Отчайся и спаси

Кэтсу успевает подметить, что его руки слегка вспотели, когда хватает ручку двери. Однако реагирует лишь совсем слабой и секундой улыбкой, которую может себе позволить в данный момент. Он всё ещё человек. Совершенно обычный, чувствующий волнение и переживания. Однако держать улыбку так долго нельзя, ведь где-то внизу находится мать Лайта, которая пусть и внушала образ крайне доброй женщины, но прямо сейчас казалась кем-то опасным и будто следила за каждым действием Накамура. Навряд ли это правда, но лишний раз лучше не задерживаться. Выдохнув, мальчик на секунду прикрывает глаза и резко дёргает ручку двери. Та, распахнувшись, предоставляет уставшим глазам ребёнка вид на знакомую комнату. Голубые шторы, обычно, вызывают у Кэтсу ассоциации с облаками и небом. Но это лишь в том случае, если бы он заслышал про них в разговоре. Сейчас же, стоя на пороге комнаты Лайта, выдержанные в каком-то не особо-то и детском стиле, шторы выглядели строго и, наверное, даже по-взрослому. Затем, спустя пару секунд, в глаза бросается удивлённое лицо Ягами. — При-и., — протягивает Кэтсу и, опомнившись, натягивает улыбку, — …и-ивет. Оставшись стоять на пороге комнаты, мальчик облокотился рукой на стену и обдумывал то, что у него совсем нет желания строить из себя клоуна. Хотелось бы просто расслабиться и никем не притворяться. …Если бы Накамура ещё знал, кто он. Лайт уже успевает взять себя в руки и, взяв под контроль удивление, отворачивается и показательно-незаинтересованно спрашивает: — Что., — прокашливается и, не смотря на своего соседа, заканчивает — Что ты здесь делаешь? Кэтсу лишь хмыкает и делает шаг вперёд, плотно закрывая за собой дверь. Ну, справедливости ради, Лайт совершенно не тянет на свой возраст. Пусть детские повадки и видны, но знай Накамура лишь характер Ягами, то накинул бы ему несколько лишних лет. Но никак не девять. Однако несмотря на относительно взрослое поведение мальчика, это всё ещё был глупый ребёнок. И от этого становилось скучно, а раздражение так и росло. Пусть и меньше, чем с другими детьми. — Родители отправили, — кидает Кэтсу, кивнув, — Чем займёмся? Подходя всё ближе и дойдя почти что до стула, на котором сидел мальчик, краем зрения Накамура замечает, как Лайт резким движением закрыл какую-то тетрадь. Обложка у неё, кажется, была чёрной. Впрочем, если соседу не хочется что-то показывать, то его дело. Кому, как не Кэтсу, знать про важность чужих тайн. — Ничем, — зло бросает Лайт, — Не буду я с тобой дружить. Так и передай маме. — Я и не предлагаю тебе дружбу, — склоняется мальчик к Ягами, почти что заглядывая в глаза своего соседа, — Разве что общение. — Оно мне тоже не нужно, — недовольно фыркает Лайт, отвернувшись от назойливого взгляда, — Особенно от тебя! Кэтсу понимающе кивает головой, словно полностью разделяет чувства Ягами и, оглянувшись, замечает мягкую кровать неподалёку. Стоять было не очень удобно. Поэтому мальчик проходит в другую часть комнаты и, плюхнувшись на запримеченную им мебель, вытягивает ноги. Болтая ими в воздухе, он облокачивается на кровать левой рукой и, заинтересованно рассматривая соседа, протягивает: — Я-то и сам не горю желанием, — переводит взгляд на пальцы рук, — Но сейчас мы в одной лодке. Нам лучше хорошо ладить и неплохо общаться… ну, или делать вид, что это так. Пусть в этот раз Кэтсу и пришёл по своему желанию, он прекрасно понимал, что родители не будут оставлять попыток их подружить. Особенно это касается его семьи. Тут не будет вежливых просьб провести время с соседским ребёнком и случайных пропаж, когда поблизости Накамура… лишь строгое осведомление о новых обязанностях. Это осознавал и Лайт. — Ладно, может быть, ты и прав, — спустя несколько минут, нехотя соглашается Ягами, — Значит, нам нужно строить из себя друзей? — Вроде того, Лайт-кун, — кивает Кэтсу. Накамура, по-прежнему рассиживаясь на кровати, едва заметно усмехается и переводит взгляд на окно. Удивительно было то, что сегодня оно не было запрятано среди голубых штор, как оно бывало обычно. Каждый раз, что он здесь бывал, окно было неизменно зашторено. Кажется, Кэтсу успевал побывать в этой комнате дважды… или трижды. В любом случае, Ягами он заставал здесь лишь однажды и то, тот всё время зло прожигал соседа взглядом, а затем просто начал игнорировать. В другие разы мальчик умудрялся удивительным образом пропадать. — Тогда будем, — со вздохом проговаривает мальчик, а затем раздражённо шипит, — И не зови меня так. Кэтсу тут же переводит заинтересованный взгляд с окна, где, в общем-то, ничего интересного видно и не было, на соседа. — Почему же нет, Лайт-кун? — невинно уточняет Накамура, слегка посмеиваясь про себя от забавного выражения лица у соседа. Маленькие брови были грозно нахмурены, а тонкие губы сильно надуты. Казалось, ещё секунда и мальчик встанет, а затем громко топнет ножкой. — Потому что так меня могут называть только мама и папа! — категорично восклицает Ягами. — А сестра? — И она, — тут же кивает Лайт, а затем, призадумавшись, добавляет, — И будущая жена. И дети. — А если я стану твоей женой? — с усмешкой спрашивает Кэтсу, положив подбородок на сплетённый руками замок. Пару секунд Накамура со смешком наблюдает за сосредоточенным лицом соседа, который усердно пытался осмыслить произнесённые слова. Затем лицезрел недоуменное лицо мальчишки. И, в завершение, покрасневшие кончики ушей. — Не станешь! Моя жена будет полной противоположностью тебя, — эмоционально размахивает руками Ягами, отрицательно качая головой, — И вообще, ты мальчик! — Ну и что? — А то! Между мужчиной и женщиной огромная разница. И мужчина не может любить мужчину. Только если по-дружески! — Почему же? — непонятливо спрашивает Накамура, делая вид, словно совершенно не понимает, к чему катится диалог. Впрочем, позлить соседа кажется не слишком раздражающе-скучной идеей. — Потому что для этого Ками-сама создал мужчину и женщину. — А если я не верю в Бога? — Э-э, — непонимающе смотрит Лайт, выразительно выгнув бровь, — Ты серьёзно не веришь в Ками-саму? — Верю, — отрицательно качает головой Кэтсу, добавляя, — Вопрос чисто теоритический. — Тогда, — задумывается Ягами, качнувшись на стуле, — Ну, я думаю, что это никак не влияет на существование Ками-самы. Если ты не веришь во что-то, оно не перестаёт от этого существовать. — Но ведь и ты точно не можешь сказать, что он действительно существует, разве нет? — Почему нет? Могу. — Однако люди, — отведя взгляд, Накамура тут же исправился, — То есть, большая их часть предпочитает не верить в то, что никогда не видела. — Так можно сказать про многое, что существует, но ты этого не видишь. — Да, — легко соглашается Кэтсу, но при этом добавляет, — Однако всё это имеет весомые доказательства. — Если бы существование Ками-самы не имело, то никто бы не верил. — Людям свойственно полагаться на всех, кроме себя. И обвинять тоже. — И все же, основывайся оно лишь на этом, то и не верило бы столько людей, — щурится Лайт, наклонившись поближе к собеседнику. — Кто отрицал влияние власти? Вера в Бога пошла ещё в древние времена, когда простой народ верил во всё, что говорили вышестоящие. А ещё легче было верить, что где-то существует нечто, что избавит тебя от тяжкой жизни, чем в то, что такое никогда не произойдёт, — Кэтсу начинал чувствовать лёгкий азарт от дискуссии. Сейчас огромная разница в возрасте не особо-то и была видна. Хотя Ягами едва ли стукнуло девять лет. — Ты прав, — задумавшись, кивает Лайт, — Но не полностью. Я правда не думал о том, что распространение религии помогает управлять необразованными людьми. Но вера в Ками-саму встречается по всему миру в большом количестве! Среди каких-нибудь верхушек в том числе. — Ну, — задумывается Кэтсу и, уже готовясь ответить, слышит приближающиеся шаги, — Все равно я просто пошутил. Да и думаю, что это выбор каждого — верить или нет. Главное, чтобы это помогало тебе жить, а не наоборот. — Ага, — кивает мальчик, — Но всё же… Ягами так и не успевает закончить из-за стука в дверь. Вздрогнув, он резко выпрямляется, словно по струнке и оборачивается. Кэтсу, ожидая, когда мама Лайта зайдёт, с улыбкой подмечает: — Ты забавный. Не думал, что смогу вот так вот поболтать с тобой, — и, привстав с мягкой поверхности кровати, скорее, даже подпрыгнув, словно окончательно завершив дискуссию, поворачивается в сторону двери. — Ты тоже, — тихо бормочет сосед, но, осознав сказанное, тут же вспыхнул, — Я в плохом смысле этого слова! — И я. Успев увидеть нахмуренное лицо мальчика, Накамура тихонько смеётся. — Я вхожу! — оповещает голос за дверью и, когда она открывается, Кэтсу разглядывает улыбчивое лицо женщины, в руках которой виднеется белоснежная тарелка. — Мальчики, — нежно начинает лепетать Сатико, — Не хотите фруктов? Накамура оглядывается на Лайта и, как и положено гостю, ожидает его ответа. Впрочем, не стоит сомневаться, что тот согласится. — Да, спасибо, мам. — Не за что! Кушайте на здоровье. И ты, Накамура-кун, не стесняйся и ешь побольше, — в ответ Кэтсу с яркой улыбкой кивает, как бы уверяя в том, что он съест ещё больше Лайта. — Хорошо, мама, — поддакивает Ягами и, когда тарелка с фруктами оказывается на столе, то вопросительно поглядывает на свою маму, не понимая, почему она не собирается покинуть мальчиков. — Я вам чай заварила, — произносит Сатико, ухватившись за ткань накинутого фартука, — Ешьте фрукты и спускайтесь! — Мама-а, — тихо хнычет Лайт, — Я не буду пить чай! Накамура, оказавшись в самом центре начинающейся ссоры, ну, или просто чего-то подобного, но менее серьёзного, лишь переводил взгляд с одного на другого. Что же, капризы соседа действительно были неожиданным открытием, как и возникшая строгость в женщине. Эти два человека открылись с новой стороны. Не то, чтобы Кэтсу вообще мог их как-то представлять в виду редких встреч. Знакомство у них совершенно не заладилось, да и сначала всей семье приходилось бегать с оформлением различных документов из-за переезда, а затем и Накамура сильно приболел, не в силах встать с кровати почти месяц. Но не считая младшего Ягами, отношения между семьями были весьма тёплые. Пока сам мальчик находился не в лучшем состоянии из-за болезни, их родители несколько раз устраивали посиделки. А вот сейчас, когда он полноценно встал на ноги, не следовало ожидать поблажек и даже пытаться избегать соседа. — Чай почти готов. Вы оба съедите фрукты и после этого пойдёте пить чай, — чётко проговаривает Сатико, давая понять, что выбора нет. Кэтсу дела до этих разборок все равно не было. Чай-то он любил и любил сильно. Выпить лишнюю кружечку было бы неплохим вариантом, дабы окончательно расслабиться и почувствовать себя ребёнком. После их спора с Лайтом, казалось, что Накамура самое обычное девятилетнее дитя. Их точки зрения были разные, но когда они ими обменивались, то это происходило примерно на одном уровне. И Кэтсу отчётливо ощущал себя непримечательным ребёнком, самым посредственным, а от того и чувствовал себя хорошо. Это было неожиданно странно, но такой поворот событий наследнику семьи врачей вполне нравился. Дверь захлопывается и Накамура, кинув взгляд на Лайта, который так и сверлил место, где недавно стояла Сатико, своими злыми глазами, подходит к столу и подхватывает фрукт. Яблоко, кажется. Лёгкая кислинка остаётся во рту даже после того, как Кэтсу проглатывает кусочек яблока и тут же довольно щурится от приятного привкуса. Ровно до того, как знакомый вкус вызывает воспоминания и мальчик с трудом удерживается от того, чтобы провалиться в их пучину и вновь прожить какую-то из своих жизней. Стоило ему на секунду отгородиться от всего этого и почувствовать себя более-менее обычным ребёнком, как его вновь тянет на дно. Словно это так необходимо — напомнить, кто он и что прожил. И, самое главное, что ему никогда не стать обычным. Накамура хватается за выступ стола и сильно сжимает руку, пока она не становится бледнее лежащей рядом тарелки. У него всегда была светлая кожа, но от сильной хватки руки она становится совсем белоснежной в том месте. Кэтсу кажется, что он сейчас расплачется из-за всего: от своей беспомощности; от огромного груза на нём; от судьбы маленького мальчика, которую он загубил своими руками; и, в завершение, от того, что он никогда не станет кем-то обычным и никогда не найдёт кого-то близкого. В других жизнях его могли понять из-за похожего опыта. Но не в этой. Когда Накамура начинает задыхаться, а на его глазах выступают слёзы, Лайт, не понимая происходящего, взволнованно смотрит на соседского ребёнка. Делая неуверенный шаг вперёд, Ягами пытается понять причину возникновения такого состояния у друга. То есть, знакомого. Лайт быстро оглядывает Кэтсу и обстановку вокруг него. И, справедливо решив, что тот подавился несчастным куском яблока, дрожащей рукой пытается похлопать его по спине. Сейчас Ягами был обычным ребёнком, который оказался втянут в это и, плохо зная, как оказать первую медицинскую помощь, ощущал себя особенно плохо. Казалось, что сосед, с которым они смогли пообщаться так хорошо, сейчас умрёт. Прямо в этой комнате. Зажмурившись от испуга, Лайт вспоминает о матери, ожидающей их внизу. И, одернув руку, он уже готов полететь ураганом вниз, беспомощно зовя маму. Однако в момент, когда Ягами почти успевает убежать, Кэтсу хватается за него, сжимая кисть мальчика на удивление крепко. — С-стой, — бормочет Накамура и, резко подняв голову, продолжает с заплаканными глазами, — Не… уходи. Кэтсу не хочет, чтобы ещё больше людей увидело его в таком состоянии. Хватит и этого дитя. Лайту кажется, что он является единственным, кому Накамура доверяет. Ягами никуда не бежит, но всё ещё делает резкие и дёрганные движения, а его взгляд, направленный на соседского мальчика, по-прежнему испуганно-взволнованный. Когда приступ проходит, Накамура, откинув голову, наблюдает за встревоженным Лайтом. Кэтсу чувствует себя привязанным к девятилетнему ребёнку, показав себя слабым. — С тобой всё хорошо? — тараторит Ягами, подходя ближе и касаясь руками мальчика, — Точно всё нормально? Может… мне позвать маму? Кэтсу непрошенная забота и волнение раздражают. Чаще всего. Но не сейчас. В этот миг он способен лишь смотреть на ребёнка и понимать, что Лайт воспринимается теперь иначе. Как-то… роднее. — Всё в порядке, — размашисто кивает мальчик, — Сам-то как? Ягами ещё не сильно понимает, что сейчас произошло. В отличие от Кэтсу, который чётко чувствовал возникшие нити, что разорвутся теперь лишь с огромным трудом. Сложно было принять такой исход, но он чувствовал облегчение от того, что это был именно Лайт. А также где-то в глубине души он радовался тому, что хоть с кем-то в этом мире его что-то объединяет. Даже его собственная слабость. — Я., — задумывается Ягами, но взглянув на друга, резво договаривает, — Конечно! — Это хорошо, — качнув головой, Кэтсу сначала замирает, а затем всё-таки лезет в карман штанов и, протягивая лепесток сакуры, лениво бросает, — На, держи. Это тебе. За окном по-прежнему росла огромная сакура.