Болотная колдунья

      Замок мог показаться вымершим только не слишком внимательным двуногим. Жизнь здесь кипела: под разрушенной крышей гнездились совы, крысы пировали на мертвецах, змеи таились между растрескавшимися плитами. Топот хомячьих лапок едва ли мог показаться подозрительным некроманту, привыкшему к писку и шуршанию вокруг. Во всяком случае этим соображением Тамирис пыталась подбадривать Эльму.       Хомячиха втаскивала жирное тельце на ступеньки, карабкалась по осыпающимся стенам. Перед глазами Тамирис мелькали обломки лепнины, разбитый фарфор, куски штукатурки, некогда расписанной золотом. Но стоило остановиться, посмотреть чуть пристальней, и остатки убранства затягивало толстым слоем мха.       На верхнем этаже зомби перестали попадаться. Даже полы стали чище — кто-то сгреб кучи хлама к стенам, освобождая проход. Однако Эльма теперь бежала медленнее, постоянно прислушиваясь и замирая перед освещенными дверными проемами.       Пол первой комнаты был исписан мерцающими знаками. Как следует рассмотреть их с высоты Эльминого роста Тамирис не смогла, но запретила хомячихе приближаться. Вторая комната походила на склад: мотки веревок, мешки, железные ломы, лопаты с присохшей землей — все пропитанное густой вонью тлена. Возможно, одни мертвецы выкапывали других... Даже Эльма вздыбила на затылке шерсть, разделив с Тамирис эту картину.       В третьей комнате, определенно, кто-то был. Потрескивал живой огонь, шуршала при движении ткань, остро пахнущая свежим потом, звякнуло что-то маленькое — ложка? крышка чайника?       — Что там?       Шепот Келгара прозвучал одновременно в двух парах ушей. Тамирис вздрогнула, безотчетно ослабляя связь с Эльмой: казалось, некромант тоже может услышать вопрос. Злясь на свой страх, она торопливо скользнула взглядом по окнам на восточном фасаде.       Призрачное голубое свечение — комната с рунами. Желтый огонек через два окна — склад. Мерцание огней — угловая комната с большим, выходящим на юг, окном. Должно быть, именно этот свет ночами видела Шандра.       — Кто-то в угловой комнате, — тоже шепотом ответила Тамирис. — Единственный, кто пахнет живым человеком.       Их с Эльмой сердца колотились в унисон, когда хомячиха заглянула в комнату. Две жаровни разгоняли скорее ночную сырость, чем мрак. Ярко светила только лампадка на низком столе.       Некромант сидел спиной к двери, возвышаясь над Эльмой безликой темной горой. Теряющаяся где-то в вышине голова, укутанное шерстяной мантией тело, расплющенный о сиденье складного табурета зад, свисающий занавес широкого подола, сухие волосатые шиколотки, пятки в веревочных шлепанцах как две желтые репы. Эльма слышала размеренный скрип пера по бумаге — на удивление мирный для этого ужасного места звук. И сама комната выглядела обжитой: взгляд хомячихи выхватывал то походную койку, застеленную серым одеялом, то блестящий край таза для умывания, то поставленную на пол тарелку с остатками печеных бобов и хлебной коркой.       Белой лекарской маски Тамирис нигде не увидела. Не было и гигантской тени — только обычные, которые нежились на стенах и полу, повторяя движения сидящего за столом человека.       — А что он делает? — вновь полюбопытствовал Келгар.       — Пишет! — прошипела Тамирис в ответ.       — Надо же? А чего?       — Мне откуда знать? Может, дневник?       — А если зловещие планы?       — Значит, сгорят вместе с ним!       Даже у западной стены, отделенная от некроманта десятками комнат, Тамирис чувствовала себя неспокойно. Казалось, кто-то выглядывает ее из темных окон, а любой звук, отраженный от камней мертвого замка, разлетается на много миль вокруг. Келгар и Слаан, два счастливца с ночным зрением, почти не шумели, даже нагруженные бочками с алхимическим огнем, а вот ей постоянно попадался под ногу хрусткий сучок или обмотанные мешковиной штыки лопат глухо бились о все вокруг.       Лопаты вместе с веревкой и мешком селитры пришлось позаимствовать на ферме Шандры, после чего Нишка объявила, что для одной ночи подвигов с нее достаточно. Тогда Тамирис возражать не стала: обокрасть фермершу — ради благого, конечно, дела — дорогого стоило. Теперь подобная уступчивость казалась опасной ошибкой: за все, что они делают, расплачиваться они должны тоже вместе!       По расчетам Келгара, должно было хватить трех бочек — но их еще требовалось прикопать для пущего, как он выразился «дефекта». Тамирис воткнула штык лопаты в землю и вздрогнула, услышав удар о камень.       И ведь у нее была Эльма, способная уничтожить ничего не подозревающего некроманта одним ударом! Опаснейшее оружие... в руках опытного волшебника. Тармас плел любые заклинания лапами своей Веры. Но самой Тамирис в детстве куда больше нравилось наряжать фамилиара в платьица и нацеловывать пушистые щеки, чем колдовать будто через набитые песком перчатки.       Вновь подвернулся камень. Тамирис отложила его в сторону, жалея, что не может рыть землю острыми когтями, как Слаан. Он шумел, как зверь, а вот в ее руках явственно звенел металл — особенно когда лопата сталкивалась с келгаровской.       — Да чего ты маешься? — прошептал дварф. — Огонек свой зажги. Кто тебя увидит?       В самом деле — кто? Однако Тамирис мотнула головой, забрасывая бочку рыхлой землей. Ощущение, что ее высматривают, не проходило. Глупое, конечно — какой нечисти мешает темнота? Но лучше быть глупой и живой, чем умной и... Безотчетно она коснулась спрятанного на груди осколка, словно им можно было вырезать застрявший внутри ледяной комок.       Перо в руке некроманта перестало скрипеть.       «Тише!» — от страха Тамирис чуть не выкрикнула это в полный голос. Переборов себя, она замахала руками, и Слаан с Келгаром тут же перестали копать. Глазами Эльмы Тамирис всматривалась в напряженную спину некроманта — неужели он слышал их возню, которую не улавливал даже чуткий слух хомячихи?       Стул отъехал назад. Эльма отпрянула в темноту, но некромант двинулся к окну. Двадцать четыре удара сердца простоял, почему-то глядя вверх, на тонкий серп ущербной Селуны. На тридцатый удар вернулся к столу и вновь погрузился в писания.       Облитая ледяным потом Тамирис дала отмашку. Келгаровская лопата заработала снова. Сама Тамирис копать не решилась: руки не дрожали, просто не ощущались. Как и ноги — она чуть не растянулась, отходя от ямы; Слаан поймал ее в полете. Тамирис чуть не обняла ящера сгоряча.       Шуршала бумага, звякала крышка чернильницы, пальцы барабанили по столешнице. Некромант беспокоился. А хуже всего, вместе с ним беспокоились запертые в подвале мертвецы. Тамирис слышала глухое бормотание, неясный шум, но пока еще никто не лез наружу. Пока.       Келгар одну за другой надломил магические печати и осторожно сдвинул крышку с бочки. Сферы с алхимическим огнем лежали внутри, словно икринки. Ничего более смертоносного Тамирис в жизни видеть не приходилось. Сглотнув, она снова потерла осколок.       Некромант что-то забормотал себе под нос. Может быть, досадуя на затупившееся перо или кляксу, или...       Угли в жаровнях вспыхнули ослепительно ярко. Тени прыснули во все стороны — но, успокоившись, поползли к некроманту. Тьма стала упругой и мускулистой. Когтистые лапы цеплялись за пол, бархатные спины выгибались.       — Он... Он при... — Тамирис запнулась.       Слова незнакомого языка звучали певуче, словно колыбельная, но не убаюкивали. От них мутило, во рту стояла вязкая слюна. И вдруг бледная волосатая нога оказалась прямо перед ее глазами. Глазами Эльмы. Острые зубы прорвали кожу, кровь потекла по языку. Заклинание оборвалось болезненным воплем.       — Он призывает теней! — опомнившись, выпалила Тамирис. — Заканчиваем и уходим!       Ей казалось, их прикончат прежде, чем Келгар запустит свою дварфийскую машину смерти. Мертвецы выли и бились о стены. Раздутое тело вывалилось из верхнего окна и расплескалось о камни, точно гнилая слива. А Келгар все возился, пока Эльма выигрывала бесценное время.       Еще один зомби сочно шлепнулся вниз. Пришлось ослабить мысленную связь, чтобы призвать ледяное копье, но отзвуки чужих ощущений скользили по краю сознания. Густые запахи крови и немытого тела. Жилистая плоть. Пальцы на шее...       — В укрытие давай! — будто издалека донесся голос Келгара.       Зубы Эльмы впились в уязвимое местечко между большим и безымянным пальцами некроманта. Взвыв от боли, он взмахнул рукой. Хомячиха взмыла в воздух...       И тут Тамирис развоплотила ее.       Вновь накатила дурнота, словно исчез — пусть без боли — собственный палец. Ледяное копье разлетелось брызгами. Перед глазами все запрыгало: темные силуэты деревьев, спина Келгара, такая далекая сейчас чаша ротонды — Слаан тащил ее за собой, вынуждая перейти на бег.       На дно высохшего пруда она спрыгнула уже сама. Опустилась на колени, вдруг запамятовав, что делать дальше — сесть, лечь?       — Сейчас рванет! — гаркнул над ухом Келгар. Тамирис поспешно сотворила магический пасс. Купол тишины раскрылся, прежде чем земля содрогнулась в первый раз.       Ни о чем больше не думая, Тамирис уткнулась лицом в сухую грязь, зажмурилась до огненных мух под веками. Келгар говорил, что бочки взорвутся одновременно, но дрожь земли никак не унималась. Сверху сыпался мелкий и не очень мусор, ноздри терзала едкая сернистая вонь. Может быть, он неправильно рассчитал, и замок падал прямо на них. Может быть, из-под завалов выбирались мертвецы. Может быть, заново открывались порталы, выпуская толпы дьяволов, — и она уже видела все это раньше, до того, как могла запомнить детским разумом, но заполошно стучащее сердце это помнило, помнило, помнило!       ...Первым звуком, который услышала Тамирис много минут, или веков, или тысячелетий спустя, был ее собственный надрывный кашель.       — Рот и нос прикрой, — прохрипел Келгар.       Не открывая глаз, Тамирис последовала его совету, потом очень медленно перевернулась на спину, села и наконец заставила себя разлепить веки.       Сердце враз перестало трепыхаться — да и билось-то едва-едва. Она ведь не могла живьем провалиться в свои кошмары? Все вокруг запорошило серой пылью, в воздухе, точно снег, лениво кружил пепел. Совсем как на Черную Жатву... Уверенная, что увидит пылающие остовы домов, Тамирис завертела головой — и с облегчением выдохнула, разглядев очертания рухнувшей ротонды. Поискала глазами замок...       — Ювелирная работа! Была бы коробочка, прям в нее все и сложилось бы! — Келгар гулко раскашлялся над своей шуткой.       Замок исчез. На месте провалившихся этажей сгущалась тьма — клубы чернейшего дыма, мрачно подсвеченные снизу языками пламени. Перекрытия пылали так, словно алхимический огонь не видел разницы между деревом и камнем в стремлении пожрать все. Дрожал и двигался только раскаленный воздух. Ничто, живое или мертвое, не пыталось выбраться из пекла.       — Вождь будет ругаться, что теплокровные засыпали ход. А Слаан рад, что ему больше не придется ходить через мертвых человеков. — Ящер не кашлял, но совсем по-лошадиному фыркал.       — Да что вообще на этих холмах делать, вниз плевать? Вот хоромы подземные — другое дело! Настоящий город вниз растет... — Келгар подтолкнул Слаана в бедро. — Чего стоишь? Не видишь, сомлела девочка? На руки ее бери и пошли отсюда!       Тамирис пришла в ужас от одной мысли, что будет покоиться на чешуйчатой груди, словно плененная принцесса в объятиях варварского воина, но ее возражений никто и слушать не стал.       — Крепче держи, чтоб не вывернулась, — наставлял Келгар, с трудом поспевая за размашистой поступью ящера. — Знаешь, какая она? За одеялом своим к скелетам бежать хотела!       — Это было не просто одеяло! — запротестовала Тамирис.       — А это не просто зверушка. Не хочу, чтобы ты из-за Эльмы своей в огонь полезла. Надышишься дымом, и конец.       Тамирис перестала вырываться из ящеричьих лап. А ей-то казалось, что Келгар выбросил из головы ее похвальбу фамилиаром так же, как она сама — его разглагольствования о кабацких драках! И вот, оказывается, он даже имя запомнил.       — Нет, с Эльмой все в порядке, — пробормотала Тамирис смущенно. — Никуда мне бежать не надо. Я просто развоплотила ее. Это как... фокус.       Это сравнение могло ей стоить укушенного пальца. Эльма терпеть не могла развоплощаться: карманный план представлялся хомячихе темным ящиком для белья, куда фамилиаров кидают, точно ненужные носовые платки. Но Келгар со Слааном смотрели на Тамирис во все глаза, явно ожидая представления. Как было не поддаться искушению? Она изящно изогнула руку, раскрывая ладонь (и слегка пожалела, что не может украсить Эльму цветком или бантиком).       Хомячиха, здоровая и даже не взъерошенная, сидела на протянутой руке.       Келгар захлопал в ладоши, как ребенок. Слаан, тоненько засвистев, опустил Тамирис на землю и тоже принялся бить лапой о лапу. Эльма шевельнула носом и уставилась на хозяйку.       «Мне надо поклониться?»       «Если хочешь. Моя отважная воительница, моя героиня!»       Сейчас Тамирис не приходилось изображать восторг. Даже Дэйгун с почтением относился к хомякам, их свирепому нраву и несгибаемому духу, однако Эльма была лишь сгустком магической энергии в фальшивой шкурке. С тем же шансом ритуал мог придать ей форму ворона или жабы. И вот, оказывается, как и дикие сородичи, она была страшна в гневе.       «Лучшая из всех!»       Хомячиха по-прежнему смотрела недоверчиво.       «Лучше тебя?»       Тамирис опешила. Разумеется, доблесть Эльмы была несомненной... Но кто вспомнил про алхимический огонь? Кто догадался попросить помощи Келгара? Кто, в конце концов, послал Эльму следить за некромантом и так ловко все устроил, несмотря на маленькие затруднения?       Смеяться хомячиха не могла даже мысленно, но так выразительно фыркнула, что к щекам прилила жаркая волна.       «Ну, хватит надо мной издеваться! Ты все-таки не Тармас, а мой фамилиар!»       Эльма, не теряя времени на подбор слов, наполнила ее разум образами. Тамирис видела крошечную себя, бегущую куда-то, повинуясь жесту огромной хомячихи. Потом, уже обычного роста, уходила сама, пряча за пазуху крошечную Эльму. Надо думать, это означало, что если Эльма лучше хозяйки, то должна сама посылать ее на задания, а если все-таки хуже — то сидеть в тепле и покое, пока героиня разбирается с опасностью собственными эпическими силами.       «Это в мою честь должны устроить пир. Морковка, горох, много тыквенных семечек, а не ваши дурацкие пироги и вино».       «Как будто тебе вообще нужно есть!»       По встречному мнению Эльмы, двуногие тоже делали много чего, в чем вовсе не испытывало потребности их тело: издавали звуки, чтобы петь, топали ногами, чтобы плясать, закутывали тело в разноцветные ткани, чтобы красоваться. Если это доставляло им удовольствие, чем она отличались в своих желаниях?       «Хорошо, хорошо, мы обе прекрасно поработали и будет тебе пир! И больше никаких разведок. Даже думать не хочу, что тебя могли, как Воло...»       «По твоей вине», — щадить ее чувства Эльма не собиралась.       Новый вопрос Тамирис решилась задать не сразу.       «Тогда почему ты... Я ведь не приказывала...»       Хомячиха фыркнула, забираясь выше по руке, пока не устроилась на плече Тамирис.       «Маг может выжить без фамилиара. Фамилиар не может выжить без мага. Все просто. — Усы Эльмы щекотнули щеку Тамирис, будто смягчая насмешливой лаской столь прагматичное рассуждение. — Поэтому фамилиар может спасти мага и не умереть сам. Настоящий сторожевой зверь?»       «Сама свирепость!» — И, пока дружелюбие Эльмы не улетучилось, Тамирис чмокнула хомячиху между ушей.       

***

             На обратном пути Тамирис с Келгаром хохотали как сумасшедшие, чем, кажется, напугали Слаана. Он даже шагал вполоборота, не сводя со спутников пристального взгляда. Гребень на голове ящера трепетал, точно парус, и от этого зрелища Тамирис смеялась еще больше. Ее все смешило сейчас: голова казалась восхитительно легкой и пустой, точно после бакмановской медовухи.       Все началось, когда Келгар предложил спуститься с холма по тропинке, чтобы обогнуть ферму Шандры.       — Не хотел бы я встретиться с ней сейчас, — заявил он серьезно. — Пусть меня Клангеддин молотом по темечку огреет, если девчуля не мчит сюда на всех парах!       От одной его божбы Тамирис захихикала.       — С вилами! Мстить за погибшие лопаты!       Дварф призадумался, точно пытаясь представить это зрелище, и вдруг загудел, захохотал, звонко ударяя себя по ляжкам.       — Такая: «А кто? А где? А подать сюда...» А нету никого! Сгорел сарай, гори и замок!       Дальше они старались перещеголять друг друга в остроумии:       — Да вообще можно было без алхимического огня обойтись! Взяли бы у нее... мешок репы! И рассыпали до самого замка, будто ее зомби украли! Вот был бы взрыв! Клочки по закоулочкам только и летали!       — У блондиночки разговор короткий! А ты представь, вот попросил бы у нее некромант водицы испить...       — Да зачем ей вообще селитра? Небось, на огороде и так куча трупов прикопана!       — Как это она всех ящеров в одиночку не переловила? Этого — н-на вилы! Того — н-на вилы! За день бы кончились!       Слаан встал как вкопанный.       — Светлоголовая женщина настолько опасна для клана?       Тамирис будто ледяной водой окатили. Она поспешно пнула в голень Келгара, который продолжал беспечно посмеиваться.       — Нет, конечно, нет! Мы просто глупости всякие говорим. Шутки такие.       После второго пинка дварф согласно закивал.       — Ага! Конечно! Парень, да эта блондиночка безобидная, как овечка! Ну, ругается, так все мы иногда... что теперь! Она даже тебя вилами не прибила!       — А Слаан уже хотел вернуться и свернуть ей голову. — После долгой напряженной паузы ящер оскалился. — Шутка такая.       Он и впрямь не рвался вернуться и осуществить свое кровожадное намерение, но веселье поутихло. Келгар, покашливая, вдруг принялся сбивать пыль с сапог, точно на них тут же не налетала новая, Тамирис начала выпутывать из волос листья и веточки. Похоже, пытаясь вернуть былую непринужденность, ящер продолжил разговор сам:       — Когда клан только пришел на новые земли, Слаан видел светлоголовую женщину возле замка. Она пускала воду из глаз.       — Плакала? — Это слово никак не вязалось у Тамирис с Шандрой.       — Да. Плакала. И не смотрела по сторонам. Слаан ее не убил, хотя мог.       Келгар с неожиданной задумчивостью взглянул на Тамирис.       — Тогда у нее хоть сарай был. А сейчас даже лопат нету. И поплакать негде.       — Конечно, мы возместим ущерб! — Сейчас Тамирис была согласна облагодетельствовать целый мир. — Попросим старейшину передать Шандре часть нашей платы. С запиской: «От неизвестных друзей»       Посмеялись они уже устало. Оживление исчезло, как и нахлынуло, в одно мгновение. Келгар зевал во весь рот, Тамирис терла кулаками слипающиеся глаза. Ноги, руки, веки — все будто налилось свинцом. Теперь уж Тамирис не отказалась бы, чтобы ее понесли, но Слаан больше не предлагал. По крайней мере, небо светлело, и она больше не спотыкалась на каждой кочке.       Да вот только открывшаяся глазам картина вызывала уныние. Пустующие дома с заколоченными окнами, разоренные овины, почерневшие от огня амбары, тяжелый запах гари над пепелищами — тот же выморочный край, протянувшийся от самого Лейлона. Тамирис попыталась представить, как уже завтра сюда возвращается жизнь: на подворьях стучат топоры, брешут собаки, хозяйки развешивают на заборах свежевыстиранное белье... На смену унынию пришла глухая тоска.       Да ей-то что с того? Даже если ящеры сдержат слово и оставят Хайклифф в покое, наслаждаться миром будут другие люди. Это они будут проводить вечера в теплых комнатах, спать на мягких постелях, есть вкусную рыбу и яйца в желе. А с ее везением лусканцы осадят Невервинтер в тот же миг, как только она сойдет с корабля. Который еще надо найти, если капитан Флинн не вынырнет из бутылки...       Они шли мимо заросшего камышами пруда с топким илистым берегом. Сердце вновь трепыхнулось, переполненное воспоминаниями так, что пришлось сморгнуть слезы. Элани говорила правду: болотные растения пахнут ничуть не хуже благородных цветов. Никакая это не вонь! Самое душистое мыло отец варил с аиром и багульником...       — Слаан, ты скучаешь по Топям? — зачем-то спросила она.       — Ску-ча-ешь? — Судя по интонациям ящера, такого слова в его лексиконе не водилось.       — Тебе не хочется вернуться, откуда вы пришли? — Кажется, вождь говорил о досаждающих мертвецах, но ящеры, зомби и прочие чудовища жили бок о бок испокон веков. По слухам, ящеры сдерживали нежить, подъедая болотных утоплеников. Наверное, это было преувеличением, но все же...       Гребень Слаана встопорщился иглами.       — Не-ет, не хочется. Там нет сил.       Судя по важности, с которой ящер произнес эту фразу, он повторял ее с чужих слов.       — А куда же они делись?       — Ушли, наверное. Как жаболюды, тролли, Кривокогти, Черношкурые, Зеленые Гребни и клан Слаана. Все уходят.       Тамирис промычала, как надеялась, что-то вежливо-понимающее, но ящер неожиданно продолжил:       — Раньше было хорошо, теперь стало плохо. Сначала земля сохла, а вода гнила. Потом вода высохла, а земля гнить начала. Никого с нее есть нельзя — заболеешь. Откуда вода ушла, много мертвых человеков повылазило. Тоже гнилых, больных. С тех, кто с ними дрался, чешуя слезла, потом мясо, потом они умерли и поднялись. А как драться, если драться нельзя? Не надо жить в плохом месте. Надо жить там, где хорошо.       Теперь Тамирис и сама была не рада, что спросила. Она дергала себя за кончик косы, но легкая боль в рвущихся волосках не отвлекала. А ведь для Западной Гавани последний год тоже был плохим. Хлеб гнил на корню, овцы паршивели, яйца тухли прямо в курятниках. Потом — страшная сушь в разгар осени. Все, как у ящеров. Все, как у ящеров!       Она продолжала бессмысленно таращиться на Слаана. Очевидно, приняв это за интерес, он рассказывал все охотней:       — Здесь Слаану хорошо. Слаан никогда не видел столько соленой воды и столько рыбы в ней. И живых человеков тоже. Слаан любит смотреть на человеков. Они все разные в своей одежде и с волосами, как будто не одно племя. Синие, рыжие, черные, красные! А еще коровки, лошадки... тоже все разноцветные и очень вкусные. Но Слаан их не ел! — поспешно добавил ящер.       Да уж, Тамирис не сомневалась. Она подумала про злополучного Вильяма: наверняка если он и добрался до замка на своем муле, то пробыл там живым совсем недолго. И вздумалось же ему выйти из дома в такое время!       Что ж, один вопрос вряд ли мог сделать еще хуже.       — А мужчину на маленькой серой лошадке ты не уби... видел? У него совсем белые волосы и зеленая рубаха. Он мог прийти в замок два дня назад. Нет, наверное, уже три...       — Зелено-белый человек приходил в замок? Слаан думал, он хочет жить в шалаше на озере.       — На озере?       От неожиданности Тамирис сбилась с шага. Когтистая лапа предупредительно подхватила ее под локоток.       — Ведьма устала? Слаан может снова ее нести и рассказывать про человеков.       — А двоих донесе-е-е-ешь? — Келгар чуть не вывихнул челюсть в зевке.       Просто представив себе эту картину, Тамирис замахала руками.       — Шутка такая? — уточнил Слаан.       — Да! — Она как можно строже посмотрела на дварфа, чтобы не вздумал возражать. — Так что за человек на озере?       — Белоголовый. Маленький. Зеленый. Братья хотели сжечь шалаш и прогнать человека в город, но Слаан не позволил. Вождь велел не трогать человеков, только жечь их запасы, а у этого запасов нет, одна лошадка, — ящер задумчиво облизнулся. — Славная толстая лошадка.       — И что человек делает на озере? — поторопила Тамирис.       — Ловит рыбу. Варит похлебку. Лежит кверху животом. Поет.       — Поет? — Она меньше удивилась бы, услышав, что Вильям приносит рыб в жертву злым богам или собирает армию дохлых раков.       К ее удивлению, Келгар ухмыльнулся.       — Ты его благоверную видела, девочка?       Плохо причесанная, крикливая и до смерти уставшая. Какой еще могла быть мать маленького ребенка? Почему-то Тамирис стало обидно, что дварф не оказался выше мужской солидарности.       — Ну, видела. И что в ней такого плохого?       — Понимать надо...       — Понимать? Ты что, сам сбежал от жены?       — Скажешь тоже! Я слишком молод для этого всего. Но с семьей, да, сложно бывает... иногда. Но это же семья... Уйдешь от них... Как такое в голову прийти может!       Келгар заметно смутился. Несколько мгновений Тамирис размышляла, не стоит ли на него поднажать, но в конце концов решила, что это не ее дело. В отличие от Вильяма и его «благоверной».       — А это озеро нам по пути, Слаан?       Может быть, не только некроманту она сегодня принесет справедливое возмездие.