворот сюжета очевидным — а, возможно, я хотела этого испытания. Ведь брать на себя непривычные амплуа могло подбросить дополнительный «уголь» сюжету. В какой-то мере, да?.. А вообще, я сейчас просмотрела свои твиты за этот период (потому что я точно помнила, что мучилась публично хд). Всё в обратном порядке. Изначально я хотела сделать Сасару цуккоми — потому что он носил веер, и я не могла просто оставить это без внимания (несмотря на то, что я не исключала вероятности, что веер ему в каноне вполне могли добавить, чтобы показать связь с миром комедии). Но чем больше думала, тем больше понимала, что ему эта роль абсолютно не подходит (там же я высказала предположение о том, что он «перенял» то, что осталось от Рошо после их разрыва) — и притом я не хотела переворачивать всё с ног на голову, если это действительно бы оказалось каноном. Но в конце концов я решила избрать тот путь, к которому, наиболее сомнительному, я и склонялась вначале — и его результаты вы узрели собственными глазами в этой работе.) И я считаю, это неплохо повлияло на сюжет — ничуть его не испортив. Я осталась довольна. И даже то, что Рошо «чувствовал себя не в своей тарелке» из-за избранной роли вначале, по какой-то причине отзывалось и мне. Возможно, это отголоски работы над первыми главами — а может, в тот момент я уже поняла, что этот персонаж мне в целом оказался намного более близок, чем я ожидала. :'D И в этот момент, кажется, начался новый этап этой работы.1 ЭТАП
Этот выбор был одним из самых важных, определив дальнейшее развитие сюжета — развязав мне, наконец, руки в придумывании следующих сцен и событий. Следующие главы — я уже начала понимать больше. О сюжете, о персонажах, о ролях, которые они исполняют (не только в комедии). О чувствах, которые каждые из них будут испытывать. Больше — но всё ещё критически недостаточно. И я начала исследовать. Вообще, вся эта дополнительная часть будет выглядеть довольно отрывисто, потому что некоторые моменты в работе из-за своей сложности и важности задержались у меня в памяти в мельчайших деталях, а некоторые я «пролетела», не задумываясь (что не делает их хуже написанными — а, скорее, просто для меня проще). Одним из самых интересных для меня (и для читателя, думаю) моментов в этой работе стали комические сценки! Это отдельный — и один из любимых, но, тем не менее, сложный — этап работы. Изначально я собиралась, как очень часто делаю, усложнить себе жизнь и, изучив культуру и построение таких мандзай-сценок, сочинить свои собственные. Но когда я принялась искать примеры, которые мне бы в этом помогли, то обнаружила дуэт JaruJaru — и просто влюбилась. Я поняла, что никогда не смогу сочинить нечто настолько же аутентичное и просто уморительное. Но именно поэтому я решила сделать то, в чём ещё, кроме писательства, способна — на перевод. И поэтому, как я и говорила — все сценки в этой работе, а также отдельные шутки вне сценок, мелькнувшие в сюжете в процессе сочинительства, были адаптированы и переведены на русский язык моими руками. А если кроме этого — серьёзно, просто зацените этих ребят! Японский юмор может показаться странным тем, кто к нему не привык, но стоит им проникнуться — как вы уже валяетесь на полу со смеху, как валялась я, выбирая, а затем переводя и вставляя эти сценки в работу. хд К слову, сценка, которую в качестве демонстрации представили Саяка со своим напарником — не принадлежала JaruJaru, но так мне понравилась, что я не смогла не взять и её тоже. В оригинале её также сыграли мужчина и женщина — и в этом случае я сохранила роли из оригинала соответственно персонажам! Поэтому женщина, отыгравшая за бокэ в оригинальной сценке, была женщиной-бокэ и у меня. х) А ещё поиски подходящих к сюжету и персонажам сценок я начала почти сразу же — когда поняла, что хочу вставить их как факт в повествование. Поэтому в какой-то момент у меня собралось несколько сценок, которые я затем стала последовательно, по мере появления в сюжете, переводить и вписывать. Это немного отличалось от общей писательской деятельности, и было пусть и сложно местами, но невероятно интересно!2 ЭТАП
А далее последовала часть, которая в конце концов стала для меня одной из самых-самых любимых — сцена клуба. А вот небольшая деталь, которая не попала в сюжет, но была с этой работой с этапа планирования и с самых первых заметок о ней. При входе в клуб Сасара должен был указать не на свои примечательные зелёные волосы (давшие им проход через вышибал как уже нашумевшему в кругах ценителей комейдиному дуэту) — а на значок в форме веера. Да-да, именно тот, что есть у всех Дотсуитаре Хомпо в каноне. На самом деле, этот значок должен был (и изначально был придуман в соответствующей заметке) появиться в самой последней сцене — когда Рошо положил на стойку перед Сасарой свои очки. Вместо очков, как изначально я писала в заметках, должен был быть этот самый значок. Позже, когда я придумывала сцену клуба, я решила добавить этот значок и туда как «опознавательный знак» их как комедийного дуэта. Но впоследствии я решила вообще убрать его из сюжета по какой-то причине, которой сейчас в точности не упомню. Возможно, потому что как сам элемент этот значок был недостаточно экспрессивным, и не нёс в себе ничего, кроме, собственно, отсылки на сюжет (а если читатель не знал об этом значке, это и вовсе могло не иметь для него смысла). Либо он казался незначительным, но больше в смысле «мне пришлось бы детально объяснять и описывать, что это за значок». Для предмета, оторванно от всего появившегося бы в работе всего дважды, это уж слишком много чести и внимания — а ещё сбило бы ритм повествования в обоих случаях, особенно в последней сцене, где погрузиться в чувства, в ностальгию и тоску по ушедшему всеми возможными способами было критически важным. И очки на эту роль как никогда хорошо, на мой взгляд, подошли. И да, наметки финальной сцены их встречи были придуманы одной из самых первых — как та, ради которой всё, собственно, писалось вначале. А затем, конечно, всё стало не только ради той сцены — но ради восхитительной и полной работы, которая рассказала бы их историю от начала и до конца. Не помню, говорила ли это уже, но изначально эта работа должна была быть чем-то вроде небольшого сборника драбблов — каждый из которых бы отрывисто и последовательно рассказывал о каком-то периоде жизни этих двоих, начиная с раннего детства, когда они встретились, и заканчивая их воссоединением спустя долгие годы. Такого формата работы я старалась придерживаться первые пару частей, когда ещё не была уверена, как именно построить повествование — прежде чем поняла, что эта работа уже никак не может быть «маленькой и сжатой». И вообще, с первых секунд зарождения сюжета у меня появилось две заметки. Первая — «у тебя такие грустные глаза» — фраза, которую я случайно увидела в Твиттере как один из чьих-то реплаев, и которую, как и говорила, я успела примерить на несколько шипов, прежде чем остановиться на сасарошах. А вторая, дословно, выглядела так: «Сасара/Рошо? Cage The Elephant — Cigarette Daydreams.» Именно так — и именно в тот момент — в моей голове, помимо двух основных сцен — финальной и самой начальной — появилась первая зарисовка той самой сцены разрыва под дождём. Но о ней поговорим чуть позже. И вернёмся к сцене клуба. А самой любимой она для меня стала по многим причинам, но основная из них — именно в этой главе я поняла, «на чьей стороне» стою в этой работе. За кого я чувствую. И если до этого я старалась делить всю работу по частям примерно напополам, где одна часть бы отводилась «видению» Сасары, а другая — Рошо, до на этой главе, кажется, стало окончательно ясно, что моё сердце и писательское чувство отдано именно Рошо. Момент, когда он начинает говорить о своём «школьном друге» — и его захлёстывает — чувствами, страхом, надеждой — рванув наружу безудержным словесным потоком — пожалуй, навсегда останется для меня одним из самых дорогих во всей работе. Когда я писала его, то не чувствовала, что «должна придумать, что сказал бы Рошо». Я как будто писала сама — от себя, и в то же время за него. Абсолютное единение двух душ — писателя и персонажа. Никогда в жизни я ещё такого не испытывала. Я даже не помню процесса работы конкретно над той их частью диалога — потому что в тот момент меня будто затуманило, и очнулась я лишь тогда, когда дописала до конца этот до боли искренний, уязвимый, отчаянный, и всё же робко надеющийся на счастье кусочек его пьяного монолога. Я могла бы говорить о нём так долго и с таким чувством, но просто оставлю вас с осознанием, насколько близким для меня как для писателя стал этот момент, и как много я в него в итоге, сама того не ожидая, вложила. И даже не упоминая факта, что он стал переломным именно для Сасары — осознавшего — это один из самых чувственных моментов всей работы. И я до сих пор люблю его всем своим трепетным сердцем.3 ЭТАП
Этот этап условно окончился на моменте, когда Сасара с вусмерть пьяным Рошо вывалились из клуба на улицу. И с этого момента начался один из наиболее тяжёлых — действительно, тяжёлых — периодов в моей работе. Тяжелее — и душевно, и умственно, и творчески — чем даже самые первые части, когда я была не уверена в том, что пишу, и брела в темноте. Но дело было не в сюжете. Вплоть до момента «выхода из клуба» я писала эту работу на своём компьютере, через Ворд, как и обычно. Но в конце июля 2021-го года — когда работа над РМиПом была в самом разгаре — у меня намечалась поездка в другой город. И я подумала: почему не взять файл с собой? Я ни за что на свете не смогла бы неделю совсем ничего не писать — а писать оторванные сцены без предыдущего текста перед глазами я не могу. И это не говоря уже о том, что чисто морально моё поле действия чётко поделено на Заметки и Ворд: в первых — только идеи и дополняющие их зарисовки, а во втором — полноценные работы. Я могу набрасывать что-то по части будущего сюжета и в вордовском документе, если что-то пришло в голову в процессе написания текста (как я часто и делаю), но заметки для вдумчивой работы над текстами мне не подходят (функционал значения не имеет). Поэтому, чтобы не брать с собой ноутбук (он бы принёс много неудобств и неоправданных рисков), я скачала себе Ворд на телефон. Не самый лучший вариант, но между «писать в Ворде с телефона» и «не писать до приезда домой» мой выбор был очевиден. Я этой работой просто горела — мне нельзя было вот так лишать себя возможности писать.) И, как и ожидалось, это было отличным решением (как мне показалось сначала). Работа в «телефонном» Ворде была не такой комфортной, но вполне терпимой. Я писала каждый день в свободное время, когда возвращалась в хостел, и перед сном, засиживаясь допоздна, и написала очень большой и хороший кусок текста (до какого именно момента сюжета я дошла в поездке, я скажу позже). Пока однажды, так же сев за работу одним вечером, не открыла Ворд — и не обнаружила полностью пустой, кристально чистый лист. Сколько бы я ни открывала его снова и снова — он весил 0 Байт, в нём не было ни единого символа, а других копий его не было и подавно. И тогда я просто разбилась. У меня не было сил не просто поверить — даже заплакать. Телефонный Ворд, который по умолчанию был настроен на автосохранение, по-видимому, пролагал — и стёр всё, что было мною написано. Весь тот кусок текста — который к тому моменту моей каждодневной усиленной работы успел охватить несколько глав — исчез без следа. Даже сейчас вспоминать об этом очень больно. В ту же ночь я, желая, честно, просто проснуться, просто убедиться, что этот кошмар мне только снится, что этого на самом деле не случилось — что я ничего… не потеряла… Кажется, в ту же ночь я просидела над Вордом несколько часов. Заново — каждые несколько минут буквально вручную пересылая получившийся кусок на флэшку, чтобы на этот раз точно ничего не потерять. Паранойя, которая была моей последней надеждой, что уж на этот раз всё точно будет в сохранности на отдельном носителе, и я ничего не потеряю. Хотя в тот момент я потеряла в Ворд всякую веру. У меня на флэшке была с собой резервная копия файла из дома — все те главы, что я написала на ноутбуке до отъезда. Поэтому, достав его с флэшки ещё раз, я начала восстанавливать всё то, что исчезло. И начала писать весь текст заново. Я не могу ни с чем сравнить эту безумную боль — от этого случая, от этого периода, от отчаяния, в которое я буквально за секунду рухнула без каких-либо сил подняться. Но одно я знала точно. Эту работу я не могла бросить. Не имела права бросить. И потому, собрав себя, как могла, я начала писать заново. То, не преуменьшить, благословление, что снизошло на меня, а вернее — оказалось под рукой — Т9. Мой Т9 запоминает слова и их последовательность, введённые недавно, а значит, если кликать на слова в верном порядке — то им пишутся целые предложения. И в тот момент, когда я поняла, что он до сих пор помнит даже самые начальные написанные мной предложения — у меня отчасти отлегло от сердца. Это было моим лучом света, без которого я бы, возможно, даже не смогла бы, в конце концов, выйти из этой темноты. Т9 помогал мне вспоминать формулировки, которые были написаны в удалённом куске — и оттого, что я так отчаянно пыталась вспомнить всё, что писала, но ещё и потому, что в памяти очень многое у меня ещё было свежо — мне иногда удавалось восстанавливать некоторые предложения почти без измений. Мне было больно, больно, мучительно больно постоянно — от самых мельчайших деталей, которые, как ни старалась, я не могла восстановить безупречно. Исчезло всё написанное с 29 июля по 1 августа. Это кажется небольшим промежутком времени, но за эти дни я написала просто огромный кусок текста. Более 4000 слов, вдумчивых, полных моих искренних чувств и мыслей, идей — я будто повторяла заново, и каждый раз — не так идеально, как было в предыдущий, исчезнувший. Но второй бесценной и неоценимой помощью, безусловно, были мои заметки. Одну из сцен я, на счастье, заранее, до появления в сюжете и основном тексте, уже почти полностью написала в них, и поэтому вспоминать мне пришлось лишь её часть. Это была сцена разговора Рошо с его матерью — когда она поставила ему тот самый ультиматум о будущем. И несколько моментов (не так много, как хотелось бы) тоже были в заметках, и мне удавалось отталкиваться от них и тем самым облегчать себе восстановление. И вот, 5 августа в половину четвёртого утра, сидя в гостиной нашего хостела, где, кроме меня, была лишь наша загадочная красивая администраторша и парень, сочинявший музыку на компьютере допоздна, с играющим на фоне артхаусным фильмом Тарантино по телевизору — я официально закончила восстановление всего того, что потеряла. Судя по Твиттеру, я поделила утраченное на пять сцен — но как именно поделила, сейчас мне уже непросто сказать. Последний кусочек ласт сцены (не помню точно, какой), когда Ворд начал лагать просто нестерпимо, я уже дописывала в Заметках, несмотря на трудности из-за своих привычек, о которых говорила выше. И, как и сказала ранее, что скажу — я восстанавлива текст с момента, когда сасарошо выбежали из клуба — и ровно до строчки «Давая Рошо нужную ему минуту — чтобы остудить полыхавшее жаром лицо.» Это был момент, когда после того разговора с матерью Рошо получил от Сасары сообщение-приглашение, и понёсся к нему, а потом затолкал его, босого, к нему же в дом. И я могла бы сказать ещё много, на самом деле — но даже смотреть на хронологию твитов, чтобы искать конкретные рамки работы по восстановлению, было больно — хотя, казалось бы, прошло уже столько времени. Я старалась, как могла, и надеюсь, этот текст в конце концов стал лишь лучше — даже если потерял какие-то мелкие части. Убедить себя, перфекциониста, больше всего привязанного к важным для него вещам, в этом было сложно, но у меня не было выбора, кроме как идти вперёд и работать с тем, что есть — вспоминая, вспоминая, вспоминая. Делая текст лучше — и не оглядываться на то, чего уже не вернуть из памяти. В отдельности отдам должное тем людям из Тви, кто, пусть и не мог помочь мне в полной мере, поддерживали морально, особенно в первые часы/день после исчезновения текста. Если бы я и смогла выкарабкаться без них, это было бы намного-намного тяжелее. Спасибо вам. И предлагаю перейти к следующему этапу — а о сюжете ещё поговорим.4 ЭТАП
Этот этап как бы вложен в третий, так как трагедию я решила выделить отдельно — но в процессе восстановления, как я и говорила, было написано аж пять сцен. Так что откатимся немножко назад. После того, как Сасара потащил пьяного Рошо к нему домой, я добавила, как хотела ещё на ранних этапах работы, маленькую деталь — факт, что у Сасары были запасные от его дома ключи. х) Это такая маленькая пасхалочка для тех, кто помнит сценку с ключами в канонной драмке Дотсуитаре Хомпо — когда Сасара наведался к Рошо без предупреждения (и, вестимо, безо всякого приглашения). И следом за тем шла сцена, когда Сасара дотаскивал его до комнаты — и то, что случилось после — пьяный полу-поцелуй в шею, и мольба. Эта сцена для меня оказалась, пожалуй, одной из самых тяжёлых для восстановления. Мне казалось, что из неё я помнила меньше всего, а чувств она в себе также несла немало — а возможно, здесь сыграл и стресс от потери такого куска текста, случившейся настолько недавно. Но в конце концов этот момент сам собой привёл нас к следующей сцене. Сцена телефонного разговора. И эта сцена пришла мне в голову абсолютно случайно — ещё до поездки, в конце июля, я возвращалась от стоматолога, и, стоя на остановке, слушала музыку. Как вдруг у меня в наушниках заиграла случайная Dayglow — Can I Call You Tonight, которой я никогда прежде не слышала. И эта сцена родилась за секунды. Кажется, ещё не закончив слушать песни, я уже набросала пару строчек возможного телефонного диалога и поняла — этому моменту в работе быть. На тот момент я уже осознала, что большая часть спотлайта повествования была мною невольно отдана Рошо — но чувства Сасары всё ещё было очень важно раскрыть, развить, а главное — показать. И не отдельно от Рошо — а вместе с ним. Эта песня — и эта сцена — просто идеально для этого подошли. А слова Сасары «Просто хотел разобраться в том, что чувствую» — были буквально взяты из строчек этой самой песни. So can I call you tonight? I'm trying to make up my mind Just how I feel Could you tell me what's real? (Можно, я позвоню тебе сегодня ночью? Я просто пытаюсь понять, Что чувствую. Прошу, скажешь мне, что из этого — настоящее?) И, на самом деле, каждая строчка оттуда откликается в этой главе — настроением, чувством, посылом. Душевными метаниями и неуверенностью Сасары, перед которым Рошо — за один вечер в клубе — предстал человеком всё ещё родным, но теперь — с совершенно новыми, скрытыми от его глаз переживаниями, тяжестями и чувствами, словно Рошо ненароком вывернул их перед ним наизнанку. И с этим вихрем чувств Сасаре нужно было что-то делать — чтобы понять, что он чувствует сам, и чтобы не сделать Рошо ещё больнее, чем тому уже было — от сокрытия всего этого внутри в полном одиночестве так долго. А что лучше в такой момент сомнения, чем разговор с самим Рошо? Даже если этот звонок Сасары был настолько спонтанным, что он не мог дождаться утра — чтобы услышать его голос, и, через собственные шутку и смех, попытаться понять, что, в конце концов, чувствует сам. А, может, спонтанность была лишь предлогом, и он понимал, что на утро Рошо будет куда лучше и трезвее осознавать свои и чужие действия и слова, и такого же сонного, но по-своему откровенного разговора может не получиться?.. Мы никогда не узнаем. И сам Сасара даже не совсем понимал, для чего звонит — но, тем не менее, этот короткий звонок помог ему разобраться в самом себе. Ведь и он сам думает намного больше, чем говорит вслух. А сохранить при этом чувства Рошо, не раня их ещё больше — было для него важнее всего. После того, как я точно поняла, что именно хочу написать в этой сцене диалога — и что я хочу её написать — вдобавок к невероятному приливу вдохновения, который мне подарила эта песня — эта же песня стала отражением моей собственной души на очень долгое время. Таких песен у меня и вправду очень мало — но Can I Call You Tonight я могу с уверенностью вписать в этот скромный список. И музыка, и текст, и настроение, и голос — всё. Сейчас я не слушаю её так часто, и она хранится как тёплое и драгоценное воспоминание — но она всё ещё остаётся песней, окрашенной в цвет моей собственной души. Поэтому, конечно, в примечаниях к той главе я указала её не просто так. А ещё — в самом конце этой главы, когда Сасара кладёт трубку, и фокус повествования смещается на него — выясняется, что он тоже не спал, потому что писал что-то. Я никогда не раскрывала, что именно, но изначально моей задумкой был их комедийный сценарий. По логике «не спится от беспокойных мыслей и размышлений о случившемся и о Рошо — пущу энергию на шутки для сценария». х) Но это, опять же, уточнение, которого не случилось в истории за простой ненадобностью такого дополнения. Но теперь вы знаете! А вообще — дополнительная заметка — по ходу рассказа я сейчас вспоминаю и другие моменты, которые либо не вошли в РМиП, либо очень видоизменились в процессе работы — поэтому в конце я к ним ещё вернусь!5 ЭТАП
Следом за ночным звонком, позволившим, наконец-то, читателю заглянуть и в чувства Сасары, теперь, как оказалось тоже лишённого покоя и стабильности — следовала сцена разговора Рошо со своей мамой. Скажу честно — сейчас я вообще не помню, откуда у меня возникла идея её написать. Но вот эту сцену (которая тоже была в числе удалённых и затем заново переписанных) я, как уже упоминала ранее, почти полностью написала в заметках, и уже потом оттуда переносила в Ворд. Такое редко бывает, тем более что сцена немаленькая (хотя в Заметках был написан, скорее, её костяк и несколько отдельных дословных фраз). Но это может значить лишь то, что в момент появления в моих мыслях эта сцена показалась мне настолько важной и настолько меня захватила своей подходящестью, что я даже не переключилась на Ворд — просто продолжив писать там, где начала. Апдейт из будущего: а вообще, я сейчас, пролистывая заметки, поняла, откуда. Идея добавления этого разговора возникла ещё, как оказалось, на сааамых первых заметках по работе — там, где я впервые придумала сцену расставания под дождём. В той заметке я написала, что Рошо (который должен был признаться в этом Сасаре как раз-таки тогда под дождём) сказал, что, говоря кратко, «мои родители против», и «они ждут успехов, иначе меня отправлят в университет». То есть, так или иначе эта идея зрела во мне ещё с первых написанных страниц — и когда пришло её время, эта сцена вписалась в работу идеально сама по себе. х) И в тот момент, когда после некоего раскрытия чувств Сасары я вернулась к Рошо — возник этот самый конфликт. Он был добавлен далеко не только ради «обострения» сюжета (хотя в итоге он обострил его ещё сильнее, чем я предполагала, став переломным моментом) — но, в конце концов, он ещё больше раскрыл Рошо как человека со своими страхами, надеждами, обидами и вещами, которых он не может в себе изменить. Фраза, которая появится в повествовании намного позже, но также будет отсылать нас к характеру и воспитанию Рошо (и, косвенно — к этому самому разговору), одна из самых мощных и запоминающихся в работе лично для меня. Она до сих пор лежит у меня на душе неприятным осадком. Потому что, возможно, откликается слишком сильно. «Ну, разумеется. Кем ещё он мог вырасти в семье повёрнутых на успехе перфекционистов?» Думаю, об этом разговоре, опять же, переломившем собою, по сути, весь сюжет ещё раз, говорить много не нужно. А вообще, если говорить о переломных моментах, я лишь сейчас поняла — и мне это очень нравится — что в работе их, на самом деле, два. Первый — романтический — в сцене клуба, когда чувства Рошо, крепко закупоренные на протяжение долгого времени, наконец, выходят наружу. А второй — эмоций и будущего именно Рошо как главного героя — как раз-таки разговор с матерью. Потому что, в конце концов, второй повлиял на сюжет даже сильнее, чем первый. Не будь этого ультиматума — «успех или университет» — Рошо с того самого дня не стал бы ощущать этой смертельной гонки со временем и сценой. Не будь её слов «Ты достоин лучшего» и, что услышать для него было в стократ страшнее — «Сасара может справиться как-нибудь без тебя» — он, возможно, никогда бы всерьёз не подумал, что недостоин Сасары. Он просто не дал бы Рошо возможности о таком задуматься. Потому что до этого времени Сасара никогда не переставал поддерживать Рошо во всём, чем бы они вместе и по-отдельности ни занимались. Сасара, изначально парень с лёгкой головой без особой мечты и цели (как мы узнаём из сцены с ночёвкой) — по сути, разделил с Рошо мечту всей его жизни, взяв его за руку на жизненном пути, с широкой улыбкой без тени сомнения — потому что ближе друг друга у них никого не было. Потому что Рошо был важен для Сасары вне всяких границ. И Сасара был безгранично важен для Рошо. И те самые слова матери, сказанные, возможно, сгоряча, впервые посеяли это параноидальное зерно сомнения, возможно, уже прежде когда-то возникнувшее чувством неполноценности. И это самое зерно проросло — неотвратимо пустив трещину по бетонной стене уверенности Рошо в них двоих как в равном дуэте. Потому что Рошо не мог пропустить мимо ушей слова матери, мнение которой и она сама значили для него очень многое, о том, что значило для него на тот момент целый мир. Мир комедии — с Сасарой. Эти вещи в его сознании попросту неотделимы. Но треснула та стена уверенности — и треснула она вместе с Рошо. Писать разговор с матерью было тяжело, тяжело, тяжело. Не потому что мне была знакома такая ситуация. Знакома, но не мне лично. И я прекрасно понимала, что, к огромному сожалению, из побуждений заботы очень большое количество родителей давит на своих детей похожим образом, и от этого было и всё ещё очень больно. И потому «в семье перфекционистов», где всё было направлено если не на безоговорочный успех, то как минимум на «стабильность» жизни, без рисков, взлётов и падений — такую жизнь мог, по мнению его матери, предоставить университет, и её суждения были небезосновательны. Этот путь — исхоженная тропа, и был наиболее ей самой и многим другим знаком. Вот только её стремление позаботиться о будущем сына загубило его же прежде ничем не гасимую веру в мечту и огонь к жизни. *** Добежав до дома друга, сжимая в руках тетрадь, в которой были заключены все его мечтания и надежды, Рошо увидел лицо Сасары — наверное, самого яркого света в своей жизни, того, кто никогда не предавал, никогда не осуждал — увидел его как всегда хитроватые глаза и приветливую улыбку, и, наверное, попросту сломался. Почти упав на него объятиями, и похоронив лицо в родном плече. Не будь сцены в клубе — Сасара бы не понял. Не будь сцены ночного звонка — Сасара бы не осознал к тому моменту себя самого. Но всё это случилось. Поэтому Сасара больше не донимал его расспросами. Потому что уже понимал всё — понимал того нового Рошо, что прежде ему открылся, а теперь почему-то пребывавший в таком отчаянии, что не мог держать чувства в себе, как делал всегда. Вот только он так никогда и не узнал, что привело Рошо в такое состояние. Молча, и искренне в эту конкретную секунду решив принять его любым. Потому что ведь так и поступают близкие люди, ведь правда? *** И вообще, теперь я думаю, что Сасара упомянул, что вышел встречать его на крыльцо в коротких шортах не только потому что ему «было морозно» (что он не замедлил отметить), но и потому что, возможно, ощущал — или хотел надеяться — внутри Рошо станет полегче, и это переключит его от чего бы там ни было гнало его в ночь до потери дыхания секунды назад. Ну, и, конечно, дав ему успокоиться и освободив от своего же пристального взгляда на несколько мгновений, пока они оба возвращались в дом. Потому что они оба знали — если Сасара будет смотреть слишком долго, то может узнать больше, чем им того, возможно, хотелось бы. Сасара намного умнее, чем казался на первый взгляд, и за ещё одну данную ему секунду мог раскрыть лишнюю карту, которой открывать не стоило бы. *** И, как я уже упоминала, именно из этой сцены, фразой: «Давая Рошо нужную ему минуту — чтобы остудить полыхавшее жаром лицо.» — окончился тот кусок, который я потеряла, а затем с нуля восстанавливала. И дальше — вновь пошёл прогресс.6 ЭТАП
И те события, что я описывала далее — вновь, стали для меня одним из самых (но не самым) тяжёлых моментов как для писателя. На время отвлёкшись на сочинение шуток с Сасарой — на то, чем они уже так привыкли заниматься вместе — Рошо мыслями возвращается к тому разговору с матерью. Он снова невольно спрашивает Сасару о будущем. И я должна выделить эту параллель. Первый раз, когда они обозначали свои примерные пути — был ещё их школьной ночёвкой годы назад. Тогда Рошо впервые озвучил свою мечту, а Сасара, не уверенный в собственной — выслушал её, не смеясь. На этот раз Рошо спросил его опять. Возможно, ища средство, чтобы склеить кусочки треснувшей надежды — у человека, за все эти годы ставшего ему ближе всех. Вот только на этот раз Сасара точно уверен — вперёд они шагают рука об руку. Так и сказав Рошо. «Наша мечта». Но теперь — этого Рошо оказалось недостаточно. Недостаточно, чтобы поверить. В себя, в своё будущее, в свою твёрдость и — как бы он ни старался — в их общий блистательный успех. Успех, в котором Сасара, напротив, был уверен безоговорочно. Потому что для него ведь совсем ничего не изменилось. А у Рошо несколько минут назад на «до» и «после» расколотился мир. И Рошо так и не раскрывает ему того, что случилось. Через что он прошёл, что теперь чувствовал, перед каким выбором оказался поставлен. Он не мог рисковать — и больше всего на свете боялся, что после услышанного Сасара тоже засомневается в их общем, прежде, казалось, таком ярком и многообещающем будущем, как сейчас сомневается и мечется он сам. Даже если не скажет об этом возникнувшем сомнении вслух — оно мелькнёт в его глазах, и это будет ещё больнее. И это сломает Рошо окончательно. Поэтому он не решается. Но Сасара слишком отчётливо чувствует, что что-то в Рошо изменилось, и надломилось. По неясной для него причине — и по причине, которую Рошо ему всё никак не хотел выдать. Сасара очень редко вдавался в свои и чужие чувства серьёзно и искренне — более чем часто предпочитая скрывать всё шуткой, проживая все невзгоды шуткой и встречая темноту улыбкой. Но почему-то именно сейчас всё ощущалось иначе, и он понимал, что просто не имеет права так поступить с Рошо. И он попытался, как мог, достучаться до Рошо, в надежде услышать — и выслушать его тревоги. Они оба знали, что не оставят друг друга ни в одной беде, всегда готовые подставить друг другу плечи. Но с тем разговором в Рошо подкосилось абсолютно всё. И потому то единственное, что, в конце концов, мог сделать для него Сасара — напомнить, напомнить. Что он здесь. Что Сасара всегда здесь, для Рошо, всегда был и будет — и что бы ни случилось, он готов слушать. Что, как бы ни повернулась жизнь — их впереди ожидает их сияющее будущее дуэта комиков, которого ждёт лишь успех. Что, что бы ни случилось — Сасара готов принять, как принимал сотни и тысячи раз до этого. Но этого, кажется, всё равно оказалось недостаточно. *** Рошо вдруг узнаёт от Сасары, что планируется огромный концерт, заявку на участие в котором от них уже приняли — и видит тот самый шанс. Шанс на то, чтобы взлететь, засиять, доказать — и завоевать ещё немного свободы на сцене под одним светом с Сасарой. Это мог быть тот самый шанс, что был так ему — им обоим — нужен. Шанс на будущее. Сасара, не сумев прежде дождаться от него признания гложущих его тревог, всё равно умудряется вселить в Рошо этот решающий луч надежды. И тринадцатая глава оканчивается, зависнув на обрыве — потому что они сталкиваются взглядами. *** Я не буду говорить многого о четырнадцатой главе. Потому что, думаю, и без моих речей понятно, насколько она важна, от первого слова и до последнего. Я не сосчитаю, сколько перерывов сделала за время работы над ней. Это были не перерывы «пойду хлебну воды, разомну ноги и вернусь», а перерывы «я настолько поглощена этими чувствами, что забыла, как нормально дышать — посплю, и следующим вечером, если сумею привести эмоции в порядок, вернусь». Эта глава — моё откровение. Моя индульгенция. И никакими словами не измерить, сколько я в неё вложила. И никогда за всю свою жизнь я не испытывала и не вкладывала столько нежности, искренней, трепетной, сердцеразбивающей, в строчки, которые пишу. Возможно, в каких-то моментам я чрезмерно её полировала, но в конце концов — не могла иначе. …Там, где моё писательское сердце, нашедшее себя в сердце самого Рошо, от чувств окончательно разбилось — сцена, где Рошо, оторвавшись от губ, к которым, наверное, мечтал прикоснуться годы — заплакал. Разрыдался, срывая голос, оставляя позади гордость, мысли, затаённый страх быть отвергнутым и непонятым, который сопровождал его столько времени. И разрыдался не от боли — а… …от счастья. Не помня, как, лишь частью, открылся Сасаре в ночном клубе, он заталкивал в себя эмоции, о которых, как он думал, не мог поведать даже самому близкому для него человеку. Больше всего страшась того, что это всё разрушит. И ему будет не за что больше держаться. Потому, осознав в единый миг, что все его опасения не имели оснований — он расплакался от счастья. И самое, по-настоящему, главное — что Сасара это понял. Без единого лишнего слова — снова, приняв Рошо, как и всегда. Рошо, обрётшего то самое счастье, которого он, наверное, уже и не надеялся когда-нибудь достичь. *** Я сердцем, разумом, душой — ждала этой сцены, кажется, больше, чем чего-либо на свете. Наверное, я никогда больше не сумею написать столько любви словами. Эта глава открыла что-то совершенно новое во мне. Наверное, я немножко поняла, что такое любовь.7 ЭТАП
Перепрыгну сразу на финальное выступление. Снова — не буду говорить, насколько — аж в нескольких частях эта сцена стала решающей сразу с нескольких сторон и в несколько моментов. Здесь я — не написала всю сцену выступления за раз, и тоже делала несколько крупных перерывов. И не потому что были проблемы с переводом комедийной сценки, а потому что напряжение сжирало меня как писателя почти заживо. Я должна была ничего не упустить из виду. И над фрагментом, на чтение которого у читателя уйдёт секунд пятнадцать, я могу сидеть полчаса, и это не преувеличение. Сказывалось многое. И напряжение всего происходящего, и та бездна, что разверзлась внутри Рошо — только-только подлатанного уверенностью и улыбкой Сасары, и опять брошенного собственной паранойей и страхами прямиком в кромешную пустоту. Когда из головы вылетело одно-единственное слово, а за ним — всё неотвратимо начало сыпаться. Публика влюбилась в них двоих, и это был невероятный успех, но Рошо, оступившись там, где в его понимании всё должно было быть идеально, оказался разбит вдребезги. Это тот самый момент, когда свет софитов перестал вселять в него былое воодушевление и задор, а бесчисленные пары глаз зрителей, нетерпеливо глядевших на них из темноты зала — вместо азарта и удовлетворения намертво впечатали в него глухой, первобытный страх. …Если бы не Сасара, и его неугасимый свет и уверенность в их общем успехе — на ногах бы он удержаться не смог. *** Та самая мандзай-сценка с кричащим начальником и подчинённым — самая последняя, ставшая решающей и роковой и для Сасары, и для Рошо — была выбрала мною очень и очень рано. И, насколько помню, её я также брала во внимание, когда выбирала, кого из них сделать цуккоми, а кого бокэ — а когда сделала этот выбор, сценка легла на них двоих ещё лучше — и для сомнений не осталось места. Я бережно хранила её до самых 17-18 глав, зная, что никакой иной, кроме как завершающей, эта сценка быть не может. Я даже старалась до этих глав не слишком часто её смотреть — чтобы не перенасытиться ей, и чтобы глаз не замылился раньше времени. Она была наиболее важной не только для меня, но и для них. И я рада, что мне удалось так гармонично вписать её не только как часть работы и момент «на посмеяться», но и как переломный момент в характере и душевном состоянии Рошо. Это было невероятно важно — и я рада, что смогла с этим справиться. Хотя морально писать всю эту часть было настолько тяжело, что мне приходилось постоянно делать перерывы — чтобы продышаться, чтобы пережить. Чтобы поверить, что я это делаю — и что отступать поздно, и теперь, сквозь боль (боль и сжирающую панику Рошо, непонимание и горечь Сасары, и через мою собственную боль) — только вперёд. Эта сцена — в тот самый момент, когда всё в Рошо начало рушиться от одного, другого, третьего забытого слова — этот момент стал для меня пиком понимания Рошо душой, сердцем и характером. Потому что, оглядываясь назад — я ведь начинала эту работу ради Сасары, о Сасаре, а о Рошо почти ничего не знала и не чувствовала. Но, пройдя этот путь от безобидного начала и до самого раскрытия — этого душераздирающего раскола — я, наконец, всем своим существом осознала, насколько сроднилась с Рошо, насколько он оказался мне ближе, и насколько его боль, переживания, страхи, надежды — передались и поселились в моей душе как мои собственные. Или же он на самом деле был близок мне с самых первых написанных строк?8 ЭТАП
…и да, в конце 16-й главы мелькает Рэй.)))))))))) Я НЕ МОГЛА УДЕРЖАТЬСЯ, ПОНИМАЕТЕ. К слову, заметка с этим самым разговором за кулисами мною также была придумала одной из самых-самых первых — и Рэй там появился как возможное действующее лицо тогда же! А вообще, я хотела бы очень многое сказать и об этой сцене. Сцена разговора. Двух совершенно разных разговоров — или, как я назвала эту сцену далее в своих заметках, отчётах и рассуждениях — роковая сцена непонимания. Она, действительно, роковая — потому как впоследствии вытекает в абсолютный раскол, после которого больше нет пути назад. Вообще, думаю, заметно, насколько в целом на протяжении повествования атмосфера всей работы перешла из беззаботной школьной юношеской в интенсивную, полную, плотную — напряжённую. Давящую. Значимую — каждым произнесённым и запрятанным словом, каждым совершённым или упущенным действием. С обеих сторон, Сасары и Рошо. Я не ставила это конкретной целью, но в конце концов события привели именно к такому нагнетению — и не было ничего естественнее. И, как и большинство всех сцен, эта сцена непонимания — и двух отдельных контрастных разговоров — уже готовилась мной в заметках задолго до её написания. Хотя, признаться честно, её полная структура (как и, опять же, структуры большинства сцен) у меня была готова лишь непосредственно перед работой. Потому что я не могу писать сцены оторванно от сюжета — даже если между ними есть временной промежуток. Это есть сама целостность процесса работы, и мой принцип. Но речь не совсем об этом. С самого начала работы над РМиПом я знала, что этой сцене быть — но ещё не знала, как именно поделить её на части и на чём расставить акценты. Акцент в моих заметках был именно на сцену разговора Сасары с «таинственным незнакомцем» с невероятной щедрости предложением, а Рошо должен был отойти, ответить на звонок, и через паузу в повествовании вернуться — так же, услышав тот обрывок, понять всё неправильно. Но в итоге, как оказалось, в конечном счёте всё переменилось? Вернее, не совсем так. Я решила уделить разговору Рошо больше времени — и сделать это отдельной, проработанной частью. Это было восхитительным решением. И это нагнало ещё больше — просто невообразимое количество — напряжения — когда Сасара и Рошо столкнулись вновь. К тому моменту работы над главами мне уже было тяжело дышать. Потому что я уже знала, что будет. И мне было страшно. Один-единственный звонок по телефону — разрушил всего Рошо изнутри до основания, скормил его паранойе последний кусок, выбив из-под ног землю, а из сердца — последнюю надежду. Оставив лишь слабый огонёк, который — самим своим существованием, улыбкой, что ни на миг не покидала памяти Рошо — поддерживал в нём Сасара. Один-единственный разговор с необычным, но, несомненно, влиятельным человеком, не бросавшим слов и предложений на ветер — вселил в Сасару ощущение победы, триумф — ликование, которым, без единого сомнения, хотелось поделиться с тем, кто достоин его в той же степени, что он сам — с Рошо. Но. Всё пошло не так. Всё пошло настолько не так… *** Сцена расставания под дождём (именно таким «кодовым» именем я её окрестила в процессе работы) — та часть, которую мне хотелось переписывать и шлифовать, и вновь перекраивать и переколачивать снова и снова. Сказывалось всё. Даже сейчас вспоминать, в каком эмоциональном состоянии я была в процессе, мучительно. В главе с их первым поцелуем я делала перерывы от переизбытка нежности, от хрупкости чувств, которые боялась неосторожным словом разбить и нарушить. В сцене их расставания под дождём я делала перерывы, потому что горло сдавливало от отчаяния и какой-то тупой тяжести — что это происходит. Сейчас. И моими руками — их совместный путь разрывается надвое. Эта сцена разбила мне сердце бесчисленное количество раз. Поэтому я, наверное, не смогу разобрать её по кирпичикам. Но кое-что всё ещё скажу. Первое — я очень, нет очень долго не могла решить, как именно мне выбрать, с чьей перспективы описывать. Как именно я пришла к тому, к чему пришла, сейчас мне вспомнить сложно, но за принятым решением стоят долгие и детальные размышления над каждой тонкостью повествования — не только этой конкретной главы, но и всей работы в целом. В конечном счёте я считаю, что не могла сделать выбор лучше. И я расскажу одну деталь, которая не войдёт в раздел невошедших деталей. В моменте, когда Сасара, сквозь дождь, сквозь темноту, побежал за Рошо — есть — возможно, неочевидная — параллель. Но лично мне она разбила сердце ещё раз — как будто всех остальных было недостаточно. В начальных главах, спасаясь от школьного правосудия за проделки (по больше части, Сасары), Рошо бежал, задыхаясь, следом за неугомонным Сасарой, почти теряя равновесие, но из последних сил — стараясь не упустить Сасару из виду. Лишь бы не упустить его. Уже чувствуете? В 17-й главе всё переворачивается с ног на голову. Только теперь, глазами Сасары, вместо школьного коридора вокруг — тёмная улица, утопающая в треклятом дожде, а впереди — еле заметно маячащая спина того, кого упустить теперь казалось равносильно концу. Лишь бы не упустить. И само отсутствие перспективы Рошо во всей этой части, несмотря на то, насколько сильный упор на протяжении всей работы делался именно на чувства Рошо, здесь намеренно. То, как ни одного чувства, ни единой мысли Рошо больше не слышно, оставляет нас наедине с Сасарой — предвещая неизбежное. Как будто бы Рошо уже ушёл. *** И сейчас я хочу сказать об одном очень, очень важном моменте, касающемся этой конкретной сцены. Мне не удалось (и не удалось бы) объяснить этого в деталях непосредственно в работе — и, честно, я не знаю, насколько мне самой как автору удалось точно передать это. Я надеюсь, что это можно было прочувствовать и понять — но мне всё равно очень хотелось бы уделить этому время — и, несомненно, слова. * Та вещь, которую я так сильно хотела выразить через эту работу — через последние главы — и так и не смогла понять, достигло ли это читателей… Наверное, у меня немножко разобьётся сердце, если окажется, что совсем никто, ни один человек даже намёка на это не заметил, и для читателя вся эта ситуация показалась смутной и непонятной, но. Причина, по которой Рошо — уехал. Причина, по которой оставил Сасару — и оставил их будущее. Она не только в недопонимании, в том, что он услышал то, чего больше всего боялся — и что мозг сыграл с ним эту самую злую шутку в самый неподходящий из моментов, искривив реальность и приписав ей самые пугающие черты. Причина, по которой он решился ехать, больше не оглянувшись назад, как бы ни было больно, как бы сильно ни любил Сасару и ни хотел остаться с ним во что бы то ни стало… С самого начала, когда у них только возникла мысль, что комедия может стать их жизнью и хлебом, университет был для него наистрашнейшей перспективой. Я хотела показать, что он не мог на 100% сопротивляться воли матери не потому, что она такая строгая, или потому что сам он «тряпка» — это что-то, что мне тяжело объяснить. Возможно, кто-то из вас поймёт… но, боже, я смешная. :'D Мне это очень родно, и я тоже страдаю от похожего. Когда человек, важный и авторитетный для тебя, говорит тебе «тебе нужно сделать это, потому что это правильно — потому что это единственный верный путь». И ты не можешь, как бы ни хотел, просто отмахнуться и сказать «ты ничего не знаешь, я поступлю как считаю нужным сам, а до твоего мнения мне нет дела». Я готова яро отстаивать свою позицию, но то, насколько моя защита может пошатнуться, если против меня выступает 1) значимый для меня человек 2) с позицией «правильности». И, конкретно в ситуации Рошо — факт, что в университете будущее, стабильность, престиж и верное направление — укоренившаяся в Японии (и особенно головах старшего поколения) мысль и убеждение. Даже если Рошо был всеми фибрами души не согласен с решением матери, в глубине этой самой души он не мог отрицать того, что было важно буквально для всех вокруг: для будущих студентов, родителей, компаний, всей Японии. Стремиться к высшему образованию. А отрицать это — значит, почти что, и отрицать рассудок… Не зарекаясь о том, что я яро хэдканоню и уверена, что его семья, как и он сам — перфекционисты. Я упоминала об этом в тексте. А это дополнительный груз — и в жизни, и в принятии подобных решений в том числе. Я хотела, чтобы это было ясно… но не уверена, получилось ли. Но я отклонилась от темы. Причина, по которой он уехал… Как я уже говорила, изначально наказ матери «не добьётесь успеха — уезжаешь в университет» был для него страшным. Нет, не так — страшным. Эта неизбежность и судьба, которая, по убеждению всех людей, обязательно привела бы его к успеху, кем бы он ни хотел быть — конечно, из профессий, которым там обучают. Ему ни за что нельзя было допустить, чтобы это случилось. И, сквозь этот страх, он продолжал выступать, надеясь на чудо. Но. Случилось то, что случилось. В тот самый момент, на сцене, когда из головы вылетело первое, до боли простое слово, Рошо перемкнуло, и зажало. А следом — то непонимание. То, что он услышал так, как не _должен был. Мысли о том, что он «недостаточен». И этого случая стало более чем достаточно. И то, что я хотела показать — в тот самый момент он понял, что ему рядом с Сасарой больше не место. Мысль об этом, зародившись однажды где-то глубоко, росла тихо, понемногу, пока роковое непонимание не забило в крышку гроба этот последний гвоздь. И поездка в университет из нависшего над ним проклятия в один миг превратилась для него в ужасающее спасение. И последний побег. Прочь, прочь, прочь — прочь от той боли, что ударила под дых реальностью, добивая и гася последнюю искру надежды — Сасара в нём больше не нуждался. У Сасары — огромное будущее. И лучшее, что мог сделать Рошо — уйти, потому что больше не мог смотреть на себя с ним рядом. Я поняла, что в полной мере мне не удастся раскрыть это чувство, эти метания, а следом за ними — почти мёртвое спокойствие и уверенность, потому что под конец перспективы Рошо не было. Я очень долго думала, кому из них отдать предпочтение на той сцене под дождём, зная, что при любом выборе что-то я всё же потеряю — и, в конце концов, выбрала Сасару. Как-то… так. Для меня это было очень тяжело — и продумывать это, и следом писать. Я переписывала сцену под дождём дважды. Не потому что Ворд что-то удалил, а потому что не была довольна. Не могла вместить всех этих чувств. Поэтому… Я знаю, что, возможно, поступок Рошо читателю был не совсем понятен — но я старалась изо всех сил, чтобы хотя бы мысль об этом — что Рошо потерял из виду свет, потерял любой другой выход, кроме побега от того, кого так беззаветно любил… чтобы хотя бы неосознанное ощущение об этом достигло читателя, и всё это не осталось просто неестественным поворотом «ради драмы». Потому что Рошо — страдал. И в конце концов, после услышанного им, когда больше нечего было ждать, и не на что надеяться — всё, что он только смог убедить себя сделать, разломанный пополам — сдаться смирению. И сбежать. Так далеко, как только было возможно. Чтобы больше не было боли. Чтобы больше, чем уже омертвело сердце — от чувства собственной недостаточности в сравнении с _ним, от этой пропасти между ними, мысли о которой преследовали его так долго, и теперь догнали — его сердце больше ничем не ранило. И таким образом — университет из страшнейшего кошмара для Рошо превратился в последнее, лишённое света, отчаянное спасение от боли. И, я надеюсь, это было не слишком запутанно. Потому что даже для меня сейчас — это тяжело. *Вздох* Я просто очень сильно хотела донести, как это на самом деле. И почему так. И я надеюсь, что хоть что-то из этого и вправду было в ваших мыслях или чувствах при прочтении. Потому что это важно — и это, возможно, одна из важнейших для этой работы деталей характера и мотивации Рошо. * *** И я хотела сказать ещё об одном. Маленькая деталь, которая очень, очень много значит для моего сердца. Момент, когда — самым последним жестом, в котором больше не осталось надежды — Рошо посылает Сасаре воздушный поцелуй — один из самых важных для меня во всей работе. Я придумала его давно, оставив в заметках до поры до времени, но когда его время пришло, я долго думала, оставлять ли его. В конце концов, послушавшись сердца, которое с самого начала и подало мне эту идею. Не знаю, почему, но в этом жесте — наверное, не очень привычном — заключено столько чувств. Я — заключила в него столько чувств. Своих — но, в первейшую очередь — чувств Рошо. Рошо, который изо всех сил, всеми частичками души, даже когда последний мост между ними уже осыпался пеплом, а душу сдавило от слёз и одинокой усталости, хотел удержаться за Сасару. Самого важного и дорогого для него человека. Человека, подарившего ему свет. Рошо — в самую последнюю секунду непроизвольно желая прикоснуться, ощутить уже родное ему тепло, как ощущал раньше — больше не в силах справиться с болью — непроизвольно выбирает этот жест. Последний поцелуй, в котором заключена вся та любовь к Сасаре, что он жаждал выразить — но больше не мог. Потому что не мог найти больше сил — не мог найти в себе смелости, и позволить себе самому сделать к нему даже шаг. *** Девятнадцатая глава — пожалуй, самый быстрый по части придумывания фрагмент, и от такой стремительности его появления я даже не была уверена, есть ли ему место в работе, или это всего лишь мимолётная идея. На самом деле, я чётко помню момент, когда внезапно придумала его: я ехала в поезде из Екатеринбурга домой, из той самой поездки. (Не помню, какой именно кусочек писала в исходном тексте в тот момент, но до концовки было ещё очень далеко — дело не дошло даже до 14-й главы.) Уже была ночь, и свет в салоне выключили, оставив гореть только ночники. И тут у меня в голове вспыхивает это. …у меня под рукой не оказалось даже телефона с заметками — я в тот момент, кажется, наполовину вслепую черкала что-то в скетчбуке и уже клевала носом. Поэтому я схватила тот же карандаш, которым рисовала секунду назад и, перегнувшись через перила к слабому свету в салоне, почти наощупь написала этот кусочек. В работу он в итоге попал почти без изменений, всего лишь с парой небольших дополнений. Благо, позже я сумела разобраться в своём слепом на тот момент почерке — идея в голову впечаталась вместе с написанными словами.) И интересность этого кусочка не только в том, как и в каких условиях он был мною придуман, но и в том, что… он изначально вообще не должен был попасть в работу. Я написала его как небольшую пасхалку, концепт, возможно, для себя, или для чего-то ещё. Как ни старалась, его некуда было вписать, и ни в одной из глав — тем более, на таком эмоциональном стыке двух — он не имел своего места. Пока я не решила попросту отвести ему отдельную главу. Что в конечном счёте оказалось правильным решением. Потому что этот момент тоже важен.9 ЭТАП
И вот. Последняя глава. Эта глава — то, ради чего всё писалось… как я думала изначально. Я ждала её с самого первого написанного слова — потому что за увиденной мною фразой «У тебя такие грустные глаза» почти сразу же последовала заметка — в которой и родилась почти полностью (и далее — практически неизменная) сцена последней главы. …а ведь когда-то изначально я планировала сделать это более-менее лёгким сборником драбблов, которые один за другим подводили бы вас, читателей, к этой самой финальной сцене. :'D Естественно, к этой главе сюжет и подвёл. Вот только на протяжение всей этой истории я успела осмыслить каждую её деталь, осознав самое важное. Эта история писалась ради истории. И весь этот путь, от самого начала и до самого конца — я прошла не только лишь ради одного финала, а, как оказалось, ради каждого пройденного шага. Каждого пропетого губами и сердцами слова. Каждого трепетного и самого сокровенного чувства. Может быть, это и до смешного просто и очевидно для остальных. Но что ж мне, впервой быть смешной? х) *** И снова, вся эта сцена, вся эта часть — была написана на чистейших эмоциях. Концентрации чувств — и концентрации мгновения. Поэтому всё, что о ней, пожалуй, можно узнать — можно узнать, прочитав её. И я бы сказала о ней много, детально, искренне — но это почти как препарировать собственное сердце на обзор студентов медицинского. Эта сцена, наверное, сделала меня счастливой. Однажды, в процессе работы, я написала твит, который до сих пор отзывается у меня в голове, когда я думаю о РМиПе, почти дословно: «Через всё повествование нитью протянута мысль, что Рошо нуждается в Сасаре. Узел, который завяжет эту нить — то, что Сасара нуждается в Рошо.» Хотя, на самом деле, мы с вами уже понимаем — даже если не понимали с первых слов: они друг для друга в равной степени значат весь мир. И разделять — в конце концов, мучительно больно для обоих. Но в данном случае мы — наконец — ощущаем Сасару сполна. Потому что без Рошо дождь — мерзость и рвущая душу тоска. Потому что без Рошо — на самой оживлённой им сцене пусто. Потому что без Рошо — без. И это холодно душащие дымом ментоловые сигареты — новая привычка для одиночества, это пирсинг, притягивающий ещё несколько любопытных взглядов, это всё то же кафе с видом на спешащую по делам толпу. Это популярность — и почти виртуозная способность, доведённая с месяцами, годами до тупого, почти бездушного автоматизма — отвечать одинаково, игнорируя один вопрос. «Где Рошо?» И когда все уже, казалось бы, свыклись с мыслью, что на сцене теперь блистает один луч прожектора — Сасара так и не смог научиться игнорировать этот же вопрос сам. Потому что ему, сколько бы лет ни прошло — всё ещё мучительно пусто. *** В этой части очень много параллелей, и я, пожалуй, расскажу о них отдельно ниже. Думаю, многие читатель мог заметить сам. Некоторые я написала, сама того не зная. В них заключено больше всего чувств, больше всего значимости, поэтому я коснусь их… отдельно. Эта глава, как окончание работы, и словно бы немного начало истории, переплетает в себе прошлое и туманное, почти эфемерное настоящее. Она переплетает застарелые воспоминания и, казалось бы, недосягаемые мечты. Она — наконец, сплетает по-своему израненные и истосковавшиеся сердца. Рождая сперва невообразимое, но теперь совершенно реальное будущее. Сасара снова чувствует тепло и мягкость родных губ на своих собственных. Он снова дома. Они вдвоём — дома. *** И я уже знала, чем закончится РМиП, когда у него ещё даже не было этого имени — знала, как я и говорила, с самых первых написанных в заметки строк. Эта финальная сцена стала, по сути, первой среди всех, что мною была полноценно и целенаправленно записана. Так кончится эта история. Такими были мои мысли от начала и до конца, неизменные. И я счастлива. *** …Дописав самую последнюю строчку, я расплакалась. Потому что эта история, над которой я работала столько времени, история Сасары и Рошо, история моего сердца — закончилась. И я своей рукой поставила в ней последнюю уверенную точку. Не оставив в сердце ни единого сожаления — и оставшись лишь с удовлетворённым, каким-то немного усталым, и оттого — слегка безразличным — но совершенно чистым счастьем. И эта работа, подарив мне столько новых красок, и столько новых чувств — пожалуй, навсегда останется одним из наиболее значимых этапов, событий, свершений в моей жизни.ПАРАЛЛЕЛИ (и прочие скрытые детальки)
ДИСКЛЕЙМЕР В разделе параллелей будет достаточно сильное погружение в процесс моей работы над РМиПом, поэтому совершенно трезво предлагаю оценить ещё раз, насколько лично вам хочется в этот раздел нырять. В нём я буду безжалостно разбирать работу по некоторым конкретным косточкам, и это интересно, но с другой стороны — может насовсем поменять ваше восприятие работы в будущем, если её вдруг захочется перечитать или сохранить в памяти такой, какой вы её помните. Вполне может пропасть магия некоторых моментов после того, как все до единой карты будут раскрыты (хотя, как уже предупреждала в начале, вся эта доп.часть занимается раскрытием карт) — говорю как человек, который с этой магией как с уже рутинной вещью работает.) Поэтому, если хочется всё же сохранить это в сердце нетронутым кусочком — пропустив раздел, честно, много не потеряете! В этом случае смело листайте в следующий раздел НЕВОШЕДШЕЕ (по тому же поиску по странице) — там тоже будет очень и очень интересно! Ну, а если вы решили вместе со мной просмотреть всю колоду до самых джокеров — милости прошу оставаться! Здесь (предположительно) будет немного меньше про эмоции — и больше про то, как я смотрю и работаю со структурой текста. Это вполне можно было и оставить за кадром, но раз мы с вами узнаём разные детальки РМиПа — грех не познакомиться и с параллелями — безусловно, одним из наиболее важных моментов здесь. Самым решительным — поехали! Я буду рассказывать о параллельках и разных мелких отсылках здесь же не в идеально выстроенном хронологическом порядке, но всё равно постараюсь затронуть все. Пройдёмся по каждой. 1. Думаю, одна из довольно очевидных, но не менее чудесных параллелей — из школьного периода, где учитель математики сперва хвалит Рошо, тот, по просьбе того же учителя, «репетиторствует» Сасаре по математике — и впоследствии Рошо избирает для себя такую педагогическую специальность. Но да, это было сделано намеренно (как и ещё много чего в этой работе). Хотя сперва я просто ввела «математику» в повествование как маленькую пасхалку из канона, а затем, сильно позже — как раз тогда, когда эта маленькая сцена была мною спонтанно в поезде придумана — сделала из этого палаллель к будущему Рошо, с его выбором в девятнадцатой главе. А ещё, в той же школьной главе, где Рошо помогает Сасаре по математике, последний сказал «Ты очень понятно объясняешь… Понятнее нашего учителя!». Да — тоже отсылка на будущее.) И её я тоже написала скорее как пасхалку, на тот момент не планируя вообще уточнять, какую стезю изберёт Рошо. Вот так слова Сасары, без его ведома, повлияли на будущее Рошо.) 2. Фраза «У тебя такие грустные глаза». Основная и, самая, пожалуй, большая параллель за всю работу. Но она, на самом деле, звучит в работе больше двух раз. Самый первый — буквально открывая работу, в песочнице, из уст Рошо. Второй раз — в клубе, от того же Рошо, уже пьяного и не совсем соображающего, но с этим же, одним из первых воспоминаний о Сасаре, навечно впечатавшимся в память. Третий — вскоре после, во время ночного звонка, и на этот раз — уже устами Сасары, переосмысляющего их отношения, свои собственные чувства, и чувства Рошо, которым стал невольным свидетелем. И четвёртый, самый последний — в последней главе, словно бы увенчав собою всю работу. 3. Фраза «Уж кто бы говорил». Возможно, она теряется за более запоминающейся фразой про грустные глаза — но, тем не менее, она есть. И она звучит в работе аж трижды. Первый — когда Сасара и Рошо впервые пробуют выступить вместе как комедийный дуэт — выступление оказывается успешным, Сасара называет Рошо (который, пожалуй, волновался сильнее него) молодчиной, и эта фраза — то, что Рошо ему отвечает. Во второй раз — Рошо думает это в ответ на слова Сасары, что без Рошо ему «совсем не весело». И в третий — это самая что ни на есть финальная фраза всей работы — и, больше того, в ответ на другую главную параллельную фразу работы — «У тебя такие грустные глаза». Я это обожаю. 4. Окономияки, которые в работе ранее готовила мама Рошо, к слову, любимая еда Сасары со страшным названием — прямая отсылка на канон. 5. Не совсем умышленная параллель — то, как пьяный Рошо жалуется, что «ничего не видит» из-за снятых с него Сасарой очков — и сцена, где Сасара, с позволения Рошо, снимает с него очки. Потому что «Тебе это не нужно». 6. Знаменитая фраза про «красивую луну» звучит в работе дважды — на сцене со школьной ночёвкой из уст Сасары — и в тот же момент в чувствах и мыслях Рошо что-то щёлкает. Во второй раз она звучит в клубе, когда Рошо умудрился настолько сильно накидаться, что сказал это при и взгляде на диско-шар. Восхитительная деталька, обожаю её.)))))) 7. «Рошо, да у тебя глаза в кучу!» — фраза, которую Сасара говорит Рошо в клубе, когда тот уже успел принять на грудь, и тыкает его в середину очков, чтобы отвлечь — параллель-отсылка на текст бонусного трека дх Naniwa Paradise Sake (なにわ☆パラダイ酒). Забавненький бонус для внимательных. х) Эта песня, кстати, одна из первых, которую я заслушивала до дыр, только познакомившись с гипмиком, и ещё не зная ничего и никого оттуда. 8. Ключи Сасары от дома Рошо. Да, снова отсылка на канонный момент из драмки, где Сасара вламывается к Рошо без приглашения со своим дубликатом ключей. Это задолго запланированная к добавлению штука! х) 9. Школьная часть, где после учинённой проделки Рошо гнался за Сасарой — часть расставания, где Сасара сквозь дождь из последних сил гнался за Рошо. 10. Не совсем задуманная, но, в конце концов, возымевшая смысл параллель — момент, когда после проделки, в которую Рошо втянул Сасара, учительница отчитывает Рошо, и горько называет его «примерным мальчиком». Это можно посчитать отсылкой и на его «перфекционизм» и «правильность» — которые, как вы помните, забьют свой гвоздь в сюжете позже. 11. Когда Рошо на школьной ночёвке рассказывал Сасаре о своей мечте, то попросил «не смеяться». Когда, захмелев и не осознавая себя, за секунды до признания собственных чувств Рошо умоляет Сасару посмеяться над ним после того, что он сейчас скажет. Когда его выворачивало за стенами клуба, он в пьяном бреду говорил Сасаре «Это… не смешно». Когда в четырнадцатой главе, перед первым поцелуем, надеясь, что Сасара разорвёт неловкость молчания какой-нибудь обыкновенной своей шуткой, Рошо надеялся об этом в мыслях «Прошу, пошути». После того же, когда Рошо не выдержал и разрыдался — вновь, он больше всего надеялся, что Сасара разбавит тишину, «Уж лучше пошутил бы поскорее…». И, когда они остались друг напротив друга под проливным дождём, всё, о чём только молил Сасара, в поседний раз — себя самого, или же Рошо перед ним — «Прошу, пошути». 12. — Боишься сцены? — Только не с тобой. Этот момент звучит в работе дважды. Вот только в первый раз Рошо, невольно, отвечает так у себя в голове, а во второй — перед их решающим выступлением — без обиняков отвечает Сасаре так вслух. 13. Маленькая деталь — то, как перед решающим для них выступлением Сасара невзначай поправляет Рошо галстук-бабочку, и расстёгивает верхнюю пуговицу его рубашки — потому что замечает волнение Рошо. И потому что секунду назад в мыслях Рошо промелькнуло, что ему стало тяжелее дышать. Это, честно признаюсь, одна из наилюбимейших для меня маленьких деталек во всей работе. 14. С самого начала, когда я нашла сценку, которую оставила на финальное их выступление — сценку с начальником и опаздывающим подчинённым — я так и написала в заметках, что она просто прекрасно подойдёт Рошо, чтобы выразить сдерживаемый им гнев (пусть и не напрямую). 15. Из, возможно, очевидного — то, как сперва, на школьной ночёвке, Рошо признаётся в своей мечте «смешить людей», и как впоследствии, в тринадцатой главе, а затем в сцене расставания, Сасара называет это «их общей мечтой». 16. То, как Рошо, опаздывая в школу, переминался с ноги на ногу перед шлагбаумом — то, как Сасара в погоне за Рошо под дождём, не видя ничего перед собой, в отчаянии рвётся прямо на железнодорожные пути — больше всего на свете боясь опоздать, и упустить Рошо сейчас. 17. Снова — не столько параллель, сколько, как оказалось в итоге, горькая шутка судьбы. Фраза Сасары «Сегодня случится что-то замечательное!» перед их финальным выступлением. Думаю, не нужно напоминать деталей. В один день, практически в одну и ту же минуту — со стороны одного случилось нечто замечательное, а со стороны другого — безнадёжная трагедия. 18. То, что совместные сценарии Сасара и Рошо писали цветными ручками, но когда Сасара остался один, в сольной карьере — свои сценарии он стал писать лишь чёрными чернилами. 19. Вновь — из более-менее очевидного. Как мы знаем из канона, Сасара ненавидит дождь. В РМиПе я также уделила этому внимание — и это видно в сцене расставания, а затем — в последней главе. 20. Ментоловые сигареты. Это взято из канона — и это те самые ментоловые сигареты марки KOOL, что в каноне начал курить Сасара после разрыва с Рошо. Дынная крем-сода — снова отсылка на канонно любимый напиток Сасары.) Пирсинг в ухе Сасары в последней главе — опять канонная отсылочка. Туда же — отросшая чёлка. х) 21. Снова одна из наиболее широких (но при этом — одна из незаметных) параллелей в работе — с первых школьных глав Рошо крутил в пальцах ручку, а у Сасары, который иногда пытался за ним украдкой повторить, ничего не получалось. И в последней главе, сидя в кафе за сценарием, Сасара — крутит чёрную ручку в пальцах.) 22. То, как Сасара поцеловал Рошо — то, как Рошо поцеловал Сасару. В деталях описывать не буду, но — четырнадцатая глава и двадцатая глава. То, как они друг друга целуют. И — контрастом — как оба в обоих случаях реагируют. Это, вновь — одна из самых горячо и трепетно любимых мною деталей в работе. Я дышу ради неё, ради переплетения их чувств и этих двух сцен. *** Возможно, какие-то более мелкие паралелли я сейчас не смогла упомнить, но так или иначе — самые основные, и, главное — мною продуманные, я здесь описала. Это всё как ещё одно доказательство тому, как много работы отводится построению текста и истории лично в моём случае. И, наполняя текст такими деталями, мелкими и «бонусными» или более значимыми, заметными и проработанными, я чувствую, как история становится ярче, живее — и становится настоящей. И я искренне надеюсь, что и вы тоже, вместе со мной, это ощущаете.НЕВОШЕДШЕЕ
ДИСКЛЕЙМЕР Это раздел оказался намного больше, чем я думала — но тем будет интереснее! Здесь, как и обещала, я, наконец, расскажу обо всех (или почти всех) деталях и идеях, которые возникали у меня в процессе работы, но в конечный текст по разным причинам так и не попавшие, навсегда оставшись в заметках.) И, предупреждение из будущего, в котором этот раздел уже готов — снова предупрежу, что здесь будет очень много «теорий» и всяческих писательских «если бы да кабы» — поэтому, если вам вдруг захочется прочесть эту работу позже снова, то советую быть осторожными и, если что, во имя сохранения некоторой магии, что ли — этот раздел также пропустить. С другой стороны, обещала рассказать обо всех этих детальках — поэтому, вот, рассказываю! Работа уже написана, и потому всё то, что в неё не попало (и о чём я поведаю тут) — не попало по весомым причинам, и о результате у меня нет ни единого сожаления! Здесь, так же, хронология будет немножко страдать, а сами детали где-то будут немного сумбурными, но в основном о моментах буду рассказывать по мере появления в моих заметках (пролистывала по порядку) и как буду о них вспоминать.) Какие-то могут сейчас, после прочтения самой истории, показаться вам даже забавными — но напомню, что абсолютно все (или подавляющее число) из них в какой-то момент рассматривались как полноправные детали для работы — в конце концов, «выжили» и попали в работу лишь те, что вы могли увидеть в самом РМиПе при прочтении. А в этом дополнительном разделе будет такой любопытный и в некоторых местах, возможно, даже немножко милый и хехекательный сборник деталек. х) Поехали! 1. Первейшее, что, почему-то сразу вспомнила — лаванда. Рошо должен был пахнуть… лавандой. Я даже гуглила и пыталась иными способами узнать, как запах лаванды, помимо очевидного, влияет на человека, и человеку с каким характером такой запах, грубо говоря, мог бы подойти. (К слову, забавно, но варианта с запахом азалии — цветка, который из канона является цветком Рошо — не было. Возможно, потому что большинство видов азалий вообще не имеют ярко выраженного аромата.) Бонусом в тот же пункт, либо нечто, эволюционировавшее из этой идеи — в работу в целом должен был быть включён запах, и запах Рошо конкретно — Сасара должен был отметить и на начальных главах, и под самый конец, в моментах, где они близко. Почему — я поясню в следующем связанном пункте. 2. На школьном моменте, где, прежде попав под проливной дождь, Сасара приходит с Рошо к нему домой, мама Рошо говорит, что наберёт ему ванную, чтобы ему согреться, и разберётся с промокшей одеждой. Для тех, кто не так хорошо знаком с японским бытом — у них традиционно принято сперва принять душ, чтобы смыть с тела всю грязь, а затем, уже полностью чистыми, ложиться «отмокать» и, если нужно, греться в горячую ванну. Часто для экономии воды (которая в Японии намного дороже, чем в СНГ) с этой целью ванну спокойно могут набирать и на всю семью. Прежде я планировала, что опишу этот момент и с перспективы Сасары. И как раз в душе, перед ванной, он бы, скажем, помыл голову здешним шампунем — который бы пахнул той самой лавандой, которая впоследствии бы исходила и от Рошо в некоторых главах на протяжении работы. 3. К прошлому пункту — помимо перспективы Сасары, там также планировался и другой момент. Рошо, по просьбе-велению мамы, должен был зайти к Сасаре, чтобы занести полотенце или сухую одежду — и это, как вы понимаете, должно было подбавить ему немного неловких мыслей, тогда как для Сасары это было что-то совершенно обычное и ничем не смущающее. 4. Я не сразу определилась с тем, от чьего «лица» произойдёт первый поцелуй в четырнадцатой главе — и на каком-то этапе размышлений в теории это был и Сасара. Результат моих взвешиваний двух вариантов вы лицезрели в работе.) 5. Как один из вариантов — в сцене расставания Рошо должен был быть буквально уже с чемоданами — но, как вы понимаете, это было бы нереально воплотить с той последовательностью событий, что в итоге происходила в работе.)) И, к слову, сцена именно погони Сасары за Рошо появилась как идея намного позже, чем задумка с самим «расставанием под дождём». То есть, в итоге в тексте эта глава стала намного более динамичной, а не статичной трагичной картинкой, какой она была на стадии первых концептов. 6. Сама сцена расставания должна была быть намного более драматичной, почти картинной — и у Рошо было намного больше «драматичных» реплик в запасе. В итоге же я избавилась почти от всех — Рошо был просто разбит. Хотя некоторые всё же попали в работу — и я довольна исходом. Да и в целом в этой главе планировалось больше слов в диалоге с обеих сторон. Например, так и не покинув заметок, были слова Рошо о том, что он сам «эгоистичен». А ещё одна важная деталь по части главного внутреннего конфликта Рошо — в конце концов, в работе акцент сам по себе и вполне естественно сместился на «недостаточность» Рошо в их дуэте. «Сместился» — потому что на первых порах, по изначальному концепту, наибольшие страдания ему причиняло осознание/мысль, что Сасара «всегда был лучше». Но, думаю, не нужно объяснять, что в контексте равноправного мандзая, без соперничества, где оба полярно разных комика друг друга идеально дополняют — такая установка имела мало места. Да и ощущалась она как-то… очень тяжело. Такой вот взгляд в писательское закулисье. Разработка и развитие этой сцены шли, пожалуй, дольше всех — с самых первых написанных страниц в процессе моих параллельных размышлений как-то мною изменяясь. 7. А ещё, одна из фундаментальных вещей — в этой самой сцене расставания Сасара должен был, впервые — по-настоящему — в первый раз в жизни настолько сильно разозлиться на Рошо. Они оба должны были злиться, но Сасара — особенно. В конечном итоге сделать на этом такой акцент не получилось — сильно отчасти потому, что такую злость показать получилось бы лучше со стороны, и будь основная перспектива у Рошо. Так что сцена, по сути, написала себя сама в таком виде и атмосфере, в каком вам довелось её прочесть. Меньше запланированной мною прежде злости — и намного больше горечи, невысказанности чувств, проскользнувших сквозь пальцы возможностей и бесконечно глубокой, но такой разной тоски их обоих. 8. …В этой работе должен был быть один мелкий хорни момент, но я по сей день хейчу себя за это и никогда не расскажу, где и какой.)))))))))))) 9. После долгих каникул Сасара должен был подметить, что голос Рошо немного охрип и стал глубже, а ещё что сам он стал шире в плечах — и перегнал его по росту. С голосом не срослось, а вот последние детали про комплекцию, в конце концов, всё равно нашли место в работе.) 10. Среди концептов, связанно с прошлым пунктом, также была идея, что Рошо как-то раз в школьные годы, после долгих летних каникул, придёт в гости к Сасаре, и по инициативе мама Сасары при встрече воскрикнула при виде Рошо (смущая его таким активным вниманием к себе) «Божечки, когда ты успел так вымахать? Ну-ка, встаньте рядом», поставила их друг к другу, чтобы смерить рост, и те соприкоснулись плечами (что, снова, плюсик к мыслям и смущению Рошо). «Ну, и дела… а таким щупленьким был совсем недавно!», на что Сасара бы шуточно обиделся, важно заметив «Рост не главное!». Это всё практически дословно беру из заметок. х) 11. В работе должно было мелькать сравнение «мы как солнце и луна» из уст Сасары — как минимум на моменте, где они, после тяжёлого разговора Рошо с матерью, вдвоём стоят перед окном в доме Сасары и смотрят в своё отражение. Как минимум — потому что ещё, вроде как, он должен был мелькнуть на моменте со школьной ночёвкой, когда они лежали по кроватям и говорили. 12. Сасароши должны были, или, вернее, могли поцеловаться ещё раньше — во время придумывания имени для дуэта. БОНУС, по более ранним заметкам — поцелуй мог случиться ещё в средней, или в старшей школе, у кого-то из них дома. Ещё был вариант, что они поцелуются у кого-то дома на выпуске из средней… Ещё был вариант, что, поцеловавшись, будучи в разных классах, они какое-то время избегали бы друг друга, пока Сасара не пришёл как ни в чём не бывало, ИЛИ не решил подойти к Рошо и выяснить насчёт чувств всё раз и навсегда. Тогда упор был бы намного больше на школьную составляющую работы (а не на комедию, как получилось в итоге), так как такая значимая сцена произошла бы именно в её рамках… чем дальше, тем более путанно — я сама сейчас с диковатыми глазами на всё это великолепие в заметках смотрю.) В общем, тут и правда очень много вариантов было. Всё решал темп развития их отношений. Я также даже не совсем представляла изначально, как много романтики будет включено в работу. Все эти детали, последовательность событий и то, когда же они, всё-таки, разберутся в своих чувствах друг к другу романтически, я уточняла и исследовала уже в процессе написания, и тогда же по мере развития их отношений приходила к окончательным решениям. 13. У меня была отдельная заметка, которая не то предназначалась Твиттеру, не то была просто выражением моих мыслей или одной из теорий, которую я могла бы впоследствии как-то, возможно, применить в работе. В итоге к получившейся работе она имеет мало прямого отношения. Но почему-то я запомнила её почти дословно. И вот она. «Сасара изначально не был влюблён в Рошо романтически, но когда увидел, как трепетно и беспомощно тот влюблён, кажется, в него самого — понял, что никому другому больше не сможет его отдать.» 14. В тот момент, когда ещё юные Сасара и Рошо, сидя в гостях у Рошо, сочиняли сценарий, и вдруг оказались близко, а потом Рошо, заливаясь краской, сбежал в ванную — ради того, чтобы объяснить, как Рошо так беспрепятственно орал на весь дом, не тревожа матери в кухне, в тот момент Сасара должен был сказать что-то вроде, что она вышла в магазин? Да, я выкладываю перед вами даже самые нелепые карты из заметок! хд Никода не знаешь, какие из них и вправду в итоге попадут в работу и станут её неотъемлемой частью — Рошо тоже не сразу в работе априори диско-шар луной назвать решил.)))) 15. Сасара или Рошо должен был стереть другому рис со щеки, пока те ели онигири, сидя дома и сочиняя сценарий/делая домашку, будучи ещё в средней школе. 16. Первый момент близости (с традиционным «краснь» Рошо) должен был случиться намного раньше, и сцен «посиделок» за сценарием в средней-старшей школе должно было быть больше, минимум на одну. Её содержания даже в заметках у меня нет, речь о самом количестве сцен — это должно было сработать так, чтобы вместить в их взаимодействия больше «близких» моментов, ведущих, в конце концов, к поцелую и, собственно, разрешению романтики между ними. Но в итоге, тысячу раз всё взвесив и перемерив, я написала именно столько сцен, сколько вы прочитали в работе.) 17. А ещё была огромная запара с… временем. Я буквально разбивала по годам, какие события в какой школе (младшей, средней, старшей) у меня по сюжету должны произойти, и где-то из-за вариативности и неопределённости это была большая проблема. По этой причине я далеко не везде указывала, когда именно происходит событие, но всё, что вам нужно знать — это то, что события происходят в хронологическом порядке. И пусть у меня, как у писателя, глаз на этом моменте слегка очень замылился в процессе выбора и «распределения» сцен по хронологическим отрезкам — надеюсь, смятения при прочтении это не вызывало, и всё ощущалось естественно. х) 18. Сасара должен был не позвонить Рошо посреди ночи, а на следующий день, позвонив, узнать, что у того ещё болит голова, и узнав, что мама Рошо уехала в командировку, без предупреждения приехать ухаживать за Рошо. Now, come to think of it, это была бы в теории очень даже милая сцена, no? х) А вообще, судя по заметкам, я планировала неважное состояние Рошо после того дня (или вообще как отдельное событие, не привязанное к пьянке в клубе?) не как похмелье, а как если Рошо по-настоящему заболел (не слишком серьёзно), и когда Сасара позвонил ему, то по голосу его в трубке испугался, что Рошо сейчас упадёт в обморок, и потому очень быстро без предупреждения приехал. А там — больше прямых взаимодействий, больше близости, уход за слабым болеющим Рошо — полный набор! хд 19. Момент, где Саяка предложила сасарошам объединиться в дуэт, и «нажала Отправить на телефоне» — не знаю, насколько это действие было очевидным, но оно не несло ни капли дурного. Саяка минутой ранее переписывалась по поводу выступлений в их «домашнем» клубе, и, получив уже ожидаемое согласие от обоих будущих Дотсуитаре Хомпо, тут же отправила сообщение, мол, «мои птенчики в деле» х) 20. У работы было, как это часто бывает, несколько вариантов названия. Все раскрывать не буду, но некоторые их них покажу ниже. Можете сами посудить, насколько какие-то могли бы подойти или, напротив, совершенно не вписались бы по итогу. х) Спелая малина и лунная печаль А луна так чертовски прекрасна… Грустные глаза и прекрасная луна Как всё начиналось Как сплетаются судьбы 21. У меня была фраза в заметках: «Maybe, if I'd kiss your lips, you'll come back to stay», и это строчка из песни. Да, это навевание мне тоски по сцене расставания в том числе.) К слову, эта заметка была написана задолго до написания самой сцены (хотя расставание к тому моменту как теоретический концепт в костяке сюжета уже заранее плотно сидело). В работе эта строчка позже никак не отразилась, но моему общему настроению и отношению к этой сцене поспособствовала. 22. Должно было больше внимания в повествовании уделяться Сасаре, который «кое-как» сдал экзамены, за счёт свой смекалки и хитрости. БОНУС, Рошо объяснял бы Сасаре какой-то сложный иероглиф, означавший «влюблённость» или что-то похожее, что чуток нагнало бы краски. Да, теоретическая романтика у меня в заметках так и пёрла. х) Ну, фильтровать её в итоге всё равно пришлось — всё во имя хорошего результата! 23. К выбору специальности Рошо в будущем как преподавателя. То, что Сасара сказал, что Рошо «объясняет понятнее учителей», должно было бы, вроде как, стать предзнаменованием. Но, опять же, на момент написания той школьной сцены с репетиторством я ещё не знала, что уделю этому моменту выбора Рошо отдельную сцену — а в итоге так и получилось. 24. Момент, когда сасароши бежали по коридору от разъярённой учительницы. Я прописывала целый околоплан, что за тусня у них там случилась, что поставила на уши всю школу и преподавательский состав, но в итоге решила опустить подробные описания. х) Для заинтересованных: сасароши (во главе с шебутным Сасарой, конечно) могли стать виновниками прорванной в мужском туалете трубы, залившей водой чуть ли не весь этаж. хдд ЭКШОН.))))) 25. Повествование должно было быть поделено на 12 равных частей, как серии аниме (я так и написала в заметках) — на том этапе, когда я ещё планировала сделать сборник драбблов и что-то вроде slice-of-life. Как видите, идея, только связывая мне руки, быстро сгорела.)) 26. В самой-самой первой главе сасароши должны были… повздорить и по-детски разругаться — Рошо должен был случайно разломать песочный замок Сасары в попытках его поправить, но тот его благим намерениям не поверил, и они чуть не подрались за этот несчастный замок. хд В одной из версий их даже должны были разнимать мамы! 27. В работе, особенно в сценах школы, младшей и средней, могли мелькнуть и другие лица из гипмика, если бы… у сасарош были бы абсолютные ровесники. Но не случилось, не фортануло, не повезло! Хотя, даже если бы такие и были, то не было гарантий, что они бы в итоге попали в работу. Загадка Жака Фреско, в общем. х) 28. Сасара должен был «пробовать» сочинённые ими первые шутки на учителях в школе, к бешенству последних — но в итоге он всё равно урвал экранного времени и поклоунил, и даже не единожды, как вы помните. хд 29. Должна была быть сцена, где сасароши бы выбирали себе сценические юморные костюмы комиков, сочетающиеся друг с другом, и, по словам Рошо, «слишком уж аляповатые» (и Сасара со смехом ответил бы «Разве нам не это нужно?»). Это, кстати, самая первая заметка после заметки с песней Cigarette Daydreams (которая, напомню, стала главным вдохновением для сцены расставания под дождём) и основной заметкой с той самой фразой из твиттера и первыми сумбурными вдохновлёнными наработками — то есть, по счёту третья! 30. Разное чтение иероглифов и объяснение, почему Сасара ошибся + каламбур с названием дуэта. Первое — думаю, помните, как на первых школьных встречах сасарош в школе Сасара произнёс таинственное «Теки-чоку-шин». Это не взятые из воздуха рандомные слоги во имя нелепой детской комедии — это всё другие чтения иерогрифов фамилии Рошо. х) Для тех, кто не так хорошо знаком с построением японского языка — практически у каждого иероглифа (иные случаи, скорее, редчайшие исключения) имеют два и более вариантов чтений — у некоторых количество их может доходить до шести (и не удивлюсь, если есть и такие, у которых чтений даже больше). Так, например, фамилия Рошо — Тсутсуджимори, состоит из трёх иероглифов, 躑躅森, и в то время как первые два 躑躅 — «устойчиво» применяются и читаются вместе как «tsutsuji», образуя слово «азалия» — Сасара, умышленно или случайно, прочитал их по отдельности, получив вот такое «теки-чоку». А третий иерогриф 森 — один из самых часто используемых и известных даже младшеклассникам, «mori» (означает «лес»), и тут уже Сасара точно решил подстебнуть, выбрав другое чтение. Поэтому я решила поиграть с этим. х) А второй случай — с выбором названия для их дуэта. Вообще, Dotsuitare Honpo — название манги известнейшего мангаки Осаму Тедзуки, в огромной степени повлиявшего на мир манги и аниме, так же уроженца Осаки, что я в работе также упомянула. Но подразумевалась ли такая отсылка в каноне гипмика — мне неведомо.) А вот здесь, снова, игра с иероглифами, но уже не с чтениями, а с сочетаемостью, или какое значение иерогрифы несут, стоя по отдельности или вместе. Сасара решил скаламбурить, взяв два иероглифа 本 (книга) и 舗 (магазин, но Сасара взял редкое значение «тротуар») и слепив их двумя значениями, вместо того, чтобы перевести разом.) 31. Это, кстати, ведёт меня ещё к одной задумке, которой у меня, кажется, даже в заметках не было — но как хэдканон эта идея жила и продолжает жить у меня в голове и по сей день. Мне всегда казалось (и хотелось думать), что, в то время как по математике у Сасары всё могло быть глухо, лучше всего он успевал в литературе и японском языке — как раз-таки из-за всей этой иероглифики, многозначности и всего прочего. Иначе я не могу объяснить абсолютной гениальности и красоты текстов, но главное — количества. отсылок. и многообразия референсов в его песнях в гипмике. 32. Не столько невошедшее, сколько интересная деталь. В работе, когда Сасара рассказывает Рошо об одном из крупнейших театров Осаки, где они впоследствии будут выступать, упоминается и Токио Доум. Такой стадион, расположенный в Токио, и вправду существует, и он вмещает в себя аж до 57 000 человек. Не самый крупный в Японии — в Йокогаме, например, есть футбольный стадион побольше, на 72 000 человек, но в случае с Токио Доум большую роль играет и его расположение в самой столице, и наибольшая известность среди людей за счёт того, что в нём проходят и спортивные игры, и музыкальные концерты. Выступить в нём считается одним из престижных достижений и, вестимо, признанием человека личностью с известностью как минимум крупного масштаба.) В каком именно театре Осаки выступили Сасара и Рошо — не уточняется, но можете взять на заметку, например, театр Нанба Гранд Кагецу. Этот театр, громко говоря — сама колыбель осакской, а, значит, и японской комедии, где с давних лет проходят выступления как ракуго, так и мандзай. Выступить там комику — непременно снискать любовь и, вероятно, признание искушённой публики. х)ПОСЛЕСЛОВИЕ
Вообще, глядя сейчас на все написанные мной заметки, и особенно на их порядок, я вновь осознаю и вижу своими глазами, насколько порой неструктурированным было продумывание сюжета по моей части. xD Я никогда не начинала писать часть, если у меня в голове или заметках не было хотя бы примерного её плана. Но тот факт, что бок о бок у меня шли заметки с идеями для сцены «расставания», затем для «школьной» сцены, затем для «последнего выступления», затем снова для «расставания», затем вновь «школьная» — меня сейчас как-то прямо поразили. Как я вообще там в них ориентировалась? хд Хотя, пусть это и выглядит так безумно сейчас, почти полгода после окончания работы — но я знаю, что, когда работаю над чем-то большим, в период активной и постоянной работы даже такой заметочный бардак кажется удобным и привычным, и в нём, постоянно его пролистывая, достаточно легко ориентируешься. С другой стороны, добавлю оторванно от темы — несмотря на то, какое огромное множество идей у меня продолжало появляться на протяжение всей работы — я умудрилась вместить практически все. А те, что остались невоплощёнными, на самом деле, и не нашли бы места в этой работе. И, оглядываясь назад, я понимаю — больше я не добавила бы к этой работе ни одной новой детали, ни одного поворота, ни одной дополнительной части. Потому что эта история рассказана от начала и до конца. И я абсолютно, всей душой таким исходом осталась довольна. У меня нет сожалений — а это то, что я, пожалуй, ценю в жизни и творчестве больше всего на свете. А вас, дорогие читатели, я хочу вновь, ещё раз — от всего моего писательского сердца — поблагодарить. Эта работа, родившись из мимолётно увиденного мною твита, в итоге приобрела для меня намного большую значимость и вес, чем я могла предполагать вначале. В процессе работы я познакомилась, заново переосмыслила и вновь влюбилась в этих двоих, а ещё открыла в себе несколько новых вещей как человек — и это не просто красивые писательские слова (хотя я их и люблю). И тот факт, что вы вместе со мной, вместе с сасарошами, прошли этот путь, прочитав эту работу от начала и до конца (а некоторые — и оставив теплейшие отзывы) — значит для меня целый мир. Опять же, хочу отдельно поблагодарить всех тех, кто оставлял свой фидбэк. Я не склонна выкладывать большие работы главами постепенно, предпочитая сначала закончить, а уже затем, полностью и точно готовую, выложить работу. Потому что, когда работа пишется больше одного дня, одна точка зрения накладывается на другую; одни идеи — теряют, а другие — приобретают важность; со временем, даже в пределах месяца, моё собственное видение работы может меняться; какие-то моменты даже из первых глав я могу подредактировать, в то время работая над последними. Некоторые параллели (что я упоминала выше) сами собой возникали уже под конец работы, а некоторые я выстраивала вручную, каждый раз вкладывая в них свои дополнительные размышления. Ну, и конечно — финальная вычитка и редакция от начала и до конца, которой я после завершения последней главы занималась несколько дней подряд, чтобы привести всё в единый вид — этого было бы невозможно сделать, выкладывай я главы по мере написания. По этой причине у меня не было поддержки читателей со стороны во время написания — во время этих долгих двух с половиной месяцев почти каждодневной работы я полагалась только на свой собственный огонь, а ещё, время от времени, на саппорт нескольких людей, кто знал, что я работаю над такой большой и сложной работой. Огромное и сердечное спасибо каждому из них, потому что бывали дни, когда я, особенно не надеясь на внезапные приливы вдохновения, вдруг получала от них какое-нибудь, даже короткое, сообщеньице с поддержкой и воодушевлением на работу — и буквально садилась и с безудержным азартом писала огромный кусок хорошего текста. К слову о вдохновении — я уже давно не полагаюсь на него всецело — в том плане, что не сижу в ожидании снисхождения музы, только тогда садясь за работу. Когда перед тобой стоит задача написать такую огромную (в сравнении с парустраничниками) работу — в какой-то момент приходится осознать, что это именно работа. И в то время как первый огонь во мне зажгла именно идея из твита — поддерживать его я могла только постоянным трудом и упорством. Бывали дни, когда я совершенно не думала о РМиПе, но всё равно садилась вечером за текст — и вдруг писала целый большой и чудесный фрагмент. Бывало и так, что настроение было подходящим, но я садилась за текст — и смогла выдавить из себя пару абзацев. В некотором роде даже сейчас это для меня русская рулетка — предугадать результат можно не всегда. Но так или иначе — таким образом прогресс двигался. И, в конце концов, если бы я каждый день ждала «вдохновения», то эта работа, возможно, не была бы закончена и по сей день. А ещё добавлю сюда — большое отличие для меня кроется и в самой атмосфере работ. Когда это одна-две страницы (иногда больше), скреплённых одной, ярко вспыхнувшей во мне задумкой-идеей — я пишу их на одном дыхании, часто за один вечер, потому что как раз боюсь растерять этот огонь, эт мимолётное вдохновение на следующий день. Чаще всего такие работы и сами по себе — очень яркие, и несут в себе какую-то яркую эмоцию, атмосферу, заключённую в моменте — в этой короткой работе. Но в случае с РМиПом и с большими работами в целом — ключ к успеху иной. Вы же помните? Весь РМиП — это буквально их история, жизнь от первой встречи и до самой решающей. Жизнь не протекает мгновенно. Не каждый день её наполнен пылающей страстью, сжигающей сердца, не каждый утопает в безграничной печали. Каждому нужно время на передышку, и простую рутину, спокойствие. Вот почему и подход к написанию этой работы у меня был иной. Я писала — как жила. Этот метод настойчивой и упорной работы, когда ты садишься за текст, потому что знаешь, что нужно работать, и ты просто работаешь, не дожидаясь великого вдохновения — не приговор и не панацея для всех творческих личностей. Я не могу советовать его никому как единственно верный, потому что это не так. Но это мой подход, который я выработала за время работы не только над РМиПом, но и над другими большими работами. К слову, эта работа из больших у меня не первая, но именно она самой первой была закончена и выложена, чему я невероятно рада и чем очень горда. Немного отклонилась от темы, но… Именно поэтому каждый отзыв я бережно храню у самого сердца. А когда вы пишете их не только на последнюю главу, а на несколько, и ещё и отмечаете какие-то отдельные моменты, которые вас позабавили, вызвали чувства или просто чем-то сильно запомнились — я, без шуток, готова вас на руках носить. :__з Это — я скажу это снова, не преуменьшая — значит для меня весь мир. Это как, прежде просидев так долго в тёмной комнате без луча света — наконец, лицезреть воочию, в оставленных отзывах, в подмеченных вами детальках, что эта работа нашла отклик в сердцах тех, для кого она, в большой мере, писалась — и это никакими словами благодарности не измерить. И если вдруг! у вас есть такие любимые моменты где-нибудь в работе, о которых вы не рассказали — я буду, искренне, по-настоящему щастлива, если вы отметите их в отзывах, что-нибудь скажете о них, выразите своё мнение, чувства или даже просто покричите (поверьте, я сама над некоторыми моментами Оч много и громко кричала — а работа-то моя! хд)! Эт сделать никогда не поздно, на самом деле (даже если вы вдруг уже написали отзыв), а так и чувствами поделимся друг с другом, и впечатлениями, и точками зрения на какие-то моменты. Без лукавства, очень интересуюсь, как те или иные места в работе воспринимают разные люди — иногда чей-нибудь отзыв даёт взглянуть на момент под другим углом и вдруг наталкивает меня на мысль, которой у меня прежде не возникало, и это восхитительно. Я такое обожаю просто! *** Что ж, теперь, когда РМиП закончен, а скрытые карты выложены на стол, мне бы хотелось ещё разок от всей души поблагодарить всех тех, кто прочёл эту работу, оставил отзыв, кто поддерживал меня — и, конечно же, тех, кто прочитал и эту дополнительную часть для любопытных! Честно сказать, я начинала писать её аж в ноябре (?), но материала оказалось настолько много (а потом и жизнь обстоятельствами со всех сторон навалилась), что привести её в завершённый вид мне удалось лишь сейчас. Но раскрывать грязные секреты собственных работ никогда не поздно! Надеюсь, эта бонусная часть писательского закулисья сасарош оказалась для вас интересной, и дала узнать больше как о непопавших в сюжет детальках, так и о моём личном пути и подходе при работе над этой историей. Ну, и, конечно же, не прощаемся! Творческий процесс на месте не стоит. Встретимся в других моих работах — на подходе в задумках у меня есть кое-что интересненькое (по гипмику и не только). х) Спасибо за вашу любовь — и посылаю её вам в троекратном размере. <3 Скоро увидимся!