Возьми меня за руку, хватайся, как за спасательный круг,
Не отдаляйся, признай, что я для тебя — лучший друг.
В беспочвенном приступе гнева не убегай,
Я спасу тебя от всех внутренних демонов, так и знай.
Я буду следовать рядом, даже если не позовешь,
Стану якорем, если с пути сойдешь.
Только прошу, не гони, позволь с тобой рядом быть,
Я вслух никогда не скажу, но я буду тебя любить.
Электронные часы на прикроватной тумбе загорелись неоновыми зелеными цифрами, извещая о том, что полночь наступила. Хёнджин, не теряя ни минуты, поднялся с кровати, где провел последние два часа в одном положении, и, без всякого промедления, на ходу натянул уже заранее приготовленную толстовку, накидывая на голову капюшон, и схватил любимую, неизменную со старшей школы, сумку, повесив ее через плечо. Он двигался медленно и тихо: не хватало еще, чтобы случайно проснувшиеся родители застали его. Выглянув в окно, парень внимательно осмотрел улицу, не желая попадаться на глаза любопытным соседям, и только после этого перелез через подоконник, прикидывая, куда лучше приземлиться из окна второго этажа. Было глупо выходить через парадную дверь, тогда бы от родителей точно не скрылся факт того, что их сын уходит ночью перед тяжелым днем понедельника. Лишние вопросы ему не нужны, да и объяснять он ничего не собирается, поэтому сбегает через окно, не желая думать о том, как вернется утром. Может, вообще не вернется, сразу пойдет на учебу. Он еще не решил, подумает об этом позже. Приземлившись рядом с клумбой маминых любимых роз, он отряхнулся, поправил капюшон, и пошел вдоль дороги, набирая сообщение другу, который клятвенно обещал ждать Хёнджина на развилке между двух улиц. «Надеюсь, что ты уже на месте. Если я приду, а тебя нет, я обещаю, нашей дружбе конец.»«Боже, парень, я опоздал всего раз. Сколько еще ты будешь это припоминать мне?»
«Всю жизнь?»«Ты чёртова королева драмы, ты знал?»
Хёнджин усмехнулся в экран телефона, набирая новое сообщение. В этот самый момент его что-то сбило с ног, больно врезавшись в плечо. Хёнджин даже не успел сообразить, когда полетел на асфальт, ударяясь бедром. Телефон с характерным стуком упал где-то недалеко, и, конечно же, экраном вниз. – Эй, – смотря на телефон взглядом, переполненным боли, он громко обратился к нарушителю спокойствия, который стоял как ни в чем не бывало. – Ты смотришь, куда идешь, нет? Ответа не последовало. Хёнджин был удостоен лишь скептического взгляда из-под капюшона толстовки, и на этом всё. Незнакомец вновь бросился бежать, оставляя в недоумении парня, который все еще лежал на асфальте, потирая ушибленный локоть. – Ну и придурок, – проворчал Хёнджин, поднимаясь на ноги. Отряхнув джинсы, он дрожащими руками потянулся к телефону, экран которого оказался разбит, но гаджет продолжал свою работу. – Ты придурок, ясно? – повторяя, крикнул он в темноту пустой улицы. Плевать, что его уже не услышат. Настроение испортилось, и теперь ему ничего не хотелось, кроме как закрыться в комнате и предаться тоске. Этот телефон ему подарили родители несколько месяцев назад на день рождения, и вот он уже пал смертью храбрых. Технически, конечно, ранен, но дела это не меняло, по-прежнему было обидно. На перекрестке стояла черная, старенькая Тойота, принадлежащая Сынмину — другу Хёнджина. Тот лелеял свою машину, доставшуюся ему от отца, который, в свою очередь, купил новый автомобиль. Сынмин очень гордился тем, что являлся обладателем машины, которая, к тому же, еще и на ходу, потому что одному из бывших одноклассников досталась машина совершенно безжизненная. А вот у Сынмина машина ездит, и очень даже резво, пускай и выглядит как повидавшая виды старушка. Хёнджин сел на пассажирское сиденье, рядом с другом, заранее пристегиваясь ремнем безопасности, потому что, в отличие от друга, этой машине не доверял, как, в общем-то, и водительским способностям Сынмина. – Твоё недоверие заставляет меня страдать, – пристально наблюдая за действиями Хёнджина, Сынмин схватился за грудь, выражая на лице весь спектр эмоций. – И это я королева драмы? Сынмин цокнул языком, но улыбнулся, заводя мотор Тойоты. Первые минуты они ехали в тишине, после чего Хёнджин взорвался в возмущениях касательно его наполовину почившего телефона. Сынмин внимательно слушал, вставляя порой "да ты что?" или "вот придурок". – Ты запомнил его лицо? Может, еще встретитесь, потребуешь компенсацию. – Да куда там? Он был в капюшоне и маске. – А может это какой-нибудь айдол? Убегал от фанатов и врезался в тебя. Или на свидание опаздывал. Вот это была бы сенсация, если бы ты поймал его за этим. – О боже, Сынмин, замолчи. – А что? Тогда ты мог бы выманить из него в два раза больше денег. Хёнджин промолчал, погружаясь в свои мысли. Сейчас его волновало лишь одно — как скрыть от родителей разбитый телефон, и на какой период лучше взять рассрочку на новый. С его небольшой зарплатой продавца на полставки вряд ли он мог бы позволить себе быстрое погашение кредита, поэтому, прикинув, он решил, что двадцать четыре месяца будет вполне приемлемо. Ему только двадцать, а он уже собирается влезать в долги. Жизнь — потрясающая штука. – Сегодня я останусь у тебя, – безапелляционно объявил Хёнджин, запуская пятерню в волосы. – Как скажешь. Сынмин не возражает. Конечно же, он не станет возражать, он всегда не против. Родители Сынмина всегда знают, что их сын уходит по ночам, знают куда и во сколько вернется. Сынмину не приходится вылезать через окно второго этажа, он выходит через дверь, напоследок желая родителям спокойной ночи и просит, чтобы те не переживали, и говорит, что он, скорее всего, вернется домой с Хёнджином, и поэтому госпожа Ким стелит постель и для друга своего сына, а утром заботливо кормит. И никто из них не говорит что-то против. Хёнджина это бесит, потому что он, по сути, никто им, но они заботятся о нем, и он благодарен, но ему завидно, и хотелось бы также, без утайки, общаться с родителями. Но вместо этого в свои двадцать лет он прячется, как школьник, потому что строгие родители зациклены на учёбе и считают важным уделять время только университету. Было большим удивлением, что они позволили Хёнджину работать; так у него появилась хоть какая-то отдушина от надзора семьи. Родители Хёнджина не были плохими людьми, и часто даже проявляли участие в жизни своих детей, но все, что касалось учебы, всегда являлось приоритетом. – Сегодня мы не будем долго, – объявляет Сынмин, не отрывая взгляда от пустой дороги. – Чонину нужно вернуться домой до двух ночи. – В чем тогда смысл сегодняшних сборов, если у нас не будет и двух часов? – Хёнджину не нравилась эта идея изначально, но теперь он ненавидел её еще сильнее. – Я уверен, что нам хватит времени. Хёнджин ответил что-то нечленораздельное и перевел взгляд на лобовое стекло машины, наблюдая за плавно сменяющимися знакомыми пейзажами. Всю оставшуюся дорогу друзья хранили комфортное им двоим молчание. Вскоре машина остановилась около старого, обшарпанного здания с неоновой вывеской, на которой некоторые лампочки давно перегорели. – Ребята уже внутри, – выходя из машины, оповестил Сынмин. Хёнджин кивнул, откидывая со лба свои отросшие почти до плеч волосы. Мама уже несколько раз порывалась их отстричь, даже пыталась силой затащить к парикмахеру, но Хёнджин принципиально противился, потому что ему, черт возьми, нравятся его волосы. И нет, он никогда не признает вслух тот факт, что он чувствует себя гребаной дивой, когда волосы красиво развеваются от встречного ветра. За старой, скрипучей дверью, горит тусклый свет. Единственная лампа, освещающая коридор, не справляется со своей работой, потому не все ступеньки, спускающиеся вниз, заметно. Это самая ужасная часть дороги, Хёнджин ее ненавидит всей душой, ведь, даже несмотря на свои частые появления здесь, он каждый раз оступается на последней ступеньке, которая, почему-то, ниже всех остальных. И сейчас он так же едва ли не падает, совершая этот секундный полет на дно ада. – Однажды я получу микроинсульт на этих дурацких ступеньках, – недовольно бурчит он, подавляя в себе желание пнуть один из выступов. – Тебе стоило уже давно запомнить об этих ступеньках, – хохотнул Сынмин, беря друга под локоть, – так уж и быть, я стану твоим сопровождающим. – Чувствую себя тупой героиней из подростковых фильмов. – Хёнджин схватился обеими руками за предплечье друга, не желая ставить рекорды по падению за одну ночь. – Обе ноги левые, невероятное везение. – Тебя только одно отличает от главных героинь этих фильмов, – Сынмин засмеялся, ведя друга вперед по темному коридору. – Что? Невероятная красота? – Невероятное одиночество, придурок. – Всему свое время. Однажды и на моей улице прогуляется Кристиан Грей. Сынмин тихо содрагался от смеха, пока Хёнджин что-то недовольно шептал себе под нос. Вскоре они вышли в пустой зал. Простое, дешевое помещение, без каких-либо излишеств, напоминало тот самый бар из фильма "Бар «Гадкий Койот»". Несколько раз, шутки ради, друзья повторили парочку сцен из него, но владелец был не впечатлен танцами на барной стойке, потому поспешил выгнать компанию ребят. Но смилостивился, когда те пообещали больше такого не вытворять. Теперь каждые сборы сопровождались под пристальные взгляды какого-нибудь работника бара. В самом конце зала была сцена — поднятый на несколько сантиметров пол, больше похожий на очень большой порог. Там уже стояли несколько ребят, с которыми Хёнджин и Сынмин договорились встретиться. Все они были школьными друзьями, невероятно влюбленными в музыку. Их отличала лишь разница в возрасте: Хёнджин, Сынмин и Чанбин уже полгода как учились в университете, в то время как Чонин только готовился к выпускным экзаменам, посвящая все свое свободное время подготовке к ним и выбору дальнейшей профессии. Трое двадцатилетних студентов университета, несмотря на год разницы, относились к девятнадцатилетниму Чонину словно к ребенку, и последний высказывал явное недовольство этим фактом. – Вы опоздали, – недовольно заметил самый младший из друзей, за что получил легкий щелбан от Сынмина. – Как говорила королева Женовии — королева не может опоздать, это остальные приходят рано.* – с умным лицом подметил Хёнджин, подходя к барабанной установке.*[цитата из фильма "Дневники принцессы"]
– Как скажете, моя королева, – Чанбин склонился в неумелом реверансе перед другом, после чего добавил, выпрямившись по струнке, словно заправский военный, – а теперь не могли бы вы показать свою высококлассную игру на барабанах, ваше высочество? – Конечно, сейчас королева покажет вам рок! Настраивая инструменты, друзья негромко переговаривались, обсуждая прошедший день. Сынмин недовольно жаловался на младшего брата, который в очередной раз пробрался в комнату старшего, устроив там бардак. Чонин жаловался на школьные экзамены, повторяя раз за разом, что это самое ужасное, что с ним случалось в жизни. Чанбин же ни на что не жаловался, потому что, кажется, познал жизнь еще в начальной школе, и теперь плыл по течению с невозмутимым лицом. Хёнджин хотел так же, но вместо этого вновь возвращался к мыслям о родителях, которые опекали неоправданно сильно, словно их сын все еще ребенок. Зато дочери, сестре Хёнджина, давали чуть больше свободы, ссылаясь на то, что она учится лучше, и в ней больше ответственности. Такое разное отношение родителей могло испортить отношение брата и сестры, но эти двое с самого детства были невероятно близки, недаром близнецы. Хёнджин любил свою сестру, и она, скорее всего, тоже, не просто же так она каждый раз придумывала дурацкие отговорки об отсутствии брата дома. Наверняка и в этот раз она что-нибудь соврет, поэтому парень постепенно успокаивался, полностью погружаясь в общение с приятелями. Время летело невероятно быстро. За репетицией они не замечали, как минуты сменяют секунды, а за минутами проходили и часы. Они задержались на дольше, чем планировали, о чем известил владелец бара, выйдя из подсобки к ребятам. – Вам домой не пора? – сонно потирая глаза, молодой мужчина сел на высокий стул у барной стойки, облокотившись о столешницу. – Хён, мы же только начали, – ответил Чанбин, перебирая струны своей гитары. – Можно еще немного порепетировать? – Уже почти три ночи, разве вам завтра не на учебу? – мужчина поднял бровь вверх, скептически смотря на ребят. – Три? – Чонин встрепенулся, случайно ударяя рукой по клавишам синтезатора. – Меня мама убьёт. – Не переживай, я тебя подвезу до дома, – отзывается Сынмин, убирая свою гитару в чехол. – Чонина ты подвезешь, Хёнджина тоже, – Чанбин задумчиво почесал макушку, – а мне идти домой пешком. Вот так дружба и рушится. – У тебя дом через два квартала, – Сынмин недоуменно уставился на друга, не понимая, шутит тот, или говорит абсолютно серьезно. – Да, – Чанбин соглашается, – но не все же вам с Хёнджином строить драму на пустом месте. – Эй! – Хёнджин недовольно посмотрел на друга, но в ответ получил лишь самоуверенную ухмылку. Хёнджин привык к тому, что они все шутят друг над другом, и не обижался, когда кто-то из друзей называл его драматичным, или вроде того. В целом, он даже соглашался, потому что он такой. Ему всегда нравилось реагировать преувеличенно на любую мелочь. Друзья чаще всего не реагировали на это, родители недоумевали и порой отчитывали за это, а сестра подыгрывала с удвоенной прытью, словно за то, как сильно она отыграет эмоции, ей вручат Оскар. Хёнджин на Оскар не претендовал, но эмоции вкладывал не хуже того же ДиКаприо. Хозяин бара проводил ребят до выхода, после чего закрыл дверь на замок, в то время как парни стояли на улице, содрогаясь от перепада температуры. В это время на улице уже было довольно прохладно, и даже плотная толстовка не спасала от сентябрьского ветра. Днем солнце согревало своими остатками летнего тепла, но с закатом приходил холод, еще не такой противный и колючий, как бывает в ноябре, но уже малоприятный. Попрощавшись, Чанбин пошел вдоль дороги, заранее условившись написать в общий чат, как только он придет домой. – Вы все будто мои мамочки, – недовольно буркнул он на прощание, когда друзья брали с него честное слово написать по приходу домой. – Напишу я, напишу. Но вы тоже не забудьте. Хёнджин сел на переднее сиденье машины, сразу же пристегиваясь. Сынмин все еще косился на Хёнджина, недовольный тем, что друг настолько ему не доверяет. – Вот Чонин не пристегивается, между прочим, – Сынмин обернулся назад, подмигивая младшему из друзей. – Я не пристегиваюсь, потому что у тебя здесь нет ремней безопасности! – недовольно пробурчал парень, обнимая руками свой рюкзак. – Поэтому я просто вспоминаю все молитвы, которым меня учила бабушка. – Вообще-то я вожу как Бог! – Надеюсь, не как тот, который перевозил души мертвых, – скептически ответил Хёнджин, про себя отмечая, что ему тоже не помешало бы вспомнить несколько молитв. Они ехали молча, за окнами проносились здания, парки, тускло горящие фонари, мотор негромко урчал, и всем было комфортно. Сынмин пристально наблюдал за дорогой, иногда маневрировал между редко проезжающих машин, Чонин дремал на заднем сиденье, а Хёнджин смотрел в окно, погружаясь в свои мысли. Стоя на светофоре, он перевел взгляд на лобовое стекло. Мимо машины, по пешеходному переходу, шел один единственный прохожий. В маске и капюшоне, низко опустив голову. Почти такой же парень сбил Хёнджина с ног чуть раньше. Эта мысль вновь вернула его к размышлениям о том, что ему теперь делать со своим сломанным телефоном.