Прости за все потерянное время

Вэй Усянь внезапно проснулся, как будто что-то его толкнуло. Сердце колотилось, как сумасшедшее, на лбу выступили бисеринки пота, из уголка глаза катилась одинокая слеза. Была еще несусветная рань, даже меньше пяти утра, потому что Лань Чжань еще крепко спал. Его грудь, на которой устроился Вэй Ин, равномерно поднималась и опускалась в такт спокойному дыханию и даже его длинные ресницы не подрагивали, что иной раз случалось, если его сон готов был вот-вот прерваться. Вэй Ин некоторое время с чувством умиления, которое было ему не особенно свойственно, смотрел на своего любимого. Прекрасное лицо Лань Чжаня в последнее время, после их триумфального, или бесславного, или бесстыжего, это уж как посмотреть, возвращения в Гусу, утратило свое обычное «траурное» выражение и теперь даже днем, в обществе посторонних, не выглядело так, как будто он потерял всех, кого любил — и уже давно. Во сне же оно еще больше смягчилось и выглядело по-детски беззащитным. Вэй Усянь едва заметно вздохнул и слегка вытянув шею, тихонько коснулся губами белоснежной мочки уха Лань Ванцзи и следа от поцелуя на шее чуть ниже. Почувствовал легкое возбуждение и хихикнул про себя: «Будет ловить на себе изумленные взгляды адептов, а уж ученики засмущаются…ну, пополнят запас впечатлений, будет о чем поговорить на досуге…неа, правила запрещают, обсуждать других за их спиной, особенно Ханьгуан-цзюня. Ну, не знаю, не знаю. В конце концов может сказать, что комар покусал. Большой такой комар, приставучий». Внезапно он нахмурился, утирая слезинки, которые продолжали скапливаться в уголках глаз. Что это с ним? Вчера вечером ничто не предвещало снов, от которых на глаза наворачиваются слезы. Наоборот. Лань Чжань, заметив, что с недавних пор нижние одеяния Вэй Усяня стали ему коротковаты, принес для него новые. Да такие…такие. Просто слов нет. У Вэй Усяня глаза на лоб полезли, когда прошлым вечером в тишине цзинши Лань Ванцзи без лишних слов протянул ему подарок. Рубашка и штаны из тонкого алого шелка, от одного взгляда на которые разные мысли сразу появлялись в голове, и среди них ну ни одной приличной. Вэй Ин, выйдя из легкого ступора, в который впал при взгляде на этот дар, и пытаясь представить Хань Гуан Цзюня, покупающего этакую одежду, разулыбался во все тридцать два зуба, подмигнул Лань Чжаню, схватил подарок и кинулся за ширму переодеваться. Не то чтобы он стеснялся своего возлюбленного, да и вообще, когда он кого стеснялся, что в этой жизни, что в предыдущей, просто хотел предстать перед его светлыми очами как можно более эффектно. Во всей красе — и своей собственной, и алых нижних одеяний. Как попало скинув и разбросав старую одежду, он быстренько облачился в новую, переливающуюся разными оттенками. Распустил волосы, прихватив их только на затылке своей неизменной красной лентой и, как будто что-то внезапно толкнуло его под руку, схватил тоненькую кисть для письма, на которой еще не высохла тушь, и наугад нарисовал крошечную родинку под нижней губой. И торжественно, но все равно с ухмылкой вышел из-за ширмы. Лань Чжань тихо стоял на прежнем месте. Увидев Вэй Ина во всем великолепии — с его большими блестящими оленьими глазами, полуоткрытым ртом и розоватыми отблесками на нежной коже, он слегка задохнулся. И задохнулся еще больше, заметив родинку под губой, которую не видел столько лет. Вэй Ин разочек крутанулся перед ним, сияя улыбкой и затараторил: — Спасибо, спасибо, спасибо, ох, обещал не благодарить тебя, прости забыл, о, прощения тоже просить не нужно. Ханьгуан-цзюнь, как тебе в голову пришло купить такое? Ты купил это в Цайи? Продавец не упал в обморок? Это был мужчина или женщина? Тебя узнали? Или ты посылал кого-то? — Мгм. — Что «мгм»? Я ничего не понял. Сам покупал или нет? — Сам. — И что? — И ничего. — Понятно. Сначала упали в обморок, очнулись от звона серебра, и побоялись что-либо говорить. У Лань Чжаня начали краснеть уши, приятно гармонируя с новыми шелками Вэй Усяня, и не слушая больше, он заткнул ему рот поцелуем. И обновки, только-только надетые, почти сразу же были сняты. От ощущения прохладной нежной ткани, скользящей по телу, и горячих губ и рук Лань Чжаня на этом самом теле, Вэй Ин совсем потерялся. Долгое время слышались только его стоны и невнятный лепет: «Ханьгуан-цзюнь… Лань Ванцзи… Лань Чжань, ах…вот так…люблю тебя…какой ты ненасытный» и низкий голос Лань Чжаня, отвечающий ему невпопад: «Мой, только мой». Позже, когда они лежали в дремотной истоме, Лань Чжань спросил: — Вэй Ин, эта родинка? — Что, размазалась? Лань Чжань легко коснулся ее губами. — Нет. — Странно.Тушь хорошего качества, значит. Как все в Гусу, включая тебя, исключая еду. — Ты ее нарисовал? И когда успел… — Ага. Внезапно в голову пришло. — Мгм. Спи. Вэй Усянь послушался. А теперь вот проснулся со слезами на глазах и, как не старается, не может вспомнить свой сон. Только туманные обрывки про Пристань Лотоса, какой она была в прошлой жизни и как ни странно, мордочки щенков Цзян Чэна, которых он так боялся в детстве. Он завозился, устраиваясь поудобнее, решив еще немного вздремнуть, но не тут то было. Лань Чжань глубоко вздохнул, ресницы его затрепетали и он открыл глаза, тут же встретившись взглядом с широко распахнутыми глазами Вэй Ина. Лань Чжань даже слегка всполошился. Конечно, это было не слишком очевидно, но Вэй Ин уже начал понимать эту легкую рябь в глазах возлюбленного. — Ты… — голос Лань Чжаня был чуть охрипшим после сна. — Почему не спишь? Он поцелуем стер последнюю слезинку с глаз Вэй Ина. — Что случилось? — Ничего. Все хорошо. Приснилось что-то, я уже не помню. Лань Чжань прилип взглядом к его припухшим губам, светлые глаза его затуманились, но он сдержал себя, встал, поднял Вэй Усяня на руки, поцеловал ласково, и понес к бочке с теплой водой, как делал практически каждое утро. Потом, искупав и завернув в полотенце, как ребенка, отнес обратно в постель. Вэй Ин разморенно полежал еще немного, дождался, пока Лань Чжань тоже искупается и оденется, лениво размышляя о том, что в клане Гусу Лань есть и полезные заклинания, в частности заклинания очищения воды. Он сам умел нагревать воду, но не очищать ее, хотя он, не моргнув глазом, искупался бы в той же воде, что и Лань Чжань. Предусмотрительно не стал обдумывать дальше эту мысль, самостоятельно выбрался из постели, надел свои новые нижние одеяния, не без тщеславия оглядев себя в них, насколько это можно было сделать без зеркала. Позвал: — Лань Чжань. — Что? — Доброе утро. — Доброе. — Лань Чжань, а Лань Чжань, давай купим зеркало. — Мгм. — Это да или нет? Ну или щит металлический принеси. — Угу. Вэй Усянь подскочил к нему резвее любого кролика и повис на шее. — Люблю тебя. — Ты чего такой бойкий в такую рань? Заболел или что? Лань Чжань внимательно всмотрелся в лицо Вэй Ина. Странно, крошечная нарисованная родинка выдержала и бурную ночь, и водные процедуры. — Неа, не заболел и не что. Наверное, становлюсь похожим на тебя. — Это вряд ли. Скорее становишься похожим на себя. — А? — Не бери в голову. Все хорошо. Они тепло попрощались. Лань Ванцзи нужно было идти на патрулирование, а потом заниматься переписыванием книг в библиотеке. В этом последнем Вэй Усянь мог бы ему помочь, тряхнув стариной, но Ванцзи посчитал, что он будет только отвлекать его от дела. Усянь не стал возражать. Конечно, он будет скучать без Лань Чжаня, но бесконечные свитки… Да и на Лань Цижэня можно нарваться, а так они почти никогда друг друга и не видят. На собрания клана Вэй Усяня не приглашают, да и что он там забыл. Надо будет, ему все расскажут. Питается он отдельно и слава Небесам, благодаря заботам Лань Ванцзи и собственной смекалке намного лучше всех живущих в Гусу. Не далее, чем вчера, помимо умопомрачительного наряда, Лань Чжань принес домой и отличные пирожки, и персики, и острые приправы. Вэй Ин чуть не прослезился от такой заботы и, ухватив пирожок, уцелевший после вчерашнего, пошел в свою берлогу — мастерскую, которую Ванцзи оборудовал для него позади их дома. Он работал над улучшением Компаса Зла, пытаясь добиться, чтобы тот еще и показывал степень опасности, исходящую от тварей, но сегодня никак не мог собраться с мыслями. Вот не хотели они собираться, бродили где-то сами по себе и не желали идти на его зов. Он чувствовал себя немного странно. Нет, он не заболел, даже наоборот, стал как будто крепче. И те немногие духовные силы, которыми обладало тело Мо Сюаньюя, тоже оставались при нем. Правда, он последнее время часто пользовался мечом, обучая младших, но не настолько же интенсивно, чтобы даже немного подрасти. Почему, собственно, и понадобился такой подарок. Его пробрала легкая дрожь возбуждения при воспоминании о прошлой ночи и алых нижних одеяниях, которые и сейчас бесстыже прильнули к нему, не давая сосредоточиться. На его губах расцвела невыразимо двусмысленная улыбка. Она прямо-таки вслух говорила, эта улыбка: — Это только начало, — говорила она, — столько возможностей. К вечеру я еще много чего придумаю. Наиграюсь с Хань Гуан Цзюнем всласть. Разбужу в нем зверя. Ой, как страшно, аж слюнки текут. Хорошо, никто не видел его в этот момент. Посторонние почувствовали бы жуткое смущение, особо целомудренные получили бы психологическую травму, глядя на эту ухмылку, а Лань Ванцзи со своей хваленой выдержкой набросился бы на него, не дожидаясь, пока он разбудит в нем зверя. Он помотал головой, силясь унять возбуждение. Вскочил, пробежался туда сюда по мягкой хвое, что ковром устилала землю около его укрытия. Тихонечко пискнул: «Лань Чжань, где ты, я так соскучился, ууу». Внезапно лицо его омрачилось и он с силой хлопнул себя ладонью по лбу: «Вот же дурак. Как я мог забыть?!» И стремглав побежал назад домой. «Куда же он мог запропаститься, — бормотал он себе под нос, рыская по комнате, — укатился куда-то, что ли». Потом, вспомнив, подбежал к ширме, за которой вчера переодевался второпях. Да, вот он, висит, зацепившись за край. Маленький потрепанный колокольчик клана Юньмэнцзян. Вчера произошло одно странное событие и ему не терпелось рассказать о нем Лань Чжаню, но коварные алые тряпки вымели из его головы все другие вещи. Вчера утром, когда он был в мастерской, его неожиданно вызвали к главным воротам, сообщив, что прибыл посланец от главы клана Юньмэнцзян и желает видеть его лично. Входить на территорию Облачных Глубин не хочет, потому что визит неофициальный. Вэй Усянь пожал плечами и отправился на встречу. Незнакомый молодой адепт переминался с ноги на ногу, ожидая его. Увидев грозного старейшину Илин, который в данный момент выглядел совсем не грозно, он вытянулся в струнку, отвесил почтительный поклон и протянул Вэй Усяню небольшую шкатулку. — Глава клана просил передать вам это. Вэй Усянь даже слегка отпрянул. — Там что, яд? Посланец смутился. — Я…я не думаю, что… Его слова потонули в заливистом смехе Усяня, схватившего шкатулку. — Да хоть бы и яд, все равно интересно. Думаю, там нравоучительное послание о моей порочности. Молодой адепт из Юньмэня только хлопал глазами. И это — человек, которого боялись и ненавидели все кланы заклинателей на протяжении двух десятилетий? Отсмеявшись, Вэй Ин дружески кивнул посланцу. — Благодарю тебя, что проделал весь этот путь. Он уже ушел, а молодой человек все еще ошеломленно смотрел ему вслед. Конечно, про яд Вэй Усянь ляпнул ради красного словца, но его разбирало любопытство и, едва придя домой, он тут же открыл шкатулку. В ней был небольшой мешочек с какими-то семенами, в которых он опознал семена лотоса редкого вида, который рос только в Юньмэне, и старый колокольчик. При взгляде на все это Вэй Ин впал в глубокую задумчивость. Он принялся вертеть в руках колокольчик, внимательно разглядывая его. Сразу было видно, что вещице очень много лет. Кисточка была уже не фиолетовая, а бледно-сиреневая, серебро потускнело и на нем виднелись глубокие царапины. Что-то медленно всплыло из глубин памяти Вэй Усяня. Он услышал голос дяди Цзяна, зовущий его по имени, плеск озерной воды, и увидел лицо шицзе. Сердце болезненно сжалось. Это был его собственный колокольчик, потерянный им в Пристани Лотоса давным-давно, еще до учебы в Гусу и всех последующих ужасных событий. Неужели Цзян Чэн где-то нашел его, несмотря на разрушение и последующее восстановление Пристани Лотоса, вспомнил, кому он принадлежал когда-то и послал прежнему владельцу? И семена лотоса — он, что, каким-то образом узнал, что Лань Ванцзи сделал для него небольшой водоем недалеко от холодного источника, где он, с помощью Лань Сычжуя выращивает лотосы? Это что, попытка примирения? Или желание отделаться от него навсегда? Вэй Усянь тряхнул головой, отгоняя болезненные воспоминания, нацепил колокольчик на пояс и побежал на свой пруд заниматься семенами. На бегу подумал, что вечером надо будет рассказать об этом Лань Ванцзи. Но потом он еще занимался с учениками на тренировочном поле, снова работал у себя в мастерской, бегал на луг, облюбованный кроликами, успокаивать Яблочко, который в этот день орал особенно безутешно, наблюдая, как ушастые маленькие нахалы безостановочно поглощают его любимую травку в его любимом месте. И только вид хозяина, бегущего к нему с корзинкой яблок, мог утешить его в его горе. А вечером…ну сами знаете, что было вечером. В этот день Лань Ванцзи вернулся рано, еще не было и семи, и не был уверен, что Вэй Усянь уже дома. Ан нет, вот он тут. Сидит на кровати в старых одеждах, из которых торчат его красивые щиколотки и тонкие запястья, а новые лежат, аккуратно разложенные, рядом, а сам он невинно хлопает глазами, время от времени жмурясь, как кот при виде сметаны. Только что не облизывается. Ванцзи кивнул в сторону одежды на кровати. — Почему не надел? — Берегу. Дар любви от моего гэгэ. — Куплю еще. — Лань Чжань, Лань Чжань, хочу, чтобы ты сам на меня их надел, а потом снова снял. И Вэй Ин еще пуще захлопал ресницами. Лань Ванцзи снял верхнюю мантию, пояс и направился в его сторону. — Как скажешь. — Постой, обожди минутку. Может, хочешь сначала что-нибудь съесть? — Тебя. — Ай, Лань Чжань, и кто у нас бесстыдник? — С кем поведешься… Лань Чжань неумолимо приближался. Раз — и одним неуловимым движением он вытащил ленту из волос Вэй Ина и черные блестящие пряди волной упали тому на плечи. Два — сдернул с него рубашку и штаны, три — повалил на постель, удерживая одной рукой, а второй снимая с себя оставшуюся одежду. Вэй Ин слабо запротестовал. — А надеть сначала новые вещи… — Потом, все потом… Вэй Ин только слабо пискнул и затих в его руках. Он вел себя настолько тихо, что Лань Чжань даже забеспокоился. Потом Вэй Усянь снова повеселел, надел алые штаны, а рубашку нацепил на Лань Чжаня и, уложив того обратно на подушки, приник к его груди, любуясь им и дразня, то проводя шелковой тканью по его соскам, то целуя и покусывая их, с удовольствием наблюдая, как затуманиваются желанием светлые глаза Лань Чжаня. И уже много-много позже, глубокой ночью Вэй Ин спросил, поразив Лань Чжаня до глубины души. — Ты иногда скучаешь по мне, прежнему?