постижимая, но бесконечная вечность.
матсукава курит в открытое окно, пока ханамаки ворочается в кровати. он вечно кутает его в белое мягкое одеяло, а тот в ответ вредничает и спит без него, сбрасывая с себя. мëрзнет, но надеется, что матсукава согреет в очередной раз, a little warmth in his life. матсукава был безопасным местом, которое спасëт от холода окружающего мира и собственных мыслей. ханамаки любил тепло его рук намного больше белого мягкого одеяла. но пока что он курит в открытое окно какие-то самокрутки, сделанные пятью минутами ранее, а место рядом с ханамаки остывает. словно остановившееся сердце, а вместе с ним и время. не спасает даже тот факт, что матсукава в двух шагах от него. серая футболка, надетая на ханамаки, спадает с его плеча, хочется любоваться открытым участком кожи, сотканной из солнечных нитей, но почему-то матсукава курит самокрутки и высматривает что-то в открытом окне. место рядом с ханамаки остывает, а по коже давно бегают мурашки. легче закутаться обратно в одеяло, но он продолжает вредничать. ему не хочется принимать какое-то тепло помимо рук матсукавы. тот в свою очередь краем глаза наблюдает за всем этим и улыбается краешком губ. ему хочется вечность смотреть на ханамаки, который спит в его футболках и смотрит на него так умоляюще, будто сейчас умрёт от обморожения. впечатление, что их сердца и правда замëрзнут друг без друга. за окном проезжает жëлтый автобус, такие ездят с промежутком в 15 минут, матсукава вздыхает и выкидывает в пепельницу на подоконнике свою неумелую самокрутку. от него пахнет едким дымом, ежевикой и кофе. от него всегда пахло кофе, хотя он предпочитал зелëный чай. матсукава суëт руки в карманы домашних шорт и смотрит на ханамаки: тот всё также соткан из солнечных нитей и требует к себе особого тепла его сердца. ханамаки действительно замёрз, по коже продолжают бегать мурашки, и он свернулся в подобии клубочка из-за ветра, который врывается в открытое окно порывами. — доброе утро, моя жемчужная нежность, — матсукава садится на край кровати и вновь накрывает ханамаки одеялом. тот сопротивляется, поэтому матсукава наваливается сверху и плюëт на то, что ему нужно в университет. — невозможный. ханамаки улыбается и жмëтся ближе к матсукаве, от которого исходит так много любви и тепла. их любовь мирная, как огонь костра в летнюю прохладную ночь. именно в тот момент, когда у огня остаются двое, в воздухе пахнет дождëм, а в траве стрекочут сверчки. их любовь похожа на то, что можно наблюдать вечно. матсукава гладит по волосам свою жемчужную нежность так осторожно, будто он и в правду какая-то драгоценность. не зря же ханамаки соткан из солнечных нитей, которые могут порваться в любой момент от неосторожного слова. — я опоздаю в универ, — матсукава шепчет это. страшно спугнуть это утро, в котором он курит самокрутки, а ханамаки спит в его серой футболке, спадающей с плеча. — завтракать будешь? — опоздай, — ханамаки обнимает матсукаву так сильно, будто тот на самом деле собирался сбежать. оба знали, что матсукава всегда выберет ханамаки, его жизненной целью было сберечь драгоценность из солнечных лучей, которую ему подарила судьба одним тëплым мартом. матсукава вздыхает и целует в висок. ему хочется лежать вот так вечность. постижимую, но бесконечную вечность. от его рук всё ещё пахнет неумелыми самокрутками, ежевикой и кофе, который он не пьëт обычно. их любовь напоминает костëр, полыхающий в летнюю прохладную ночь. а ханамаки просто жемчужная нежность, сотканная из солнечных лучей.matsuhana
27 апреля 2022 г. в 09:01